ь,
ее губы оставались в той  же  близости  от  его  лица.  Даже  в  темноте
безлунного вечера он видел отблеск страсти в ее зеленых глазах.
   Она нашла губами его губы. Он ответил со всей своей  необузданностью,
навалился на нее всем телом, едва не опрокинув на капот машины.  Ей  это
пришлось по нраву: она едва не царапала  ему  затылок,  ее  бедра  тесно
прижались к его.
   Он запустил руку ей в волосы, намотал их себе на ладонь. Рывок - и ее
голова была запрокинута; в его распоряжении оказалась вся ее нежная шея.
Сначала он покрыл поцелуями этот участок ее тела, потом двинулся вниз  -
туда его манил вырез ее блузки. Его язык забрался в тесное ущелье  между
грудями, рука с наслаждением обхватила одну грудь.
   Ознакомившись с формой ее груди, он потрогал большим пальцем сосок  и
быстро добился, чтобы он напрягся.
   - О, Митч!..
   Он отпустил ее волосы, сделал шаг назад.  Она  упала  ему  на  грудь,
уткнувшись макушкой ему  в  подбородок.  На  то,  чтобы  расстегнуть  ее
блузку, ушло одно мгновение. Ее кружевной лифчик с половинными чашечками
оказался   образцом   интимного   искусства.   Лежащая   в   нем   грудь
преподносилась Митчу, как трепетная языческая жертва.
   - Понятно: фронтальная загрузка. - Он расстегнул лифчик. Груди  легли
ему в ладони,  которые  ему  пришлось  при  этом  широко  раскрыть.  Его
возбуждение было теперь так сильно, что  застежка-"молния"  выступала  в
роли пыточного приспособления для его рвущейся на волю мужественности.
   Сердце Ройс трепетало  прямо  у  него  в  руке,  прерывистое  дыхание
обжигало ему шею. Он наклонился и поцеловал сначала одну,  потом  другую
грудь, неторопливо очертив языком твердые соски.
   - На заднем сиденье твоей "Тойоты" нам хватит места.
   - Я тебя едва знаю, - прошептала она. - Это будет просто секс.
   - Меня это устраивает. - Он еще поработал над ее соском, потом поднял
голову и улыбнулся улыбкой сорванца. - Ты ведь хочешь меня. Не отрицай.
   В следующее мгновение на темную  стоянку  влетела  машина.  Свет  фар
окатил застывшую парочку, словно  скованную  арктическим  холодом.  Митч
загородил Ройс собой. Она  стала  судорожно  приводить  в  порядок  свою
одежду.
   - Вот незадача! - простонал Митч. Все  пошло  насмарку:  опомнившаяся
Ройс уже устроилась за рулем и засунула ключ в замок зажигания.
   - Увидимся через месяц! -  крикнул  он  вдогонку  "Тойоте",  поспешно
покидавшей стоянку, снова погрузившуюся в темноту.

4

   В слабом свечении розового слоника над кабинкой  в  "Ликвид  Зу"  Пол
разглядывал Митча, который уже несколько минут держал паузу. Мысленно он
все еще находился в прошлом пятилетней давности, вместе с Ройс.
   - Что произошло после ее отъезда? - поинтересовался Пол.
   - Месяц выдался такой, что чертям стало бы тошно, -  сказал  Митч.  -
Окружной прокурор слег на несколько недель с сердечным приступом,  и  на
меня навалили столько дел, что их не потянул бы и десяток человек. Но  я
ни по одному не захотел заключать сделки.
   Пол обратил  внимание  на  то,  с  какой  неприязнью  выговорил  Митч
последние слова. Митч придерживался мнения, что сделки о признании  вины
подрывают основы юриспруденции. Возможно, так оно и было. Так или иначе,
благодаря сделкам многие адвокаты по уголовным делам богатели на глазах,
самозабвенно защищая правонарушителей,  постоянно  находившихся  в  поле
внимания судебной машины.
   -  Под  конец  того  проклятого  месяца,  когда  я  уже  надеялся  на
возвращение Ройс, мне подсунули очередное дело: в  автомобильной  аварии
погиб мужчина. По словам его спутника, оставшегося  в  живых,  за  рулем
сидел погибший, однако полиция заподозрила выжившего, оказавшегося,  как
показала проверка, под градусом, в том, что машину вел он.
   Улики были так себе. Само предъявление  обвинения  Теренсу  Уинстону,
местной знаменитости, автору постоянной рубрики в "Экземенере" и  видной
фигуре в либеральных политических кругах, находилось под вопросом.
   - Ты не знал, что это отец Ройс?
   - Не знал! Я спросил, как ее фамилия, когда мы брели  по  пляжу.  Шум
прибоя, глухое ухо - как тут было разобрать фамилию? Мне показалось, что
она назвалась Ройс Эннстон, а она, конечно, сказала "Ройс Энн Уинстон".
   Дело меня разозлило. Даже если бы нам удалось доказать, что за  рулем
сидел Уинстон, хороший защитник запросто отвел бы обвинение в вождении в
нетрезвом виде. Полиция воспользовалась для анализа дыхательной трубкой,
и данные превышали допустимый уровень на какую-то пустячную цифру.
   - Надо было сделать ему анализ крови, тем более что  авария  была  со
смертельным исходом.
   - Вот-вот. Полиция вела все дело  спустя  рукава.  Спустя  час  после
аварии оцепление на месте происшествия было снято.
   - Типичная история, - сказал  Пол  и  задумался,  прихлебывая  теплое
пиво. Обычно место преступления  оставалось  огороженным  на  протяжении
нескольких  дней,   любые   вещественные   доказательства   подвергались
тщательному изучению. Однако на  мостовой  самой  главной  заботой  была
непрерывность  движения  транспорта,  поэтому  здесь  сплошь   и   рядом
возможность исследовать место преступления сохранялась в  лучшем  случае
считанные часы.
   - Я уговорил заместителя шерифа, составившего  протокол,  -  кретина,
наверняка получившего диплом юриста заочно, - все запротоколировать. Что
с того, что Уинстон - местная знаменитость? Разве  это  значит,  что  он
должен выйти сухим из воды?  Однако  доказать  его  виновность  было  бы
затруднительно. Автомобиль сгорел. То,  что  не  погибло  в  огне,  было
испорчено пожарными, не пожалевшими воды.
   - Ты в то время ни разу не говорил с Ройс?
   - Я звонил ей, но никто не  снимал  трубку.  В  газетах  ни  разу  не
появилось ее имя - в заметках указывалось  лишь,  что  у  подозреваемого
есть дочь и что его жена недавно умерла. - Митч  покачал  головой.  -  Я
увидел Ройс только на предварительном слушании. Не помню, чтобы кто-либо
когда-нибудь смотрел  на  меня  с  такой  же  ненавистью,  кроме  одного
человека...
   В полутьме шрамы на лице Митча были почти незаметны.  Пол  знал,  что
был человек, ненавидевший Митча несравненно сильнее, чем Ройс, но за все
время их знакомства ни разу не пытался выяснить, кто пытался его  убить.
Пол знал одно: Митч подвергся нападению. Он подозревал, что речь идет  о
женщине, но не смог бы сказать, на  чем  основано  подозрение.  То  была
чистейшая интуиция.
   -  Уинстона  взялся  защищать  его  давний   приятель,   адвокат   по
завещательным делам. Я отвел его с пол-оборота  еще  на  предварительном
слушании.  -  Митч  отодвинул  недоеденную  пиццу.  -  Уинстон  был  так
раздавлен, что Ройс пришлось выводить его  из  зала  суда,  когда  судья
постановил, что имеющихся доказательств достаточно для возбуждения дела.
   На следующее утро я прочел в газете, что отец  Ройс  застрелился.  Он
находился  в  депрессии  после  смерти  жены  и  был   слишком   напуган
перспективой суда.
   - Господи! - Пол присвистнул. Как раз в  то  время  он  отсутствовал,
пытаясь наладить свою жизнь  после  ухода  из  полиции.  Возвратился  он
вскоре после  этих  событий,  но  прошло  еще  полгода,  прежде  чем  он
окончательно ожил.  В  те  месяцы  Митч  избегал  загружать  его  своими
проблемами.
   - На похороны явилось полгорода. Увидев меня, Ройс взбеленилась.
   - Вряд ли ты вправе ее за это винить.
   - Согласен. Я настаивал на возбуждении дела из чистого  упрямства,  в
чем и признался ей на похоронах. Столь яркое дело послужило бы толчком в
моей карьере. Но  вышло  иначе:  пресса  закусила  удила,  в  городе  не
осталось ни одного политика, который не потребовал бы крови.
   - Однако пресса пощадила лично тебя. Я был не настолько  в  отключке,
чтобы не обратить внимания, если бы за тебя принялись.
   - Верно, пресса взялась за систему как таковую и много недель  подряд
надрывалась по поводу  игнорирования  явных  улик  в  делах  о  торговле
наркотиками, закрываемых с помощью сделок о признании вины, и того,  как
мы уничтожили выдающегося гражданина. Тогда  как  раз  стоял  шум  из-за
обязательного назначения наказания, и я оказался как бы  в  стороне.  Но
это не помешало Ройс понять мою подлинную роль.
   - Поэтому ты и ушел из прокуратуры? - Пол ощущал собственную  вину  в
невзгодах друга. Он появился в городе вскоре после того, как Митч открыл
частную практику, но был слишком занят  собственными  проблемами,  чтобы
выяснять, что послужило причиной ухода.
   - Да. Окружной прокурор вернулся к  своим  обязанностям,  как  только
стих вой, и забрал у меня все интересные дела, оставив одно барахло.
   - Видимо, для тебя не составляет  загадки,  почему  Ройс  Уинстон  не
относится к числу твоих обожателей.
   - Но ведь с тех пор прошли годы! Ройс надо было бы честно признаться,
что честолюбие присуще не одному мне. Даже если я вел то дело, преследуя
одни честолюбивые цели, все равно я честно исполнял  свой  долг.  Откуда
мне было знать, что ее отец склонен к самоубийству?
   Пол усматривал логику в позиции Ройс, но не хотел спорить  с  Митчем.
Бедняжка  потеряла  отца  и  наверняка  видела  в  Митче   олицетворение
ненавистной ей продажной адвокатской касты.
   - Черт, какую свинью она подложила мне  на  своей  программе!  Теперь
журналисты вцепятся в меня мертвой хваткой.
   Никогда еще Пол не видел Митча в таком гневе. Митч всегда  был  одним
из наиболее сдержанных из всех его знакомых; он крайне редко выходил  из
себя. Неужели он действительно  вынашивал  планы  побороться  за  видную
должность, а Ройс несвоевременно вывела его на чистую воду?
   В таком случае она проявила проницательность и потянула  за  ниточку,
которую проглядел даже  Пол.  Митч  действительно  отказывался  защищать
обвиняемых в изнасиловании. Почему?
   - Ты взялся защищать пуму? Это дополнительная реклама.
   - Не пуму, а фонд защиты дикой природы,  вчинивший  иск  департаменту
охоты и рыболовства. Департамент собирается истребить пуму, напавшую  на
охотника. - Митч поднял палец. - Хотелось бы мне  понять,  как  об  этом
пронюхала Ройс. Фонд только что нанял меня.
   - Шила в мешке не утаить. Если бы это  было  не  так,  я  бы  лишился
источника к существованию.
   - Терпеть не могу, когда посторонние лезут в мои дела. Ты  знаешь  об
этом лучше других.
   Пол кивнул. Митч охранял свою  частную  жизнь,  особенно  прошлую,  с
яростью питбуля. Задеть его было не менее опасно, чем оскорбить Хомейни.
   - Никому не позволено сделать мне гадость и не  поплатиться  за  это.
Ройс поступила опрометчиво. Я сверну ей шею.

***

   - О, да ты уже превратилась в знаменитость!  -  воскликнул  Брент  на
следующий  вечер  на  пороге  элегантного  отеля   "Сент-Френсис",   где
начинался аукцион, средства от которого направлялись  на  финансирование
Центра помощи бедствующим женщинам.
   В его голосе прозвучали  нотки  враждебности  -  или  это  ей  только
показалось? Разве ее успех может повредить Бренту?  С  этой  чертой  его
характера она была доселе незнакома.
   Их приветствовала стайка журналистов с портативными аккумуляторами на
поясах  и  сильным  осветительным  оборудованием.  Ройс  поморщилась  от
очередного проявления стадного  журнализма:  куда  один  канал,  туда  и
остальные.  Репортеры  с  видеокамерами  были  предвестниками   приступа
болтовни   в   теленовостях   -   этом    сочетании    журналистики    и
непритязательного развлечения. Она усомнилась, хочется  ли  ей  во  всем
этом участвовать.
   Перед ней вынырнул один из репортеров с жалкими остатками рыжих волос
на лысине.
   - Верно ли, что вы с Дюраном были любовниками?
   - Не болтайте ерунду! -  Ей  сразу  стало  нехорошо.  Разве  невинный
поцелуй в темноте равносилен любовной связи? К тому же об  этом  эпизоде
никому не было известно - или Митч проболтался?
   Неужели  он,  решив  отомстить  за  удар,  который  она  нанесла  ему
накануне, постарается, чтобы о поцелуе стало известно  Бренту?  Как  она
объяснит, почему  целуется  с  мужчиной,  к  которому  испытывает  лютую
ненависть? Она не могла объяснить этого даже самой себе.
   - Этот мерзавец - Тобиас Ингеблатт из "Позора", - сказала она Бренту.
   "Вечерний  обзор"  был  местной   бульварной   газетенкой,   основным
источником   существования   которого    были    рекламные    объявления
супермаркетов, заманивающих покупателей  низкими  ценами  на  пеленки  и
майонез. Все дружно обзывали газету "Вечерним позором", что не мешало ей
идти по популярности следом за аналогичными изданиями  общенационального
масштаба. "Позор" огромными  тиражами  распространял  сплетни  о  тайных
дрязгах местных знаменитостей.
   Тобиас Ингеблатт - звезда мерзкой  газетки,  с  отвращением  подумала
Ройс. Зарабатывал он минимум раза в три больше, чем ее дядя, к  тому  же
нередко продавал свои репортажи в национальные таблоиды. Наиболее  бойко
шли его статейки о похождениях инопланетян с головами  в  виде  лампочек
накаливания. Однажды его опус, да еще с  фотографией,  попал  на  первую
страницу национального таблоида: Ингеблатт писал о финансовой поддержке,
оказанной инопланетянами Биллу Клинтону в  его  избирательной  кампании.
Номер разошелся за один день.
   Присутствие Ингеблатта действовало Ройс на нервы.
   -  Вот  и  мои  родители,  -  обрадовался  Брент.  -  Давай   сначала
поздороваемся с ними, а потом посмотрим, что выставлено на аукцион.
   Ройс позволила ему провести ее по лабиринту накрытых столов. Зал  был
освещен  свечами,  свет  их  причудливо  играл  на   стенах,   затянутых
драпировочной тканью персикового цвета. Пятачок для танцев был превращен
в выставку аукционного товара.  Ройс  рассматривала  толпу  на  пятачке,
надеясь отыскать в ней знакомых.
   - Я заказал вино, - сообщил им  Уорд  Фаренхолт.  -  Нельзя  же  пить
недоброкачественный благотворительный каберне!
   - Отличная мысль! - сказал Брент и чмокнул свою матушку в щеку.
   Ройс завидовала близким отношениям между Брентом и его матерью.  Отец
и сын всегда держались отчужденно, что  компенсировалось  привязанностью
между матерью и сыном. Ей хотелось считать  это  добрым  признаком:  она
помнила разговор с Талией и Вал, в котором было сказано, что  о  мужчине
можно судить по тому, как он относится к матери.
   Ройс невнятно поздоровалась с родителями Брента.  Отец  Брента  вечно
был всем недоволен. Оставалось удивляться, как  Кэролайн  Рэмбо  удалось
удовлетворить его стандартам образцовой невестки. Так  или  иначе,  Уорд
был с Кэролайн почти нежен. Видимо,  у  него  все-таки  имелось  сердце,
только открывал он его немногим избранным.
   - Ройс была вчера великолепна, верно? - обратился Брент к отцу.
   - Бездомным все равно не на что надеяться. Они всегда были  и  всегда
будут неизбежным злом.
   Уорд обращался исключительно к Бренту, будто рядом не было Ройс. Уорд
игнорировал   большинство   людей,   обращаясь   только    к    немногим
счастливчикам,    подобным    Кэролайн,    которых    не    обвинял    в
недоброкачественности. С Ройс он  изволил  говорить  лишь  тогда,  когда
этого никак нельзя было избежать.
   - Вы готовите новую пробную передачу? - спросила у Ройс Элеонора.
   - Да. Я буду беседовать с руководительницей Центра помощи бедствующим
женщинам. Я хотела пригласить ее на  прошлую  программу,  чтобы  сделать
рекламу этому аукциону, но они, судя по всему, обошлись без моей помощи.
Сколько тут народу!
   - В следующий раз, - сказала Элеонора с  притворной  теплотой,  -  вы
будете выглядеть лучше, если гример сильнее  запудрит  вам  веснушки.  А
волосы...
   - Мама, - вмешался Брент, - Ройс не хотела прятать веснушки и  менять
прическу.
   Ройс с вызовом посмотрела в ледяные голубые глаза  будущей  свекрови.
Добиваться одобрения этой  особы  было  напрасным  занятием.  Чтобы  она
когда-нибудь еще попробовала ей понравиться...
   - Я не хочу быть очередной безликой блондинкой в студии. Бог  наделил
меня вьющимися волосами и веснушками. Пускай  зритель  получает  меня  в
натуральном виде.
   - Ройс - большая оригиналка, - сказал Брент.  Элеонора  одарила  Ройс
широкой улыбкой, припасенной для бездомных и либералов.
   - Вижу.
   Ройс отвернулась, чтобы не ляпнуть какую-нибудь резкость. Неужели  ее
связь с Брентом обречена на разрыв? Она обошла стол, нашла  карточку  со
своим именем и положила рядом сумочку от Лейбер.
   Сумочка представляла собой котенка, усыпанного драгоценными  камнями,
и больше походила на произведение искусства,  чем  на  предмет  обихода.
Сверкала она почище, чем праздничный фейерверк. Зеленые  глазки  котенка
лучились, как живые; можно было подумать, что котенок  поднимает  ее  на
смех за то, что она тратит столько времени в обществе людей, которые  ее
ненавидят.
   Она утешилась тем, что в этот вечер рядом с ней будут  двое  приятных
ей мужчин: по одну руку - Брент, по другую - дядя  Уолли.  Но  что  это?
Карточка Брента была рядом, но на  второй  стояло  незнакомое  имя.  Она
поручила котенку охранять тарелку и предприняла обход стола,  памятуя  о
фиаско на предыдущем приеме, когда ее  соседом  оказался  Митч.  Она  не
сомневалась, что виновницей происшедшего была Элеонора.
   Кэролайн, разумеется, будет сидеть между Брентом и его родителями,  в
обществе своего итальянского графа. Другие  пары  принадлежали  к  числу
друзей Фаренхолтов. Ройс сама выдвинула идею  посетить  этот  аукцион  и
надеялась, что с ней посадят дядю Уолли.
   К ней подошел Брент.
   -  Посмотрим  на  аукцион.   Мать   говорит,   что   там   предлагают
замечательные сережки и ожерелье от Картье.
   - Меня не интересуют безделушки! - отрезала она.
   Рядом как из-под земли выросла Элеонора.
   - Что-то не так?
   - Почему рядом со мной не будет моего дяди?
   - Дело в том, что я, то есть мы... - Она обернулась к сыну.  -  Мы  с
твоим отцом решили, что Уоллесу Уинстону будет удобнее за другим столом.
   - Какая наглость!
   От этих слов Ройс Элеонора побледнела. Презрительно взглянув на сына,
она заторопилась прочь.
   Брент поймал Ройс за руку.
   - Мама решила сделать лучше твоему дяде, Ройс.
   Она  вырвалась,   разом   припомнив   все   обиды,   причиненные   ей
Фаренхолтами. Эта оказалась  последней  каплей.  Почему  она  так  долго
терпела их издевательства?
   - Дурак! Тебе отлично  известно,  что  твои  родители  осуждают  дядю
Уолли. Им нет дела до того, что он один из самых  уважаемых  журналистов
города и всей страны.
   - Ты права, - нерешительно отозвался Брент.
   - Меня они тоже ненавидят. - Она набрала в легкие  побольше  воздуху,
заранее сожалея о словах, которые твердо решила произнести, но зная, что
у нее не остается иного выбора. - Я  не  хочу  быть  невестой  человека,
родители которого испытывают ко мне презрение. Дядя Уолли - единственная
моя родня, а твои родители сознательно его оскорбляют. Он купил билет на
аукцион, чтобы сделать мне приятное. А теперь ему придется томиться  Бог
знает где...
   Брент взял ее за плечи.
   - Я все улажу.
   - Не утруждай себя. - Она оглянулась на Фаренхолтов. К ним только что
присоединились Кэролайн и итальянский граф. Все четверо улыбались  и  по
очереди обнимались. - Я найду дядю и сяду с ним.
   - Ройс! - Карие глаза Брента  глядели  умоляюще:  "Я  люблю  тебя!  Я
поговорю с родителями и вправлю им мозги".
   - Я отменяю нашу помолвку, пока мы все не обсудим.
   - Не отменяешь, черт возьми! - Он вспылил, что  было  ему  совершенно
несвойственно. - Поговорим позже. - Он понизил голос. - Когда  останемся
одни.
   С трудом держа себя в руках, она бросилась на  поиски  дяди.  В  зале
было слишком многолюдно. О том,  чтобы  быстро  отыскать  здесь  нужного
человека, не стоило и мечтать. Ее приветствовали жестами Диллингемы, но,
к счастью, они были слишком далеко, и она миновала их,  что  при  данных
обстоятельствах не выглядело грубостью.  Дядю  она  нашла  у  стены.  Он
томился в одиночестве.
   - Мне очень  жаль,  -  сказала  она  ему,  -  но