х, она вскоре поняла, что их что-то тревожит. И когда поздно ночью она расспросила Джеймса, тот впервые поведал ей о гонце с ядом и своих опасениях. К его удивлению, Анна отнеслась к этому довольно беспечно.
     - Можно купить у аптекаря рог единорога или жабий камень .
     По губам бывшего убийцы скользнула презрительная усмешка.
     - Смею заметить, далеко не всегда эти средства действенны..
     - Разумеется, если аптекарь был шарлатан и выдает за рог единорога нечто иное.
     Джеймс прижал к себе Анну.
     - Не хотел бы я потом тягаться в суде с этим шарлатаном, если нечто подобное произойдет с тобой, моя королева.
     К его удивлению, Анна нашла его слова забавными и расхохоталась. Потом нежно потерлась щекой о его плечо.
     - Я уже давно не чувствовала себя в такой безопасности, как с тобой.
     Тиреллу показалось, что лучших слов ему не услышать и от самого Иисуса.
     Сэр Джеймс исправно поставлял Анне все новости, которые ему удавалось узнать. Королеву остро интересовало все, что касалось ее супруга. Ныне Ричард, несмотря на заключение мирного договора с Шотландией, не был популярен в королевстве. Побережье осаждали пираты, торговля с континентом шла скверно, дождливое лето погубило урожай, начался падеж скота - и во всем этом обвиняли короля. Постоянные волнения и мелкие мятежи в стране не угасали.
     Король метался с Севера на Юг Англии, требовал от вельмож постоянных заверений в верности, новых присяг. Он организовал на Севере отдельный совет, который возглавил молодой Линкольн, о котором поговаривали, что Ричард III хочет сделать его своим наследником. Но англичане беспрестанно вспоминают исчезновение принцев и считают, что все нынешние бедствия Ричард накликал своими злодеяниями. Даже то, что маленький Эдуард Уэльский умер 9 апреля - день в день спустя год после смерти Эдуарда IV, - все считают знамением, как и болезнь королевы, которую давно никто не видел. Говорят, что, когда король едет по Лондонскому Сити, улицы пустеют, а женщины прячут детей от дурного глаза короля. Поэтому Ричард предпочитает проводить все время в Вестминстере или Виндзоре. В ноябре лондонский поэт и записной остроумец Вилли Колингборн вывесил на двери собора святого Павла стишок, который потом повторял весь Лондон и где были строки, содержавшие более чем прозрачный намек на короля и его советников:
     ?Всей нашей Англией правят Кот, Крыса и Пес Ловелл под властью Борова? . За этот памфлет поэта изловили и приговорили к смерти, согнав на казнь множество народу. Колингборн был казнен варварским способом, каким в старину казнили изменников: его сначала повесили на тауэрском холме, но вынули из петли еще живым; затем вспороли живот, вынули кишки и сожгли их у него на глазах, а потом, поскольку он еще оставался жив, ему вскрыли грудь, и палач вырвал еще бьющееся сердце. Говорят, король запретил людям расходиться во время казни, и стражники сдерживали толпу, хотя многих мутило, а женщины падали в обморок. Такая казнь любимца горожан не прибавила королю-убийце популярности. Ричарду пришлось резко повысить налоги, теперь он даже стал прибегать к беневоленциям - якобы добровольным дарам от богатых людей, - которые так громогласно обличал, когда ими злоупотреблял его брат Эдуард IV.
     Король готов был выжать деньги откуда угодно, лишь бы закупить побольше пушек, которые он намеревался разместить во всех портах на случай высадки графа Ричмонда - Генри Тюдора.
     Чем не популярнее становился горбатый король, тем громче звучало имя этого принца из-за моря. Ситуация повторялась, вновь воскресали призраки войны Роз, и Ричард оказался в положении своего брата Эдуарда, когда тот не находил себе места, ожидая вторжения Ланкастеров с континента. Слишком уж большие силы сторонников обеих Роз собрались в Париже. Тюдора поддерживали даже английские школяры Парижского университета. А французский королевский совет выделил графу Ричмонду три тысячи ливров для снаряжения его отрядов. Даже Франциск Бретонский, перестав сердиться на Тюдора, ибо возникла перспектива союза его наследницы с Карлом Французским, уже не имел ничего против, чтобы помочь ему.
     По всей Англии теперь говорили о брачном договоре, заключенном между последним Ланкастером и законной наследницей престола Элизабет Иоркской. В то же время люди Ричарда III стерегли девушку как зеницу ока.
     - Еще одна пленница, - грустно замечала Анна. - Ее может постигнуть судьба ее несчастных братьев. Тирелл, однако, так не считал.
     - Вряд ли его величество сейчас решится на новое убийство. Да будет вам известно, Ричард ныне даже не рискует созвать Парламент, опасаясь, что там пойдет речь о его преступлениях. Все, на что он может решиться, - это выдать ее замуж.
     Анна была не на шутку обеспокоена. Перспектива разрыва Тюдора с законной наследницей трона могла пошатнуть его популярность. Ведь в глазах простых англичан он все еще оставался спасителем принцессы из лап чудовища, убившего ее невинных братьев.
     В начале декабря в Конингсбро прибыли посланцы короля. Его величество призывал супругу на Рождество в Лондон. Он выслал значительную сумму, дабы королева не испытывала в дороге неудобств, а также прекрасные конные носилки, украшенные резьбой и позолотой, с геральдическими щитами на дверцах и подбитыми мехом бархатными занавесками. Тиреллу тотчас показалось подозрительной эта необычная любезность короля. Он даже прислал королеве в подарок несколько штук различных тканей, а также портного-итальянца, который должен был сшить ее величеству наряд в соответствии с последними веяниями моды. Тирелл удвоил бдительность, почти за каждым из прибывших из столицы установил слежку и не позволял никому из них оставаться с королевой наедине. Мост, ведущий в замок, всегда был поднят, и никто не мог выйти или войти без ведома коменданта. Даже болтливый портной-итальянец не избежал подозрений, особенно после того, как стал восхищаться роскошью покоев королевы и удивляться, как удалось создать такой уют в этом огромном каменном склепе. Тирелл полагал, что если среди прибывших есть тайный убийца, то рано или поздно он обнаружит себя, поскольку лишь у коменданта да у придворной дамы были ключи от всех дверей. Но время летело, и, хотя Тирелл по-прежнему оставался настороже, все было спокойно.
     Тем временем итальянец Лукано шил королеве великолепный наряд из золотой узорчатой парчи, бархата цвета меда и бархата цвета старой охры. Парча предназначалась для верхнего платья, вернее, широкой, на флорентийский манер, накидки, которая скреплялась на плечах драгоценными топазами и такими же топазовыми застежками перехватывалась под грудью. Это платье позволяло при ходьбе видеть с боков нижнее, плотно облегающее фигуру платье из бархата. Оно не имело выреза у горла, было опушено шелковистым мехом коричневой норки, а на спине, наоборот, был глубокий вырез углом, опускающийся едва ли не ниже лопаток. Платье получилось необыкновенно роскошным, Анне нравилось примерять его, а поскольку в Конингсбро не нашлось большого зеркала, ей пришлось довольствоваться восторженными восклицаниями итальянца Лукано да куда более сдержанными, но одобрительными высказываниями Деборы.
     - Molto bene! Perfetto!  Ваше королевское величество, мадонна Анна, - вы ослепительны! - причмокивал сочными губами синьор Лукано, когда Анна, подхватив опушенный мехом шлейф, кружила по комнате.
     Тирелл, обойдя посты на стенах, вернулся в донжон.
     - Разве к ужину еще не накрыто? - спросил он у спешащей мимо с улыбкой на устах леди Шенли.
     - Ее величество приказала подать в своих покоях и даже пригласила синьора Лукано. Она весьма довольна его работой.
     У Тирелла дрогнули уголки губ.
     - Я же просил вас не покидать королеву! Вы отлично понимаете, какая ей грозит опасность!
     - Что за тон, сэр Джеймс! Итальянец совершенно безобиден. К тому же оказалось, что он родственник бывшего лекаря отца королевы - синьора Маттео Клеричи, а ему Анна всегда доверяла.
     Тирелл отступил на шаг.
     - Маттео Клеричи? Лекарь Уорвика, который потом служил у Карла Смелого? Это же один из лучших в Европе специалистов по ядам!
     В следующий миг Тирелл, почти оттолкнув почтенную даму, бегом бросился в покои королевы.
     Анна с улыбкой слушала болтовню итальянца и неторопливо попивала вино, когда Тирелл, словно обезумев, ворвался в ее покои и выбил из рук королевы бокал. Все еще тяжело дыша, он оглядел стол: жареный фазан, кроличий паштет, печенье с растопленным сыром, горшочек сливок и кувшин с легким сидром - все было попробовано, ко всему прикасались.
     - Как понимать ваше вторжение, сэр? - растерянно и несколько испуганно произнесла королева. Но Тирелл ничего не ответил, молча меряя взглядом родственника лекаря Клеричи. В тягостном молчании растерянное выражение сменилось на лице портного бледностью. Даже губы его посерели. Сжавшись, он посмотрел на королеву, затем снова на Тирелла.
     - Che cos'e, signor?  Моя королева, как смеет этот человек врываться сюда?
     В следующий миг синьор Лукано убедился, что Тирелл смеет и еще кое-что. И когда Черный Человек охватил его за шиворот и поволок куда-то вниз по лестнице, он вдруг панически испугался и стал вопить и вырываться так, что у Тирелла окончательно не осталось сомнений, что совесть его нечиста.
     - Ты, жалкий ублюдок, - прижав Лукано к выступу в стене, прошипел ему в лицо сэр Джеймс, - отвечай, что ты подсыпал королеве? Что это было, и есть ли противоядие?
     Но портной клялся всеми святыми, что у него и в мыслях ничего подобного не было, столь горячо, что Тирелл было засомневался. К тому же с королевой пока все было в порядке. И тем не менее он велел на всякий случай запереть Лукано в подземелье, а Анну заставил принять все рвотные снадобья, какие нашлись в замке. Однако и после этого он не мог успокоиться и остался в спальне королевы вместе с Деборой, наблюдая за Анной. И уже через час она почувствовала себя скверно. Появились головные боли, потом резь в желудке, началась тошнота. Королеву стало лихорадить, лицо ее пылало. Тирелл вновь и вновь понуждал ее пить рвотное, а когда она взмолилась, что уже не в силах, схватил и, грубо зажав ее голову в сгибе локтя, стал, преодолевая сопротивление, вливать ей в рот теплое молоко, потом сурьму с белым вином, потом теплую воду с солью. Однако, невзирая на бурные спазмы, облегчения она не испытывала. К утру начался бред. Зрачки сузились, стали меньше булавочной головки, отчего глаза казались незрячими. Анна глядела ими в пространство, жалобно звала слабеющим голосом... Филип!
     Дебора, всю ночь мужественно помогавшая Тиреллу, теперь растерялась.
     - Пресвятая Дева! Если она видит его, значит, она умирает!
     И она расплакалась. Тирелл едва не зарычал от бешенства. Руки Анны стали холодеть, но он не желал сдаваться, не желал верить в это. Сэр Джеймс велел Деборе развести посильнее огонь, обложил королеву нагретыми кирпичами и медными грелками. В конце концов им удалось добиться, что Анну перестал бить озноб, а удары сердца стали отчетливее. Затем Тирелл вышел из опочивальни, велев Деборе и горничной поддерживать огонь в камине. Он отправил гонцов за лучшими лекарями в Шеффилд и Донкастер, разослал людей во все ближайшие монастыри, велев по всей округе служить молебны за выздоровление королевы Анны.
     Трое суток Анна провела в забытьи, и трое суток Тирелл не находил себе места, не отходя от королевы. Прибыли лекаря, один из них заявил, что тут уже ничего не поделаешь и следует лишь уповать на Бога, другой советовал пустить кровь, а третий решительно воспротивился этому, и в конце концов они все принялись браниться, пока Тирйлл их не выгнал прочь. Дебора порой упрашивала Тирелла хоть немного отдохнуть, но он не мог спать, и когда леди Шенли сменяла его у постели королевы, шел молиться. На четвертые сутки Анна пришла в себя. Открыла глаза, ничего не помня из того, что с нею случилось. Лишь когда Джеймс Тирелл склонился над нею, она наморщила лоб, словно припоминая, и слабо улыбнулась:
     - Джеймс!
     У него на глаза навернулись слезы.
     Придя в себя, королева все еще была очень слаба, потеряла аппетит, и Дебора кормила ее через силу - бульон, яйца, взбитые с молоком, горячее сладкое вино с пряностями. В камине все время поддерживали адское пламя, ибо Анну бил озноб. Она исхудала, словно истаяла, вокруг ее глаз залегли тени, кожа приобрела желтоватый оттенок. Однако спустя неделю она вдруг впервые почувствовала голод и съела все, что принес ей Джеймс. Только тогда Тирелл вспомнил о томящемся в подземелье итальянце. Оказалось, что тот три дня назад удавился, и тело его уже изрядно попорчено крысами. Тирелл на это лишь пожал плечами.
     Все складывалось таким образом, что ни о какой поездке в Лондон не могло быть и речи. Роскошное медово-золотистое одеяние королевы покоилось в резном ларе. Мучимая слабостью и беспрестанным головокружением, королева большую часть времени проводила в постели.
     В середине декабря в Конингсбро прискакал гонец - на этот раз от Стенли. Он был в одежде пилигрима и открылся лишь Деборе, заявив, что ему необходимо кое-что передать ее величеству. Дебора отправилась посоветоваться с Тиреллом. Джеймс поначалу было воспротивился, но леди Шенли уверила его, что уж ему-то человек лорда Стенли вообще ничего не скажет, а уж если сэр Томас погнал гонца в такую даль, то ему, видно, есть о чем сообщить королеве. В конце концов Тирелл уступил, но тут же пожалел об этом. Едва королева отпустила посыльного, как сейчас же велела собираться в Лондон.
     Тирелл и леди Шенли озадаченно переглянулись.
     - Это невозможно, - наконец решительно заявил Тирелл. - Вы еще слишком слабы, и дорога вконец измотает вас. Это может стать гибельным.
     И он взглянул на баронессу, требуя поддержки. Однако Анна ни о чем не желала слышать.
     - Для меня куда более гибельным будет остаться здесь. И не только для меня. Стенли сообщил, что Ричард надумал выдать Кэтрин замуж, но ему не удается узнать - за кого. Я должна ехать, и вы не смеете меня удерживать.
     В конце концов им пришлось уступить.
     В дороге Тирелл не спешил, они делали частые остановки, двигались так, чтобы Анну не трясло в носилках. Она по-прежнему испытывала слабость, хоть и была тепло одета и ехала в закрытых, обогреваемых носилках, умудрилась простудиться и сильно кашляла. Анна мрачно шутила:
     - Впервые мне не удастся очаровать двор. Наконец-то слухи о моей болезни получат почву. Король будет доволен.
     Тирелл предлагал ей остановиться в одном из королевских замков, а Ричарду отправить известие, что она не в состоянии ехать дальше из-за ухудшения здоровья. Дебора также присоединилась к его словам.
     Анна смотрела на них с печальной улыбкой.
     - Нет. Ричард исковеркал мою жизнь, но я не позволю ему погубить мою девочку. И если во мне останется хоть капля сил - я приеду в Лондон и сделаю все, чтобы расстроить замыслы горбатого Дика. Там, при дворе, я уже не буду пленницей и смогу добиться своего.
     В Лондон они прибыли утром, в самый канун Рождества. День выдался солнечный, морозный, грязь на улицах присыпало снегом, а над каждым очагом вился легкий дымок - хозяйки готовили праздничный ужин. Дома были украшены зелеными ветвями остролиста, плюща, белой омелы.
     Звонили колокола.
     Обычно в этот день благостное умиротворение нисходит на людей. Однако это настроение тотчас испарилось из души Анны, едва она увидела короля, едущего во главе свиты навстречу супруге. Он восседал на прекрасном коне лорда Бэкингема, и сердце Анны вновь наполнилось горечью. Полы черного плаща Ричарда развевались, как крылья ворона.
     Откинув занавески носилок и закутавшись в мех, Анна в упор смотрела на Ричарда. Их встреча была молчаливой. Какое-то время король внимательно вглядывался в изжелта-бледное, утомленное лицо жены, в ее покрасневшие глаза и синеватые губы. Потом просиял.
     - Вы просто великолепны, моя возлюбленная госпожа. И я рад приветствовать вас в этот светлый день Рождества. Слава Иисусу Христу!
     - Во веки веков, - тихо ответила королева. Потом она откинулась в носилках. Сквозь полуопущенные занавески она видела, как Ричард проехал вперед кортежа, как движением руки подозвал Тирелла.
     - Я доволен тобой, Джеймс, - негромко сказал Ричард своему Черному Человеку. - Она выглядит, как снятая с креста.
     Тирелл слабо кивнул.
     - Этот итальянец...
     - Да, а где мой славный Лукано?
     - Вы зря не предупредили меня, ваше величество, что это ваш человек. Я сам едва не отведал его пойла. Но Бог был милостив ко мне... а не к Лукано. Что ему надлежало сделать, я узнал лишь, когда искалечил его. Он не выжил.
     Король хмыкнул.
     - Узнаю твою руку, Джеймс. Однако почему же ты не окончил начатое?
     - Вы отдали приказ итальянцу, а не мне, - спокойно ответил Тирелл.
     Король какое-то время молчал. Они уже приближались к Вестминстеру. Вдоль дороги шли в церковь целые семьи в праздничных одеждах, останавливаясь при виде королевского кортежа. Мужчины стаскивали с голов колпаки, но приветственных кликов не было слышно.
     - Оставим это, - наконец сказал король. - Так или иначе, королева выглядит как должно. А для тебя у меня есть новое поручение. Думаю, ты останешься им доволен.
     Тирелл с беспокойством взглянул на короля, но они уже въезжали во двор замка, и ему пришлось по отстать.
     Анна вышла из носилок и огляделась. Увидела Стенли, отвешивающего ей поклон, его супругу, увидела Уильяма Керберта. Юноша смущенно улыбнулся ей. ?Как он возмужал, похорошел?, - подумала Анна. У его ноги терся огромный Пендрагон. А рядом... У Анны едва не выпрыгнуло из груди сердце, когда она увидела свою дочь. В опушенном соболем эннане и дорогом плаще она показалась Анне чудесным видением. Она стояла бок о бок с Уильямом, улыбаясь матери... У Анны вдруг мелькнула счастливая догадка.
     ?Господь Всемогущий! Сделай, чтобы так и случилось. Не может же судьба преподносить мне только горечь и слезы?.
     И тем не менее она пожелала без промедления переговорить обо всем с Ричардом, хотя и опасалась встречи наедине. Оказалось, напрасно. Лишь в глазах его мелькнуло нечто темное, потустороннее, но лишь на миг. В остальном он казался всем довольным и пребывал в приподнятом настроении. Но Анна, как никто, знала, насколько он умеет владеть собой, и ее разбирало любопытство, чем же так доволен Ричард.
     - До меня дошли странные слухи, - медленно проговорила она, когда король отвел ее в отведенные ей покои. - Это нелепо, но говорят, что вы собираетесь выдать мою девочку замуж! Но поразмыслите. Дик, - ведь она еще дитя.
     Ричард грел руки у камина.
     - Удивительно, что вы знаете такие вещи. Видимо, вам все же удалось обвести моего верного Тирелла вокруг пальца. Однако это так - у меня есть свои виды на Кэтрин.
     - И вы готовы распорядиться ее судьбой, даже не посоветовавшись со мной?
     - Не забывайте, дорогая, что для всех Кэтрин - моя дочь.
     - Но есть ведь и Бог!
     - Ox, прошу вас, Анна, прекратите меня пугать карой небесной! Я уже все решил, и для дочери какого-то там Майсгрейва это будет блестящая партия.
     - Но ведь ей только четырнадцать лет!
     - Она прекрасно развитая девочка, к тому же ей самой хочется замуж. Однако успокойтесь - пока речь идет только об обручении. Венчание состоится летом, когда у казны будет достаточно средств, чтобы устроить пышное торжество по поводу бракосочетания одной из Плантагенетов. Видите, я пекусь о вашей дочери даже больше, чем эта маленькая задира заслуживает.
     - И кого же вы наметили ей в мужья? - стараясь оставаться спокойной, спросила королева.
     - Думаю, мой выбор не слишком вас обрадует. Вы постарели, Анна, ваша дочь расцвела. Теперь она лишает вас поклонников. И тот, кто когда-то был так увлечен вами, скоро уже год как ездит лишь туда, где бывает Кэтрин. Он словно верный страж при ней. Я говорю о Уильяме Херберте. Надеюсь, вас не очень огорчает, что ваш верный рыцарь предпочел увядающей красавице молоденькую кокетку?
     Кажется, Ричард хотел этим задеть Анну, но