ей  из  Эрнвика  и  Варади,  дружбе,
которую он, может быть, хотел сохранить...  В  конце  концов,  на  ошибках
учатся! И нечего переживать: слишком много  есть  вариантов  историй,  где
этих самых людей не существует вовсе.
     Насвистывая, Язон пробирался сквозь толпу прохожих.
     Вывеску мотало  на  ветру.  Братья  Хинаиди  и  Ивор.  Судовладельцы.
Превосходная маскировка в  городе,  где  чуть  ли  не  любая  фирма  имеет
отношение к морю. Он взбежал по ступенькам на второй этаж.
     Прижал ладонь к морской карте, развешенной на стене. Скрытый  аппарат
идентифицировал формулу  его  дактилоскопических  линий,  и  дверь,  перед
которой он стоял, распахнулась. Комната была обставлена согласно  царящему
в Стейнвике стилю, по пропорции ее наводили на  мысль  об  Еутопии,  а  на
полке распростерла крылья Нике.
     Ники... Ники... Я возвращаюсь к тебе! Его сердце забилось сильнее.
     Даймонакс Аристидес поднял взгляд от своего рабочего стола.  Язон  не
раз задавал себе вопрос - есть ли  на  свете  хоть  что-нибудь,  способное
нарушить спокойствие этого человека.
     - Хайре! - услышал он глубокий бас Даймонакса. - Радуйся! Что привело
тебя?
     - Мне жаль, но я принес плохие вести.
     - Да? По тебе этого  не  заметно!  -  Даймонакс  поднялся  с  кресла,
подошел к шкафчику с вином, наполнил два изящных и красивых бокала,  после
чего расположился на ложе. - Ну, теперь рассказывай.
     - Нечаянно  я  нарушил  то,  что  по-видимому,  является  здесь  табу
первостепенного значения. И мне сильно повезло, раз уж я выпутался живым.
     - Ну, ну... - Даймонакс  погладил  начинающую  седеть  бороду.  -  Не
первый такой случай - и  не  последний.  Мы  получаем  знания  наощупь,  и
действительность всегда поражает нас... В любом случае, я рад, что ты смог
унести ноги. Я с искренним сожалением оплакивал бы твою смерть.
     Прежде, чем пригубить вино, они торжественно отплеснули по  нескольку
капель из своих бокалов -  в  дар  богам.  Рациональный  человек  способен
оценить очарование ритуала, а пол был пятноустойчив.
     - Ты уже готов составить рапорт?
     - Да. По дороге сюда я все упорядочил в памяти.
     Даймонакс  включил   регистрирующий   аппарат,   произнес   несколько
каталогизирующих формул и сказал:
     - Начинай.
     Язон мог гордиться собой, его отчет был подготовлен  отлично:  ясный,
честный и полный. Но когда он говорил, его память невольно возвращалась  к
пережитому... Он  снова  видел  пляску  волн  на  самом  большом  из  озер
Пенталимни, снова прогуливался по внутренней галерее  замка  в  Эрнвике  с
полным любопытства и восхищения молодым Лейфом; бежал из  тюрьмы,  оглушив
стражника, дрожащими пальцами заводил машину, мчался  по  шоссе,  а  потом
пробирался сквозь лес из последних сил; вздрагивал, когда Бела плевал  ему
под ноги, и чувствовал,  как  радость  от  близкой  свободы  оборачивалась
горечью. Под конец он не смог сдержаться:
     - Почему мне ничего не  сказали?  Я  бы  был  осторожней!  Ведь  меня
убеждали, что в Вестфалии люди свободны от предрассудков и  половых  табу.
Откуда я мог знать?
     - Да, это упущение, - кивнул Даймонакс. - Но  согласись,  мы  слишком
недавно стали заниматься парахронией...
     - Зачем мы вообще тут? Чему мы может научиться от  этих  варваров?  У
нас в распоряжении  бесконечное  число  миров,  почему  мы  тратим  время,
занимаясь именно этим? Одним из  двух  наиболее  отвратительных  из  всех,
какие мы знаем...
     Даймонакс выключил регистрационную  аппаратуру.  Какое-то  время  оба
молчали. Снаружи доносился шорох шин проезжающих автомобилей, чей-то  смех
смешивался с распеваемой песней. За окном раскинулся блестящий в солнечном
свете океан.
     - Ты разве не знаешь - зачем? - заговорил  наконец  Даймонакс.  Голос
его звучал глуховато.
     - Ну да... Научные интересы, разумеется. - Язон  проглотил  слюну.  -
Прости меня. Разумеется, деятельность Института опирается на  рациональную
основу. В американской истории мы наблюдаем  тупик  в  развитии  человека.
Допускаю, что и в этой тоже.
     Даймонакс покачал головой:
     - Нет дело не в этом.
     - А в чем?
     - Мы учимся здесь кое-чему слишком ценному, чтобы от него отрекаться,
- ответил Даймонакс. - Этот урок  унижает  нас,  но  немного  унижения  не
повредит нашей самодовольной Еутопии. Ты, конечно, не в курсе, так как  до
последнего времени мы, не располагая доказательствами, не публиковали свое
заключение... Кроме того, ты недавно работаешь у  нас,  и  первое  задание
выполнял в другой истории. Но теперь мы можем утверждать, что Вестфалия  -
тоже своеобразная Еутопия, Счастливая Страна.
     - Это невозможно, - прошептал Язон.
     Даймонакс улыбнулся и отпил глоток вина.
     - Подумай сам, - сказал он. - Что нужно человеку?  Прежде  всего,  он
должен удовлетворять свои биологические потребности:  должен  иметь  пищу,
крышу над головой, лекарства, возможность вести половую жизнь и,  наконец,
жить в безопасности, чтобы растить детей.  Во-вторых,  человеческий  разум
постоянно  испытывает  неистребимую  жажду  нового,  тягу  к   знаниям   и
творчеству. А теперь присмотритесь повнимательнее, и  ты  увидишь,  что  в
этой истории люди удовлетворяют все свои потребности.
     - То же самое можно сказать о любом племени  каменного  века.  Нельзя
ставить знак равенства между удовлетворением потребностей и счастьем.
     - Разумеется,  нет.  Просто  этот  мир  не  похож  на  упорядоченную,
унифицированную  Еутопию,   страну   ласковых   коров,   в   которой   все
распланировано. Мы разрешили конфликты: и  между  людьми,  и  те,  которые
раздирали душу каждого  человека;  освоили  всю  Солнечную  Систему,  хотя
звезды по-прежнему нам недоступны. И если бы Господь в милосердии своем не
позволил нам выдумать парахронион, чем бы мы тогда занимались?
     - Ты хочешь сказать,  что...  -  Язону  не  хватало  слов.  Он  вдруг
вспомнил, что только умственно  больной  человек  обижается,  если  слышит
что-то противоречащее его взглядам.  -  Значит,  человек,  избавленный  от
агрессивности, лжи, предрассудков, ритуалов  и  табу  -  ничего  не  имеет
впереди?
     - Почти так. Общество должно обладать структурой и целями. Природа же
не  диктует  ему  ни  того,   ни   другого.   Наш   рационализм   является
нерациональным выбором. То, что мы подавляем зверя в себе, - попросту  еще
одно табу. Нам можно любить кого угодно, но нельзя ненавидеть.  Так  разве
мы обладаем большей свободой, чем жители Вестфалии?
     - Но ведь есть культуры, которые лучше остальных!
     - Не спорю, - сказал Даймонакс. - Я лишь обращаю твое внимание на то,
что каждая культура за свое существование  платит  определенную  цену.  Мы
дорого платим за все, чем наслаждаемся в Еутопии. Мы не позволяем себе  ни
одного бессмысленного, эгоистического поступка. Ликвидировав все опасности
и трудности, уничтожив различия между людьми, мы не оставили себе  никаких
шансов на победу. А  быть  может,  худшее  здесь  то,  что  мы  становимся
законченными индивидуалистами. У нас  нет  ощущения  сопричастности.  Наши
обязанности носят чисто негативный характер: мы обязаны  не  принуждать  к
чему бы то ни было никого другого. Государство  -  безличный,  великолепно
организованный, непринуждающий  механизм  -  заботится  об  удовлетворении
любой нашей потребности, об  избавлении  от  любой  неприятности,  которая
может с нами случиться. А где наше  уважение  к  смерти?  Где  интимность,
которую можно испытывать лишь проведя вдвоем  с  любимым  человеком  целую
жизнь? Мы частенько балуемся разными торжествами и церемониями, но,  зная,
что все они сводятся к отработанным жестам, я не могу не спросить: чего же
они стоят? Мы сделали  однообразным  наш  мир,  мы  потеряли  его  цвет  и
контрасты, мы растеряли собственное своеобразие...
     А вот жители Вестфалии - несмотря на их варварство - знают  кто  они,
какие они, и что им принадлежит. Их традиции  не  вычитаны  из  книг,  они
неотъемлемая часть их жизни. И их мертвые остаются в памяти  живых.  Перед
ними стоят реальные проблемы, потому и дела их реальны. Они верят  в  свои
ритуалы. Верят, что стоит жить и умирать ради семьи, короля, народа.  Быть
может, хотя я в этом и не уверен, они меньше нас размышляют о  вечном,  но
зато в большей степени используют свои нервы, железы и мышцы. И  если  они
создали при этом науку и технику, то  не  стоит  ли  нам  кое-чему  у  них
поучиться?
     Язон молчал.
     Даймонакс снова нарушил тишину.
     - Теперь ты можешь вернуться в Еутопию. А когда  отдохнешь,  получишь
новое задание. В той истории, которая тебе более  симпатична.  Расстанемся
друзьями.
     Зашелестел парахронион. Тетива времени натянулась между вселенными...
Распахнулась дверь и Язон вышел наружу.
     Он оказался в лесу блестящих колонн. Белые Несафины - вечный,  родной
город террасами спускался к морю. Откуда-то доносился звук лиры.
     Радость звенела в  Язоне.  Он  уже  не  помнил  о  Лейфе.  Мимолетное
увлечение, спасательный круг от одиночества и тоски...  А  теперь  он  был
дома. И здесь его ждал Ники, Никиас Демосфенос,  самый  красивый  и  самый
очаровательный из мальчиков.





                               БЫТЬ ТРУСОМ


     Преследуемый корабль делал  скачки  в  подпространстве  с  абсолютным
презрением  к  окрестным  звездам  и  пылевым   туманностям.   За   кормой
патрульного крейсера осталось уже больше десяти световых лет погони, когда
цель вдруг исчезла с экранов следящих систем.
     Организованный поиск не дал результатов, впрочем, он не был настолько
отчаянным, как того требовала ситуация. Лига объединяла  миллион  культур;
под ее протекторатом находились еще несколько миллионов цивилизаций,  пока
слишком отсталых, чтобы стать полноправными членами;  каждая,  даже  очень
маленькая планета - это такая уйма гор, равнин, долин,  океанов,  городов,
ледников и пустынь, что бессмысленно их обыскивать - метр за  метром  -  в
надежде  найти  одного  единственного  человека.  Патрулю  было   известно
немного: искомый корабль имеет дальность полета  без  дозаправки  примерно
три сотни парсеков, но в то же время, он не  заправлялся  ни  в  одном  из
официальных портов сферы этого радиуса.
     Патруль предложил  большую  награду  за  информацию,  могущую  помочь
арестовать беглеца: некоего Самела Варриса,  человека  с  планеты  Кальдон
(номер такой-то в Каталоге Пилота), обвиняемого  в  преступном  разжигании
войны. Объявление было распространено как можно шире. Всем агентам патруля
предписывалось  смотреть  во  все  глаза,  держать  наготове  щупальца   и
телепатические  органы,  но  ни  в  коем  случае  не  упустить   человека,
способного миллиарды живых существ превратить в радиоактивный газ.  Сделав
так, Патруль стал ждать.
     Прошел год.
     Первые вести об исчезнувшем преступнике принес  некий  Джакор  Тимал,
капитан торгового корабля "Ганаш", промышлявшего  в  периферийных  районах
Спирального Скопления. Капитан видел Варриса и даже  с  ним  разговаривал.
Никаких сомнений. Одна загвоздка: Варрис нашел убежище у короля  Тунсбы  -
варварской страны в южном полушарии мало кому в Галактике известного  мира
Планеты Руфина. Он  получил  гражданство  и  принял  присягу  королевского
гвардейца. Верность между хозяином и слугой - главный элемент  тунсбанской
морали. Король никогда не выдаст Варриса.
     Конечно, топоры и стрелы немного стоят  против  излучателей.  И  хотя
Варриса вряд ли удастся взять живым, его  можно  будет  убить,  принеся  в
жертву несколько тунсбанцев.
     Ничего особенного. Для Патруля это будет нетрудно...
     Изложив свой план действий, довольный собой  капитан  Тимал  принялся
ждать ответа и обещанных денег.


     Винг Алак  подвел  флиттер  поближе  к  планете.  Корабль  висел  над
облачным великолепием на  фоне  холодного  сияния  звезд  Скопления.  Алак
мрачно вслушивался в шорохи  работающей  аппаратуры,  ожидая,  пока  Дрогс
замерит атмосферные параметры.
     -  Вполне  сносно,  -  наконец  произнес  галматианин.  Его   антенны
озадаченно приподнялись над круглым выпуклым лицом  с  маленькими  черными
глазками. - Зачем  ты  тратишь  время  на  проверку?  Планета  занесена  в
Каталог.
     - У меня ужасно подозрительный склад ума. К тому же, очень мрачный, -
ответил Алак.
     Он был худощав, среднего роста, с очень белой кожей,  сочетающейся  с
ярко-рыжими волосами. Форма  сидела  на  нем  щегольски,  на  самой  грани
нарушения Устава.
     Дрогс осторожно переступая восемью ногами, перенес через кабину  свое
трехметровое зеленое тело. В массивных трехпалых ладонях он держал карты.
     - Да...  Вот  королевство  Тунсба  и  столица...  как  бишь  ее  там?
Вайнабог. Надеюсь, наша дичь все еще там. Тимал  клялся,  что  не  спугнул
Варриса. - Дрогс вздохнул. - Я теперь должен буду минимум  час  потратить,
чтобы найти в телескоп это проклятое место. А ты усядешься  бездельничать,
размышляя о приятном... Совсем как моя жена на яйце.
     - Единственная мечта у меня сейчас - вдруг отменят Главную Директиву.
     - Никаких шансов... - проговорил Дрогс. - Никаких, пока лидером  Лиги
не станет менее кровожадная раса, чем твоя.
     -  Менее?!  Ты,  наверное,  хотел  сказать  "более"?  "Ни  при  каких
обстоятельствах Патрульный не может убить разумное существо..." Не дай Бог
нарушить сие... - Алак изобразил на  лице  ужас.  -  И  ты  называешь  нас
кровожадными?
     - Конечно. Чтобы  пойти  на  такую  крайность,  у  расы  должно  быть
довольно кровавое прошлое... И только вид, от природы  свирепый,  способен
сделать благую заповедь величайшим секретом, блефуя  угрозой  всепланетной
резни, чтобы добиться своей цели. Галматианин догоняет фарстака  в  родных
лесах, прыгает ему на спину и ест, пока тот еще бежит... Но он не способен
вообразить хладнокровную стерилизацию целого мира с единственной  целью  -
удержаться от убийства, тем более справедливого при самозащите.
     Гусеницеобразное тело Дрогса изогнулось над телескопом.
     - Изыди, Сатана... И не приставай. - Алак  угрюмо  вернулся  к  своим
мыслям. Его мозг под гипнозом был  напичкан  всей  информацией  о  Тунсбе,
которую  собрали  три  поколения  торговцев.  Ни  один  факт  не  выглядел
обнадеживающим.
     Король был... ну, если  не  абсолютным  монархом,  то  почти  таковым
просто  потому,  что  над  обществом  ставил  его  закон.  Подобно  прочим
воинственным варварам, тунсбанцы питали полурелигиозное уважение  к  букве
закона, хотя не всегда к его духу. Патрулю мешали два пункта  Кодекса:  а)
король не выдает верного слугу врагу, а сражается за него до самой смерти;
б) если король сражается, то сражается и все мужское  население,  невзирая
на угрозу собственной гибели, а также жен и детей. Смерть лучше бесчестья!
Религия, которую они исповедуют довольно пылко, обещает  роскошные  небеса
всем павшим за правое дело и, соответственно, ужасный ад  для  нарушителей
закона. Церковь была довольно мощной организацией, и набожность  подданных
не мешала конфликтам между нею и троном. Может, подумал  Алак,  что-нибудь
удастся сделать через духовенство?
     Торговцы извне, изредка прилетающие обменять  различные  промышленные
товары на меха и пряности Планеты Руфина, почти  не  повлияли  на  местную
культуру. Возможно, их вмешательство  стало  причиной  нескольких  войн  и
породило пару-другую ересей, но в целом туземцы  довольствовались  образом
жизни  своих  отцов.  Основной  эффект  торговли  состоял  в  исчезновении
сверхъестественного ужаса перед пришельцами, которые были могучими, но все
знали, что они смертны. Алак сомневался, что даже целый флот  Патруля  мог
заставить тунсбанцев уступить  в  таком  щекотливом  вопросе,  как  выдача
Варриса.
     - Чего я не могу понять, - сказал Дрогс, - почему нам нельзя  махнуть
вниз и накрыть город облаком усыпляющего газа.
     Патрульный корабль был отправлен  с  такой  поспешностью,  что  Дрогс
успел получить только самый минимум информации о происходящем; а по дороге
сюда он по обыкновению своего вида аккумулировал энергию - его тело  могло
запасать впрок много дней сна.
     Свободная рука Дрогса обвела широким жестом флиттер. Этот корабль был
невелик, но хорошо экипирован:  не  только  оружием  -  для  блефа,  но  и
собственными мастерской и лабораторией.
     -  Различия  в  метаболизме,  -  ответил  Алак.  -  Любой  анестетик,
известный нам, ядовит для них, а аналогичные их  вещества  убьют  Варриса.
Парализующие лучи также не годятся - ультразвук взболтает  мозг  руфианца,
словно яйцо. Мне кажется, Варрис выбрал Планету  Руфина  в  качестве  норы
именно по этой причине.
     - Но он не знает,  что  мы  не  можем  просто  спуститься  и  поднять
стрельбу.
     - Он может догадываться. Мы держим в секрете то, что Патруль  никогда
не убивает, но ни для кого  не  тайна,  что  мы  избегаем  причинять  вред
свидетелям. - Алак нахмурился. - На Кальдоне все  еще  найдется  миллионов
сто людей, которые восстанут  против  нового  правительства,  если  Варрис
вернется к ним.  Безразлично,  добьется  он  успеха  или  нет,  это  будет
настоящий геноцид и большой позор для Патруля.
     - Гм-м-м... он не сможет улететь с этой планеты без топлива. Баки его
корабля, должно быть, почти сухие. Почему мы не можем блокировать планету,
лишив его шанса купить топливо?
     - Блокада не дает гарантии, - возразил Алак.
     Дрогс в первый раз участвовал в космической  операции,  до  этого  он
работал только на поверхности планет.
     - Не составило бы труда уничтожить  его  корабль,  но  известие,  что
Варрис жив, скоро  неизбежно  просочится  на  Кальдон.  Последуют  попытки
прорвать блокаду и увезти его. Рано или поздно, они добьются своего.  А  у
нас связаны руки запретом стрелять на поражение. Нет, будь я  проклят,  мы
должны арестовать его - и быстро!
     Алак с сожалением обвел взглядом стеллажи с биохимией. Вот, например,
сильнейший наркотик, производная намбутала - гипнит. Легкий укол мгновенно
свалил бы Варриса, а когда бы он проснулся - с затуманенным мозгом,  не  в
силах подняться от похмелья, но в то же время исполняя  любое  приказание,
можно было бы извлечь массу полезной информации о его заговоре.
     Алак  чувствовал  себя  более  скованным,  чем  когда-либо  в   своей
прагматичной жизни. Из бластера он мог бы сжечь отряд тунсбанских рыцарей,
но их архаичное оружие уже  не  казалось  таким  нелепым,  если  бластером
пользоваться не разрешалось.
     - Заканчивай скорее, - резким тоном произнес он, - надо  двигаться...
и не спрашивай меня - куда...


     Место для посадки кораблей было  отведено  прямо  у  стен  Вайнабога.
Толстенные, усеянные зубцами и башенками, серые стены нависали над широким
пейзажем полей и  далеких  холмов.  Там  и  тут  Алак  видел  деревушки  с
соломенными крышами. В двух километрах от города располагалось  укрепление
меньших размеров с единственной большой башней в центре.  Башня  венчалась
золоченым перекрестьем. Это, должно быть, место, упоминаемое  в  рассказах
торговцев. Аббатство Гриммок, кажется?
     Было  вполне  уместно  говорить  об  аббатстве,  монахах,  рыцарях  и
королях.  Культурно  и  технически  Тунсба  очень  близко  соответствовала
средневековой Европе.
     Когда Алак вышел из  корабля,  вокруг  флиттера  уже  стояли,  тараща
глаза, несколько крестьян и  горожан.  Другие  направлялись  к  ним.  Алак
окинул взглядом поле и увидел невдалеке еще  один  космический  корабль  -
наверное, Варриса. Точно.  Он  вспомнил  его  описание.  Корабль  охраняли
стражники с алебардами.
     Тщательно игнорируя зевак, Алак ждал официальных встречающих.  Бряцая
доспехами, они выехали из города на горбатых животных с  рогами  и  желтой
шерстью. За ними по пятам бежал  рысцой  отряд  лучников.  Впереди  трубил
герольд в  красном  плаще.  Делегация  приближалась  с  топаньем  копыт  и
шелестом развевающихся  знамен.  Копья  был