наблюдает за ними, и выдавила подобие улыбки.
   - Кстати, насчет моей анатомии... - Митч самодовольно ухмыльнулся.  -
Если вы потрогаете  молнию  у  меня  на  брюках,  то  поймете,  что  вам
следовало бы побывать сегодня у меня дома.
   - Да вы настоящий мерзавец!
   - Вы не первая обращаете на это мое внимание. Вы тоже не  изменились,
разве что  обручились.  -  Он  посмотрел  на  ее  левую  руку,  лишенную
украшений. - Какое прекрасное обручальное колечко!
   - А что за кольцо я надену через неделю! С бриллиантом в форме груши,
размером с дверной набалдашник. Девять каратов!
   Это его отрезвило. Однако она пожалела, что обмолвилась  об  огромном
бриллианте, на котором настоял Брент. Дело было не в размере камня, а  в
Бренте. Ее подлинной добычей был он сам. Она до сих пор  не  привыкла  к
мысли, что он остановил свой выбор на ней, когда к его услугам были  все
женщины Сан-Франциско.
   - Как вы ладите с Фаренхолтами?
   - Прекрасно, - соврала она. - Чудесные люди!
   Митч так взглянул на нее, что она почувствовала, что значит оказаться
в шкуре свидетеля, попавшего под его перекрестный допрос.
   -  Вас  не  удручает,  когда  вас,  с  вашим-то  успехом,   отвергают
несимпатичные вам люди по той причине, что вы недостаточно хороши для их
сына?
   Она едва не вспылила, но сдержалась, вспомнив, что Митч -  специалист
по части подковырок, с помощью которых он заставляет  людей  выкладывать
все начистоту.
   - С чего вы взяли, что они меня отвергают?
   Он расплылся в своей неповторимой улыбке,  делавшей  его  похожим  на
кровожадного хищника и заставившей  ее  пожалеть,  что  она  сглупила  и
проглотила наживку.
   - Причин хоть отбавляй, Начнем с вашего платья.
   - С ним что-то не так? - Ройс посмотрела  вниз;  надевая  платье  без
бретелек,  она  не  думала,  что  ей  придется   танцевать.   Ее   грудь
приподнялась вслед за поднятыми руками,  так  что  соски  вот-вот  могли
оказаться снаружи. Она попыталась опустить руки, но Митч не дал ей этого
сделать.  Он  не  сводил  своих  необыкновенно  голубых,   необыкновенно
пристальных глаз с ее полуобнаженной груди.
   - Мне видно, что вы ели на обед.
   Она бы с наслаждением отвесила ему пощечину,  если  бы  не  танцующие
совсем близко Диллингемы, не их подбадривающая улыбка.
   - Кэролайн Рэмбо,  давняя  подружка  Брента,  не  напялила  бы  такое
платье.
   - Конечно, не напялила бы! На чем бы оно у нее держалось?
   Митч  рассмеялся  сугубо  мужским,  глубоким   смехом,   который   ей
захотелось сразу забыть. Она уже проклинала себя за  то,  что  заставила
его смеяться.
   Диллингемы остановились рядом с ними.
   - Что вас рассмешило?
   Соображай быстрее, сказала себе Ройс. Ей на ум пришла одна шутка,  не
слишком ее устраивавшая, учитывая количество бездомных в  районе  залива
Сан-Франциско. Однако медлить  было  некогда,  иначе  Арнольд  Диллингем
узнал бы, что рассмешило Митча на самом деле.
   - Митч хочет помогать бездомным, вот я и рассказала ему о женщине,  с
которой ему следовало бы встретиться. Вместо плаката "Буду  работать  за
деньги" она ходит с плакатом "Работа в обмен на секс".
   Арнольд посмеялся и сказал:
   - Это-то мне в вас и нравится, Ройс. Вы умеете подать с юмором  любую
тему, даже самую серьезную.
   Ройс  не  находила  в  этом   ничего   забавного.   Да   это   просто
отвратительно! Кого Арнольд, собственно, хочет  видеть  в  своем  шоу  -
безвкусного  клоуна  или  ведущую?  Ей,  наоборот,  хотелось  приобрести
серьезность, бросить надоевшую легковесную писанину.
   Арнольду же требовалась возмутительница спокойствия. В конце  концов,
он  сделал  состояние  на  телеканалах,  без  перерыва   транслировавших
полуинформационные,  полурекламные  программы   с   пропагандой   разных
способов обогащения, достижения успеха, обретения  красоты  и  нарезания
луковицы за 30 секунд с гарантией возврата денег.
   Что бы сказал отец, если бы он дожил до этой минуты? Ты  прирожденная
писательница. В один прекрасный день ты проснешься знаменитой... Что  ж,
не исключено. В один прекрасный день. Пока же газета  требовала  от  нее
одного  шутовства.  Все  ее  серьезные  статьи  неизменно   отвергались.
Арнольд, по крайней мере, предоставлял ей шанс на рывок.
   - Арни согласился, чтобы вы в  программе  спрашивали  меня  только  о
бездомных, - сообщил ей Митч, когда закончился танец. - Никаких вопросов
о моей адвокатской практике, частной жизни... о моем прошлом.
   Заметив направляющегося к ним Брента, решившего прийти ей на выручку,
она вспомнила, что Митч обычно избегал общения с прессой.
   - Знаете, что я думаю?
   - Я всегда боялся услышать ваши подлинные мысли, Ройс.
   - Я думаю, что вы что-то скрываете. - Она оставила его  и  шагнула  к
Бренту.
   - Чем ты там занималась с Дюраном? - спросил  Брент,  заключая  ее  в
объятия. Оркестр снова заиграл вальс.
   Она рассказала ему  об  изменении  в  плане  передачи.  Он  ободряюще
улыбнулся, и она в который раз напомнила себе, до чего он красив. И  при
том не кичится своей красотой! Просто быть с ним  рядом  уже  составляло
для нее счастье.
   При своем богатстве и невероятной внешней привлекательности Брент был
восхитительно прост и нежен. У него было много качеств, восхищавших ее в
отце.
   Если бы ее приняли его родители, все вообще было бы  прекрасно  -  не
считая Митча, конечно. Как же ей провести блестящее интервью, повергнуть
соперниц и завоевать место ведущей, если она так люто  ненавидит  Митча,
что едва может заставить себя говорить с ним учтивым тоном?
   - Будь поосторожнее с Митчем, - предупредил Брент. - Он  сделает  все
возможное, чтобы со мной расквитаться.
   - За что? - Она полагала, что Фаренхолты недолюбливают Митча  за  его
нестандартное  поведение   в   зале   суда,   полностью   противоречащее
уравновешенной  манере,   принятой   в   фирме,   возглавляемой   Уордом
Фаренхолтом.
   Митч удачно провел защиту Зу-Зу Малуф, обвинявшейся в  убийстве  мужа
ради получения страховки. Он убедил присяжных оправдать ее, прибегнув  к
"защите Халкойна": объявил  свою  клиентку  страдающей  паранойей  из-за
длительного  использования  снотворного;  она  якобы  не  отдавала  себе
отчета, что нож, который она воткнула мужу в сердце, его убьет!
   - Дюран заводится  с  пол-оборота.  Может  разбушеваться  без  всякой
видимой  причины.  -  Брент  покосился  на  своего  отца,   танцевавшего
неподалеку с Кэролайн; определенно эта семья  считала  своим  долгом  не
давать скучать прежней девушке Брента. - Когда мы учились  в  Стэнфорде,
он сломал мне челюсть.
   - Неужели? Почему ты не сказал мне об этом  раньше?  -  Она  украдкой
посмотрела на Митча, который стоял у стола, беседуя с миссис  Диллингем.
От него так и веяло агрессивностью. Даже его  манера  стоять,  расставив
ноги, выдавала готовность к схватке.  Некоторые  женщины  находят  таких
мужчин неотразимыми.
   - Я умолчал об этой драке, потому что мне было стыдно. - Брент  пожал
плечами - вернее, одним плечом; она привыкла к этому его жесту и считала
его полным очарования. - Я видел в Митче соперника, потому что он был  в
группе первым. Я обозвал его деревенщиной. В Йелле я был среди лучших  и
думал, что изучать юриспруденцию в  Стэнфорде  окажется  безделицей,  но
всегда находится кто-нибудь смекалистее, богаче...
   - И красивее, - закончила она за  него.  -  Вот  это  мне  в  тебе  и
нравится, Брент: ты безупречно честен. - Он улыбнулся,  и  она  отметила
про себя, какая у него искренняя улыбка. Когда улыбался Митч, она всегда
терялась в догадках, что у него на уме.
   Брент снова нашел глазами отца. Уорд Фаренхолт смеялся над  какими-то
словами Кэролайн.
   - Отец был готов со свету меня сжить за то, что я не стал в Стэнфорде
лучшим студентом.
   Она понимающе кивнула, не  сводя  глаз  с  Уорда,  который  увлеченно
скользил с партнершей по залу, не переставая смеяться, что  случалось  с
ним очень нечасто. Опираясь на традиции нескольких зажиточных поколений,
Уорд предъявлял к  своему  единственному  отпрыску  жесткие  требования.
Брент самым вызывающим образом нарушил семейные стандарты, не  женившись
на Кэролайн.
   - Знаешь, что произойдет, если попытаться приручить пса, выросшего на
свалке? - спросил Брент. - Он вцепится тебе в горло, потому  что  привык
набрасываться на любого. Не забывай об этом, когда будешь иметь  дело  с
Митчеллом Дюраном.

***

   Писк пейджера, извещавший Митча о важном звонке, раздался в тот самый
момент, когда на стол поставили десерт - сладкое блюдо с  непроизносимым
французским названием.
   Проклятье, выругался он про себя. Не  хватало  только,  чтобы  именно
сейчас кому-то потребовались его адвокатские услуги! Он поднес пейджер к
свече и, разобрав номер,  облегченно  перевел  дыхание.  Звонили  не  из
тюрьмы. Это был просто Джейсон.
   Митч попросил извинения и был награжден улыбками.  Одна  только  Ройс
Уинстон не удостоила его даже  взглядом.  А  чего,  собственно,  от  нее
ожидать? Пять лет, проведенные ею в  Италии,  ничего  не  изменили.  Она
по-прежнему была готова проткнуть его осиновым колом.
   Разве возможно, чтобы Ройс любила Брента? Для этого она слишком умна;
видимо, все дело в денежках  Фаренхолтов.  Уж  больно  она  поторопилась
уведомить его о своем обручальном  кольце.  Кто  же  станет  ее  за  это
винить? Какие-то пять минут у алтаря - и она заработает больше,  чем  он
за всю свою адвокатскую карьеру в прошлом и в будущем.
   Ну ее  к  черту!  Пускай  гробит  остаток  жизни  с  этим  вылизанным
маменькиным сынком и его заносчивой семейкой. Митч устремился наверх,  к
телефону, все еще занятый мыслями о Ройс. А ведь за пять лет,  прошедших
с тех пор, как он видел ее в последний раз,  он  вспоминал  ее  от  силы
раз-другой.
   Ладно, зачем себя обманывать: чаще, гораздо чаще!  В  этом  году  она
вернулась от родственников, проживающих в Италии, вернулась  куда  более
известной, чем прежде, благодаря собственной  колонке  в  "Сан-Франциско
Экземинер". Она покинула Америку сразу после похорон отца, но, и живя за
границей, не бросала свою колонку.
   Разумеется, она не могла не оставить город, где слишком  многое  было
связано для нее с горестными воспоминаниями. От него  ей  тоже  хотелось
сбежать подальше. Он старался убедить себя, что она  никогда  больше  не
вернется. Но она снова появилась в родном городе...
   Чего Митч не ожидал, так это ее помолвки с Брентом.  У  него  с  этим
зазнавшимся петушком давние счеты. Митч никогда этого не забывал. Будьте
покойны, уж он-то  не  забудет!  Скоро,  скоро  придет  день,  когда  он
расквитается с ним сполна.
   Только одного человека на земле он ненавидел еще сильнее,  чем  этого
сукиного сына. Судьба распорядилась так,  что  своего  родного  отца  он
ненавидел больше, чем Брента Фаренхолта. Увы,  о  том,  чтобы  разыскать
этого  мерзавца,  нечего  было  и  мечтать.  А  как  было   бы   здорово
воспользоваться предложенным Ройс ржавым  мачете,  чтобы  разобраться  с
ублюдком-папашей!
   Митч ворвался в маленький кабинет и набрал номер Джейсона.
   - Сбежал! - сообщила мамаша Джейсона близким к истерике голосом.
   Митч ожидал чего-то в этом роде. За два года, что он  шефствовал  над
Джейсоном в рамках программы "Старшие братья", жизнь паренька  полностью
переменилась. Он бедствовал, живя с матерью, с трудом сводившей концы  с
концами. Потом мать вышла замуж за водителя грузовика, считавшего лучшим
средством ладить  с  подростком  железный  кулак.  Смирительная  рубашка
правил довела Джейсона до крайности.
   Как хорошо помнил сам Митч  это  чувство  -  капкан  из  бесчисленных
ограничений! Джейсон не знал, что бегство только усугубит его  проблемы.
Зато Митч знал это не понаслышке.
   -  Что  подтолкнуло  Джейсона  к  бегству?  Мать  Джейсона   подробно
рассказала о последней ссоре сына с отчимом.
   - Слава Богу, кажется, он вернулся! - До  Митча  донеслись  невнятные
голоса: женщина прикрыла трубкой ладонь. Все, что он разобрал, было:
   - Ты влип! Теперь тебе несдобровать.
   - Погодите! - заорал Митч, приводя  ее  в  чувство.  -  Дайте-ка  мне
Джейсона.
   - Да? - раздалось в трубке. Митч словно видел  воинственно  задранный
подбородок паренька. - Напрасно она вас потревожила.  Я  просто  немного
потусовался со своей толпой.
   Сейчас говорят "тусоваться", раньше говорили "балдеть". "Толпа" -  то
же самое, что "банда". Во всяком случае, очень, даже слишком близко...
   - Я заеду к тебе завтра в полдень. Обсудим твое положение.
   - Ничего не получится. Мужик запретил мне выходить.
   - Дай-ка мне мать. -  Митч  подождал,  пока  она  возьмет  Трубку,  и
заговорил:
   - Прошу вас, объясните мужу, как важно для Джейсона  проводить  время
со мной и зарабатывать очки по системе "Старший брат",  чтобы  летом  он
смог поехать в лагерь! Кажется, у вас как раз тогда  родится  маленький?
Вам потребуется покой.
   Она согласилась, почти  не  сопротивляясь.  Митч  привык  уговаривать
самых упрямых присяжных. Трудности заставляли его собираться  с  силами.
Он повесил трубку и выключил  настольную  лампу.  За  окном  простирался
залив, вдали плясали огни Сосалито. Черт возьми, до чего трудно  уберечь
от улицы одного-единственного мальчугана! Его мучило  предчувствие,  что
Джейсон не удержится на краю пропасти.

***

   Ройс заметила, что прием подходит к концу; впрочем, Брент и его  отец
все еще сидели за своим столом, увлеченно беседуя с итальянским  графом,
кавалером  Кэролайн.  Попрощавшись   с   Диллингемами,   осыпавшими   ее
комплиментами и пожелавшими удачи в предстоящем пробном выходе  в  эфир,
Ройс отлучилась, чтобы поправить  прическу,  надеясь,  что,  вернувшись,
найдет Брента готовым к отъезду.
   На лестнице она столкнулась с Кэролайн и Элеонорой Фаренхолт. Видимо,
над обеими потрудилась одна и та же добрая фея. И у той, и у другой была
внешность особ, позирующих для обложек  модных  журналов:  орлиный  нос,
высокие скулы, глаза патрицианской голубизны.  При  такой  безупречности
облика обе не слишком заботились о волосах и просто гладко зачесывали их
назад, как стандартные блондинки-манекенщицы.
   Они выглядели настолько величественно, что Ройс  поспешила  напомнить
себе о своем преимуществе  -  волнистых  русых  волосах,  смягчавших  ее
квадратный подбородок и позволявших мириться  с  веснушками,  усыпавшими
нос. Больше всего она гордилась глазами: ясными,  светло-зелеными.  Отец
обычно называл цвет ее глаз "умным".
   -  Сегодня  ты  выглядишь  просто  сногсшибательно,  -  польстила  ей
Кэролайн. - Это платье очень тебе идет.
   Произнесено это было таким искренним тоном, с  таким  прямым  взором,
что Ройс была готова принять ее слова за чистую монету, хотя знала,  что
Кэролайн никак не может быть с ней  откровенна.  Какая  женщина  простит
соперницу, отнявшую у нее Брента Фаренхолта?
   - Благодарю. - Ройс улыбнулась, обратив  внимание,  что  Элеонора  не
стала вторить похвале, а, напротив,  взирала  на  Ройс  так,  словно  не
пожелала бы столкнуться с ней на темной улице.
   Ройс поспешила вверх по лестнице, стараясь ступать как  можно  легче,
чтобы не стучать каблучками. Первая дверь в коридоре оказалась запертой,
зато вторая была открыта. В комнате было темно, но она  вошла,  полагая,
что это спальня с ванной. Прищурившись, она разглядела в темноте  силуэт
высокого мужчины, стоявшего у окна.
   - Вы ни минуты не можете провести без меня, верно, Ройс?
   За что ей эта напасть? Почему она все время сталкивается нос к носу с
Митчем? Кстати, что ему понадобилось в этих потемках? Он сделал два шага
в ее сторону, глядя на нее тревожащим, чувственным взглядом - или у  нее
просто разыгралось воображение?
   - Вы страшно злы на саму себя, ведь правда? - проговорил он.
   - Ума не приложу, о чем это вы. У меня нет слов.
   - В кои-то веки. - Он сделал еще один шаг, потом еще.
   Первобытный инстинкт самосохранения напомнил ей предупреждение Брента
насчет несдержанности Митча. В его тоне звучала  враждебность.  Хотя  ей
трудно было разглядеть в темноте выражение его  лица,  оно  казалось  ей
зловещим. С какой стати он так злобствует? Разве это его  отец  гниет  в
могиле?
   - Вы исходите злобой, потому что не сказали Арнольду Диллингему,  что
я - величайший сукин сын на всем белом свете.
   Митч стоял теперь так близко, что до нее долетал аромат  его  лосьона
после бритья - этот запах запомнился ей с  момента  их  первого  поцелуя
пять лет назад. Реакция на запах была чисто  женской,  непроизвольной  и
подлежала подавлению. Возможно, он просто пытается ее запугать. В  Митче
всегда было что-то пугающее.
   - Я способна вас прикончить.
   - Для этого вам пришлось бы встать в длинную очередь, Ройс.
   - Только какой в этом толк? Мертвого не оживить.
   -  Вас  весь  вечер  так   и   подмывало   найти   применение   своей
язвительности, но вы сдержались, потому что знали, что Арни все равно не
станет прислушиваться. А своей карьерой вы рисковать не  намерены,  ведь
так?
   Она невольно занесла ладонь, чтобы отвесить ему пощечину.  Он  поймал
ее за запястье и больно сжал. Ей стало так стыдно, что кровь застучала в
висках.
   Что ж, он прав. За правоту она  возненавидела  его  еще  больше.  Она
прикусила язык, потому что знала, что отца все равно не вернуть,  но  не
только  поэтому:  больше  всего  на  свете  ей  хотелось  стать  ведущей
телепрограммы.
   - Теперь вы знаете, что такое честолюбие. - Он  насильно  опустил  ее
руку, не ослабляя хватку. - Когда человеку до обморока  хочется  успеха,
он способен распробовать его на вкус. Для того  чтобы  одолеть  вершину,
приходится идти на компромиссы.
   - Ваше поведение было иным.
   - Нет, таким же. Если вы честны, то вам придется с этим согласиться.
   - Вы отвратительны! Отпустите меня.
   Ее рот так и остался  открытым,  ее  последние  слова  еще  висели  в
замкнутом пространстве между их лицами, когда он завел руку ей за спину,
прижав ее к  своей  каменной  груди.  Свободной  рукой  он  взял  ее  за
подбородок и не позволил  закрыть  рот.  Она  почти  не  сознавала,  что
происходит; в следующее мгновение его губы впились  в  ее  в  обжигающем
поцелуе.
   "Зачем он это делает?" - билась  в  ее  мозгу  отчаянная  мысль.  Его
поцелуй был, как  ожог,  как  наказание,  это  было  доказательство  его
мужского превосходства. И его желание не ограничивалось  поцелуем  -  об
этом ясно свидетельствовало то, как он прижимался к ней всем телом.
   Она в ярости попыталась заехать ему коленом в пах, но он предотвратил
это, ловко ее развернув. Прекрати сопротивление,  велела  она  себе.  Он
слишком силен. Расслабься, и он отстанет.
   Она обмякла в его объятиях; не удержи он ее, она сползла бы  на  пол.
Однако он продолжал терзать ее поцелуями, демонстрируя не то страсть, не
то ожесточение.
   От горячего прикосновения  их  языков  по  ее  телу  пробежала  волна
возбуждения. В следующее мгновение она припомнила во  всех  подробностях
их первый поцелуй пятилетней давности. Тот поцелуй она так и не  забыла,
как ни презирала себя за слабость. Поцелуй, вызвавший в ней  вожделение,
неподвластное времени и расстоянию.
   В тот раз она  ответила  на  его  поцелуй,  не  сумев  воспротивиться
инстинкту. О небо, приди мне на помощь! Кажется, сейчас  повторяется  то
же самое...
   Он выпустил ее руку, и она сообразила, что свободна, только когда уже
гладила  его  затылок,  запуская  пальцы  в  завитки  волос.  Прошлое  и
настоящее слились в волне желания. Его ладони уже беззастенчиво  сжимали
ее ягодицы, приподнимая ее так, чтобы ее еще сильнее обдавало его жаром.
Она судорожно обнимала его, наслаждаясь тем, что вытворяет у нее во  рту
его язык,  хотя  знала,  что  потом  будет  саму  себя  ненавидеть;  она
оказалась не в силах побороть  судорогу  желания.  Его  сводящие  с  ума
поцелуи затмили горькое прошлое.
   - Видишь? - прошептал он, касаясь губами ее губ. - Ты по-прежнему  по
мне сохнешь. За пять лет ниче