ятно? - удивился  Дикстра.  -  Возросшая  температура
ядра даст энергию, чтоб привести  еще  сколько-то  тонн  материи  в  более
высокое квантовое состояние. Тем самым давление снизится достаточно, чтобы
дать толчок всему остальному.  Довольно  было  бы  взорвать  одну  хорошую
водородную бомбу в самой сердцевине планеты - и готово! К сожалению,  туда
не доберешься. Придется пробурить на дне океана несколько тысяч скважин  и
устроить во всех одновременно солидный ядерный взрыв.  И  это  никакая  не
хитрость. Радиоактивных осадков выпадет ничтожно мало, а то, что попадет в
атмосферу, за несколько лет рассеется. Атомных бомб у нас  хватит.  Честно
говоря, их уже наготовлено куда больше, чем тут потребуется. И  право  же,
куда лучше использовать их таким образом, чем копить и копить, чтобы потом
уничтожить одним махом все человечество.
     - А кто даст деньги? - неожиданно спросил Чентун.
     - Любое правительство, у которого хватит ума заглянуть  вперед,  если
уж правительства на Земле не сумеют для этого объединиться Да  не  все  ли
равно!  Государства  и  политические  режимы  преходящи,  нации  вымирают,
культуры исчезают бесследно. Но человечество должно выжить - вот  что  мне
важно! Обойдется вся эта операция не так дорого, не дороже, чем стоит один
военный спутник, а выгоды, даже выраженные в самых грубых  приблизительных
цифрах, огромны. Прикиньте, сколько тут  можно  добывать  урана  и  других
материалов, которые на Земле почти истощились?
     Дикстра  обернулся  к  прозрачной  стене.  Буря  уже  надвинулась  на
Станцию. Под кессонами дыбились  волны,  ярились,  разбивались  светящейся
пеной. Мощные неотвратимые удары сотрясали сталь  и  бетон,  словно  некий
исполин, играя каждым мускулом, поводил могучими плечами. На палубу  шквал
за шквалом обрушивался ливень. Непрестанные вспышки молний  отражались  на
худом лице Дикстры; перекатывался гром.
     - Новая планета, - прошептал он.
     Хоуторн снова встал. Подался вперед, уперся кончиками пальцев в стол.
Пальцы окоченели. Собственный голос опять казался ему чужим.
     - Нет, - сказал он. - Это невозможно.
     - А? - Дикстра обернулся, словно бы неохотно отрываясь от  созерцания
бури. - Что такое, Нат?
     - Ты убьешь планету, на которой есть своя жизнь, - сказал Хоуторн.
     - Ну... верно, - согласился Дикстра. - Да. Впрочем,  вполне  гуманно.
Первая же взрывная волна уничтожит все  живые  организмы,  они  просто  не
успеют ничего почувствовать.
     - Но это убийство! - крикнул Хоуторн.
     - Да брось ты, - сказал Дикстра. - К чему излишняя  чувствительность?
Согласен, жаль погубить  такую  интересную  форму  жизни,  но  когда  дети
голодают и один народ за другим попадает во власть деспотизма...
     Он пожал плечами и улыбнулся.
     Джевонс все еще сидел, поглаживая худой рукой свою книгу, будто хотел
пробудить к жизни друга, умершего  пять  веков  назад.  В  лице  его  была
тревога.
     - Все это слишком внезапно, Вим, -  сказал  он.  -  Дайте  нам  время
переварить вашу идею.
     - О, времени хватит, впереди не год и не два! - Дикстра рассмеялся. -
Пока еще мой  доклад  дойдет  до  Земли,  пока  его  напечатают,  обсудят,
предадут широкой гласности, пока будут переругиваться и ломать копья... да
потом еще снарядят солидные ученые экспедиции, и  они  проделают  всю  мою
работу сызнова и станут цепляться по пустякам, и... не бойтесь, по меньшей
мере десять лет ничего путного нельзя будет начать. А вот  потом  мы,  вся
Станция, с нашим опытом, будем совершенно необходимы для этого дела.
     -  Ух,  ты!  -  сказал  Мак-Клелан,  легкомысленным  тоном  прикрывая
волнение. - Четвертого июля будет мне праздник: вы подпалите эту  планету,
а я буду любоваться фейерверком.
     - Не знаю... - Джевонс невидящим взглядом смотрел прямо перед  собой.
- Тут еще вопрос -  благоразумия,  осторожности  -  назовите  как  угодно.
Венера - такая, как она есть, - может нас многому научить. Столько нового,
неизвестного... хватит на  тысячу  лет.  А  вдруг  мы  приобретем  два-три
континента, зато никогда не поймем секрета жизни или  не  найдем  ключа  к
бессмертию (если к нему  стоит  стремиться)  или  к  каким-то  философским
открытиям. - Не слишком ли дорогая цена за новые материки? Не знаю...
     - Ну, тут можно спорить, - согласился Дикстра. - Так пусть спорит все
человечество.
     Джимми Чентун улыбнулся Хоуторну.
     - По-моему, капитан прав. И я понимаю, вы  как  ученый  и  не  можете
думать иначе. Несправедливо отнимать у  вас  дело  всей  вашей  жизни.  Я,
конечно, буду стоять за то, чтобы подождать, по крайней мере, сто лет.
     - Пожалуй, это многовато, -  возразил  Дикстра.  -  Если  не  открыть
какой-то   предохранительный   клапан,   вполне   возможно,   что   земная
цивилизация, основанная на технике, столько не протянет.
     - Вы ничего не понимаете! - выкрикнул Хоуторн.
     Он стоял и смотрел им в глаза. Но свет падал на лицо Дикстры так, что
глаза отсвечивали, точно бельма:  не  лицо,  а  череп  со  слепыми  белыми
пятнами вместо глаз. Хоуторну казалось - он обращается  к  глухим.  Или  к
мертвецам.
     - Вы ничего не понимаете! - повторил он.  -  Я  хлопочу  не  о  своей
работе и  не  о  науке,  ничего  похожего.  Это  же  прямое,  бессовестное
убийство.  Убить  целый  разумный  народ!  А  если   на   Землю   нагрянут
какие-нибудь жители  Юпитера  и  вздумают  переделать  нашу  атмосферу  на
водородную? Как вам  это  понравится?  Нет,  мы  просто  чудовища,  только
чудовища могут задумать такое!
     - Ох, увольте! - пробормотал  Мак-Клелан.  -  Снова  здорово.  Лекция
номер двадцать восемь бис. Я уж наслушался, пока летели сюда с Земли,  мне
все уши прожужжали.
     - Извините, - заметил Чентун, - но это очень важный вопрос.
     - С дельфоидами и  в  самом  деле  все  это  непросто,  -  согласился
Джевонс. - Впрочем, мне кажется, ни один ученый  никогда  не  высказывался
против вивисекции даже в отношении наших ближайших родичей  обезьян,  если
это делалось во имя человечества.
     - Дельфоиды - не обезьяны! - побелевшими губами сказал Хоуторн. - Они
больше люди, чем вы.
     - Одну минуту, - вмешался Дикстра. Он оторвался от созерцания  молний
и подошел к Хоуторну. Радость  победы  в  его  лице  померкла,  оно  стало
серьезное, озабоченное. - Я понимаю, Нат, у тебя сложилось свое мнение  на
этот счет. Но в сущности, у тебя же нет доказательств...
     - Нет, есть! - выдохнул Хоуторн. - Все-таки я их получил. Весь день я
не знал, с чего начать, но теперь я вам скажу!
     И меж раскатами грома он наконец нашел слова для  того,  что  показал
ему Оскар.
     Постепенно даже ветер будто притих, и какое-то время слышался  только
говор дождя да  ропот  волн  далеко  внизу.  Мак-Клелан  опустил  глаза  и
уставился на  игральные  кости,  которые  машинально  вертел  и  вертел  в
пальцах. Чентун потирал подбородок и улыбался невесело. Зато  Джевонс  был
теперь невозмутимо спокоен и решителен. Прочесть что-либо по лицу  Дикстры
было трудней,  выражение  его  поминутно  менялось.  Наконец  он  принялся
деловито раскуривать новую сигарету.
     Молчание стало нестерпимым.
     - Так как же? - надтреснутым голосом выговорил Хоуторн.
     - Безусловно, это еще больше осложняет дело, - сказал Чентун.
     - Это ничего не доказывает, -  отрезал  Дикстра.  -  Посмотрите,  что
строят за Земле пчелы да птицы-беседочницы.
     - Э-э, Вим, ты  поосторожней!  -  сказал  Мак-Клелан.  -  Не  вздумай
уверять, что мы и сами просто зазнавшиеся муравьи.
     - Вот именно, - сказал Хоуторн. - Завтра возьмем субмарину, к  я  вам
это покажу, а может быть Оскар сам нас поведет. Прибавьте это открытие  ко
всем прежним намекам и догадкам - и, черт подери, попробуйте  после  этого
отрицать, что дельфоиды разумны! Они мыслят не совсем так, как мы,  но  уж
никак не хуже!
     - И, вне всякого  сомнения,  могут  нас  многому  научить,  -  сказал
Чентун. - Вспомните, как много переняли друг от друга мой народ и  ваш,  а
мы ведь все - один и тот же род человеческий.
     Джевонс кивнул.
     - Жаль, что вы не рассказали мне все это раньше, Нат. Тогда, конечно,
не было бы этого спора.
     - Ну, ладно, - вздохнул Мак-Клелан. - Придется  мне  четвертого  июля
запалить самые обыкновенные шутихи!
     Косой дождь хлестал в стену. Еще вспыхивали иссиня-белые  молнии,  но
гром уже откатывался дальше. Океан сверкал языками холодного пламени.
     Хоуторн посмотрел  на  Дикстру.  Голландец  был  весь  как  натянутая
струна. И у Хоуторна, которого было чуть отпустило,  тоже  вновь  напрягся
каждый нерв.
     - Итак, Вим? - сказал он.
     - Да-да, конечно! - отозвался Дикстра. Он побледнел. Выронил изо  рта
сигарету и даже не заметил. - Не то чтобы ты меня окончательно убедил, но,
наверное, это просто потому, что уж очень горько разочарование. Нет,  риск
совершить геноцид слишком велик, на это идти нельзя.
     - Умница, - улыбнулся Джевонс.
     Дикстра стукнул кулаком по ладони.
     - Ну а мой доклад? Что мне с ним делать?
     В его голосе прозвучала такая боль, что Хоуторн был потрясен, хоть  и
ждал этого вопроса.
     Мак-Клелан спросил испуганно:
     - Но ведь твое открытие хуже не стало?!
     И тогда Чентун высказал вслух то, о чем с ужасом думал каждый:
     - Боюсь, доклад посылать не придется,  доктор  Дикстра.  Как  это  ни
прискорбно, нашим сородичам нельзя доверить такие сведения.
     Джевонс прикусил губу.
     - Мне очень не хотелось бы так думать. Мы не  истребим  расчетливо  и
хладнокровно миллиард с лишком жизней ради... ради своего удобства.
     - В прошлом мы не раз и  не  два  поступали  именно  так,  -  угасшим
голосом произнес Дикстра.
     "Я прочитал достаточно книг по истории, Вим, и у меня  на  этот  счет
особое мнение, - подумал Хоуторн. И стал считать, загибая пальцы: -  Троя,
Иерихон, Карфаген, Иерусалим, альбигойцы, Бухенвальд. Хватит!"  -  подумал
он, его замутило.
     - Но ведь... - начал Джевонс. - Уж конечно, в наши дни...
     - В лучшем случае  соображения  человечности  удержат  Землю  лет  на
десять, на двадцать, - сказал Дикстра. - А  потом  она  наверняка  нанесет
удар. Жестокость и озверение распространяются с такой быстротой, что и  на
двадцать лет надежды мало, но допустим. Ну а дальше?  Сто  лет,  тысячу  -
сколько времени мы устоим, когда перед нами такой соблазн, а мы все больше
задыхаемся в нищете? Едва ли мы сможем вечно бороться с таким искушением.
     - Коли дойдет  до  выбора  -  завладеть  Венерой  или  смотреть,  как
пропадает человечество, скажу по-честному, - тем хуже для Венеры, - заявил
Мак-Клелан. - У меня жена и детишки.
     - Тогда скажи спасибо, что мы до этого не доживем, выбирать  придется
нашим детям, - сказал Чентун.
     Джевонс кивнул. Он словно разом постарел, теперь это был человек, чей
путь близится к концу.
     - Вам придется уничтожить доклад, Вим, - сказал он. - Совсем. И никто
из нас никогда ни словом о нем не обмолвится.
     Хоуторн готов был разреветься, но не  мог.  Какая-то  преграда  росла
внутри, невидимая рука взяла за горло.
     Дикстра медленно перевел дух.
     - По счастью, я все время держал язык за зубами, -  выговорил  он.  -
Никому и полслова не сказал. Хоть бы только меня не уволили, еще  решат  -
лодырь, столько месяцев там торчит, а толку ни на грош.
     - Уж об этом я позабочусь, Вим, - промолвил  Джевонс.  В  шуме  дождя
голос его прозвучал бесконечно мягко и ласково.
     Руки Дикстры заметно дрожали, но он оторвал первый лист своей работы,
скомкал, бросил в пепельницу и поджег.
     Хоуторн сломя голову бросился вон из комнаты.


     Снаружи - по крайней мере после дневной жары - было  прохладно.  Буря
пронеслась, моросил дождь, он брызнул на обнаженную кожу. Когда солнца  не
было, Хоуторн обходился шортами да кислородной маской. От этого  возникало
странное ощущение легкости, как будто  опять  стал  мальчишкой  и  бродишь
летом по лесу. Но те леса уже давно вырублены. Падая на палубу  Станции  и
на воду, дождь звучал совсем по-разному, но обе  ноты  были  на  удивление
чисты и звонки.
     А океан еще не утих, вода со  свистом  и  грохотом  била  о  кессоны,
завивалась черными воронками. В воздухе слабо сквозило северное сияние, от
него небо чуть подернулось розовой дымкой. Но  когда  Нат  Хоуторн  отошел
подальше от освещенных окон, больше всего света стало  от  океана:  крутые
валы излучали зеленое сияние и, рассыпаясь пеной, вспыхивали белизной. Там
и сям воду словно вспарывал  черный  нож  -  на  миг  возникал  из  глубин
какой-нибудь океанский житель.
     Хоуторн прошел мимо  пулемета  к  торговому  причалу.  Тяжелые  волны
перекатывались тут, доходя ему  до  колен,  и  обдавали  его  зеленоватыми
искрящимися брызгами. Он ухватился за поручень и напряженно вглядывался  в
завесу дождя: хоть бы приплыл Оскар!
     - Хуже всего, что у наших-то намерения самые что ни на есть благие, -
сказал он вслух.
     Над головой пролетело что-то живое: тень, шелест крыльев.
     - Врет эта пословица, - пробормотал он. И вцепился в  поручень,  хотя
можно  бы,  пожалуй,  надеяться,  что  его  смоет  волной...  когда-нибудь
венериане разыщут на дне его кости и доставят на Станцию... и  не  возьмут
за это платы.
     - Кто будет сторожить сторожей? Очень просто: сами  же  сторожа,  ибо
что проку от сторожей бесчестных. Но вот как быть с  тем,  что  сторожишь?
Оно само - на стороне врага.  Вим  и  капитан  Джевонс,  Джимми  Чентун  и
Малыш... и я. Мы-то можем сохранить тайну. А природа не  может.  Рано  или
поздно кто-нибудь проделает ту же работу. Мы надеемся, что  Станция  будет
расширена. Тогда здесь появятся и еще геофизики и...  и...  Оскар!  Оскар!
Где тебя носила нелегкая, черт возьми!
     Океан ответил, но на языке, Хоуторну незнакомом.
     Его трясло, зуб на зуб не попадал. Никакого смысла тут околачиваться.
Совершенно ясно, что надо делать. И если сперва поглядеть  на  безобразную
добродушную морду Оскара, еще вопрос, легче ли потом  будет  сделать  это.
Возможно, станет куда трудней. А пожалуй, и вовсе невмочь.
     "Может быть, поглядев на Оскара, я  соберусь  с  мыслями,  -  подумал
Хоуторн, чувствуя, как в мозгу отдается эхо громов с высот Синая. -  Я  не
могу. Еще не могу. Боже правый, ну почему я такой  фанатик?  Подождал  бы,
пока все это предадут гласности  и  начнут  обсуждать,  заявил  бы  особое
мнение,  как  пристало  всякому  порядочному  борцу   за   справедливость,
организовал бы парламентские группы нажима, воевал  бы  как  положено,  по
всем правилам и законам. А может быть, секрет не раскроется до конца  моей
жизни - и какое мне дело, что будет после? Я-то этого уже не  увижу.  Нет.
Этого  мало.  Мне  нужна  уверенность.  Не  в  том,   что   восторжествует
справедливость - это невозможно, но что  не  совершится  несправедливость.
Потому  что  я  одержимый.  Никто,  ни  один  человек  не  в   силах   все
предусмотреть, - думал он в  ту  дождливую,  ветреную  ночь.  -  Но  можно
сделать расчеты и соответственно действовать. Голова  стала  ясная,  мысль
работает быстро и четко - теперь обдумаем, что нам известно.
     Если Станция перестанет приносить доход, люди больше сюда не полетят.
Во всяком случае, полетят очень не скоро, а тем временем мало ли что может
случиться... Венериане смогут подготовиться к самозащите,  или  даже,  чем
черт не шутит, человечество научится держать себя  в  руках.  Быть  может,
люди никогда не вернутся. Возможно, цивилизация,  основанная  на  технике,
рухнет и уже не возродится. Пожалуй, так будет лучше всего, каждая планета
сама по себе, каждая сама определит свою судьбу. Но это  все  рассуждения.
Пора заняться фактами.
     Пункт первый: если Станция "Венера"  сохранится,  а  тем  более,  что
очень возможно, будет расширена, кто-нибудь  наверняка  повторит  открытие
Дикстры.  Если  нашелся  один  человек,  который  после   нескольких   лет
любопытства и поисков разгадал секрет, то уж конечно не  позже  чем  через
десять лет кто-то другой или двое, трое  сразу  ощупью  придут  к  той  же
истине.
     Пункт второй: Станция сейчас  экономически  зависит  от  добровольной
помощи дельфоидов.
     Пункт третий: если Станция будет разрушена и  Компании  доложат,  что
разрушили ее  враждебные  людям  дельфоиды,  очень  мало  вероятно,  чтобы
Компания стала ее восстанавливать.
     Пункт четвертый: даже если бы такую попытку и сделали, от  нее  очень
скоро вновь откажутся при условии, что дельфоиды и впрямь станут  избегать
людей.
     Пункт пятый: в этом случае Венеру оставят в покое.
     Пункт шестой: если верить в  бога,  в  грех  и  прочее,  во  что  он,
Хоуторн, не верит, можно бы доказать, что человечеству это будет только на
благо, ибо оно  не  отягчит  совесть  свою  бременем  гнуснейшего  деяния,
которому равного не видано со дня некоего события на Голгофе.
     Беда в том, что на человечество мне в общем-то наплевать.  Главное  -
спасти Оскара. А быть может, оттого и начинаешь так  горячо  любить  чужой
народ, что втайне возненавидел свой?
     Наверно, все-таки можно как-нибудь убежать от  этого  кошмара.  Но  у
человека нет ластов, и он не может дышать без кислорода, человеку остается
лишь один путь - назад, через Станцию".
     Он поспешно пошел по безмолвному, ярко освещенному коридору к  трапу,
ведущему глубоко вниз, в самые недра Станции. Вокруг ни души. Словно  весь
мир обратился в прах, и он - последний из живых.
     Он вошел в кладовую - и отшатнулся, как от  удара:  тут  кто-то  был.
Призраки, тени... какое право имеет тень того, кто еще  не  умер,  явиться
здесь в такую минуту?
     Человек обернулся. Это был Крис Дил, биохимик.
     - Это ты, Нат? - удивился он. - Что ты тут делаешь в такое время?
     Хоуторн облизнул пересохшие губы. Обычный  воздух,  такой  же,  каким
дышишь на Земле, обжигал и душил.
     - Мне нужен инструмент, - сказал он. - Дрель,  вот  что...  Небольшая
электрическая дрель.
     - Бери, сделай милость, - разрешил Дил.
     Хоуторн достал дрель со стеллажа. Руки так затряслись, что он ее  тут
же выронил. Дил удивленно посмотрел на него.
     - Что случилось, Нат? - мягко спросил он. - Какой-то  у  тебя  кислый
вид.
     - Нет, ничего, - еле слышно ответил Хоуторн. - Все в порядке.
     Он подобрал дрель и вышел.
     Арсенал, всегда запертый, помещался глубоко в трюме Станции.  Хоуторн
ощущал, как под ногами, под днищем корпуса, вздымается океан  Венеры.  Это
придало ему силы, он дрелью вскрыл замок, вошел в арсенал, взломал ящики с
взрывчаткой и приладил запал. Но потом никак  не  мог  вспомнить,  как  он
установил дистанционный взрыватель на срок. Знал только, что сделал и это.
     Затем какой-то провал - он не помнил, как очутился в  помещении,  где
хранились лодки, и вот он стоит  здесь  и  грузит  в  маленькую  субмарину
океанографические  глубинные  бомбы.  И  опять  вокруг  ни  души.   Некому
спросить, что он  тут  делает.  Чего  опасаться  его  братьям  со  Станции
"Венера"?
     Хоуторн скользнул в субмарину и через шлюз вывел ее в  океан.  Спустя
несколько минут его тряхнуло. Взрыв был не очень силен, но отдался во всем
существе Хоуторна таким громом, что он, оглушенный, не заметил, как  пошла
ко дну Станция "Венера". Лишь потом  он  увидел,  что  от  нее  ничего  не
осталось. Над тем местом кружил сверкающий  фейерверком  водоворот,  среди
пены и брызг крутились, подскакивали какие-то обломки.
     Он определился по компасу и пошел на  погружение.  Вскоре  перед  ним
засветился кораллитовый  город.  Долгие  минуты  он  смотрел  на  чудесную
гармонию шпилей и гротов, потом ужаснулся: вдруг не хватит сил сделать то,
что нужно... И он поспешно сбросил бомбы и ощутил,  как  содрогнулось  его
суденышко, и увидел, как храм обратился в развалины.
     А потом он всплыл на поверхность. Он вышел на палубу субмарины и всей
кожей ощутил прохладу дождя. Вокруг собирались дельфоиды.