лизко.
     - А ведь мой брат Атли был не так глуп, когда выбрал тебя, - негромко проговорил он по-франкски.
     Больше он не произнес ни слова, но остался стоять, с улыбкой глядя на нее. Эмма медленно открыла глаза. Викинг стоял совсем близко, и она ощущала исходящий от него запах вина и дыма коптящих факелов. Девушка почувствовала себя крохотной и беспомощной рядом с ним, но усилием воли медленно подняла голову, разглядывая своего врага. Знакомые сапоги со шнуровкой, в которые заправлены черные замшевые штаны, мягко облегающие длинные, сильные ноги викинга... Темно-коричневая кожаная безрукавка до середины бедер, зашнурованная по бокам, но внизу шнуровка ослаблена, открывая богатый чеканный пояс, с левой стороны которого свисает меч с богатой рукоятью, рдеющей крупным рубином, а с другой - простой кинжал в костяной оправе. На руках Ролло блестели широкие браслеты, а на груди висело простое ожерелье из медвежьих клыков. От этого полудикаря исходило такое ощущение мощи и мужской силы, что Эмме понадобилось все ее мужество, чтобы прямо взглянуть в лицо своему врагу.
     На этом гладко выбритом лице с энергичным подбородком блестели серые, как сталь, и холодные, как лед, глаза. В них ясно читались ум и сила воли, а также властность. И что-то еще. Искра какой-то до времени спрятанной насмешки. Эмма смотрела прямо в эти немигающие жесткие глаза, пока не услышала, как Ролло негромко спросил:
     - Что помутило твой разум, девушка, если ты решилась выступить против воинов севера?
     У него был низкий глухой голос. Эмма гордо выпрямилась.
     - А разве норманны привыкли, что на землях франков им никто не оказывает сопротивления? Разве есть закон где-либо в подлунном мире, разрешающий грабить и убивать безнаказанно?
     Казалось, этот ответ не удовлетворил викинга. Взгляд его оставался столь же выжидательным. И тогда Эмма с дрожью в голосе добавила:
     - Твой седой пес убил мою мать!
     Лицо его оставалось столь же неподвижным, однако взгляд изменился. Эмме даже показалось, что в нем мелькнуло понимание. По крайней мере спустя минуту он сказал:
     - Убитый тобой человек был мне вместо отца.
     ?А Пипина Анжуйская - вместо матери мне?, - подумала девушка и вдруг поняла, что они с Ролло схожи в том, что оба только что потеряли близких. И еще ей пришло в голову, что родной отец этого варвара тоже убит, и не кем иным, как ее приемной матерью.
     - Тебя выбрал мой брат, - сказал после продолжительного молчания норманн. - Только это и спасло тебя. Скажи, была ли ты ему послушной рабой? По твоим глазам этого нельзя прочесть. Может, я ошибся, подарив тебе жизнь?
     - Спросите об этом у самого Атли.
     - Ты дерзка, девушка. - Он взял ее за подбородок и заставил глядеть себе в глаза. - Возможно, я оказал брату плохую услугу, подарив ему тебя. Тебе нужен такой хозяин, как я, который сумел бы справиться с твоей гордыней.
     У Эммы все похолодело в груди. Она решительно вырвалась.
     - Разве вы обманете своего брата? Ведь вы обещали Атли, что не тронете меня, больше того - будете охранять?
     Ролло вдруг улыбнулся дерзкой, дразнящей улыбкой.
     - А ты сама-то хочешь, чтобы тебя охраняли? Разве я тебе не нравлюсь? Если нет, то почему ты полдня разглядывала меня из окна своей башни?
     Эмма едва не задохнулась от бешенства и обиды. Она видела, каким взглядом окинул ее с головы до ног варвар.
     - Пусть меня возьмет Локи, если я не ошибся, не оставив тебя сразу себе.
     Эмма испуганно попятилась, но Ролло успел поймать ее за локоть. В тот же миг один из галдевших вокруг норманнов что-то во всю глотку выкрикнул на своем языке. Ролло усмехнулся.
     - Знаешь, что он сказал? Он говорит, что уже пробовал тебя там, на поляне, и хоть ты и царапалась, как кошка, но кожа у тебя сладкая.
     Больше Эмма не могла выдержать. Резко вырвав руку и подхватив платье, она стремительно кинулась прочь. Громкий смех Ролло, как проклятие, несся ей вдогонку.
     Она бегом пересекла широкую площадь и оказалась в тени какого-то строения. Только здесь она обнаружила, что ее не преследуют. Прижавшись лицом к холодной каменной стене, она дрожала и тихо постанывала сквозь зубы от страха и безмерного унижения. Но время шло, и она постепенно стала успокаиваться, а затем, уже замерев, оглянулась назад. Она была совсем одна, если не считать сидевших неподалеку у костра норманнов. Они пили из бурдюков вино и, кажется, не замечали ее. Из освещенного портала собора долетали взрывы громового хохота.
     - Я должна бежать, - тихо прошептала девушка, понимая, что иначе ей не избегнуть посягательств ярла. Даже данное брату слово вряд ли удержит его. Да и какие представления о чести могут быть у варвара?
     - Я должна бежать, - снова повторила она, и сама вдруг удивилась простоте и разумности этой мысли. Ее никто сейчас не преследовал, норманны, очевидно, были уверены, что ей некуда идти одной. И действительно, большинство пленниц из тех, которым позволялось передвигаться по городу, никуда не уходили из страха перед дикой природой и своей беззащитностью. Норманны, по крайней мере, представляли собой защиту от других разбойников и диких зверей. Однако Эмма слишком ненавидела этого норманна, а теперь, когда он обратил на нее внимание, она предпочла бы погибнуть от когтей хищников или умереть с голоду, чем достаться ему. К тому же, удайся побег, и у нее появится шанс спастись, если она попадет к франкам. Франки теперь, когда она совсем одна, также могли представлять угрозу для беззащитной женщины, однако у нее есть дядя Фульк. Если она встретит франков и докажет, что она племянница Фулька Анжуйского, ее, вероятно, не тронут. И тогда, с Божьей помощью и при заступничестве Девы Марии, ей удастся спастись. Главное теперь - бежать, бежать как можно скорее, прямо сейчас.
     Эмма медленно двинулась вдоль каменной стены, сложенной из огромных глыб. В темноте она оступилась и упала, обнаружив, что под наскоро сколоченным деревянным навесом лежит скошенное для скота сено. Оно было еще свежим и пахло лугом, однако если поджечь его, оно быстро разгорится и отвлечет внимание норманнов.
     Какое-то время Эмма размышляла - пока не услышала негромкое ржание лошадей на пустыре с остатками колонн, где они паслись, привязанные к вбитым в землю кольям. Эмма подумала, что, если ей удастся захватить лошадь, ее побег может пройти более гладко и она скорее сможет добраться до Анжера.
     Рядом послышались шаги. Девушка замерла. Мимо прошел один из норманнов, что-то напевая, остановился у стены и стал мочиться. Потом двинулся в сторону стога сена и, кряхтя, устроился в нем на ночлег. Эмма подождала, пока его сонное бормотание не перешло в храп, и шмыгнула к своей башне. Здесь было тихо. Тетсинда еще не возвратилась, а Юдик сладко посапывал на скамье у стены.
     Эмма бесшумно проскользнула мимо мальчика. Трут и кресало лежали на обычном месте. Она схватила их и почувствовала, что от напряжения дрожит, словно в лихорадке. От одной мысли, что сделает с нею Ролло, если ее побег не удастся, к горлу подступала тошнота. Она тряхнула головой, отгоняя страх, и направилась к двери. На миг мелькнула мысль, что следовало бы переодеться в старую, более темную одежду, но в ту же минуту на деревянной внешней лестнице послышались шаги. Если это Ролло, если он вновь хочет заставить ее пережить эту муку, боль и стыд... Эмма в отчаянии кинулась к двери. Слава Богу, это оказалась всего лишь Тетсинда.
     - Ты куда это?
     - Мне нужно выйти по нужде.
     - Зачем же куда-то идти? Ни к чему это. Видит Бог, ты понравилась этому Ролло. Они только о тебе и толковали, когда ты убежала. Этот норманн куда краше своего прыщавого братца Атли. И потом - он станет королем. Ты ничего не проиграешь, сменяв юнца на него.
     - Ради всех святых, Тетей, мне уже невтерпеж!
     Женщина кивнула и пошла укрыть сына. Она была заметно под хмельком и не обратила внимания на необычное поведение девушки.
     Эмма стремительно сбежала по лестнице и, стараясь держаться в тени, прокралась к навесу с сеном. Оно лежало недалеко от входа в башню, где норманны складывали награбленное, и если она устроит здесь пожар, им будет вовсе не до нее.
     Осторожно выбив искру, она подожгла пучок сена. Повалил едкий дым. Девушка забросила тлеющее сено повыше на стог и со всех ног кинулась туда, где на фоне звездного неба темнели силуэты старых колонн.
     В наступившей темноте, освещаемой лишь отблесками дальних костров, она бесшумно прокралась к стене, на которой висела конская упряжь, схватила первую попавшуюся уздечку и метнулась к лошадям. Те стали пятиться, зафыркали. Их глаза тревожно отражали свет дальних костров.
     - Тише, тише...
     К ней пришло воспоминание о ее предшествующем плачевном побеге, когда она не смогла ускакать от норманнов. Не лучше ли было отправиться пешком, так легче раствориться в ночи... Однако, вспомнив о проклятом светлом платье и понаблюдав минуту за многочисленными силуэтами стражников, она поняла, что сможет преодолеть их заставы только стремительным рывком в то время, когда их отвлечет пожар.
     Сжав в руках уздечку, она стала осторожно подкрадываться к ближайшему рослому коню.
     - Хороший, умница... Я тебя не обижу, не бойся...
     Конь шарахнулся от незнакомого запаха, негромко, но тревожно заржал.
     - Зачем ты шумишь, мальчик? Не бойся меня!
     На деле она и сама боялась огромного угольно-черного жеребца, прядавшего ушами и зло косившего огненным глазом. Стараясь скрыть страх, Эмма сглотнула слюну и решительно направилась к лошади.
     - Вот и молодец, - проговорила она, выдергивая кол из земли и притягивая к себе коня за веревку. Она стала гладить его по храпу, приговаривая ласковые слова. И когда конь, казалось, немного успокоился и перестал сердито фыркать и бить копытом в землю, она набросила узду и вложила в зубы животного удила.
     В этот миг позади раздались неистовые крики, кто-то начал бешено колотить в бронзовое било. Эмма оглянулась и увидела яркие отсветы пожара и со всех ног бегущих в сторону огня норманнов. Лошади вокруг нее заволновались. Конь Эммы заржал, зафыркал и стал пятиться, увлекая девушку за собой. Какой-то норманн пронесся совсем рядом, лишь чудом не заметив среди лошадей светлый силуэт пленницы.
     Теперь у нее уже не оставалось времени на раздумье. Решительно рванув поводья, она схватилась одной рукой эа гриву, а другой уперлась в круп и, подпрыгнув, перевалилась на спину коня. Потом, почти ничего не видя из-за облепивших лицо волос, она резко натянула левый повод, разворачивая скакуна. Рывком головы откинув назад медные пряди, Эмма что было силы ударила пятками под ребра животного, заставляя жеребца ускорить ход. Конь бешено заржал и стал шарахаться из стороны в сторону, вскидывая задом. Сжимая его бока коленями и натягивая повод, лишь чудом не слетев на землю, девушка заставила коня смириться, перейти на рысь, а затем, все убыстряя ход, устремиться к проходу между руин стены. Когда она подъехала к нему вплотную, откуда-то из мрака выскочил громко вопящий викинг и кинулся наперерез. Эмма опять ударила пятками коня, и тот, дико храпя и роняя клочья пены, на всем скаку сбил с ног пытающегося остановить его норманна.
     Теперь все. Размашистым галопом Эмма мчалась вдоль светившейся во мраке широкой Луары. Она не видела, как под нею проносится земля, ощущая лишь энергию и мощь коня. И ее охватило блаженство.
     Это была свобода!

8.

     Огненные языки, казалось, стремятся достичь звезд. Уже трещали расположенные рядом с навесом постройки. Пламя лизало ведущую в башню дверь. Какой-то норманн, завывая, катался по земле, в то время как другие пытались погасить тлеющую на нем одежду.
     Изнемогая от жара, Ролло выкрикивал отрывистые приказания своим людям. Следовало выстроить их в цепь к реке, чтобы передавать сосуды с водой для тушения пожара. Какой-то из викингов предложил заставить делать это пленных, но Ролло ответил оплеухой - пока заставишь этих франков подчиниться, огонь может пробраться в башню, и того гляди пропадет все добытое в набеге. К тому же многие из них, как, например, люди виконта Тибо, еще не окончательно смирились.
     С Ролло едва не столкнулся выскочивший из мрака седой викинг.
     - Ярл! Пленница Атли сбежала! Она отвязала лошадь и унеслась, как бешеная, порази ее Локи!
     Ролло яростно выругался.
     - Рыжая ведьма! Клянусь копьем, я доберусь до нее. Но сейчас главное - огонь.
     - Ролло, но она захватила твоего коня!
     - Что?! Она угнала гнедого?
     Лицо его окаменело, желваки вспухли и заходили под кожей.
     - Проклятье! Куда она поскакала, Мезанг?
     Дознавшись, куда направилась беглянка на его любимце, Ролло отдал последнее распоряжение и со всех ног бросился к лошадям. Кто-то из викингов потянулся было следом, желая участвовать в погоне, но ярл властно бросил, что справится с этим сам, и велел продолжать бороться с огнем. Торопливо взнуздав первую же попавшуюся лошадь, Ролло взвился в седло и галопом покинул Сомюр.
     Ночь швыряла в лицо свежий ветер. Ролло резко остановил коня на склоне, прислушался и свистнул особым переливчатым посвистом. Сквозь трели сверчков едва слышно донеслось отдаленное ржание гнедого. Ярл вонзил шпоры в бока своего коня и погнал его на звук. Он хорошо изучил эту местность и знал, что лежащая впереди заболоченная низина у реки переходит в сплошную топь. И эта дикая кошка, похоже, двигалась именно туда.
     Он скакал достаточно долго, пока тропа не привела его на широкое открытое пространство. В зеленоватом призрачном свете ночи он чуял дыхание болот, раскинувшихся на месте старого русла реки. Он натянул повод - и лошадь под ним вздыбилась и стала брыкаться и ржать. Ролло только сейчас понял, что второпях оседлал соловую кобылу Мезанга, упрямую и злую, с которой не так-то просто было сладить. Он это почувствовал, едва не вылетев из седла, когда кобылица стала бешено кидать крупом. С трудом приведя ее к повиновению и ругаясь сквозь зубы, он всмотрелся в дымку над болотами. В блеклом сиянии выглянувшего из-за облаков молодого месяца он различал бездонные окна стоячих болотных вод, окруженные черными тенями трав и мхов. То там, то здесь из воды, подобно призракам, поднимались нагие, мертвые стволы деревьев. Несло протухшей стоячей водой и кисловатым духом торфяника. Тихо шелестел высокий, почти вдвое выше человеческого роста, тростник. Со всех сторон гремели хоры лягушек. Ролло напрягал слух, ожидая услышать топот копыт или отдаленный всплеск воды, но вокруг было тихо. Через болото вела тропа, но беглянка не могла знать ее, а следовательно, не могла ехать быстро. Вряд ли она двинулась и в объезд, так как на узкой тропе вдоль реки они бы непременно встретились с ней... Он снова свистнул. Соловая под ним испуганно забилась, заржала? и сейчас же из гущи тростника совсем неподалеку донеслось жалобное призывное ржание гнедого.
     Лошадь под ним мотала головой и упрямилась, когда он направил ее прямиком в заросли. Будь сейчас день, он бы легко обнаружил след беглянки по сломанным и помятым стеблям растений. Сейчас же он ехал только на звук. Гнедой ржал тонко, словно плача, слышались шумные всплески воды. Ролло, похолодев, догадался, что конь угодил в трясину. Соловая окончательно стала, ему пришлось спешиться и взять ее под уздцы. Ноги, чавкая, погружались в жидкую грязь. Кобыла храпела и с силой тянула назад. В конце концов Ролло бросил повод, и лошадь, обиженно фыркая, кинулась туда, где было суше. Викинг оглянулся, но тут гнедой забился в трясине совсем рядом, и Ролло, раздвинув тростник, увидел его.
     С первого взгляда он понял, что конь погибает. Его уже засосало по грудь, и не оставалось никакой возможности его спасти. Девушки нигде не было видно, но викинг о ней сейчас и не думал. Он окликнул коня. Тот притих, но через миг снова забился, погружаясь все глубже. Ролло в отчаянии сжимал кулаки. Он не мог даже пристрелить коня, чтобы избавить от мучений, и вынужден был бездействовать, пока последние звуки предсмертной борьбы не слились с отчаянным ржанием, и все стихло. Где-то пищала водяная крыса, невозмутимо выводили свои рулады лягушки.
     Ролло повернулся и, с трудом вытаскивая ноги из болотной жижи, выбрался на сухую тропу.
     - Будь ты проклята! - пробормотал он, помышляя лишь об одном человеке, об этой рыжей, которая стала ему врагом. Она убила Ингольфа, помутила разум его брата, погубила его лучшего скакуна - и скрылась. Ролло всей душой желал, чтобы черная трясина стала и ее последним прибежищем. Но он не мог быть в этом уверен, и при одной мысли, что эта ведьма могла спастись, ощутил такой прилив бешенства, что, сжав кулаки и запрокинув голову, испустил такой вопль, что его эхо еще долго перекатывалось в лесу, смешиваясь с отдаленным хохотом филина.
     Именно в эту минуту Эмма дрогнула. Она поняла, что пропала, еще когда конь под ней, сбившись с тропы, стал увязать все глубже в трясине. Спрыгнув с седла, она попыталась хоть как-то помочь ему - обдирая в кровь руки, ломала хворост и тростник, чтобы сделать настил, на который мог ступить скакун, из последних сил тянула за повод, пока не поняла, что и саму ее начинает засасывать. Схватившись за корень торчащего из жижи пня, она с величайшим трудом, всхлипывая от отчаяния и страха, выбралась на кочку. Все мышцы болели, жалость к погубленному животному смешивалась со страхом при мысли о погоне. Тут она и услышала приближение Ролло. Затаившись в камышах и кусая руки, чтобы не закричать от страха, она закрыла глаза, помышляя лишь о том, как не выдать своего укрытия, Но животный вопль норманна лишил ее остатков самообладания. Словно обезумев, она рванулась с места и ринулась прочь, ничего не различая перед собой. Позади она слышала голос, шум шагов, звуки ломаемых с треском зарослей. Теперь и она кричала, захлебываясь, задыхаясь от бега. И вдруг почувствовала, что опоры под ногами больше нет и она погружается в ледяную черноту.
     Прикосновение скользкой тины на миг отрезвило Эмму. Она со стоном рванулась изо всех сил назад, словно позабыв о присутствии врага. Все вокруг нее колебалось, двигалось, вздыхало, булькало. Прожорливая пасть болота готова была снова разверзнуться. Она уже погрузилась выше бедер, когда вспомнила о Ролло. Он был из плоти и крови, как и она, он был человеком, и в безумной надежде Эмма оглянулась.
     Он возвышался рядом, словно угрюмая скала. Склонив голову, Ролло наблюдал, как ока неотвратимо погибает той же смертью, что и его любимец-конь. И эта его гранитная, непреклонная неподвижность заставила застыть на ее губах зов о помощи. Кто угодно, только не он. Две страшные силы - человек и природа - были едины в желании уничтожить ее.
     Больше сна не оглядывалась. Неимоверным усилием воли Эмма взяла себя в руки и молча продолжала бороться за жизнь. Ближайшая сухая кочка, поросшая жесткой травой, выглядывала из воды в трех локтях от нее, но Эмма чувствовала, что если и дотянется до нее, то от этого усилия погрузится в топь по самое горло.
     Задыхаясь и стараясь не замечать леденящего душу присутствия Ролло, она мучительным усилием повернулась всем корпусом, чувствуя, что собственное тело почти не повинуется ей. Пальцы ее вцепились в кустики чахлой травы - у самых сапог молча наблюдавшего за ней варвара. Теперь ей удалось немного продвинуться, но внезапно жестокий удар сапогом в лицо свел на нет все ее усилия.
     Она отчаянно закричала и погрузилась в трясину почти по грудь. Ноги отказывались повиноваться, тело словно больше не принадлежало ей.
     - Зверь! - выкрикнула она, откинув голову. - Будь ты проклят, дьявол!
     Ролло неторопливо опустился на одно колено и, опершись на него локтем, продолжал следить за ее отчаянными попытками выбраться.
     - Давай, давай, бранись, маленькая сучка. Давно уже я так не развлекался, как сейчас, глядя, как ты барахтаешься в грязи.
     Ненависть словно придала ей сил. Эмма снова отчаянно рванулась, но лишь еще глубже увязла в трясине. Черная жижа доходила теперь до подмышек, ей с трудом удавалось держать руки на поверхности.
     - Пресвятая Дева