амением, охраняющим от злых сил.  Мороз  пробежал  по
коже, по всему телу пошли мурашки. Во мраке джунглей по-прежнему  слышался
бой барабанов, а вода, освещенная  лучами  Тамбура,  который  каждый  день
пожирал солнце, а теперь приближался к полнолунию, казалась  тяжелой,  как
ртуть. Больше всего я  хотел  сейчас  услышать  звон  колоколов  Провиена,
разносящийся над овеваемыми ветром равнинами Андея!


     Когда "Золотой скакун" готов был, наконец, выйти в  море.  Ровик  без
хлопот получил разрешение посетить хисагазийского  императора  на  главном
острове. Более того, ему было бы трудно уклониться от этого визита. К тому
времени челны разнесли вести о нас из конца в конец империи,  и  правители
горели желанием увидеть голубоглазых чужеземцев. Отъевшиеся  и  довольные,
мы взошли на  борт  корабля.  Поставлены  паруса,  выбран  якорь,  грянула
дружная матросская песня, заставив морских птиц взвиться  высоко  в  небо.
"Золотой скакун" вышел в море. На  этот  раз  мы  шли  с  эскортом.  Нашим
кормчим стал сам Гюзан. Это был крупный, средних лет мужчина, чья  красота
почти не пострадала от принятой у его  народа  бледно-зеленой  татуировки,
покрывающей и тело. Его сыновья расстелили свои циновки на наших  палубах,
множество гребных судов с воинами сопровождало корабль.
     Ровик вызвал к себе в каюту боцмана Этиена.
     - Ты парень сообразительный, - сказал он. - Хорошенько проследи, чтоб
команда всегда находилась в боевой готовности, как бы мирно  ни  выглядело
все кругом.
     - Зачем, капитан? - его загорелое, покрытое шрамами лицо  вытянулось.
- Думаете, туземцы замышляют недоброе?
     - Кто знает? - сказал Ровик. - Но команде не говори  ничего.  Матросы
притворяться не умеют. Если ими  завладеет  страх  или  алчность,  туземцы
сразу почуют и встревожатся, а это еще больше разволнует наших людей.  Тут
уж только дочерь божья смогла бы сказать, как дело пойдет  дальше.  Следи,
по возможности незаметно, чтобы матросы держались вместе и  оружие  всегда
было у них под рукой.
     Этиен вытянулся и с поклоном вышел из каюты. Я осмелился  спросить  у
Ровика, что он имеет в виду.
     - Пока ничего, - ответил капитан. - Однако я держал в руках механизм,
какой и не снился строителям собора в  Джайэре,  и  слышал  россказни  про
корабль, что слетел с неба, неся на борту не то бога, не то пророка. Гюзан
думает, что я знаю больше, чем на  самом  деле,  и  рассчитывает,  что  мы
окажемся той силой, которая способна нарушить  сложившееся  в  государстве
равновесие. Он надеется, что мы поможем ему осуществить  его  честолюбивые
замыслы. Не случайно он прихватил с собой столько воинов.  Ну,  а  я...  я
хочу просто побольше разузнать.
     Он умолк и, по-прежнему сидя за столом,  принялся  провожать  глазами
солнечный зайчик, который из-за качки скользил вверх и вниз по  деревянной
панели. Потом заговорил снова:
     - Писание учит, что до Падения люди жили за звездами. Звездочеты двух
последних поколений уверяют, что планеты - твердые тела, как  и  тот  мир,
где мы живем. Тот, кто прилетел из рая...
     Когда я вышел из каюты, у меня голова шла кругом.
     Мы без всяких  затруднений  миновали  десятка  два  островов.  И  еще
несколько дней спустя подошли к главному из них - Улас-Эркила. В длину  он
протянулся почти на сто миль, по  ширине  достигает  сорока.  Его  зеленые
равнины постепенно повышаются и в центре острова  переходят  в  горы,  над
которыми  господствует  вершина  вулкана.  Хисагази  поклоняются  богам  -
водяным и огненным - и считают, что огненные обитают на горе Улас. Я понял
язычников, когда увидел снежную вершину вулкана, как бы парящую высоко над
изумрудными грядами, и дым из кратера, уходящий в голубое  небо.  С  точки
зрения  язычников,  самый  богоугодный  поступок,  какой  может  совершить
человек, это броситься в раскаленный кратер  Уласа.  Многие  старые  воины
просят отнести их на вершину горы, чтобы они могли совершить этот  подвиг.
Женщин же не подпускают даже к склонам.
     Императорская резиденция - Никум  -  расположена  в  глубине  фьорда,
подобно селению, в котором  мы  останавливались.  Но  Никум  -  богатый  и
большой город, размером почти с Роанн. Многие дома построены из дерева,  а
не из тростника. На утесе, высоко над городом, стоит массивный базальтовый
храм, за которым тянутся фруктовые сады и  джунгли,  а  дальше  вздымаются
горы. Деревья в этой местности имеют такие могучие  стволы,  что  хисагази
соорудили здесь  настоящие  пристани  на  сваях,  словно  в  Лавре,  а  не
ограничились, как почти во всех  гаванях  мира,  причалами  на  поплавках,
которые  поднимаются  и  опускаются  вместе  с  приливом  и  отливом.  Нам
предложили почетное  место  стоянки  у  центральной  пристани,  но  Ровик,
сославшись на плохую маневренность нашего корабля, стал на якорь в дальнем
конце гавани.
     - Ведь в центре мы очутились бы прямо под сторожевой башней, - шепнул
он мне. - Может, они еще и не изобрели лука, но дротики мечут  отлично.  И
еще: доступ к нашему кораблю оказался бы  совершенно  свободным,  а  между
нами и горлом бухты болталось бы множество привязанных челнов.  Теперь  же
всего несколько человек легко смогут в случае надобности  оборонять  пирс,
пока остальные приготовят корабль к выходу в море.
     - А чего мы должны бояться, капитан? - спросил я.
     Он подергал ус.
     - Сам не знаю. Многое зависит от того, что они вправду думают об этом
своем божественном корабле... ну и, разумеется, от того, существует ли  он
вообще в действительности. Но пусть против нас встанут смерть и ад, мы  не
повернем, пока не добудем истину для королевы Оделы.


     Наших офицеров, сходивших на берег, встречал барабанным боем почетный
караул копьеносцев, украшенных перьями. Выше уровня прилива были сооружены
мостки. Рядовые горожане в этих местах переплывают от дома к  дому,  когда
волны прилива лижут пороги, или  пользуются  рыбачьими  лодками,  если  им
нужно перевезти груз. Путь от фьорда до дворца  был  необычайно  красив  -
кудрявые виноградники перемежались с зарослями  сахарного  тростника.  Сам
дворец представлял собой длинное бревенчатое строение.  На  коньках  крыши
красовались фантастические изображения богов.
     Искилип, верховный жрец и император хисагази, оказался старым, тучным
человеком. Одеяние из перьев,  перьями  же  украшенная  высокая  прическа,
деревянный скипетр, увенчанный черепом, татуировка на лице  и  полная  его
неподвижность - все это придавало ему  странный,  какой-то  нечеловеческий
вид. Он восседал на помосте под факелами, курившимися благовониями.  Перед
помостом  сидели,  поджав  под  себя   ноги,   его   сыновья,   придворные
расположились по обеим сторонам. Вдоль длинных стен дворцового зала стояли
гвардейцы. У них не было принято стоять навытяжку по  команде  смирно,  но
это были крупные, ловкие молодые люди со щитами и чешуйчатыми нагрудниками
из кожи морского чудовища. Вооружение их состояло из кремневых  топоров  и
копий с обсидиановыми наконечниками, которые поражают противника не  хуже,
чем  железные.  Головы  их  были  выбриты,  что  придавало  лицам   особую
свирепость.
     Искилип тепло приветствовал нас, предложив сесть на скамью,  стоявшую
чуть пониже помоста, и приказал принести угощение. В беседе он  задал  нам
много  толковых  вопросов.  Хисагазийские  мореходы  знали  об   островах,
расположенных далеко  от  их  архипелага.  Они  могли  показать,  в  каком
направлении  лежит  Страна  многих  замков,  называемая  ими  Юракадак,  и
определить,  конечно  приблизительно,  расстояние  до  нее.  Один  из  них
когда-то даже плавал в эту страну. Судя по их не слишком точным описаниям,
Юракадак мог быть только Джайэром, куда уондский авантюрист Ханас Толассон
добрался  по  суше.  Я  подумал,  что  мы,  значит,  и  вправду  совершаем
кругосветное путешествие. Но я тут же отбросил честолюбивые мысли о  нашей
славе и стал снова прислушиваться к разговору.
     - Как я сказал Гюзану, - говорил Ровик, - еще одной причиной, которая
привела нас сюда, послужили рассказы о том, что небо  благословило  вас  и
прислало корабль. Гюзан представил мне доказательства, что это правда.
     В зале зашептались. Принцы словно окаменели, лица придворных  приняли
отсутствующее выражение, даже по рядам гвардейцев пробежал ропот. Издалека
сквозь  стены  доносился  шум  начавшегося  прилива.  Тут  раздался  голос
Искилипа из-под маски, точно повторявшей его собственное лицо.
     - Разве ты забыл, Гюзан, что  священные  предметы  нельзя  показывать
непосвященным?! - спросил он недовольно.
     - Нет, Святейший, - ответил Гюзан. Дьяволы,  вытатуированные  на  его
лице, покрылись капельками пота. Но не от страха.  -  Капитан  и  так  все
знал. Его люди также... насколько я понял... Он, правда, еще плохо говорит
на нашем языке, но я понял... его народ тоже посвящен. И я этому  поверил.
Святейший. Взгляни на удивительные вещи, которые они привезли с собой. Вот
длинный нож, что они подарили мне, он сделан из твердого блестящего камня,
но это не камень. Разве он не напоминает то, из чего построен  Корабль?  А
трубы, делающие близкими самые  отдаленные  предметы...  Одну  из  них  он
подарил тебе, Святейший. Разве она не подобна той, что есть у Посланца?
     Искилип  наклонился  вперед,  к  Ровику.  Рука,  державшая   скипетр,
задрожала так сильно, что застучали челюсти черепа на самом скипетре.
     - Неужели сами звездные люди научили вас делать это? - вскричал он. -
Не могу представить себе... Посланец никогда не говорил о других.
     Ровик выставил вперед ладони.
     - Не так быстро. Святейший, прошу вас, - сказал он. -  Мы  еще  плохо
знаем ваш язык. Сейчас я просто не понял ни слова.
     Ровик хитрил. Он еще раньше приказал офицерам  делать  вид,  что  они
знают  хисагазийский  язык  гораздо  хуже,  чем   на   самом   деле.   (Мы
совершенствовались в нем тайно, практикуясь друг с другом.) Это давало ему
возможность уходить от прямых ответов, не вызывая нареканий.
     А Гюзан сказал:
     - Нам лучше поговорить обо всем наедине.  Святейший,  -  и  посмотрел
искоса на придворных. Те ответили ему ревнивыми взглядами.
     Искилип словно  бы  съежился  в  своем  парадном  одеянии.  Он  снова
заговорил, по-прежнему отчетливо, но это  был  голос  старого,  слабого  и
неуверенного в себе человека.
     - Не знаю. Если эти  чужеземцы  уже  посвящены,  мы,  конечно,  можем
показать им то, что у нас есть. С другой  стороны,  однако,  если  бы  уши
непосвященных услышали рассказ самого Посланца...
     Гюзан властно поднял руку. Смелый и честолюбивый,  издавна  мечтавший
распространить свою власть за пределы маленькой  области,  он  весь  горел
теперь.
     - Святейший, - сказал  он,  -  рассмотрим,  почему  полную  правду  о
событиях скрывали все эти годы? Чтобы держать народ в послушании?  Отчасти
так. Но помимо этого, разве вы и  ваши  советники  не  боялись,  что  сюда
нахлынут в жажде знаний люди со всего света и мы будем оттеснены? Так вот,
если мы отпустим голубоглазых домой, не удовлетворив их любопытства,  они,
я полагаю, обязательно вернутся сюда, но уже с сильным флотом. Поэтому  мы
ничего не потеряем, раскрыв им истину. Если у них никогда не  было  своего
Посланца, если они не могут  принести  нам  настоящей  пользы,  мы  всегда
успеем убить их. Но если и они удостоились посещения  посланцев  с  небес,
чего только не сможем мы сделать вместе!
     Он произнес это быстро и тихо, чтобы мы, монталирцы, не поняли его. И
действительно, наши господа офицеры не разобрали его  слов.  Но  я  своими
молодыми ушами уловил их значение. И Ровик тоже. Он так упорно сохранял на
своем лице деланную улыбку  непонимания,  что  я  догадался:  он-то  понял
каждое слово.
     Итак, в конце концов они решились повести нашего командира в храм  на
скале. А с ним и меня, ничтожного, поскольку никто из хисагазийской  знати
не путешествует без сопровождающих. Сам Искилип возглавлял шествие, за ним
шли Гюзан и двое  мускулистых  принцев.  Двенадцать  копьеносцев  замыкали
шествие. Я понимал, что шпага Ровика в случае беды  окажется  бесполезной,
но плотно сжал губы и пошел за ним. Он выглядел как  нетерпеливый  ребенок
утром Дня благодарения. Над бородкой клином сверкали зубы, голову  украшал
берет с перьями, чуть сдвинутый набекрень. Никто и подумать бы не мог, что
он сознает, какая опасность угрожает ему.
     Мы вышли незадолго до захода солнца:  в  полушарии  Тамбура  люди  не
проводят такого различия между днем и ночью, как приходится у нас. Сьетт и
Балант занимали на небе положение, соответствующее высокому приливу,  и  я
не удивился, что Никум почти затоплен. И все же,  пока  мы  поднимались  к
храму по извилистой тропе, я думал о том, что мне никогда  не  приходилось
видеть более странного пейзажа.
     Внизу  блестела  вода  фьорда,  длинные  тростниковые  крыши  города,
казалось, плавают на ее поверхности, у причала;  вдоль  берега  колыхалось
множество судов, мачты и рангоут нашего корабля возвышались  над  фигурами
языческих богов, украшавших носы его соседей. Фьорд извивался между крутых
берегов, и в глубине его со страшным  шумом  разбивался  о  скалы  прибой,
оставляя белую пену. Вершины гор над  нами  были  почти  черными  на  фоне
огненного заката, который охватывал почти половину неба и окрашивал воду в
цвет крови. Сквозь облака проглядывал полумесяц Тамбура. И все это  вместе
казалось знамениями, но не было никого, кто мог бы  истолковать,  что  они
предвещают. Впереди высился базальтовый столб с изваянием в форме  головы.
Справа и слева от тропы росли высохшие от летнего зноя  травы  с  острыми,
как пила, зубцами.  Небо  было  бледным  в  зените  и  темно-пурпурным  на
востоке, где уже появились первые звезды. Но в тот вечер даже вид звезд не
успокаивал меня. Мы  шли  молча.  Босоногие  туземцы  двигались  бесшумно.
Раздавался лишь стук моих башмаков, да позванивали шпоры Ровика.
     Храм  был  смелым   произведением   архитектуры.   В   прямоугольнике
вырубленных в  базальте  стен,  увенчанных  большими  каменными  головами,
располагалось несколько построек  из  того  же  базальта.  Крыши  их  были
покрыты недавно срезанными и еще незасохшими  большими  листьями.  Искилип
вел нас мимо группы служителей и жрецов к деревянной хижине за святилищем.
Вход охраняло двое  гвардейцев;  увидев  Искилипа,  они  пали  на  колени.
Император постучал в дверь своим странным скипетром.
     Во рту у меня пересохло, сердце  громко  колотилось  о  ребра.  Дверь
открылась. Я ожидал, что передо мной  предстанет  какое-нибудь  чудище,  а
может, наоборот,  существо  ослепительной  красоты.  Каково  же  было  мое
удивление, когда я увидел обыкновенного мужчину, да еще небольшого  роста.
При огне светильника я разглядел внутренность помещения.  В  комнате  было
чисто, обстановка простая и в то же время удобная. Таким могло быть жилище
любого хисагази. На хозяине комнаты была простая лубяная юбка, из-под  нее
виднелись ноги, тонкие и кривые, как обычно у стариков. Он сам был худ, но
держался прямо, седая голова гордо откинута назад. Цвет лица  -  потемнее,
чем у монталирцев, но светлее, чем у хисагази, борода редкая, глаза карие.
Нос, губы и форма челюстей были не такие, как у представителей всех рас, с
которыми я до сих пор встречался. Однако это был человек. И никто другой.


     Мы вошли в  хижину,  оставив  копьеносцев  снаружи.  Искилип  наскоро
проделал ритуальный обряд представления. Я заметил,  что  Гюзан  и  принцы
нетерпеливо переминаются  с  ноги  на  ногу:  церемония  была  им  скучна,
представители их сословия уже много раз  принимали  участие  в  ней.  Лицо
Ровика оставалось непроницаемым. Он отвесил вежливый поклон  Вал  Найре  -
Посланцу небес - и в нескольких словах объяснил, почему мы здесь. Но  пока
он говорил, глаза их встретились, и я понял, что наш капитан уже  составил
себе определенное мнение о пришельце со звезд.
     - Вот мое жилище, - сказал Вал  Найра.  Он  произнес  эти  слова  как
что-то очень привычное. Посланец столько раз рассказывал  о  себе  молодым
аристократам, что они стали для него стертыми, как старый пятак. Он еще не
заметил, что вооружение у нас из металла, или не оценил, какое  это  может
иметь для него значение.
     -  Целых...  сорок  три  года,  я  верно  говорю,  Искилип?  Со  мной
обращались так хорошо, как только возможно. Правда,  иногда  я  готов  был
кричать от одиночества, но такова уж участь оракула.
     Император неловко зашевелился в своем парадном одеянии.
     - Демон покинул его, - объяснил он. - Теперь  это  лишь  обыкновенная
человеческая плоть. Вот истинная тайна, которую мы охраняем. Но не  всегда
было так. Я помню его  прибытие.  Тогда  он  пророчествовал,  обещал,  что
времена переменятся, люди рыдали и падали ниц. Но потом его демон вернулся
к звездам, а могучее оружие, которым он владел, потеряло силу. Однако люди
не хотят знать правду, и, чтобы не вызвать волнений, мы  делаем  вид,  что
ничего не изменилось.
     - Правду, которая ударит по вашим собственным привилегиям,  -  сказал
Вал Найра.
     Голос у него был усталый, но тон насмешливый.
     - В ту пору Искилип был молод, - добавил он, обращаясь к Ровику, -  а
его наследственные права на трон были сомнительны. Я бросил на чашу  весов
свое влияние, чтобы помочь ему. А за это он  обещал  сделать  кое-что  для
меня.
     - Я старался. Посланец, - оправдывался император. - Спроси потонувшие
челны и людей, канувших с ними на дно, они бы сказали, что пытались  тоже.
Но боги судили иначе.
     - Именно так, - Вал Найра пожал плечами. - Эти острова  вообще  бедны
рудами, капитан Ровик, а среди жителей нет никого, кто смог  бы  разыскать
те, в которых я нуждаюсь. Хисагазийские челны не могут достичь материка  -
он слишком далек. Но я не отрицаю, что ты пытался, Искилип... тогда.
     Он подмигнул нам.
     - Впервые император так доверился чужеземцам, друзья мои. Вы уверены,
что вернетесь к себе живыми?
     - Что, что, что?! - возмутились хором Искилип и  Гюзан.  -  Они  ведь
наши гости.
     - К тому же, - улыбнулся Ровик, - многое уже  было  мне  известно.  В
моей стране тоже есть тайны, не менее важные, чем ваша. Да,  Святейший,  я
полагаю, что мы можем вступить в сделку, выгодную для обеих сторон.
     Император затрясся. Потом спросил дребезжащим голосом:
     - Значит, у вас тоже есть Посланец?
     - Что? - вскрикнул Вал Найра.
     Взгляд его был прикован к нам. Лицо его  то  краснело,  то  бледнело.
Потом он упал на скамью и зарыдал.
     - Ну, не совсем так, - Ровик положил руку на его  дрожащее  плечо.  -
Скажу прямо, ни один небесный корабль не прибывал в  Монталир.  Но  у  нас
есть другие секреты, не менее ценные.
     Только я один, хорошо знавший капитана,  видел,  в  каком  он  сейчас
напряжении. Его взор скрестился со взором  Гюзана,  и  тот,  не  выдержав,
опустил глаза, словно дикий зверь, укрощенный дрессировщиком. А Вал  Найру
он сказал с материнской лаской в голосе:
     - Так ли я понял,  друг,  твой  корабль  потерпел  крушение  на  этих
берегах - и починить его можно, только если достать нужные материалы?
     - Да... да... послушай.
     Запинаясь и захлебываясь при мысли, что он, может  быть,  еще  увидит
свою родину. Вал Найра начал объяснения.
     Теория, которую он изложил, настолько невероятна и даже  опасна,  что
вы, государи мои, вряд ли пожелаете услышать этот  рассказ  полностью.  Не
думаю, однако, чтобы она была ложной. Если звезды действительно  такие  же
солнца, как наше, и вокруг них тоже вращаются планеты, подобные нашей,  то
учение о хрустальной сфере разбивается на тысячу мелких осколков. Впрочем,
когда позже обо всем этом услышал Фрод, он сказал, что  истинная  вера  не
пострадает от подобных открытий. В писании нигде прямо не сказано, что рай
расположен непосредственно над местом рождения божьей дочери. Так  считали
много веков, поскольку пред