анавливался.
     Все части головоломки сложились, и он словно воочию проследил всю жизнь Анны Невиль. Действительно, причудлива судьба младшей дочери Уорвика, однако Ричарда сейчас занимало не это. Кларенс! Лишенный половины своих владений, он не будет стоить и ломаного фартинга. Он станет слаб, как полевая мышь в холодную зиму.
     Но какова Анна! Отказаться от бескрайних земель ради этого рубаки из Пограничья! Ее странный брак с ничтожным дворянином, ее жалкое существование в Мидл Марчез могут вызвать только недоумение, если не презрение. Это дает Кларенсу шанс отстоять свои земли и остаться по прежнему могущественным. Значит, никто не должен узнать об этом союзе опальной принцессы.
     Придется изрядно потрудиться, чтобы придумать нечто особенное... Ричард резко остановился, глядя на одинокий огонь свечи. Дьявол и преисподняя! А не лучше ли для начала убедиться, что леди Майсгрейв и дочь Делателя Королей - одно и то же лицо? Не посетить ли под предлогом инспектирования приграничных крепостей Гнездо Орла?
     Впрочем, так он может вспугнуть Анну, и она снова вырядится крестьянским парнем, служанкой или коровницей и ускачет куда глаза глядят. От этой особы только и жди нелепых выходок. Что ж, остается ввести в Нейуорт своего человека, который не спугнул бы Майсгрейвов и убедился бы, что Анна Невиль жива. Это должен быть тот, кто хорошо помнит ее, но останется не узнанным. Кто бы это мог быть? Кто?
     Ричард еще долго не ложился. Поздно ночью во дворе раздался шум, замелькали блики факелов. Оказалось, с юга приехал Роберт Рэтклиф. Он привез свежие новости - король Людовик Французский переправил в Англию перехваченное его шпионами письмо герцога Кларенса к Марии Бургундской, в котором Джордж умолял ее стать его супругой, и тогда, при поддержке ее войск, он сможет начать войну с братом Эдуардом, который, как бастард и узурпатор, имеет куда меньше прав на трон, чем он - Джордж Плантагенет, наследник и Алой, и Белой Роз. Кларенс клялся Бургундской леди в любви и клятвенно обещал увенчать ее хорошенькую головку короной Альбиона.
     Выслушав Рэтклифа, Ричард лишь пожал плечами.
     - Все это забавно, но не интересно. Король, брат мой, как водится, простит Джорджа. Все это мне надоело и раздражает, как, к примеру, хвастливые речи старых рыцарей или мошкара после грозы. Сейчас меня интересует нечто иное. Мой дорогой сэр Роберт, хорошо ли вы помните Анну Невиль?
     Тяжелая челюсть Рэтклифа на мгновение дрогнула, но уже через минуту он взял себя в руки и спокойно ответил:
     - Я помню принцессу Анну. Он перекрестился.
     Ричард, не глядя на Рэтклифа, медлительно снял нагар со свечи.
     - А как вы считаете, она могла бы помнить вас? На этот раз Рэтклиф промедлил с ответом, и Ричард нетерпеливо оглянулся. Сэр Роберт глубоко вздохнул.
     - Даже если она меня и помнит, то вряд ли замолвит перед Господом Богом словечко за человека, который был ее тюремщиком в старом замке Хэмбли.
     Ричард захохотал так, что пламя свечи заметалось, отбрасывая на недоумевающее лицо Рэтклифа причудливые тени. Любопытно, какие мысли роятся сейчас в голове его приближенного? Ричард еще пуще расхохотался, пока, обессиленный, не упал в кресло, едва сумев проговорить:
     - Ступайте с миром, сэр Роберт.
     Но, когда за ним закрылась дверь, смех Ричарда тотчас утих. Вот оно! Нашел! Джон Дайтон, простолюдин, поднятый Ричардом за верную службу из положения иомена до оруженосца, а затем получивший рыцарский пояс и звание камердинера. Когда-то именно он упустил Анну Невиль, бежавшую с рыцарем Бурого Орла во Францию, и разгневанный Ричард прогнал его с глаз долой, пригрозив, что немедленно разделается с Дайтоном, если тот осмелится хотя бы напомнить о себе. Но сейчас герцог думал не об этом - он напрягал память, перебирая в мельчайших подробностях события семилетней давности, и неожиданно пришел к выводу, что Джон Дайтон именно тот человек, который ему нужен.
     Он много раз видел и наверняка сможет узнать дочь Уорвика, несмотря на годы и изменившийся, должно быть, облик Анны. У Джона Дайтона всегда была цепкая память, и, когда герцог Глостер изгнал его, ему порой не хватало этого верного, готового на все слуги. Потом появились новые помощники, и Ричард начисто забыл о поверенном своих былых тайн. Он был спокоен, интуиция подсказывала ему, что Дайтон - из той породы, что хранит верность до конца.
     Джон Дайтон охотился за Анной и бился с людьми из отряда Майсгрейва, но, как он уверял Ричарда, делая при этом все возможное, чтобы они не могли узнать, кто их таинственный преследователь. Он утверждал, что никто из преследуемых не видел его лица, ибо он никогда не поднимал забрала.
     Анна либо Филип могут узнать его лишь по голосу, но это само по себе маловероятно, так как невозможно помнить голос человека на протяжении стольких лет. Итак, ничто не препятствует ему послать сэра Джона соглядатаем в Нейуорт. Ведь, даже если тот назовется собственным именем, вряд ли кто припомнит служившего некогда у Ричарда Глостера нелюдимого рыцаря.
     На следующий же день герцог призвал к себе Кендела и велел собрать сведения о своем бывшем камердинере. Он помнил лишь, что отдал Дайтону в жены дочь местного рыцаря, но даже не мог припомнить, из какой семьи, так как делал это впопыхах, желая наградить Джона за какую-то услугу.
     И Кендел вскоре принес необходимые сведения герцогу: Джон Дайтон, ставший по жене рыцарем Миддлтоном, проживает в северном Йоркшире среди Кливлендских пустошей и занимается разведением скота. Порой он участвует в набегах Перси на шотландцев, но в остальное время это обычный землевладелец, посвящающий всего себя своему имению.
     Выслушав все это, Ричард поначалу хотел было вызвать Дайтона к себе, но вскоре передумал. Для осуществления задуманного герцогу было необходимо, чтобы Дайтона не заметили в связях с ним. И тогда он решил сам посетить северный Йоркшир, тем более что давно следовало осмотреть гарнизоны тамошних замков, а также навестить своего духовного наставника - настоятеля аббатства Риво. К тому же он чувствовал, что стосковался по Кливленду - этой продуваемой всеми ветрами зеленой крыше Англии, краю, где прошло отрочество нелюдимого, затравленного сверстниками принца из рода Иорков.
     И вот теперь, оставив свиту в аббатстве и погоняя коня по взволнованному морю трав, среди которого бродили лишь стада скота да кое-где вился дымок на ферме в одиноком монастыре, Ричард вдруг ощутил себя вернувшимся в прежние времена. Как и тогда, его пленяли безлюдье и красота этих мест; как и тогда, ему было легко и привольно под бодрящим йоркширским ветром; как и тогда, он был одинок и вынашивал великие планы, мечтая отомстить за себя и превзойти тех, кто его унижал, начиная от рослого придурковатого сына псаря его отца, которого позднее Дик приказал бросить в колодец, и кончая собственными братьями.
     Теперь же он собирался отомстить и Анне Невиль - жестокой, избалованной всесильным отцом девчонке, издевавшейся над увечным кузеном, а позднее ставшей для него и настоящим врагом. Ричард усмехнулся, вспоминая, что после того, как он взялся за расследование обстоятельств ?гибели? Анны, при дворе утвердилось мнение, что он все эти годы тайно был влюблен в младшую дочь Уорвика, а Эдуард даже поддерживал эти слухи, повествуя за чашей, что во время битвы при Тьюксбери герцог Ричард неспроста искал встречи с Эдуардом Ланкастером.
     Ричард не стал опровергать эту болтовню. Пусть лучше думают, что он верный рыцарь Анны Невиль, давший обет-чистоты и безбрачия, нежели Эдуард навяжет ему какой-нибудь нелепый брак из политических соображений. Когда король заводил разговор о том, что люди, стоящие у власти, не могут по собственной воле решать свою судьбу и должны исходить из выгоды государства, Ричард начинал ухмыляться и напоминал Нэду про его брак с леди Грэй, а также, дабы навсегда отвадить Эдуарда от подобных мыслей, историю, как коннетабль Франции Сен-Поль с презрением отверг навязанную ему в родственницы вдову мелкопоместного уэльского дворянина, а ныне - королеву Англии.
     Бегущий по долине ручей обрывался небольшим водопадом. Ричард миновал еще одну долину, где на тучных пастбищах бродили коровы, а лохматые шотландские овчарки караулили стада глупо блеющих остриженных овец. В зеленой складке между холмами виднелись деревянные хозяйственные постройки, однако его внимание привлек крутой склон холма напротив, уходящий ввысь и белеющий обнажившимся известняковым обрывом. На самом верху холма виднелось неуклюжее каменное строение, воздвигнутое там словно из упрямства и презрения к бесконечному буйству ветров. Лишь небольшая роща искореженных стихией сосен защищала замок с востока, и Ричард, глядя на его темные осыпающиеся стены, невольно подумал о том, какая стужа должна царить за ними в пору бесконечных зимних метелей. Однако именно это и был Миддлтон-холл, к которому Ричард стремился.
     Копыта коня звонко защелкали по известняковой тропе, ведущей к замку. Ричард миновал гудящую под порывами ветра рощу на вершине холма и подъехал к стенам. Вблизи замок казался далеко не таким величественным и грозным, как из долины: всего лишь потемневшие от времени невысокие стены с зубчатой башенкой на углу, покрытые мхом. Перед ним оказались огромные, открытые настежь ворота, а вокруг не было ни души. Герцог въехал во двор, защищенный от свистящего в ушах ветра, где огромные псы, гремя цепями и заливаясь лаем, заметались у стен. Ричард огляделся. Двор был не прибран, все здесь свидетельствовало о запустении. На веревке, протянутой от створки ворот к деревянной галерее, полоскалось на ветру белье, сквозь растрескавшиеся плиты двора росли травы, которые никому не приходило в голову выполоть.
     На деревянной галерее показались четыре женщины и рыжий подросток и застыли, с недоумением глядя на вельможу на сказочном белом скакуне, в алом плаще поверх серебристой кольчуги, с длинным изукрашенным мечом за поясом.
     - Я хочу повидать сэра Джона! - перекрывая лай собак и треск белья на ветру, прокричал Ричард.
     Одна из женщин что-то сказала, и остальные, сбежав по лестнице, кинулись успокаивать псов. Говорившая последовала за ними и опустилась в низком реверансе. Ричард узнал ее. Десять лет назад он отдал ее, двенадцатилетнюю девочку, в жены Джону Дайтону. Десять лет назад он сам был почти мальчишкой, она же была совсем дитя с едва начавшей оформляться фигурой, но ей принадлежали этот замок и земли, а Ричард имел права опеки над ней и мог распоряжаться ее судьбой.
     Теперь он был владыка Севера, мужчина в расцвете сил, обиженный природой, но сумевший справиться со своим изъяном, она же выглядела куда старше своих двадцати двух лет и хотя держалась с достоинством леди, но кожа ее была обветрена и потрескалась, руки грубы и красны, а тело казалось легким и хрупким, словно иссохшим.
     Ричард вдруг подумал о том, какова может быть теперь Анна Невиль. Бэкингем говорил, что она ослепительно красива, однако сейчас, глядя на эту молодую, но бесконечно изможденную женщину, герцог решил, что жизнь в этих холодных, лишенных комфорта обиталищах мало кому идет на пользу.
     Служанкам наконец удалось угомонить псов. Леди Миддлтон осведомилась, чему обязана честью видеть в своем замке сиятельного герцога Глостера.
     - Вы помните меня? - невольно изумился Ричард.
     - Разумеется. И дня не проходит, чтобы мы с супругом не молились о вас Всевышнему.
     Она говорила учтиво, с характерным йоркширским выговором, но глаза глядели сухо, почти неприязненно. Ричард не обратил на это внимания и усмехнулся ее словам. Старый Дайтон по-прежнему верен, и он не зря остановил на нем свой выбор. Он снова повторил, что хотел бы видеть сэра Джона, и женщина ответила, что он внизу, в долине, осматривает бычков, приготовленных на продажу. Пусть его высочество не откажется спешиться и войти, она же пошлет кого-нибудь за господином. Однако Ричард отказался от приглашения, сказав, что сам отыщет ее мужа.
     Спустившись с холма, Ричард подъехал к длинным бревенчатым постройкам и, соскочив с коня, привязал его к жердям изгороди. Из-за угла строения показался лохматый, одетый в овчины скотник и, разинув рот, уставился на идущего к нему прихрамывающего лорда. Ричард на местном диалекте спросил, где его господин, так как вокруг не было ни души и лишь куры да воробьи хлопотали в навозных кучах. Мужлан, наконец-то сообразив, о чем его спрашивают, захлопнул рот и ткнул корявым пальцем куда-то между срубами.
     - Сэр Джон собираются отпилить Лайонелу рога, - словно набив рот горячей кашей, выговорил он.
     Ричард хмуро буркнул что-то насчет забавного имени для быка.
     Скотник заухмылялся:
     - О да! Да и сам Лайонел забавный зверь, самый забавный из тех, что я видел на своем веку, провалиться мне на этом месте! И телята от него все как на подбор, да вот беда - норовом он не вышел. Недавно расквасил Косого Джимми о стену ну что твою перезрелую сливу, разрази меня гром, если я лгу.
     Ричард не дослушал и, подобрав плащ, двинулся в глубь построек и скотных дворов, перешагивая через лужи мочи и навозные кучи. Лохматый скотник шлепал босыми ногами вслед за герцогом, без устали твердя, какой небывалый бык Лайонел. Ричард уже жалел, что не дождался Дайтона в замке.
     Они миновали пустую конюшню с рядами стойл, кормушками, кучами торфа и прелой соломы и оказались на заднем дворе. Далее тянулся еще один двор, и Ричард подумал, что все эти смрадные сооружения занимают места куда больше, чем замок, а Джон Дайтон должен был бы уже сколотить на скоте изрядное состояние.
     Его размышления были прерваны громоподобным ревом, донесшимся из распахнутых дверей покосившегося сруба. Затем послышались крики, ругань, а через мгновение - треск дерева и отчаянные вопли.
     Ричард и следовавший за ним босоногий скотник невольно замедлили шаги, глядя, как из дверей вылетели трое здоровенных парней, а затем показалось огромное угольно-черное создание, ревущее и мотающее огромной, как валун, башкой. Ослепленный ярким дневным светом, бык резко остановился, сердито хлеща себя по бокам хвостом и роя землю передними копытами.
     - Спасайтесь, сэр! Это Лайонел! - вскричал скотник и со всех ног кинулся в какой-то закоулок.
     Ричард замер, весь напрягшись. Сработал охотничий инстинкт, и он, обнажив меч, словно охотясь на вепря, покрепче уперся ногами в землю, готовый встретить исполинского зверя. Внезапно герцог опомнился, и ему стало стыдно: подумать только - как мальчишка испугался коровы. Но уже в следующий миг он как следует разглядел остановившегося перед ним Лайонела, и в животе у него все собралось в холодный ком.
     Бык был чудовищен: пятифутовый размах рогов, шея с могучими буграми мышц, подобная скале грудь и отливающая вороной сталью морда с огоньками крохотных глаз, холодных и сверкающих бешенством. ?Это вовсе не корова, - мелькнуло в голове Ричарда, - это подлинный потомок древних туров, настоящее исчадие ада!?
     Ему что-то кричали, но Ричард в своем красном плаще, опустив меч, как завороженный стоял посреди двора, глядя на неотвратимо приближающееся животное. ?Как перезрелую сливу?, - вдруг вспомнил герцог и тотчас отчетливо представил себе это. В следующий миг, словно опомнившись, он швырнул в сторону черного чудовища меч и со всех ног кинулся через двор в двери конюшни.
     Ричард был хром, однако сейчас, слыша позади глухой топот и свистящее дыхание Лайонела, он совершал такие скачки, которые сделали бы честь лучшей борзой из его своры.
     В мгновение ока он пронесся мимо стойл, видя лишь светлое пятно выхода впереди, и едва не взвыл, заметив, что это пятно уменьшается, так как люди Дайтона начали закрывать тяжелые створки. С ними был и сам Дайтон, но Дик не узнал его. Эти люди хотят запереть его вместе с ревущим диким животным!
     Он закричал - и так, с неистовым воплем, вылетел сквозь оставленный узкий проход и понесся дальше, не замечая, что Дайтон и его люди тотчас захлопнули ворота, вдвинув в пазы дубовый брус и предоставив быку вымещать на толстых досках свою ярость.
     - Ваше высочество! Господин мой, остановитесь! Дайтон со всех ног кинулся за далеко опередившим его герцогом. Он догнал его за фермой. Ричард уже опомнился и остановился, тяжело хватая ртом воздух.
     Его бывший камердинер, босой, одетый, как и его пастухи, с обветренным багровым лицом и отросшими спутанными волосами, бросился в ноги принцу.
     - Мой лорд! Мой принц! Ваше высочество! Я узнал вас сразу, но. Боже, как я испугался... Я убью этого зверя, не медля ни секунды!
     От обычно угрюмого и сдержанного Джона Дайтона трудно было ожидать подобного проявления чувств. Валяясь в ногах у горбатого принца и жадно целуя полы его забрызганного грязью плаща, он едва ли не рыдал:
     - Я убью этого быка, клянусь верой, я сейчас же зарублю паршивую тварь!..
     Ричард наконец перевел дух.
     - Вот и ладно, сэр Джон. Убей. А голову, как охотничий трофей, повесь у себя над камином.
     Дайтон с такой готовностью закивал, что Ричард снисходительно улыбнулся. Его приближенный изрядно опустился, живя в этой глуши, однако у него по-прежнему мощный торс, широкие, чуть сутуловатые плечи, длинные, бугрящиеся узлами мускулов руки и все тот же по-собачьи преданный взгляд, каким он всегда глядел на своего господина.
     Ричард, стараясь не вспоминать о том, как только что несся по склону, велел отыскать свой меч и привести коня, а сам неторопливо направился в сторону замка. Его мучил стыд. Хотя, с другой стороны, вспоминая, как разбегались от быка люди Дайтона, он убеждал себя, что у него не было иного выхода. Однако этот леденящий душу страх, который поверг его в минутное безумие, вдруг отчетливо напомнил Ричарду, что нечто подобное с ним уже происходило. Это был тот ужас, когда он ничего более не воспринимал и стремился лишь спасти себя во что бы то ни стало.
     Много лет назад, на мосту замка Сендель, когда, охваченный ужасом, он оставил в руках ланкастерцев своего юного брата Эдмунда... Это была его тайна, о которой, кроме него, знала теперь только Анна Невиль.
     Джон Дайтон нагнал его в роще близ замка. Он протянул принцу меч и последовал за ним, ведя коня в поводу. Его глаза искали глаза молодого герцога однако, когда они вошли во двор, Джон тотчас взял себя в руки и, отозвав жену, начал отдавать ей распоряжения. Ричард бросил подбежавшему рыжему парнишке повод, а затем вместе с Дайтоном они поднялись наверх, в жилые покои замка.
     - Этот мальчишка - твой сын? Дайтон отрицательно помотал головой.
     - Господь не дал нам с Элисон детей. Тимоти всего лишь поваренок, сын кухарки.
     Они поднялись по винтовой лестнице в башню, и Ричард огляделся.
     Голые, сложенные из огромных камней стены без украшений, устланный тростником пол, тяжелая мебель, кое-где покрытая овчинами, и очаг под колпаком, в котором давно не разводили огня. В открытое окно влетал ветер, принося запахи трав и песню дрозда.
     Джон Дайтон видел, каким взглядом окинул герцог зал, и торопливо пояснил, что в Миддлтон-холле редко бывают гости, но тогда все здесь приводится в надлежащий вид. Он словно оправдывался, а Ричард, глядя из окна, видел внизу в долине большие амбары, овины, скотные дворы и конюшню и думал о том, что Джон Дайтон и в самом деле должен быть куда богаче, чем кажется.
     Внезапно он вспомнил, что только что избежал страшной и унизительной смерти. Не слушая, что говорит за его спиной бывший камердинер, он мысленно вознес благодарственную молитву и поклялся, что, вернувшись в аббатство Риво, пожертвует десять фунтов золотом на обновление главного алтаря.
     Вскоре в зал вошла супруга сэра Дайтона со служанками. Дорогая серебряная посуда, что появилась на столе, показалась неуместной в этой суровой башне. Глостер вопросительно взглянул на Дайтона. Тот жестом отослал женщин, собственноручно налил герцогу вина в чеканный бокал. Бывший камердинер, как оказалось, все еще не забыл, как полагается прислуживать за столом.
     Ричард отпил из бокала и удивленно воззрился на Дайтона. Это было дорогое бургундское вино,