ним, но, на его счастье, ей сейчас было не до  психологии,  а  он  делал
все, чтобы она не отвлекалась. При этом он проклиная  себя  за  то,  что
снова ступил на тропинку, на которой однажды оступился.
   "Изгоню  тебя  из  головы".  Эти  слова  произвели  на  Ройс  сильное
впечатление. Зачем сопротивляться? Она  не  могла  отрицать  силу  своей
страсти к нему. С каждым днем эта  страсть  становилась  все  очевиднее.
Признайся, Ройс, будь честна  хотя  бы  сама  с  собой.  Из-за  него  ты
потеряла разум. Митч знает, что ты не в  состоянии  дать  ему  отпор,  и
бессовестно эксплуатирует твою слабость.
   Самое лучшее сейчас - отдаться ему. Ей тоже отчаянно хотелось изгнать
его из головы. Она решила,  что  близость  ослабит  ставшее  невыносимым
сексуальное напряжение.
   Если бы они переспали пять лет назад, это не превратилось бы сейчас в
идею  фикс.  Неудовлетворенное  желание  часто  превращается  в   пожар,
топливом которому служит  воображение.  Действительность  всегда  кладет
конец иллюзиям.
   Трясясь от вожделения, Ройс потянулась к  Митчу,  но  он  сделал  шаг
назад, занятый расстегиванием пуговиц на рубашке. Его  взгляд  вольготно
разгуливал по всему ее телу, от пылающей груди с ошалевшими  сосками  до
завитков волос на лобке и стройных ног, на которых уже  не  было  обуви,
хотя она не помнила, в какой момент ее сбросила.
   Он не глядя швырнул рубашку на траву. Он не сводил глаз с  ее  бедер,
она - с его пальцев,  уверенными  движениями  расстегивающих  пряжку  на
ремне, и внушительной выпуклости у него в штанах.
   Наконец ремень был расстегнут. Ройс попыталась проглотить слюну, но в
горле застрял здоровенный ком. Сколько раз он  являлся  к  ней  во  сне,
сколько раз она представляла его обнаженным...
   Однако действительность превзошла  самые  рискованные  ожидания.  Его
плечи были еще более могучими, чем ей раньше казалось, волосы  на  груди
темнее и  гуще,  живот  тверже;  ниже  дыбился  совершеннейший  образчик
мужского оснащения, оставлявший позади самые ее бесстыдные грезы.
   - Приятное зрелище, да, Ройс? - Он  шагнул  к  ней  и  опустил  ее  в
прохладную траву. Ей в ноздри  ударил  головокружительный  аромат  сырой
земли и цветущего жасмина.
   Он нависал над ней как загадочная, устрашающая тень.  Эта  тень  была
громадной и имела все, что должен иметь мужчина. Глядя ей  в  глаза,  он
опустился на нее, постепенно приучая к своей тяжести. Его член  оказался
прижатым к ее бедру, и ей казалось, что на этом месте у нее уже появился
ожог.
   Его пальцы заскользили по  ее  грудям,  исследуя  пограничную  полосу
между ними и грудной клеткой. Она затаила дыхание. Она никогда не  знала
о сверхчувствительности этого участка своего тела.
   Внутри у нее все содрогалось, откликаясь на скольжение  его  влажных,
горячих губ по ее грудям. Дотронувшись кончиком языка до  ее  соска,  он
втянул его в рот. Ее возбуждение нарастало с каждой секундой;  не  помня
себя, она вонзила ногти ему в спину.
   - О, Митч!
   Его раскаленное дыхание, терзавшее ее сосок, отдавалось сейсмическими
толчками у нее внутри. Она схватила его голову  в  попытке  заставить  и
дальше целовать ей грудь, он же тем временем  переместил  свой  член  во
влажную пещеру у нее между ног, уперев его  в  самую  чувствительную  ее
точку.
   - Когда я тебя целую,  тебе  становится  приятнее  всего  вот  здесь,
правда, Ройс?
   Эти прикосновения его члена были самой восхитительной  лаской,  какую
ей когда-либо доводилось принимать. Она не могла  ему  ответить,  потому
что боялась, что, открыв рот, станет просить его о продолжении.
   - Ответь мне.
   - Да... - выдохнула она и крепко зажмурилась. Еще  секунда  -  и  она
придет в неистовство. Ей хотелось оттянуть этот момент.
   Судя  по  всему,  он   давным-давно   перешел   из   любительской   в
профессиональную лигу и умел  разжечь  в  женщине  страсть.  Собственно,
этому не следовало удивляться: все, что делал  Митч,  было  выше  всяких
похвал.
   Его тяжесть исчезла, и она открыла глаза. Он рылся в  карманах  своих
брюк. Она не сразу сообразила, что он ищет презерватив.
   - Вот негодяй! Ты все заранее спланировал?
   - Обязательно, - хрипло отозвался он и снова заскользил  взглядом  по
всему ее телу, пока не встретился с ней глазами. - Я решил, что эта ночь
будет решающей.
   Что тут ответишь? Она была того же  мнения.  Она  чувствовала  то  же
самое с той минуты, когда, подняв глаза,  увидела  его  в  двери  кухни.
Однако ее злило, что он все заранее предвидит и планирует.
   - Твое счастье, что там, в клубе, я не затащил тебя  на  склад  и  не
изнасиловал стоя. - Он ухватился зубами за край  упаковки.  Лунный  свет
отразился в разрываемой фольге.
   - На обратном  пути  я  подумывал,  не  зарулить  бы  в  какой-нибудь
укромный уголок...
   - У тебя в машине мало места.
   - Меня устроил бы капот.
   Она удивленно ахнула. Он и не думал шутить. Этой  ночью  он  так  или
иначе овладел бы ей.  Она  знала,  как  он  вожделеет  ее,  но  страсть,
прозвучавшая в его голосе, испугала ее. Она была игрушкой в его руках.
   Он подал ей презерватив.
   - Почетная обязанность.
   Ройс села. У нее перед  глазами  находился  его  пупок  и  устрашающе
напряженный член, на который она старалась не смотреть. Сразу под пупком
она заметила небольшой участок гладкой  кожи,  под  которым  кудрявились
заросли волос.
   Повинуясь инстинкту, она отвела в сторону упругий член  и  поцеловала
этот гладкий пятачок. Ей доставило ни с  чем  не  сравнимое  наслаждение
прикоснуться языком к местечку, о котором не знала ни одна  живая  душа.
Ей давно, не один год не давало покоя желание попробовать Митча на вкус.
Его кожа имела солоноватый привкус и издавала эротичный, мужской  запах.
Это был вкус и запах Митча.
   Митч в упоении запустил пальцы ей в волосы. Ее золотые пряди касались
его члена, щекотали ему бедра, ее губы ласково скользили по его  животу,
язык чертил прихотливую дорожку.
   Чудо! По всему его телу пробежала  крупная  дрожь  наслаждения.  Ройс
удалось с первого  раза  нащупать  самое  его  уязвимое  место.  Участок
гладкой  кожи  у  него  под   пупком   всегда   отличался   чрезвычайной
чувствительностью. До него дотрагивались и другие женщины, но только  по
случайности, Ройс же как будто заранее  знала  о  нем.  Взгляни  в  лицо
реальности, приятель: она создана для тебя.
   Ее голова опускалась все ниже, губы превратились в инструмент  пытки,
кончик языка выписывал на его теле влажные круги. Она взвесила на ладони
его мошонку. Когда от ее прикосновений ему сделалось  совсем  невмоготу,
он беспокойно заерзал. Он знал, в чем состоит  ее  замысел,  но  не  мог
позволить ей осуществить его, иначе он взорвется, не  успев  побывать  у
нее внутри. Скрежеща зубами, он вырвал у нее презерватив и  ловко  надел
его.
   Положив ее на спину, он раздвинул ей ноги и, глядя ей прямо в  глаза,
проник в нее. Там было очень влажно, но гораздо теснее, чем  он  ожидал.
Она задрожала, схватила его за плечи, впилась в них ногтями.
   - Полегче, ангел мой, - пробормотан он, продолжая погружение.
   Она извивалась и стонала, еще не готовая принять его во всей полноте.
Митч   выбрался   наружу,   а   потом   нарочито   медленно   возобновил
проникновение, постанывая от наслаждения. Ему еще никогда не  доводилось
чувствовать подобное возбуждение, только приступая к обладанию.
   Он снова вышел вон, чувствуя на  обратном  пути,  что  она  с  каждой
секундой приходит во все большую готовность. Опасаясь  скорого  оргазма,
он бросился на приступ и погрузился в нее до отказа. Кто-то - то ли  он,
то ли она, то ли они оба - издал долгий восторженный стон.
   Стараясь держать себя в руках, он снова пошел на попятную, оставив  в
ней только самый кончик. Секунда - и начался решающий штурм: он ворвался
в нее с большей силой, чем требовалось, желая проверить,  каково  это  -
владеть ею без остатка, ощущать ее одним целым с собой.
   Она приподняла таз, вбирая его в себя,  обвила  его  ногами,  припала
лицом к его шее, обдавая его своим влажным, горячим дыханием.  Он  нашел
ртом ее губы и глубоко  погрузил  язык  ей  в  рот.  Это  был  такой  же
однозначный акт  телесного  обладания.  Он  услышал,  как  колотится  ее
сердце, с каким свистом вылетает воздух из ее раздувшихся ноздрей.
   На какое-то мгновение сила, с которой он овладевал ею,  испугала  ее.
Он  вкладывал  в  это  какую-то  потайную  часть  своего   естества,   о
существовании которой  она  раньше  не  подозревала.  То  был  животный,
первобытный натиск, означавший, что он не удовольствуется  меньшим,  чем
безоговорочное подчинение.
   Она и не мечтала, что найдется мужчина, который будет овладевать ею с
такой испепеляющей страстью. Она собралась с духом и, прижавшись к  нему
всем телом и обхватив  его  руками,  благодарно  приняла  его  неистовые
толчки. Каждый толчок все  дальше  уводил  ее  в  новый  мир,  его  мир;
принимая его, она открывала для себя возвышенный восторг  принадлежности
другому.
   Внезапно она почувствовала, как он напрягся, откинул голову,  стиснул
зубы. Это был последний рывок. Глубина и сила проникновения полностью ее
насытили. Его экстаз сотряс ее тело, внутри у нее что-то взорвалось -  и
она отрешилась от всего на свете, чувствуя только его.
   Он упал на нее, уткнувшись лицом  в  ее  шею  и  обдавая  ее  горячим
дыханием. Ей доставлял наслаждение придавивший ее вес  и  продолжавшееся
обладание: он оставался глубоко у нее внутри, они по-прежнему составляли
единое целое.
   Она нащупала у него на затылке набухшие рубцы. Ее  уже  не  удивляло,
как покорно она отдалась ему. Никто никогда  не  овладевал  ею  с  такой
самоотдачей.  Она  лелеяла   новые   ощущения:   прежде   она   была   в
растерянности, а теперь снова обрела себя. Ни  прошлое,  ни  будущее  ее
сейчас не волновали. В эту благословенную ночь для нее  не  существовало
ничего, кроме настоящего.
   Они несколько минут лежали  неподвижно,  стараясь  отдышаться.  Потом
Митч приподнялся на локтях,  и  она  узрела  на  его  лице  нахальнейшую
улыбку.
   - Ангел, мне нравится твой способ ненавидеть.

***

   Ройс проснулась от горячих солнечных лучей.  Она  с  трудом  продрала
глаза. Будильник показывал  без  нескольких  минут  полдень.  Она  села,
вспомнив, что находится в кровати Митча. Случившееся этой ночью не  было
непристойным сном: все произошло наяву. Они с Митчем занимались любовью.
Казалось, этому не будет конца.
   Откуда в ней такая безудержность? Она  упала  на  подушки,  испытывая
благодарность к Митчу за то, что он уехал несколько часов  назад,  чтобы
проводить Джейсона в лагерь. Сейчас  у  нее  по  крайней  мере  не  было
необходимости смотреть ему в глаза.
   Что он должен был о ней подумать? Неужели она позволила себе все  эти
ночные безумства? Брось, Ройс, тебе все это безумно понравилось! Как  ни
предостерегал ее инстинкт, Митч удовлетворил  все  ее  фантазии,  в  том
числе те, о которых она не подозревала.
   Она зарылась лицом в подушку. Глубоко  дыша,  чтобы  насладиться  его
запахом, она осваивалась с действительностью, которая заключалась в том,
что она спала с Митчем потому, что хотела этого не  один  год.  Ей  было
неприятно сознаваться в собственной слабости, но от правды  было  некуда
деться. Она изменила себе и теперь не могла без стыда вспомнить об отце.
Однако все ее угрызения совести ничего не могли исправить.
   Она стиснула подушку. Ей очень хотелось,  чтобы  это  был  Митч.  Как
повлияла эта ночь на него? Изгнал ли он ее из головы? Нахал,  он  посмел
над ней издеваться: "Мне нравится твой способ ненавидеть..."
   При желании он мог быть отъявленным мерзавцем, хотя она была  склонна
усматривать в этом простое желание ее подразнить. Он удерживал ее  рядом
с собой всю ночь, не давая уйти. Значит, она ему не безразлична? Ройс не
была в этом до конца уверена: кто знает, что у Митча на уме?
   Она побрела по дому в тщетной надежде найти  записку.  Очнись,  Ройс:
Митч чужд романтики.  Максимум,  на  что  она  могла  надеяться,  -  это
телефонный звонок. Она вспомнила, что, доставив Джейсона в лагерь,  Митч
поедет в Лос-Анджелес, в суд.
   Она вернулась в квартирку  над  гаражом,  сопровождаемая  Дженни.  На
столике звонил телефон. Она схватила трубку. Это был  не  Митч:  звонила
Вал. Она, подобно Талии, интересовалась делами подруги  ежедневно,  чаще
под вечер.
   - У тебя все в порядке? Я пыталась дозвониться тебе вчера вечером.
   - Я ходила прогуляться. -  Ройс  претило  вранье,  но  она  не  могла
признаться, что позволила Митчу соблазнить ее и провела с ним всю ночь.
   - У тебя грустный голос.
   Ройс опустилась  на  диван.  Она  попыталась  представить  себе  Вал:
темно-рыжие волосы, серьезный взгляд. У нее ничего не вышло:  теперешнюю
Вал заслоняла несчастная девочка, следующая за Ройс по пятам.
   - Ничего. Просто мне одиноко.
   - Я знаю, что это такое. После ухода  Тревора  мне  тоже  было  очень
плохо.
   Не осуждает ли ее Вал? Разве Ройс не  сделала  все,  что  было  в  ее
силах, чтобы помочь ей? Не затаила ли Вал обиду?
   - У тебя всегда была семья, Ройс. Я думала, что  у  меня  есть  брат.
Друзья - это хорошо, но они не заменят родных людей.
   - Верно. - Ройс облегченно вздохнула. Вал ни в чем ее не упрекала.
   - Теперь у тебя остался дядя. Митч позволяет вам видеться?
   - Позволяет, только сейчас дядя на Юге, собирает материал об  ущербе,
причиняемом окружающей среде птицефермами. - Она уже несколько  дней  не
имела вестей от Уолли. Как он?
   - Ройс, я тебя никогда об этом не спрашивала, но... - Вал замялась. -
Ты никогда не обвиняла Уолли в том, что произошло с твоим отцом?
   - Нет, - ответила она и менее решительно добавила:
   - Как будто нет.
   В тот вечер отец  спокойно  попивал  бренди  в  обществе  закадычного
друга, когда позвонил Уолли. Шон снова перешел рамки, и  Уолли  попросил
ее отца приехать за ним. Непоправимое произошло в одном квартале от дома
Уолли. Уолли поспел на место происшествия одновременное полицией.
   - Это было невезение, рок, называй, как хочешь. Уолли  был  подавлен.
Когда он позвонил мне из полиции, мне показалось, что он выпивши,  но  я
ошиблась. Он уже много лет не прикасается к спиртному.
   - Надеюсь, Талиа тоже не сорвется, - тихо сказала Вал. -  Я  стараюсь
ей помочь.
   - Вы по-прежнему обедаете вместе по понедельникам? -  спросила  Ройс,
имея в виду "несмотря на мое отсутствие". Обеды по  понедельникам  давно
вошли у трех подруг в традицию. Ей было больно думать  о  том,  что  она
выпала  из  обоймы,  однако  все  изменилось:  теперь   Талиа   получала
Необходимую помощь от Вал, хотя раньше ей помогала Ройс.
   - Хочешь встретиться с нами? Мы обещаем помалкивать о деле.
   Ройс улыбнулась.
   - Я спрошу разрешения у Митча. - Она спохватилась: тон Вал  показался
ей странным. - Как твой новый знакомый?
   - Отлично.
   Вал не было свойственно что-либо скрывать от Ройс, однако теперь  они
подчинялись новым правилам игры. Прежде Ройс  была  опорой  для  подруг,
теперь же сама нуждалась в их сочувствии, но задавалась  вопросом,  есть
ли им до нее дело,  более  того,  не  стоит  ли  та  или  другая  за  ее
невзгодами.
   - Пошли, - позвала Ройс Дженни, повесив трубку. - К  чертям  Митча  с
его помешательством на безопасности. Тебе не мешает прогуляться.
   Яркое солнышко и  свежий  ветерок  с  залива  наполнили  ее  весенней
бодростью. Был разгар лета, но в  Сан-Франциско  настоящее  лето  обычно
наступает осенью, после того, как разъедутся туристы. Июль здесь  больше
напоминает апрель: воздух пахнет жимолостью, солнце ленится и  только  к
полудню разгоняет сгустившийся за ночь туман.
   Ноги сами  принесли  Ройс  на  кладбище  Золотые  Ворота,  к  могилам
родителей, над которыми раскинул ветви могучий дуб. Дженни легла в  тени
листвы, Ройс присела рядом.
   После возвращения из Италии она каждое воскресенье  приносила  на  их
могилы свежие цветы, но после ареста оказалась здесь впервые. Глупо,  но
ей не хотелось, чтобы отец знал, в какую переделку она угодила.
   Что  бы  сказал  отец,  если  бы  был  жив?  Он  утверждал  бы,   что
справедливость восторжествует.
   В свое время она поверила бы ему, теперь же  молилась,  но  почти  не
верила  -  слишком  много  бед  с  ней  произошло.   Ее   не   оставляло
предчувствие, что впереди ее ждет самое худшее.
   - Вот это, - сказала она Дженни, кладя руку на заросший травой холмик
у изголовья отцовской могилы, - Рэббит Е. Ли. Я знала, что он  не  хочет
расставаться с отцом, поэтому тайно зарыла его  здесь.  Он  столько  лет
сидел в плену, в этой страшной клетке, имея в  целом  мире  единственную
любящую душу - моего отца. Когда отец кого-то любил, этого  нельзя  было
не заметить. У него всегда находилось для тебя время.
   Мама была другой. Она любила меня, но была очень занята: переводы для
посольства, кухня,  отец.  Они  так  любили  друг  друга,  что  я  порой
чувствовала себя лишней.
   Дженни сочувственно лизнула ей руку. В эти  дни  собака  казалась  ее
лучшей подругой - ей одной она могла довериться. Беседы с Дженни вошли у
Ройс в привычку. Разумеется, говорить с ней значило говорить с собой, но
Дженни была такой разумной, что Ройс казалось, что она  понимает  каждое
ее слово. О лучшей слушательнице нельзя было мечтать.
   - Наверное, мне грех жаловаться. Подумать  только,  чего  ни  пережил
Митч! Вряд ли у него была хоть одна любящая  душа.  Сомневаюсь,  что  он
знает, как поступить, если кто-то его полюбит. - Она потрепала Дженни за
шелковистое ухо. - Ты - исключение. От тебя он без ума.
   Митч ежевечерне расчесывал Дженни и не отпускал от  себя  все  время,
пока находился дома. Митч любил животных. Он  терпел  даже  безобразника
Оливера и подкармливал его, нарушая диету, чтобы кот не  разбрасывал  по
кухне свой песок. При благоприятных  обстоятельствах  из  Митча  мог  бы
получиться толк.
   Что за мечты? Ройс одернула себя. Забудь о Митче. Ни о какой любви  с
ним не может быть речи.
   Она оперлась спиной о дерево и стала любоваться  яхтами,  скользящими
по  глади  залива.  Белоснежные  паруса  смотрелись   завораживающе   на
темно-синей воде, на фоне бледно-голубого  неба.  Наслаждайся  красотой,
пока есть такая возможность. Вид из  тюремного  окошка  будет  не  таким
веселым.
   Она провела рукой по надгробному камню на  отцовской  могиле.  Камень
был горячим от солнца. Она смотрела на  рябь  на  темно-синей  воде,  но
вместо этого видела отца в утро смерти. Ей чудилось, что отцовская  рука
по-прежнему обнимает ее за плечи, слышался его голос,  сказавший  в  тот
роковой день: "Я поднимусь к себе в кабинет. -  Он  поцеловал  ее  и  не
отрывался от ее щеки дольше обычного. - Знай, я люблю тебя.  Ты  никогда
не останешься одна".
   Она не сумела отреагировать на эти  странные  слова,  потому  что  ее
мысли  были   заняты   Митчеллом   Дюраном.   Накануне   он   отвел   на
предварительных слушаниях отцовского адвоката. Суд  постановил  передать
дело отца в суд.
   Она никогда не забудет, как выглядел в ту минуту отец. Он  ничего  не
сказал, но она догадывалась, о чем он думает: "И это - тот, ради кого ты
вернулась раньше времени? Тот, кого ты считала добрым и участливым?" Она
сожалела, что встретилась с Митчем и  что  рассказала  об  этой  встрече
отцу.
   Отец  вышел  из  кухни,  опустив  плечи;  а  ведь  ему  была   обычно
свойственна горделивая осанка! Она хотела было последовать  за  ним,  но
потом  решила  позволить  поразмыслить  в  одиночестве.  Она  собиралась
настоять, чтобы он нанял хорошего адвоката и  не  сдавался,  но  он  был
слишком обескуражен, чтобы  разговаривать  на  эту  тему.  После  смерти
матери отец впал в уныние и твердил, что утратил волю к жизни. При  этих
его словах у Ройс разрывалось сердце, в  глазах  появлялись  слезы.  Она
любила его больше, чем кого бы то ни было в целом свете,  но  ее  усилий
было мало, чтобы его переубедит