инала курицу, высидевшую утят и  наблюдающую, как они
уплывают от нее прочь.
     Годы,  проведенные в  Гарварде,  были  поистине райскими,  это  был пир
знаний, учебы, разговоров и дружбы с великими людьми, которые увидели в нем,
серьезном  ребенке,  равного.  У него  и  тогда  не  наладились отношения  с
обществом, но он от этого не страдал, студенты последнего курса казались ему
тупыми  и  страшноватыми.  Вскоре  он  научился,  как  лучше всего  избегать
общества  --  в  конце  концов, гениальные дети  встречались  и  прежде. Его
единственная проблема состояла в отношениях с  психиатром, которому хотелось
его сделать более "нормальным".
     Он улыбнулся, вспомнив, какими довольно жестокими способами ему удалось
избавиться от психиатра.
     Но к концу курса он обнаружил, что жизнь имеет ограничения и здесь. Ему
казалось совершенно бессмысленным  высиживать лекции, на  которых говорились
самые очевидные вещи,  и  заниматься  решением  задач,  которые решались его
предшественниками  тысячи  раз.  И профессора  стали казаться  ему несколько
противными, он все чаще мог предугадать, что  они ответят  на его вопросы, а
ответы становились все более избитыми.
     Он уже давно сознавал,  какова его подлинная природа, но предпочитал не
распространяться  на  эту тему. И  вот у  него  появилась мечта: найти  свой
народ!
     Каков смысл  во всех его действиях, если другие дети его расы совершали
их  играючи,   в  его  величайших  открытиях,  не  менее   древних  для  его
цивилизации, чем открытие огня  людьми. Какой  смысл гордиться достижениями,
при  виде  которых  безмозглые  существа,  окружавшие  его,  не  могли  даже
воскликнуть: "Здорово  сделано!"?  Какая у него могла  завязаться  дружба  с
этими  глупыми  слепыми   существами,   вскоре   становившимися   не   менее
предсказуемыми, чем его машины: с кем он мог вместе думать?
     Он с  головой  ушел  в  работу,  преследуя  простую цель --  заработать
деньги.  Это  давалось  ему без труда. Через  пять лет  он стал миллионером,
нанял агентов,  которые освободили  его  от  всяких  забот  и  хлопот о  его
капитале,  и  у  него появилась  свобода выбора.  Теперь  он  работал, чтобы
убежать от мира.
     Каким пустым, никчемным, пресным
     Мне кажется наш старый мир!
     Но только этот мир. Где-то там, вдали между звезд...
     Долгая ночь близилась к концу.
     --  Зачем ты сюда приехала? --  спросил он у  Маргарет.  Его голос  был
теперь спокоен, в нем преобладала безнадежность.-- Мне  хотелось  оставаться
втайне. И выносить человеческое общество становилось не по силам.
     Она, поколебавшись, спросила:
     -- Ты сумел изобрести летательный аппарат, перемещающийся со скоростью,
превышающей скорость света?
     -- Нет.  Ничто из моих  открытий не снимает ограничений,  вытекающих из
теории Эйнштейна. Должен быть какой-то путь, но я не  могу его найти. Не так
уж  это удивительно.  Наш  маугли,  вероятно, так  и не сможет сделать копию
совершенных летательных аппаратов.
     -- Но как же ты тогда надеешься вырваться из Солнечной системы?
     -- Я  подумывал  о космическом корабле,  пилотируемом роботом,  который
перелетал бы со звезды на звезду, а я пребывал бы в состоянии анабиоза.-- Он
объяснял  это так небрежно,  словно говорил  о  том,  как починить  потекший
кран.-- Но это оказалось совершенно неосуществимым. Мой народ не  может жить
где-нибудь поблизости, в противном случае было  бы  больше свидетельств  его
существования, а не одна авария корабля. Вполне возможно, что они даже не из
нашей Галактики. Так что я оставлю эту идею напоследок.
     -- Но ведь вы  с матерью были на каком-то корабле.  Разве его так и  не
нашли?
     -- Только те несколько осколков, о которых я упомянул. Это наводит меня
на мысль, что, возможно,  мой  народ вообще  не пользуется  кораблями. Может
быть, у них есть какой-нибудь  передатчик материи.  Нет, моя главная надежда
-- найти сигнал бедствия, на который придет помощь.
     -- Но если их отделяет расстояние во множество световых лет...
     -- Я открыл странного  рода...  источник, хм, можно сказать, излучения,
хотя   оно  не  имеет  отношения  к   электромагнитному  спектру.   Вибрируя
определенным образом, энергетические поля  вызывают поддающиеся  определению
эффекты  в  другом  источнике,  находящемся  на расстоянии.  Важно, что  эти
эффекты передаются без временной задержки и ослабления.
     Раньше бы она загорелась любопытством. А теперь попросту кивнула.
     -- Но если временные или пространственные  эффекты отсутствуют, как это
излучение можно  проследить? Они будут  совершенно  ненаправленными, если не
удастся собрать его в пучок.
     -- Это я сделать не могу --  пока. Я сделал запись алгоритма импульсов,
которые  соответствуют  расположению звезд в  этой  части  Галактики. Каждый
импульс  соответствует  одной  звезде, его интенсивность  --  ее  абсолютной
яркости,  а  интервал между ним и  последующим импульсом  --  расстоянию  до
других звезд.
     -- Но это же одномерное представление, а пространство -- трехмерно.
     -- Я  знаю. Но все не так просто, как я рассказываю. Проблема подобного
представления считалась одной из интереснейших задач прикладной топологии --
мне  потребовалась  целая  неделя на  то,  чтобы  ее  разрешить.  Если  тебе
интересна математическая  сторона,  у  меня есть заметки, но как бы  там  ни
было, мой народ, обнаружив эти импульсы, может дедуктивно  прийти к выводу о
том, что я пытаюсь сообщить. Я поместил Солнце впереди всех серий импульсов,
и они должны понять, вблизи какой именно звезды я  нахожусь. Как бы  там  ни
было, вряд ли найдется больше двух  конфигураций, полностью  идентичных этой
Вселенной,  и  я  такую  конфигурацию зафиксировал. Я  построил аппарат  для
автоматической передачи моего сигнала. Теперь мне остается лишь ждать.
     -- И сколько ты уже ждешь?
     Он задумчиво улыбнулся:
     --  Уже около года -- и никакого отклика. Я начинаю беспокоиться. Может
быть, мне придется предпринять что-нибудь другое.
     -- Может  быть, они вообще  не  используют твои ультраволны.  Они могут
быть неизвестны в той культуре.
     Он кивнул.
     -- Вполне вероятно. Но что же мне остается?
     Она молчала.
     Джоуль пошевелился и вздохнул.
     -- Вот такая история, Пегги.
     Она молча кивнула.
     -- Не жалей меня,-- добавил он.-- У меня все в порядке. Исследования --
интересные. Местность мне нравится, и я здесь счастливее, чем где-либо еще.
     -- К сожалению, это мало о чем говорит,-- ответила она.
     -- Да, но теперь, Пегги, ты знаешь, кто я такой. Монстр.  Более далекий
от человека, чем обезьяна. И меня нетрудно будет забыть.
     --  Труднее,  чем тебе  кажется, Джоуль. Я  тебя  люблю. И  всегда буду
любить.
     -- Но Пегги, это же смешно. Только представь себе, что мы действительно
стали  жить вместе.  У нас никогда бы не  было детей... но, вероятно, это не
так важно. У нас не было бы ничего общего. Совершенно ничего. Мы не могли бы
разговаривать,  были  бы не в состоянии  заниматься  множеством  мелочей, из
которых и состоит брак, мы  вряд ли смогли бы вместе работать.  Я уже больше
не могу жить среди людей, а ты вскоре потеряешь всех друзей  и станешь такой
же одинокой, как я. И в конце концов ты состаришься, у тебя иссякнут силы, и
ты умрешь, а я только-только буду  приближаться  к зрелому возрасту.  Пегги,
это будет невыносимо для нас обоих.
     -- Я знаю.
     -- Лангтри -- прекрасный человек. Его было  бы нетрудно полюбить. Ты не
вправе   лишать   человечество    продолжения   рода   с   такой   блестящей
наследственностью, как твоя.
     -- Возможно, ты прав.
     Он взял ее за подбородок и приблизил ее лицо  так, чтобы смотреть прямо
на нее.
     --  Я обладаю определенной энергией. Если  ты мне поможешь, мне удастся
переориентировать твои чувства.
     Она вся напряглась и отпрянула, ее глаза округлились от страха.
     -- Нет...
     -- Не дури.  Я сделал  бы сейчас только  то, что в любом случае сделает
время.-- Его  лицо освещала усталая,  кривоватая  улыбка.-- На  самом  деле,
Пегги, меня чрезвычайно легко забыть.
     Его воля была слишком  сильной. Она исходила через его сверкающие глаза
и  излучалась   всеми   тонкими   чертами   его  почти  человеческого  лица,
пульсировала, передавая движения телепатического центра его мозга, казалось,
прямо-таки   переливалась   сквозь   его  тонкие  руки.   Сопротивляться  --
бесполезно, отрицать -- глупо, сдавайся, сдавайся и спи. Она так устала.
     Наконец она кивнула. На лице Джоуля  появилась  улыбка,  так  хорошо ей
знакомая.  И  он начал говорить. Она так  и не вспомнила, как прошел остаток
той ночи, осталось лишь  ощущение  полусна, воспоминание  о  мягком  голосе,
что-то  нашептывавшем прямо  в  ее мозгу, о лице, которое  она видела словно
сквозь  мерцающую  дымку.  "Только однажды,--  вспоминала  она,--  появилась
какая-то  машина,  которая  щелкнула и  загудела,  вспыхивая при  вращении в
темноте". Ее память зашевелилась, заколебалась, как пруд со стоячей водой, и
воспоминания,  которые  ее  уже  давно  перестали   тревожить,   всплыли  на
поверхность, словно с ней рядом оказалась ее мать.
     Туманным   утром   он   ее   отпустил.  Она   была   полна   глубокого,
нечеловеческого спокойствия и  смотрела на него пустым взглядом  лунатика, а
голос ее был  совершенно лишен интонаций.  Это ненадолго,  вскоре она  опять
войдет  в  норму,  но  Джоуль  Уэдерфилд  останется  воспоминанием с  легкой
эмоциональной окраской, призраком в глубине ее сознания.
     Призраком.  Он чувствовал  крайнюю усталость:  его силы  и  воля словно
вытекли из него. Он был здесь чужим, лишь тенью существа, которому надлежало
скользить между звезд, Солнце стирало его с Земли ластиком своего света.
     -- Прощай, Пегги,-- сказал  он.-- Храни  мой секрет. Никому не  говори,
где я. И будь счастлива до конца своих дней.
     --  Джоуль! -- Она постояла  на  пороге нахмурившись.-- Джоуль, если ты
можешь  внушить  мне свои мысли, разве то  же самое не  могут сделать другие
представители твоей расы?
     -- Конечно, могут. А что? --  Впервые он не знал, что последует дальше:
она слишком изменилась и стала непредсказуемой.
     -- Просто мне подумалось, зачем им  для связи  передатчики вроде твоего
ультраволнового? Они должны передавать мысли на межзвездные расстояния.
     Он  моргнул. Это приходило ему в  голову, но он об этом не задумывался,
потому что был слишком поглощен своей работой.
     -- До свидания, Джоуль.-- Она повернулась и пошла,  растворяясь в сером
тумане. Луч утреннего  солнца случайно пробился сквозь его  пелену и осветил
ее волосы. Он стоял на пороге, пока Пегги не скрылась из виду.
     ...Большую часть  дня он проспал. Проснувшись, он начал думать над тем,
что ему было сказано.
     Но  ведь Пегги,  должно быть, права!  Он  слишком глубоко  ушел в чисто
технические   проблемы  ультраволн  и  проводил  время   за  математическими
расчетами вместо того, чтобы остановиться и обдумать  ситуацию. Но это имело
смысл.
     Он имел очень слабое представление об энергиях,  которыми было наделено
его сознание. Физика казалась ему простейшим  выходом. К  тому же в одиночку
ему вряд ли удалось бы продвинуться в исследованиях собственного мозга.
     Человеческий  маугли  мог  быть  потомком какого-нибудь математического
гения, но если его не обучали ему подобные и он не усвоил основы арифметики,
не умел  говорить  и общаться с людьми, ему  оставались недоступны действия,
выделяющие  человека  из  животного  мира.  Когда  среда  ничего не  говорит
человеку о пути, пройденном  его предками, ему не хватит жизни, чтобы пройти
отрезок, проделанный ими до превращения в людей, и начальную стадию развития
человека.
     Но   эти   дополнительные  нервы   и   мозговые  центры   для   чего-то
предназначались!  Он  предполагал,  что  они  служат  для  непосредственного
контроля за основными силами Вселенной. Телепатия, телекинез, предугадывание
-- какого наследия, делавшего его подобным Богу, он был лишен?
     В  любом случае ему казалось, что его раса  прошла стадию потребности в
физических   механизмах.   При  полном  понимании  структуры   непрерывности
пространства времени-энергии,  обладая способностью  волевого  контроля  над
процессами,  лежащими  в  основе  Вселенной, представители  его  расы  могли
проецировать  себя и свои мысли  от звезды  к звезде, не обращая внимания на
детское бормотание других рас.
     Фантастические,   головокружительные  перспективы!  У  него   захватило
дыхание от открывшихся перед ним колоссальных возможностей.
     Встряхнувшись, он  вернулся к  действительности.  Главная  проблема  --
связаться со  своей  расой. Это  означало, что  надо  изучить телепатическую
энергию, которую он прежде почти игнорировал.
     Он  лихорадочно  взялся за работу. Время  утратило  для  него значение:
вереница  дней и ночей, потухающий свет, заснеженные равнины  и  возвращение
весны.  У него и раньше  едва ли была жизненная цель помимо работы, а теперь
он  упивался  разработкой своей  последней идеи. Даже отдыхая или  заставляя
себя  заниматься  физическими  упражнениями,  он  думал  об  этой  проблеме,
вгрызался  в нее, как собака в  кость. И  медленно,  медленно  он  набирался
знаний.
     Телепатия не имела непосредственной связи с импульсами головного мозга,
регистрируемыми посредством энцефалографии. Она являлась лишь незначительным
побочным продуктом нервной деятельности. При правильном управлении телепатия
покоряла  пространство, высокомерно  игнорируя время. Это было,  как он  для
себя   определил,  оборотной   стороной  ультраволнового  спектра,   который
соотносился с гравитацией по образцу геометрической зависимости пространства
и  времени. Но  в то время,  как  для возникновения  гравитационных эффектов
требовалось  присутствие  материи,  ультраволновые  эффекты  возникали   при
наличии   вибрации   определенных  энергетических   полей.   Однако  они  не
проявлялись,  если  для  них  не  было   где-либо   соответствующим  образом
настроенного приемника. Они  как  бы "ощущали" наличие  слушателя --  еще до
того, как возникнуть.  Это наводило  на интереснейшие  размышления о природе
времени, но он от  них отказался. Его люди знают об этом гораздо больше, чем
ему удастся выяснить в одиночку.
     Но  концепция  волн  едва  ли  применима к  тому,  что передвигается  с
"бесконечной  скоростью",-- несмотря на  свою семантическую  убогость,  этот
термин казался удобным. Но мог придать ультраволне  частоту, соответствующую
генерируемой энергетическим  полем, но тогда длина волны станет бесконечной.
Лучше перевести это на язык тензоров и отбросить все образные аналогии.
     Его  нервная  система  сама  по себе  не содержала  ультраэнергии.  Она
присутствовала  повсеместно,  имелась в любой космической  структуре. Но при
правильной  подготовке телепатические центры  как бы приходили  в контакт  с
этим мощным глубинным потоком, оказывались способны  вызывать в нем желаемые
вибрации.  Аналогично, как он и  предполагал, те же силы могли разрушать или
перемещать  материю,  пересекать пространство,  сканировать  вероятные  миры
прошлого и будущего...
     Но он не мог добиться этого в одиночку. За всю свою жизнь он не смог бы
узнать всего, что  требовалось. Если  бы  он был буквально  бессмертен, то и
тогда  бы  мог  всего   не  постичь;  его  сознание  было  натренировано  по
человеческим  меркам,  а это было нечто, выходящее  за пределы человеческого
понимания.
     Но мне надо лишь послать один отчетливый сигнал...
     Он бился за него.  Бесконечными зимними  ночами сидя в своей хижине, он
пытался подчинить себе собственный мозг. Как проходит пересылка к звездам?
     Скажи   мне,   маугли,  как  решить  это  парциальное  дифференциальное
уравнение?
     Возможно, часть ответа  была заключена  в его сознании.  Мозг совмещает
память двух типов: перманентную и циркулирующую, и, очевидно, первый из этих
типов  никогда  не  пропадает. Он  переходит в  сферу  подсознательного,  но
все-таки  присутствует,  и  его  можно  вызвать  на  поверхность.  Ребенком,
младенцем он мог  что-либо наблюдать,  знать, как выглядят аппараты, ощущать
вибрацию, и  это  воспоминание  теперь  должно было анализировать его зрелое
сознание.
     Он попробовал  самогипноз, используя  изобретенную  для этого машину, и
воспоминания  стали  к  нему  возвращаться,  воспоминания  о  тепле,  свете,
огромных пульсирующих силах. Да, точно, был  какой-то двигатель, и он словно
видел, как тот сотрясается и гудит  у него  перед глазами. Ему потребовалось
немало  времени,  чтобы  перевести  детские  впечатления  на язык  сенсорных
оценок, но когда он с этим справился, перед ним открылась отчетливая картина
-- чего-то...
     Это помогло, совсем немного. Это наводило его на мысль  об эмпирических
моделях, которые раньше не приходили ему в голову. А теперь медленно, шаг за
шагом он стал продвигаться вперед.
     Для самого существования  ультраволн требуется приемник. Следовательно,
он не мог послать мысль представителям своего народа, если кто-нибудь из них
не настроен  на  определенную волну,  с ее  частотой,  модуляцией и  другими
физическими характеристиками. А его нетренированное сознание просто не могло
послать волны  в  этом  диапазоне. Он не  мог это сделать, не мог вообразить
форму  волны, характерной для  нормальных мыслей его расы. Он натолкнулся на
проблему, как иностранец,  который для общения в чужой стране  должен прежде
всего освоить ее язык,  когда  ему  не  разрешается слушать  его, не  дается
представление  о его фонетике,  грамматике,  семантическом строе, совершенно
отличных от его родного языка.
     Разве эта  задача разрешима?  Возможно,  и  она поддастся. Его сознанию
недоставало  энергии,  чтобы  послать  сигнал, который  бы  мог  пробиться к
звездам; оно не могло стать более осмысленным. Но может существовать машина,
свободная от таких ограничений.
     Он  мог  модифицировать свои ультраволны, а  его передатчик уже обладал
энергией, и  он  мог ею  варьировать. Ведь он  мог ввести фактор  случайного
числа,  это позволит видоизменять  формы волн, во всех  возможных  вариантах
характеристик, делая миллионы, миллиарды  попыток, и  случайная  волна также
может  модулировать, так  как  на нее  могут  накладываться  его собственные
мысли.  Как  только  машина попадет  в  резонанс  с  каким-либо  принимающим
устройством, любым,  буквально любым, на  протяжении миллионов световых лет,
ультраволна  будет  генерирована,  а случайный  элемент окажется отсеченным.
Тогда  Джоуль  остановится в  этом  диапазоне и  будет  его  исследовать  не
торопясь.
     Рано или поздно он наткнется на диапазон своего народа.
     Когда работа подошла к концу, устройство получилось грубым и неуклюжим,
это была громадина, утопающая в  переплетении  проводов и сверкающих трубок,
сквозь  которые  пульсировала  космическая  энергия.  Одна клемма  соединяла
аппарат  с  металлической   лентой,   надетой  на  его  собственную  голову,
обеспечивая  наложение  генерируемых  им ультраволн со случайным  фактором и
обратную  связь  с  его  мозгом.  Он  лежал  на скамье,  держа  в руке пульт
управления, и смотрел, как работает машина.
     Слабые шорохи, скользящие тени, нечто инородное, возникающее  в глубине
его сознания... Он тонко улыбнулся, пытаясь понять, что именно происходит  в
его  взбудораженных нервах, и стал экспериментировать с машиной. Он и сам не
был  слишком уверен  в  ее характеристиках,  и ему требовалось время,  чтобы
полностью овладеть формой мысли.
     Тишина, мрак и время от времени вспышка, ослепительное мгновение, когда
случайные колебания попадали  в резонанс с какой-то другой волной и говорили
с его мозгом. Однажды ему случилось посмотреть глазами  Маргарет на сидящего
напротив за столом  Лангтри. Как он потом вспомнил, комнату освещали свечи и
откуда-то