- Каких эксплуататоров? - Мэр был озадачен. Я тоже.
     - Крупных капиталистических акул...
     - Нет больше  бизнесменов...  -  выдохнул  Дядюшка  Джим,  словно  бы
исторгая кусочек души. -  Владельцы  магазинов...  Тьфу!  Они  живут,  как
придется. Они даже не задумываются над тем, что  можно  получать  прибыль.
Они слишком ленивы, чтобы расширять дело и увеличивать товарооборот.
     - Интересно, почему, в таком случае, вы  не  построили  социализм?  -
покрасневшие глаза Миллера  внимательно  изучали  все  вокруг,  как  будто
выискивая следы замаскировавшегося врага. - Каждая семья сама за себя. Где
ваша солидарность?
     - Мы живем очень дружно, Свободнорожденный,  -  ответил  Мэр.  -  Для
урегулирования любых споров у нас есть судьи.
     - Но разве не хотите вы двигаться по пути  прогресса?  Улучшать  свою
жизнь, чтобы...
     - У нас есть все, что нужно, - объявил Мэр и похлопал себя по животу.
- Я не могу съесть больше того, чем сюда помещается.
     - Но ты можешь разнообразней  одеваться!  -  возразил  Дядюшка  Джим.
Бедный свихнувшийся старик! Он так разнервничался,  что  на  виду  у  всех
начал пританцовывать на  ступеньках  Таунхолла,  дергаясь,  как  кукла  из
бродячего балаганчика. - Ты мог бы иметь собственную машину, каждый  божий
год - новую модель с  хромированным  бампером,  а  еще...  устройство  для
освещения твоего рабочего места, а еще...
     - Будешь покупать весь этот хлам - измотаешь  себя  тяжким  трудом  и
состаришься, отдав  свою  единственную  жизнь  капиталистам,  -  подхватил
Миллер. - Люди должны производить все, но не только  для  себя,  а  и  для
других.
     Энди и Мэр переглянулись.
     - Послушай, Джим, - мягко произнес Энди. - Мне кажется, ты не  уловил
сути. Нам не нужны новые машины и приспособления. У нас их  предостаточно.
Бессмысленно планировать производить вещи сверх потребности.  У  нас  есть
девушки, которых мы любим весной, и  олени,  на  которых  мы  охотимся  на
закате. А уж если мы беремся за работу, так работаем для самих себя, но не
для кого-то другого, как бы вы этого другого не называли - Капиталист  или
Человек. И... закончим на этом, перед ужином неплохо бы отдохнуть.
     Вклинившись  меж  ног  Соплеменников,  я  услышал  как  Си  Йоханссон
прошептал Джозефу Аракельяну:
     - Никак не врублюсь - на хрена нам эти  механизмы?  Ежели  у  меня  в
мастерской поставить механизмы, будь  они  прокляты,  что  тогда  я  стану
делать со своими руками?
     Джозеф только пожал плечами.
     Вдруг Рэд толкнул меня локтем.
     - А ведь, наверное, совсем  неплохо,  -  сказал  он,  -  иметь  такую
машину, как в журналах у Дядюшки Джима.
     - А куда бы ты в ней отправился? - спросил Боб.
     -  Откуда  я  знаю!  Может,  в  Канаду.  Нет,  ерунда!  Ведь  я  могу
отправиться в Канаду в  любой  момент,  достаточно  уговорить  отца  взять
перелетку.
     - Точно, - кивнул Боб. - А если ты собираешься не  дальше  ста  миль,
можно взять лошадь. Кому охота возиться со старой машиной?
     Я протолкался сквозь толпу на площадь. Женщины  накрывали  раскладные
столы для банкета. Вокруг гостя стояла крупная толпа,  пробраться  поближе
не получалось, но, недолго думая,  мы  со  Стинки  взобрались  на  главное
Дерево Площади - массивный серый дуб, и проползли  по  здоровенному  суку,
пока не оказались у Миллера над самой  головой.  Голова,  лысая,  покрытая
темно-красными пятнами, раскачивалась на тонкой, как нитка,  шее,  и  даже
удивительно было, что он не боялся вертеть ею во все стороны,  отвечая  на
вопросы резким пронзительным голосом.
     Энди и Мэр сидели рядом, покуривая  трубки.  Тут  же,  по  соседству,
расположился и Дядюшка Джим. Народ разрешил ему участвовать в беседе, но с
условием, что наблюдать за фейерверком остроумия он будет молча. Наверное,
это было жестоко, ведь Д.Д. всегда был спокойным и миролюбивым. Но впервые
в нашем городе очутились сразу двое чокнутых.
     - Я был еще молод, - рассказывал камрад  Миллер,  -  да,  я  был  еще
совсем мальчик, но я помню, как  рыдала  моя  мать,  когда  по  телевизору
сообщили что Советский Союз развалился. В ту ночь она взяла с меня  клятву
пронести веру через всю мою жизнь, и я поклялся,  и  пронес,  и  сейчас  я
собираюсь поведать вам всю правду. Правду, а не гнусную империалистическую
ложь.
     - А что произошло в России? - удивился Эд Маллиган, Психиатр  Города.
- Я читал про них, но у  меня  даже  мысли  не  возникло,  что  Коммунисты
позволят своему народу свободно развиваться.
     - Коммунисты  оказались  коррумпированы,  -  презрительно  воскликнул
Миллер. - Мерзкая буржуазная ложь и деньги.
     - Ничего подобного,  -  вдруг  встрял  Дядюшка  Джим.  -  Просто  они
обленились и развратились. Как и любой тиран. Они оказались не в состоянии
заглянуть вперед и увидеть какие  перемены  влечет  за  собой  технический
прогресс. Они с радостью ему поклонялись, а он, тем  временем,  подтачивал
железный занавес, который и рухнул в одно поколение. И  никому  они  тогда
стали не нужны...
     - Совершенно точно, Джим, - сказал Энди. Он заметил меня среди ветвей
и подмигнул. - Но рухнул занавес с помощью силы, куда более  сложной,  чем
ты думаешь. Дело не в Коммунистах, Ты не понимаешь: то же самое  случилось
и в США.
     Миллер помотал головой и сказал:
     - Маркс доказал, что  технические  достижения  неизбежны  на  пути  к
социализму.
     - Ты попал в самую точку, - кивнул Энди.  -  Я  могу  объяснить,  что
произошло, если хочешь.
     - Если ты сам хочешь, - раздраженно согласился Миллер.
     - Значит, я изучил тот период. Технология дала возможность небольшому
числу людей на небольшом участке земли  прокормить  всю  страну.  Миллионы
акров земли оказались незанятыми,  и  вы  могли  купить  их  за  пригоршню
арахиса. Однако, подавляющая часть людей  почему-то  предпочитала  жить  в
городах, платя чрезмерные налоги и удушая себя собственным транспортом.  И
тут некто  изобретает  компактную  батарею  для  преобразования  солнечной
энергии и мощный аккумулятор. Каждый может теперь удовлетворить любую свою
потребность, а это гораздо приятней, чем работать на износ или чахнуть  на
службе.  Никто  больше  не  хотел  платить  вздутые  цены,   обусловленные
экономической  системой,  в  которой   каждый   отдельно   взятый   бизнес
субсидировал  и  защищал  себя  за  счет  расходов  налогоплательщиков.  В
результате, выбрав новый вариант развития общества,  люди  сократили  свои
доходы до уровня, когда налога практически платить не надо. Как следствие,
резко возрос жизненный  уровень,  при  одновременном  сокращении  рабочего
времени. Все больше и  больше  народу  стремилось  улизнуть  из  города  и
поселиться в небольшой коммуне  на  лоне  природы.  Товаров  производилось
меньше, в экономике наступила величайшая депрессия, сорвавшая с насиженных
мест еще большее количество людей в поисках самих себя. Большой  бизнес  и
Организованный  Общественный  Труд  поняли,  наконец,  что  произошло,   и
постарались  ввести  законы  направленные   против,   как   они   назвали,
антиамериканской практики, но было уже поздно,  никто  ни  в  чем  не  был
заинтересован. Это происходило исподволь, постепенно, вы понимаете...  но,
наконец, произошло, и я считаю, что сейчас мы счастливее, чем раньше.
     -  Нелепо!   Смехотворно!   -   воскликнул   Миллер.   -   Капитализм
обанкротился, как предвидел Маркс, еще двести лет назад. Но его тлетворное
влияние  виновато  в  том,  что  вместо   продвижения   вперед   по   пути
коллективизма, вы отступили назад и стали мелкими крестьянами.
     - Пожалуйста, - протянул Мэр. Было  видно,  что  он  расстроен,  и  я
подумал, что "крестьяне" - не Свободнорожденные. - Давайте немного  споем,
это гораздо приятнее.
     Приличия требовали, чтобы  Миллер  -  как  гость  -  пел  первым.  Он
поднялся и дрожащим голосом выдал нечто о  каком-то  парне  по  имени  Джо
Хилл. Мелодия привлекала, но даже мне, девятилетнему мальчишке, было ясно,
что стихи весьма слабые. Детская А-Б-В-Г-схема, ни  единой  мужской  рифмы
или двойной метафоры. К тому же, кого может тонуть происшедшее с  каким-то
мелким бродягой, когда есть прекрасные охотничьи песни и эпические поэмы о
межпланетных путешествиях? Я вздохнул с облегчением, когда следом поднялся
Энди и показал всем, что  такое  настоящее  пение  и  хорошо  поставленный
мужской голос.
     Позвали к ужину. Я соскользнул с Дерева и нашел поблизости  свободное
место. Камрад Миллер и Дядюшка Джим сердито смотрели друг на  друга  через
стол, но ни словом не обменялись во время трапезы. А у  людей,  когда  они
поняли, что Миллер провел почти всю свою жизнь в мертвом городе, интерес к
нему почти исчез. Все ждали, когда начнутся танцы и игры.
     Энди сидел рядом с Миллером, но не потому, что он очень того хотел, а
потому, что пришедший был его гостем.
     Коммунист вздохнул и поднялся.
     - Вы все мне очень понравились, - сказал он.
     - А я думал, что мы все - выродки капитализма, -  усмехнулся  Дядюшка
Джим.
     - Человек, вот кто интересует меня, где бы и в каких условиях  он  ни
жил! - ответил Миллер.
     Голос Дядюшки Джима стал громче, трость взмыла вверх.
     - Человек! Ты претендуешь на заботу о человеке, ты, который, только и
делал, что убивал и повергал в рабство?!
     - Ох, да прекрати, Джим, - сказал  Энди.  -  Все  это  происходило  в
стародавние времена. Кого это трогает сейчас, спустя столько лет?
     - Меня! - Дядюшка Джим перешел на крик. Он  посмотрел  на  Миллера  и
подошел к нему на негнущихся ногах, расставив  руки-клешни.  -  Они  убили
моего отца! Люди умирали десятками тысяч ради воображаемого идеала.  А  ты
говоришь, что  вас  это  не  трогает!  Целая  проклятая  страна  перестала
существовать!..
     Я стоял под деревом, удобно опершись рукой о холодную шершавую  кору.
Я был немного испуган, потому как не понимал многого. В конце концов,  что
это такое, чего мы должны так страстно желать?
     - Вот как!  И  это  говоришь  ты,  подхалим,  холуй  толстобрюхий!  -
выкрикнул Миллер. - Это ты заставлял людей надрываться, ты спускал  с  них
по три шкуры! Это ты убивал рабочий люд,  а  их  сыновей  загонял  в  ваши
чертовы профсоюзы! И... и... что ты можешь сказать о мексиканских пеонах?
     Энди попытался было встать между  ними,  но  Миллер  стукнул  его  по
голове своей дубинкой, и Энди беспомощно отступил, вытирая кровь. А старые
психи с новой силой завыли друг на друга. Понятно, Энди не мог взяться  за
них как следует - ведь он запросто переломил бы любого из них пополам.
     Возможно, именно в этот момент он решил, что надо сказать, чтобы  они
утихомирились:
     - Все в порядке Свободнорожденный, - быстро  произнес  он.  -  Все  в
порядке. Мы выслушаем тебя. Давай устроим дискуссию, прямо сейчас,  пойдем
в Таунхолл, рассядемся там и...
     Но он опоздал со своим предложением. Дядюшка Джим и Камрад Миллер уже
дрались, их  тонкие  руки  сцепились,  а  потускневшие  глаза  наполнились
слезами.
     Теперь-то я думаю, что их ненависть возникла из  тщетной  любви.  Они
оба любили нас, каждый по-своему, а нас это не трогало, нам не нужна  была
их любовь...
     Энди, призвав на помощь мужчин,  разнял  стариков,  и  их  развели  в
разные дома -  отдохнуть.  Когда  спустя  несколько  часов  Дядюшку  Джима
навестил Доктор Симмонс, тот уже ушел. Доктор поспешил к  Коммунисту,  его
тоже не оказалось на месте.
     О том, что произошло, я узнал на следующее  утро.  Констебль  Томпсон
обнаружил в реке обоих - Республиканца и Коммуниста. Они  встретились  под
Деревьями на берегу - один на один - в то  самое  время,  когда  в  городе
зажглись костры, Взрослые веселились, а влюбленные потихоньку  исчезали  в
лесу...
     Мы устроили им прекрасные похороны.
     Целую неделю Город только и говорил об этой истории. О ней узнал весь
штат Огайо. Но потом разговоры  стихли,  и  старых  сумасшедших  понемногу
забыли.
     В тот год на Севере набрало силу Братство, люди  забеспокоились,  что
бы это могло значить, а потом,  когда  узнали,  заключили  союз,  и  война
покатилась по холмам. Братство не сажало Деревьев, а такое  зло  не  могло
оставаться безнаказанным.





                               Пол АНДЕРСОН

                              СЕЗОН ПРОЩЕНИЯ




     Слишком  непривычно  и  пустынно  было   здесь,   чтобы   праздновать
рождество, - холодная планета красной карликовой звезды где-то на  границе
зоны Плеяд, планета, в руинах последнего города которой, разрушенного пять
тысяч лет назад, обитало полдюжины людей. Все остальное поглотила пустыня.
     - Нет! - отрезал Главный Негоциант Томас Овербек.  -  У  нас  слишком
много дел, чтобы тратить время на всякие легкомысленные забавы.
     - Это не просто забава, сэр, - возразил его ученик, Жуан Эрнандес.  -
На Земле этот праздник очень важен. Но вы всю жизнь провели на границе  и,
может быть, не понимаете...
     Овербек, крупный белокурый мужчина, побагровел.
     - Всего семь месяцев здесь, прямиком из  школы,  и  ты  будешь  учить
меня, как вести дела? Если ты уже знаешь, как применять  на  практике  все
технические  методы,  которым  я  должен  тебя  обучить,  что  ж,   можешь
отправляться назад хоть со следующим кораблем.
     Жуан опустил голову:
     - Простите, сэр. Я не хотел оскорбить вас.
     Стоявший перед  обшарпанным  письменным  столом,  на  фоне  окна,  за
которым виднелся застывший  сумрачный  пейзаж,  Эрнандес  выглядел  моложе
своих шестнадцати лет - тонкий,  черноволосый,  большеглазый,  в  выданной
компанией спецодежде, которая, казалось, была с чужого плеча.  Но  Овербек
чувствовал, что это парень с головой: и Академию  он  быстро  закончил,  и
работал здорово, с присущим его возрасту пылом.
     Политехническая Лига охватывала своей  деятельностью  такую  обширную
территорию,  что  подающих  надежды  учеников  всегда  катастрофически  не
хватало. Это практическое  соображение,  равно  как  и  определенная  доля
симпатии, заставили шефа несколько смягчиться.
     - О, разумеется, я ничего не имею против, если ты или другие  изредка
захотите отдать дань какой-то религиозной традиции. Но не более того...  -
Он махнул рукой, в которой держал сигарету, в  сторону  непривлекательного
вида за окном. - Да что это такое, в конце концов? Дата в календаре, да  и
еще и принятом на Земле! Год на Айвенго составляет лишь две трети земного,
а шарик за шестьдесят часов совершает полный оборот. И, кроме того,  здесь
сейчас лето, хотя вряд ли можно выйти со станции, не закутавшись  по  уши.
Видишь ли, Жуан, я тоже повторяю прописные истины, как и ты.
     Его смех гулко  раскатился  по  комнате.  Поскольку  жилые  помещения
экипажа обогревались, его члены  считали  наиболее  разумным  поддерживать
такое же давление воздуха, как и в окружающей среде, то есть  на  четверть
больше среднего земного. Звук в таких условиях передавался очень хорошо.
     - Хочешь верь, хочешь нет, - закончил Овербек, - но мне тоже  кое-что
известно о рождественских обрядах, в том числе  и  самых  древних.  Уж  не
собираешься ли ты украсить нашу берлогу и предложить  петь  хором  "Джингл
беллз". Вот была бы умора!
     - Пожалуйста, не надо, сэр, - поморщился Жуан. - На  Земле,  в  Южном
полушарии, этот праздник тоже приходится на лето. И никто не знает  точно,
в какое время года родился Христос. - Он сжал кулаки и ринулся в атаку.  -
Я думал в первую очередь не  о  себе,  хотя  дома,  действительно,  привык
отмечать этот день. Но разве вы забыли, что мы ждем корабль?  И  тем,  кто
прибудет на нем, здешняя обстановка наверняка покажется совершенно чуждой,
может быть, даже враждебной. Так почему бы не помочь им освоиться, устроив
небольшой праздник?
     - Хм... - Овербек с минуту сидел молча, пуская клубы дыма  и  потирая
подбородок. В душе он вынужден был согласиться, что новичок говорит дело.
     Лишь теперь торговец вспомнил, что на борту корабля  будут  дети.  Он
так старался забыть об этой досадной  детали,  не  ожидая  от  надоедливых
созданий ничего, кроме неудобства и неприятностей, что в конце концов  ему
это удалось. И  вот  теперь,  обдумывая  предложение  своего  ученика,  он
невольно об этом вспомнил и решил, что есть смысл принять его предложение.
Чем скорее освоятся чада с местными условиями, тем  быстрее  их  мамаши  и
папаши всерьез займутся своими делами.
     А это было жизненно важным. До недавнего времени  люди  содержали  на
Айвенго только запасную базу на случай аварии какого-нибудь корабля в этой
зоне.  Затем  научная  экспедиция  обнаружила  в  пустынях  растение   под
названием "адир". Все попытки вырастить его в других условиях ни к чему не
привели, а выделяемые им вещества служили ценным  материалом  для  синтеза
нескольких новых органических соединений. Короче говоря, здесь можно  было
делать  деньги.  Группе  Овербека  поручили  основать   базу,   установить
дружеские отношения с аборигенами, изучить их обычаи и  уговорить  сдавать
адир в обмен на различные товары.
     Группа уже добилась некоторых успехов, во  всяком  случае,  насколько
это было возможно в здешних таинственных и чуждых для  человека  условиях.
Казалось, настало время начать регулярную торговлю. Но люди не согласились
бы на долгосрочные контракты, если бы им не разрешили привезти сюда семьи.
Естественно, если семьи не приживутся, столь необходимые специалисты  тоже
здесь не останутся. А Том Овербек имел  право  получить  свой  гигантский,
жирный гонорар лишь после того, как база успешно проработает  пять  земных
лет.
     Обдумав все это, Главный Негоциант пожал плечами и сказал:
     - Ну что ж, о`кей. Если это не слишком помешает работе, действуй.


     Его удивило, с каким жаром взялись за  подготовку  "мероприятия"  Рэм
Гупта, Николай Сарычев, Мамору Ногуши и Эл  Китсон,  воодушевленные  идеей
Жуана. Всем им, одинаково молодым, хотя уже  и  не  мальчикам,  каждый  из
которых имел свою веру, подготовка к  празднику  явно  доставляла  большое
удовольствие.  Комнаты  и  коридоры  под  куполом   заполнили   украшения,
вырезанные из фольги или листового металла, склеенные  из  цветной  бумаги
или  скрученные  из  цветной  проволоки.   В   воздухе   плавали   ароматы
приготовляемых  угощений.  Все  напевали  или   насвистывали   стародавние
песенки.
     Овербек был доволен приподнятым настроением своего экипажа: в здешней
навевающей   тоску   и   уныние   обстановке   это    помогало    повысить
работоспособность.  Он  немного  поворчал,  когда  они  объявили  о  своем
намерении украсить купол и снаружи, но вскоре сдался. В  конце  концов,  у
него и других забот хватало.
     Через два дня после памятного разговора торговец  стоял  "на  улице",
когда к нему  подошел  Жуан.  Ученик  остановился  и  подождал,  пока  шеф
закончит беседовать с Раффеком.
     Купол  и  ангары  базы  выглядели  до  странного  яркими,  совершенно
неуместными  среди  окружающего  сумрака.  За   ними   высились   отвесные
десятиметровые серые стены Дахии, увенчанные смотровыми башнями с зубцами,
похожими на луковицы. Они сохранились  лучше,  чем  внутренние  постройки.
Вырождавшееся население  Айвенго  ютилось  в  развалинах  старых  каменных
особняков и храмов, которые еще не поглотил песок.  Несколько  властителей
сохранили для себя замки, несколько священнослужителей устраивали  шествия
по галереям, колоннами которых служили идолы, и потом -  вдоль  извилистых
пыльных улиц. В центре города возвышался бывший дворец Императора.  Веками
его растаскивали по частям, и теперь то,  что  он  него  осталось,  являло
собой колоссальное бесформенное нагромождение камней.
     Жители  города   обладали   по   сравнению   с   людьми   олимпийским
спокойствием. Даже торговцы  в  своих  тонких  палатках  не  рекламировали
товар. Большинство мужчин-аборигенов носили кожаные юбки и были вооружены,
женщины  одевались  в  накидки  с   зигзагооб