ли не кричать, чтобы он очнулся.
     Элисон обычно оставляла его в покое, но порой чего-то пугалась и бранила его. Она боялась его задумчивости, ей казалось, что она отнимает у нее ее сына. Священная реликвия у него на груди даже злила ее, словно эта святыня подчеркивала, что нет у нее прав на этого красивого ребенка. Порой она испуганно вслушивалась в то, о чем растерянно и удивленно рассказывает мальчик:
     - Когда-то я жил в большом замке и все называли его Гнездом Орла.
     - Нет такого замка! - сердилась Элисон, холодея от мысли, что он отправится его искать. Дэвид задумчиво продолжал:
     - В замке было множество слуг, и все звали меня господином или юным лордом. И были еще какие-то люди, и я знал, что это мои отец и мать. Я не помню их имен, не помню лиц. Еще была девочка Кэтрин, которую я звал сестрой. В замке всегда толпились воины и я тоже должен был когда-нибудь стать воином и защищать этот замок. Но однажды ночью на меня напал мой отец... И я знал, что он убьет меня. О, матушка Элисон, защити меня от него!
     И снова она корила его за эти нелепые выдумки. В следующий раз, когда нечто подобное придет ему в голову, стоит только прочесть ?Credo? или ?Pater Noster?, как все пройдет. Дэвид так и поступал, но это не помогало.
     Время шло. Мальчик рос. Когда герцогиня Глостер стала королевой Англии, Джон Дайтон и вовсе перестал посещать Миддлтон. Элисон с гордостью говорила Дэвиду, что теперь его отец входит в свиту короля Ричарда III и он должен им гордиться, сама же молила небеса, чтобы служба удержала Дайтона при дворе как можно дольше, ибо даже эта неграмотная леди не могла не видеть, что отношения между ее супругом и Дэвидом становятся все напряженнее, и Дэвид не зря убегает из замка, проводит дни у отшельника, когда становится известно, что в Миддлтон приезжает его ?отец?.
     Все это Джеймс Тирелл узнал в ту долгую февральскую ночь, которую провел с Элисон и Дэвидом в холодной башне старого замка. Говорил большей частью Дэвид. И хотя на первый взгляд он оказался довольно неотесанным подростком, какое-то поразительное благородство отличало его от простоватой приемной матери. Да и говорил он о вещах столь серьезных и с такой рассудительностью, какую нечасто встретишь у детей. Этот двенадцатилетний мальчик уже скоро год как нес на своих плечах бремя управления имением, ответственность за жизнь его обитателей, держал в полном повиновении дворню и хранил тайну подземелья Миддлтон-Холла, где с прошлой зимы содержал узником Джона Дайтона.
     Разумеется, это было открыто Джеймсу Тирелл не сразу. Поначалу ему пришлось поведать Дэвиду о его прошлом, о его матери, отце, сестре, о замке Нейуорт. Пересилив себя, он рассказал и о той роли, какую сам сыграл в падении Гнезда Орла и кем на самом деле был сэр Джон Дайтон.
     Мальчик слушал с недетской серьезностью в глазах. По лицу Элисон безостановочно текли слезы.
     - Не забирайте его у меня! Как же мне жить без него теперь?
     А потом и они рассказали Тиреллу обо всем. Он с необычайной теплотой смотрел в зеленые глаза этого ребенка.
     - Твоя мать так долго считала тебя мертвым, Дэвид! Много лет в своих снах, в ночных, кошмарных видениях она искала твое мертвое тело.
     Элисон Миддлтон, перестав плакать, испуганно перекрестилась. Дэвид же все еще не мог опомниться.
     - Моя мать - королева Анна! - без конца повторял он то поражение, то с гордостью, то с каким-то детским смешком. Однако вскоре он стал серьезным.
     - Хотите узнать, где находится Джон Дайтон? И Дэвид рассказал, как под прошлое Рождество в Миддлтон привезли Джона Дайтона, и тот, сам беспомощный, попытался убить Дэвида. Даже Элисон перестала плакать, и глаза ее гневно сверкнули.
     - Силы небесные, я сразу поняла, что он что-то задумал! Я ухаживала за ним, а он без конца требовал к себе мальчика. Но я строжайше запретила Дэвиду приближаться к его ложу. Мой супруг так часто бывал жесток со мной, что, да простит мне Всевышний, я тоже решила быть жестокой с ним. И я стала запирать его комнату на щеколду. И хотя он был крайне слаб, я боялась его и не желала повиноваться его приказам. А однажды, когда я была в подвале, я вдруг почувствовала, что наверху что-то случилось. Не помня себя, я кинулась вверх по лестнице и стала звать сына. И увидела, что дверь комнаты мужа слегка приоткрыта...
     Она вдруг разрыдалась так, что Дэвиду пришлось подать ей воды. Дело было так. Услышав призывный крик из комнаты Джона Дайтона, он решил, скорее из жалости, войти к тому, кого все еще считал своим отцом. Джон Дайтон попросил его приблизиться и наклониться - якобы он хочет сказать ему что-то важное. Когда же Дэвид исполнил это, он внезапно схватил мальчика здоровой рукой за шнур ладанки и, рывком подтянув его к себе, стал душить, словно удавкой.
     - Он оказался так силен, что я не мог ни вырваться, ни закричать. И он бы наверняка справился со мной, если бы в этот миг не вбежала матушка и не стала бить его по голове кочергой, пока он не потерял сознание и не ослабил хватку.
     Тогда Дэвид и его приемная мать поняли, что жизнь мальчика остается в опасности до тех пор, пока Джон Дайтон находится в замке. Поправится он или нет, но все равно не откажется от попыток погубить Дэвида. И Элисон рассказала мальчику, что Дайтон никогда не был ему отцом, и они решили избавиться от него, заточив в подвале. Всем было сообщено, что сэр Джон отбыл для лечения в некое отдаленное аббатство, а сам он в это время был опущен в подземелье, и, кроме супруги и двух верных слуг, к нему никто не спускался.
     - Могу ли я его видеть? - холодно осведомился Джеймс Тирелл.
     После некоторого колебания они согласились. Правда, Элисон начала было испуганно креститься, увидев, как решительно положил руку на рукоять меча этот рыцарь в черном.
     Однако Тирелл, увидев тот холод и мрак, в каком пребывал Дайтон, едва не решил, что смерть будет для него слишком легкой карой за все его преступления. Дайтон же, поняв, что сэр Джеймс спустился в подвал отнюдь не с целью спасти его, сам вымолил у него это избавление - смерть, при условии, что он откроет тайну, как вышло, что сын Филипа и Анны остался жив.
     - Не знаю, что тогда спасло этого змееныша. Реликвия ли у него на груди, воля небес, его детский шлем или ветка, ?а которую я зацепил секирой, когда наносил удар. Но оказалось, что я лишь оглушил его. Однако сам я этого еще не знал. Я сбросил его вместе с перерубленной веткой со стены, но Господь Бог, зачастую столь равнодушный к тому, что творят смертные, этой ночью вдруг послал этому щенку ангела-хранителя. Как иначе можно объяснить, что он не свалился вниз, а повис на кривой сосне, что проросла сквозь нейуортскую стену? Я узнал об этом лишь утром, когда взошло солнце и я заметил его тело, висящее на корнях сосны. Тогда я решил убрать его, чтобы не вызывать подозрений, но, когда по веревочной лестнице я спустился вниз, я понял, что щенок Майсгрейвов еще жив. Он застонал, когда я снял его с корневища. И тогда сам бес попутал меня. Вместо того чтобы докончить начатое, я решил сохранить мальчишку. Герцог Ричард мог заплатить мне за него немалый куш, и я спрятал его, бесчувственного, в соседней роще, завалив буреломом. Но когда я пришел к своему господину и хотел поведать ему все - он отправил меня к вам, Черный Джеймс. А ведь я столько сделал!.. Никто не сможет понять, что я совершил ради него в ту дьявольскую ночь. Впервые в жизни я был так оскорблен и решил до поры до времени спрятать ото всех щенка. Я увез его, еле живого, в Миддлтон и стал ждать удобного случая, чтобы поведать о нем, но мой господин так нянчился с Анной Невиль и ее девчонкой, что мне казалось, что мое время еще не пришло. Как я был глуп! Эта зеленоглазая сука опередила меня. А ведь я уже был готов открыться моему королю!
     Тирелл спокойно поднялся.
     - Довольно, сэр Джон. Я поклялся доставить королеве вашу голову и я выполню свою клятву. Если еще есть молитва, которую вы не забыли, - молитесь.
     Джон Дайтон подчинился. Начав что-то бубнить себе под нос, он вдруг разразился грязной бранью.
     - Мой король все равно отомстит тебе за меня! Он распознает твое предательство, черный пес! Нельзя служить двум господам и не понести за это наказания.
     Тирелл тяжело вздохнул.
     - Это так, Джон Дайтон. И если тебе от этого станет легче - я уже понес свою кару.
     С этими словами он стремительно опустил занесенный меч.
     Когда он вышел из подземелья, из обернутого его плащом свертка капала темная кровь. Дэвид расширенными от страха глазами глядел на темные пятна на полу, пятясь от Тирелла.
     - Все равно когда-нибудь это должно было случиться, - холодно произнес сэр Джеймс. - А теперь, Дэвид, скажи, хочешь ли ты повидать свою мать?
     Элисон Миддлтон громко рыдала, когда они уезжали. Дэвид вдруг тоже расплакался, обнял ее и обещал, что не забудет ее и обязательно еще вернется к ней. Тирелл же думал о другом. Когда сын Майсгрейва увидит Анну Невиль, он не сможет не полюбить ее, не сможет расстаться с ней. И все время, что они были в пути, рассказывал ему о королеве. Дэвид поначалу дичился странного черного рыцаря, к луке седла которого был приторочен страшный сверток. Но постепенно привык. Ведь Джеймс Тирелл был так внимателен и заботлив и так много рассказывал ему о загадочной и прекрасной женщине, которая порой приходила к Дэвиду в его снах и которую он считал наваждением. Все это было слишком сложно для двенадцатилетнего подростка, но чем больше они удалялись от Миддлтона, тем большее нетерпение охватывало его.
     И вот теперь они почти у цели. Они ехали через лес, было удивительно тихо, лишь порой каркало воронье.
     Неожиданно Дэвид натянул поводья.
     - Сэр Джеймс, что это? Вы разве ничего не замечаете? Тирелл был слишком погружен в свои мысли.
     - В чем дело, мой мальчик?
     - Вы посмотрите - сейчас полдень, а солнце... Словно опускаются сумерки.
     Теперь и Тирелл заметил обступающую их мглу. Вороны подняли отчаянный гам. Он поглядел на небо, и ему показалось, что солнце уменьшилось в размерах. Невероятно! Он осенил себя крестным знамением и замер, поймав устремленный на него взгляд мальчика. Нет, он не должен его пугать. К тому же... о, он вспомнил!
     - Где-то я слышал о таком... Порой это бывает, но потом проходит. Древние хроники упоминают нечто подобное. Однако нам следует спешить. Мы совсем близко.
     С большим трудом Тиреллу удавалось говорить спокойно. Он не знал, что его так тревожит. Странный ли свет, или нечто иное. В груди ныло, словно от дурного предчувствия. Пришпорив коня, он поскакал вперед.
     Когда они выехали к перекрестку дорог, где стояла харчевня, здесь царила суета. Кто-то спешно разворачивал телегу, кто-то неистово кричал. Какая-то старуха, стоя на коленях и раскачиваясь, вопила:
     - Вот она, кара за грехи наши! Конец света! Судный день!
     Толстый монах, стоя меж двух куч навоза, громко читал ?Отче наш?. Кто-то ему вторил. Но многие просто толпились, галдя и растерянно глядя вверх, где солнце становилось все меньше и небо приобретало зловещий фиолетовый оттенок.
     - Это наш король загубил добрую Англию! - выкрикнул кто-то. - С тех пор как этот злодей воссел на трон, все мыслимые несчастья обрушились на наше многострадальное королевство.
     Рванул резкий ветер, стало холодно. Люди заметались.
     - Да-да, это король, он погубил свою душу и всех нас вместе с собой!
     - Господь и Пресвятая Дева, помилуйте нас! За что караете нас из-за преступлений одного-единственного владыки?!
     Монах, перестав читать молитву, громко закричал:
     - На колени! На колени, смрадные грешники! Вы все виновны в том, что кричали: ?Многая лета королю Ричарду!? Ведь всем известно, что его трон стоит на крови и омерзительных преступлениях. Он убил невинных племянников, он хотел жениться на родной племяннице, он уморил в изгнании добрую королеву Анну! Ее гибель, станет последней каплей, которая переполнит чашу терпения Господа! Сегодня из аббатства в замок призвали священника, ибо эта святая женщина чахнет. Молитесь же, грешники, молитесь за ее величество, и, может, тогда кара Господня минует вас!
     Кто слушал его, кто голосил в ужасе. В поднявшейся суматохе ржали лошади, между ног людей, квохча, носились куры.
     Тирелл на мгновение словно утратил слух. Он глядел на размахивающего руками монаха и видел лишь беззвучно открывающийся рот. Анна... Что с ней? Он сделал над собой усилие, чтобы вздохнуть. Оглянулся на Дэвида. Мальчик со страхом озирался по сторонам. С трудом справляясь с перепуганной лошадью, он выглядел растерявшимся и не понимающим того, что выкрикивал монах.
     Тирелл, перегнувшись с седла, схватил его лошадь под уздцы, и увлек мальчика за собой.
     - Скорее, Дэвид, ради самого неба - скорее! Дальше они неслись навстречу ветру. Деревья шумели и трещали под его неистовыми порывами, прямо в лицо, кружась, летели сухие, мертвые листья. Казалось, действительно мир близится к своему концу, но Тирелл словно не замечал ничего этого и до боли в коленях сжимал бока коня. На поворотах он оглядывался.
     - Не отставай, Дэвид!
     Завиднелся замок. Мост был опущен, ворота стояли открытыми настежь. Никто не нес службу. Та же картина, что и возле постоялого двора: крики, молитвы, поиски виновного в случившемся. Джон Несфильд стоял посреди двора, растерянно озираясь по сторонам. Впервые этот рассудительный человек не знал, как поступить. Увидев спешивающегося Тирелла, он кинулся к нему, как к спасителю.
     - Само небо послало вас, Джеймс! Что все это значит? Что теперь делать?
     - Где королева? - все еще задыхаясь от скачки, вскричал Тирелл. - Что с ней?
     Лицо Несфильда помрачнело. Тирелл, не дождавшись ответа, метнулся к крыльцу, но сейчас же вернулся и стал отвязывать страшный сверток от луки седла. Крикнул сопровождающему его подростку:
     - Дэвид, следуй за мной!
     Когда они уже вошли в замок, Тирелл вынудил себя остановиться, чтобы дождаться отставшего Дэвида.
     - Что все это означает, сэр?
     У мальчика было бледное, искаженное ужасом лицо. Таким не следовало вести его к королеве. Тирелл шагнул к нему, прижав к груди.
     - Спокойно, мой мальчик, я ведь сказал тебе, что все это скоро минет. Сейчас ты должен думать лишь о предстоящей встрече. Сегодня у тебя великий день - ты вновь обретаешь мать...
     Голос его вдруг изменился. Дэвид поднял к нему лицо и увидел, что этот непонятный человек плачет.
     - Сэр Джеймс?..
     Тирелл выпрямился, резко вскинув голову.
     - Идем!
     Переходы Вудстока были темны и пустынны. Их шаги гулко отдавались под каменными сводами. Миновав несколько коридоров, они оказались в большом зале. У открытого окна одиноко стояла женщина в темном платье. Врывавшийся в окно ветер развевал длинное покрывало. Она не обернулась на их шаги, и, лишь когда Джеймс подошел совсем близко и положил руку ей на плечо, она оглянулась.
     Она залилась слезами и сквозь рыдания заговорила:
     - Она все время была будто не в себе. Я так боялась за нее. Если бы у короля возникла хоть тень подозрения!..
     - Король, - тихо произнес Тирелл.
     - О нет-нет, она сама сделала это! Тебе не следовало покидать ее. Боже мой, неужели ты ничего не знал! Неужели она ничего не сказала тебе? Она ждала от тебя ребенка!
     По его лицу прошла судорога. Он попытался что-то сказать, но не смог. Лишь что-то похожее на стон и рычание одновременно вырвалось из его груди.
     Дебора продолжала:
     - Она ничего не говорила мне о том, что задумала. Она все таила в себе. Я думала - она, как всегда, найдет выход. Анна Невиль всегда была такой сильной... А она... Святый Боже! Дева Мария! Если бы она сказала хотя бы одно слово! Я и подумать не могла, что она такое надумала!
     И сквозь слезы Дебора поведала ему, что Анна два дня назад вдруг пожелала поохотиться с ястребом. Дебора обрадовалась, приняв это за добрый знак, попросила Несфильда, чтобы тот не посылал с ее величеством лишних стражников, чтобы королева могла как следует насладиться охотой. С ней отправился лишь Оливер. Их не было очень долго, а затем вернулся один Оливер. Он был страшно взволнован, спросил, не появлялась ли королева в замке, и признался, что потерял ее в лесу. Как? Она послала его искать в кустах упавшего с дичью ястреба, а когда он возвратился, ее не было на месте. Он не стал чрезмерно волноваться, решив, что Анна просто захотела побыть одна, уселся под вязом и принялся ждать. Но когда прошло больше часа, он забеспокоился, стал искать ее, звать. Потом, когда уже стало темнеть, не на шутку испугавшись, он кинулся в Вудсток за подмогой. Люди с факелами искали ее по всему лесу, пока кто-то не увидел ее, бледную как привидение, медленно идущей им навстречу. Она ничего не объясняла, лишь попросила доставить ее в замок.
     Дебора не сразу поняла, что произошло. Анна была невероятно бледной, подавленной и никого не желала видеть. Лишь ночью баронесса услышала, как она призывно звонит в колокольчик, а когда прибежала, королева вдруг со страшным спокойствием сказала, что упросила ведьму Ульрику вытравить плод. И теперь у нее открылось сильнейшее кровотечение.
     - О, сэр Джеймс! Почему вы не поспешили!.. Вы один могли остановить ее.
     - Я ездил за головой Джона Дайтона, - словно во сне проговорил Тирелл. - И я не мог ехать быстрее из-за мальчика.. Господи, я ведь привез Анне ее сына!
     У Деборы вспыхнуло в глазах изумление, сменившееся страхом. У Тирелла было окаменевшее лицо, и она решила, что он, наверное, помешался. Лишь когда она увидела сидевшего в дальнем конце зала притихшего подростка, она сама растерялась, а когда он приблизился, слабо вскрикнула, прикрыв рукой рот.
     - О Пресвятая Дева! О небесные ангелы и святые угодники! Этого не может быть!
     - Это Дэвид Майсгрейв, - кладя руку на плечо ребенка, сказал Тирелл. - Он не погиб. Дайтон все это время прятал его в своем замке.
     Лицо Деборы было все еще залито слезами, но она улыбнулась.
     - Господи Иисусе! Как похож! Надо немедленно отвести его к королеве. - Она просияла, но уже в следующий миг закусила губы и закрыла ладонями лицо, и стала раскачиваться из стороны в сторону.
     В это время на лестнице, ведущей в зал, послышались медленные шаги, мелькнул отблеск света. С факелом в руке, сгорбившись, медленно вошел Оливер. Он казался очень старым, двигался тяжело, пошатываясь и задевая своим крюком за стены.
     - Тирелл? Ты здесь... - без интонации проговорил он.
     Вставив факел в подставку в стене, он отвернулся И стоял, ни на кого не глядя. В этот миг к нему приблизился Дэвид.
     - Оливер? Оливер Симмел? Я помню тебя. Ты из Нейуорта.
     Рыцарь медленно поднял голову. Посмотрел на мальчика пустыми глазами Потом взгляд его остановился на сверкающей ладанке на груди. Зрачки его чуть расширились. По лицу прошла тень.
     - Дэвид? - Он перекрестился крюком. - Ты пришел за душой своей матери?
     Но внезапно он грубо выругался, схватил мальчика здоровой рукой за плечо и повернул к свету.
     - Боже Всемогущий! Да ведь это же юный лорд Майсгрейв!
     Он взлохматил ему волосы, судорожно обнял, а затем вновь стал жадно рассматривать.
     - Силы небесные! Как это может быть?
     Анна с опущенными веками лежала на взбитых подушках. В комнате царил мрак, но возле ее постели на высокой треноге горела свеча, и казалось, что королеву окружает мягкое золотистое сияние. Ее лицо было призрачно-бледным, по темным волосам при колебании пламени свечи пробегали тени. Анна медленно открыла глаза. Они не блестели, но казались огромными. Оливер первым приблизился к стоявшему на возвышении ложу. Губы Анны тронула улыбка.
     - Оливер... Мой друг... Друг до самого конца.
     Он вдруг упал на колени на ступени возвышения, застонал, вцепился единственной рукой в свои волосы и с силой рванул их.
     - Простите меня! Это все я... О, если бы я ничего не сказал вам тогда, Тирелл увез бы вас...
     - Тирелл... - тихо повторила Анна, чуть нахмурясь, словно что-то припоминая.
     Джеймс медленно приблизился.
     - Моя короле