от поглядывал на нее с нежностью и теплотой.
     ?Она еще совсем дитя. Щеки как персики и такие славные веснушки на носу. А как забавно Анна закусывает нижнюю губку от усердия?.
     Он вдруг поймал себя на том, что его неудержимо влечет этот нежный пунцовый рот. Но мысль эта показалась ему кощунственной. Ведь это дочь Невиля, которая лишь волею случая оказалась вровень с ним и которой уготована куда более высокая участь, чем ему, незнатному воину. Майсгрейв нахмурился, злясь на себя. Анна участливо склонилась к нему:
     - Я сделала больно?
     Какой голос! Как близко ее лицо...
     - О нет, миледи. Мне даже приятны ваши прикосновения
     Он прикусил язык, но заметил, что, несмотря на вмиг полыхнувший румянец, она не смогла сдержать улыбки. И тут же, смутившись, поспешила отойти к Фрэнку.
     Фрэнк отбивался, отстранял ее руки, смущенно твердя, что негоже такой знатной девице возиться с ногой простого солдата. Кончилось тем, что Анна прикрикнула на него, назвав безмозглым дурнем, и заявила, что, если без промедления не сделать перевязку, он истечет кровью или, того хуже, в рану попадет грязь и начнется горячка.
     Фрэнк покорился. Рана оказалась глубокой, мышцы были разорваны почти до кости. Анне пришлось повозиться, пока она наконец смогла промыть и обработать рану, а затем наложить сверху шов. Когда же она выпрямилась, то почувствовала, что необычайно устала. Казалось, прошла целая вечность с той минуты, когда она пробудилась в Эрингтонском дамке, глядя на улыбающуюся Джудит Селден.
     Пошатываясь, она как сомнамбула прошла мимо Филипа туда где между ларем и бревенчатой, изъеденной сыростью стеной лежал узкий, набитый соломой тюфяк. Забыв обо всех опасностях, Анна с блаженством опустилась на него. Теперь только спать, спать...

25.

     Какой-то шум, крики, пение тревожили ее во сне, но не будили. Она хмурилась, ворочалась с боку на бок, натягивая на голову плащ. Наконец пронзительный женский визг заставил Анну очнуться. Она открыла глаза и прислушалась. Визг, что разбудил ее, перешел в бешеный хохот. Что-то выкрикивали хриплые мужские голоса. Потом долетела песня:
     Ах, Господи Иисусе,
     Будь милостив к рабу!
     Пусть ляжет со мной Люси,
     Я ж больше не могу!..
     Пускай не будет букой,
     Ведь я же заплачу!
     И пусть раскинет ножки,
     Я так ее хочу!..
     Снова гомон, смех, взвизги. Анна сразу вспомнила, что она в Уайтфрайерсе, и сейчас здесь, видимо, самое веселое и опасное время. Она приподнялась и огляделась.
     При свете чадящей лампы она увидела Майсгрейва, Фрэнка и еще какого-то человека в другом конце комнаты. Не обращая внимания на долетавший с улицы шум, они о чем-то негромко беседовали. Анна прислушалась.
     - ...Ни из какого иного порта мы не сможем выбраться, и вся наша надежда на каравеллу ?Летучий? и вашу покорность воле королевы, - говорил Майсгрейв.
     Сидевший перед рыцарем мужчина молча вертел в руках перстень королевы Элизабет, красиво отсвечивающий при красноватом свете лампы. Наконец он поднял голову. Анна даже затаила дыхание, до того этот человек показался ей безобразным. У него была неимоверно узкая и длинная щучья челюсть, выдававшаяся вперед, а шишковатый лоб был сильно скошен назад. Вздернутый нос с крупными ноздрями, огромный, но почти безгубый рот - всеми чертами лица этот человек поразительно походил на борзую, но если собак Анна считала красивыми, то это лицо вызывало в ней дрожь отвращения и страха. Зачесанные назад волосы образовывали на лбу человека две глубокие залысины, отчего сходство с мордой животного усиливалось. Когда капитан заговорил, девушка была удивлена, услышав обычную человеческую речь, а не рычание и лай.
     - Королева Элизабет - моя добрая повелительница, и именно ей я обязан тем, что стал капитаном одного из лучших кораблей, что стоят в Лондонском порту. Ведь ?Летучий? - это быстроходная каравелла с отличной оснасткой и тремя крепкими мачтами. При полной парусности и хорошем ветре она развивает до пятнадцати узлов. Видели бы вы эту красавицу - узкую, изящную, с приподнятым носом, низкой кормой и узким форштевнем, украшенным двумя вызолоченными крыльями, словно распахнутыми в стремительном полете! Это из-за них и еще из-за легкого хода корабль назван ?Летучим?.
     - Зачем вы все это говорите?
     Капитан Пес снова покосился на перстень.
     - Затем, что мне не ясна причина, побудившая мою королеву отдать такой корабль для нужд врагов Йоркского дома.
     - Я никогда не был врагом Йорков! Капитан Пес усмехнулся, и Анна невольно прикрыла глаза, не в силах видеть его желтые клыки.
     - Я догадываюсь, что вы верный рыцарь, сэр, и только ради забавы похитили Анну Невиль. Я также понимаю, что ежели Ричарду Горбуну станет известно, что я оказал вам помощь, то я узнаю всю обходительность палачей герцога и, клянусь Господом, вряд ли стану усердно скрывать, что всего лишь подчинился воле королевы.
     - Но вы погубите доброе имя своей государыни!
     - Увы! Конечно, опрометчиво поступила ее величество, помогая вам, но еще опрометчивее было совать мою шею в петлю ради ее особого расположения к вам, сэр рыцарь.
     - Пес, как смеешь ты так говорить о королеве!
     - Ха! Меня прозвали Псом еще в детстве, и всегда я был изгоем из-за своей собачьей морды. За всю мою жизнь одна лишь Элизабет Грэй была добра и великодушна к несчастному уроду. Когда она заметила меня, я уже считался неплохим шкипером, но девушки в ужасе шарахались от меня, и даже шлюхи отдавались мне в полном мраке, чтобы не видеть моего лица.
     Лишь королева проявила ко мне сострадание. Она стояла слишком высоко, чтобы пугаться моей внешности, и, когда я вывел ее корабль из шторма у Портлендских скал, она настояла, чтобы именно я стал капитаном ?Летучего?, и назначила мне жалованье из королевской казны в размере десяти марок. Но говорю вам: если меня начнут свежевать палачи Глостера, я не сумею молчать.
     За окном опять послышался шум - сначала пение, а через минуту чьи-то отчаянные вопли, молящие о помощи. Анна невольно поежилась. Эти крики пугали ее, но и разговор Майсгрейва с Псом посеял тревогу. На карту было поставлено все. Если этот капитан откажет им или Майсгрейв передумает, не решившись рисковать добрым именем королевы, тогда... О Господи, что же тогда?
     Майсгрейв молчал.
     И тут вмешался Фрэнк:
     - А разве непременно станет известно, что именно вы помогли нам бежать из Англии?
     - Нет. Мне разрешено, когда у моих государей нет охоты, пользоваться кораблем, заниматься торговлей при условии внесения определенного процента прибыли в казну. Я имею лицензию на вывоз шерсти во Фландрию и Геннегау. Сейчас трюмы ?Летучего? полны, и все знают, что со дня на День я могу покинуть Лондон. Поэтому мое скорое отплытие никого не удивит. К тому же герцог Глостер знает мою по? данность королевскому дому и ни в чем не заподозрит мен И все же при выходе из порта ?Летучий?, как и все прочим корабли, обшарят от трюма до верхушки мачт. И если обнаружится кто-либо, помимо команды, нас задержат и тогда я окажусь бессилен.
     - Что вы предлагаете? - спросил Майсгрейв, и Анна уловила в его голосе нотку раздражения.
     - Я выполню желание королевы и переправлю вас через Ла-Манш. Но вам придется за это заплатить.
     - И сколько же?
     Капитан Джефрис поднял собачью морду к потолку, прищурился, словно прикидывая в уме, и заявил:
     - Сорок фунтов чистым английским золотом. Фрэнк даже подпрыгнул.
     - Дьявол и преисподняя! Да слыханное ли дело, ломить такую цену!
     Пес даже не глянул на ратника, а повернулся к сидевшему в неподвижности Майсгрейву:
     - Если мне удастся переправить вас втайне, я возьму лишь половину, а если все откроется, то я потеряю в Англии все. Никогда больше не швартоваться мне к этим берегам, пока у власти Йорки, разве что королева Элизабет когда-нибудь замолвит словечко за своего верного шкипера перед королем. А до тех пор я останусь скитальцем. Конечно, у меня будет ?Летучий?, однако и эти сорок фунтов послужат неплохим подспорьем.
     Он неожиданно улыбнулся:
     - Теперь ваше слово, сэр Майсгрейв. Филип встал и протянул ему свой кошелек.
     - Здесь только треть. Больше у меня ничего нет.
     - Ну, что ж... Видно, нам не столковаться. Рыцарь вдруг наклонился, вырвал из рук Пса перстень королевы и поднес его к самому носу капитана:
     - Ты, Пес, не можешь глаз отвести от этого алмаза. Так вот, даю слово чести, что, как только устье Темзы останется позади, он станет твоим.
     Даже в полумраке было заметно, какой алчной радостью осветилось уродливое лицо капитана. В первый миг он не мог вымолвить ни слова. Затем протянул руку к перстню, но Майсгрейв невозмутимо водрузил его на свой палец.
     - А теперь, капитан, поразмыслим, как нам поскорее покинуть Англию.
     Джефрис сразу стал серьезен. Он распрямился и принялся обстоятельно излагать свой план. По его словам было видно, что человек он неглупый и быстро ориентируется в ситуации.
     - Из города вам придется выбираться самим. Зато за чертой Лондона я смогу вас подобрать. Не у самых стен, разумеется, а, скажем, где-нибудь близ местечка Грэйс-Таррок на северном берегу Темзы. Однако покинуть столицу будет не так-то просто. Город буквально кишит людьми Ричарда Горбуна, и сам он, словно обезумев, носится верхом от Бишопгейтских ворот до Ньюгейтских и от Саутворка до Холборна. Его люди прочесали все гостиницы и постоялые дворы. Награда за вашу голову прельщает многих, и у герцога нет недостатка в помощниках. Как бы то ни было, я буду ждать вас в ГрэйсТарроке завтра в три часа пополудни. Постарайтесь прибыть вовремя, ибо долго стоять там, не привлекая внимание речной охраны, я не смогу. Ну а затем будем уповать на милость Всевышнего, дабы он послал нам попутный ветер до самой Франции.
     На улице снова разгорелась свара. Кричали, суетились, кто-то рыдал, заходилась лаем собака. Майсгрейв еще о чем-то говорил со шкипером, но Анна не могла разобрать слов. Однако в этот миг, несмотря на всю безысходность и опасность их положения, она испытывала тихую радость. Ведь Филип Майсгрейв ради нее отказался от подарка королевы Элизабет. Если бы этот камень был ему дорог, он бы ни за что не расстался с ним.
     - Вы не спите, леди Анна?
     Это был Фрэнк. Капитан Джефрис и Майсгрейв вышли. Анна улыбнулась ратнику:
     - Как твоя нога?
     Фрэнк сказал, что еще заметно хромает, но ходить и даже пробежать небольшое расстояние, если понадобится,
     сможет. Затем стал поносить капитана Джефриса, вспоминая какую неслыханную цену тот заломил. Анна спросила ИР было ли известий о судьбе Гарри. Фрэнк помрачнел.
     - Я надеялся, что ему удастся скрыться в сутолоке. Но видно, не вышло. Этот каменщик, Перкен, приходил и сказал что всех, кого схватили, отправили в Саутворкскую тюрьму, скорей всего их ждет петля.
     - О нет!
     Анна не знала, как утешить Фрэнка.
     Ратник сокрушенно вздохнул:
     - Все в руках Божьих.
     Когда вернулся Майсгрейв, Фрэнк Гонд и Анна, стоя на коленях перед его ковчежцем, молились.
     Ночь прошла спокойно, насколько может оказаться спокойной ночь в буйном Уайтфрайерсе. То и дело на улице раздавались звон стали, выкрики или хоровое пение. Один раз под самым их окном какой-то гуляка, обнимающийся с хохочущей шлюхой, воскликнул заплетающимся языком:
     - Какая жалость, милашка, что ты не графиня Уорвик. Я бы отвел тебя к нашему горбатому принцу и добрых шестьдесят английских фунтов веселили бы мне душу, как манна небесная.
     Анна нахмурилась. Ее имя на языке у всего Лондона! На душе вновь стало тревожно. Она взглянула на Майсгрейва. Тот выглядел спокойным, как всегда. Он неспешно вычистил оружие, упаковал и пристроил за поясом письмо короля, перекусил и, расстелив плащ, прилег на тюфяке, небрежно облокотившись о стену.
     - Как нам быть дальше? - спросила Анна. Не поднимая глаз, рыцарь пожал плечами:
     - Дождемся утра. Все равно без Перкена и Джека-лодочника нам не удастся выбраться отсюда.
     За окном зашумел дождь. Из тьмы долетел душераздирающий вопль. Анна перекрестилась и прочла про себя молитву. Ночь, мрак, неизвестность окружали ее, и единственной надеждой и опорой был этот сильный, сдержанный человек.
     - Сэр Филип, мне жутко, - негромко сказала девушка - И я устала, я бесконечно устала от всех этих опасностей...
     Филип повернулся, в полумраке его лицо казалось отлитым из бронзы.
     - Все будет хорошо, миледи. До сих пор судьба хранила нас. Не может быть, чтобы это было понапрасну.
     Девушка молчала, свернувшись клубком. В темноте нудно звенели комары. В этой конуре было знобко и неуютно. Хотелось сесть поближе к Филипу, прильнуть к его плечу, ощутить его силу и тепло. Как когда-то они рядом лежали у костра. Но теперь это было невозможно. Она не была больше Аланом Деббичем, и рыцарь никогда не скажет ей, как тогда:
     ?Иди сюда?.
     - Когда мы окажемся во Франции, прибудем к моему отцу и я вновь смогу открыто назваться своим именем, вы узнаете, как умеет быть благодарной дочь Делателя королей.
     Она увидела, что Филип улыбнулся.
     - Дай Бог, чтобы вы вновь заняли подобающее вам по праву рождения положение. Для меня будет величайшей наградой лицезреть свою отважную спутницу во всем блеске славы.
     Перед его мысленным взором предстала дама в белом атласе, что приветствовала их в высоком зале Уорвик-Кастл. Как разительно отличалась она от этой измученной, напуганной девочки, забившейся в угол, вздрагивающей от любого шороха!
     И хотя та нарядная леди и восхитила Филипа, он не мог не признаться себе, что эта Анна понятнее и ближе. При слабом свете масляной лампы он видел темные круги вокруг ее глаз и следы слез на щеках. И тогда он сделал то, на что никогда не решился бы в других обстоятельствах. Протянув руку, он погладил ее по голове, ласково разлохматив густые мягкие пряди.
     - Все будет хорошо, миледи. Вот увидите, все будет хорошо.
     Анна замерла, прикрыв глаза. От руки рыцаря исходило тепло. Девушка невольно повернула голову так, что рука Филипа коснулась ее виска и щеки, скользнула легким прикосновеннем по губе. Анна почувствовала, как его пальцы замерли все еще нежно касаясь ее. Легкое, едва ощутимое прикосновение сильной и такой ласковой руки...
     У девушки бешено застучало сердце. Теплая, расслабляющая волна прошла по телу. Словно с трудом Анна разомкнула ресницы. Филип был так близко... Его глаза сверкали во мраке острым, напряженным блеском. На какой-то миг Анна забыла обо всем на свете... Горячая волна прошла по ее телу, сердце бешено заколотилось.
     Она слышала, как напряженно он дышит, но вдруг поняла, что ее дыхание тоже прерывается. На какой-то миг Анна забыла обо всем на свете. За окном пронзительно завопила кошка. Филип вздрогнул.
     - Ложитесь, миледи. Завтра предстоит нелегкий день. Вам нужно как следует отдохнуть.
     Он отсел подальше и, завернувшись в плащ, попытался дремать. В другом углу негромко бормотал молитву Фрэнк Гонд.
     Анна легла, но ей не спалось. Сердце еще сильно колотилось. Ей вспомнились слова Джудит Селден: ?Вам еще предстоит сделать свой выбор?. ?Кажется, я его уже сделала, - подумала девушка. - Но разве моя вина, что он избегает меня??
     Коты надсадно орали, пока не раздался свирепый старушечий голос:
     - Сатанинское отродье! Чтоб вас черти съели! Потом последовал плеск выливаемых помоев, и все стихло, только дождь продолжал монотонно шуршать.
     Под утро на Лондон опустился туман. Проснувшись, Анна не сразу поняла, откуда взялся этот белесый мягкий свет.
     - Вот это хорошо! - потирал руки Фрэнк. - Вот это славно. Как раз нам на руку.
     Филип казался встревоженным. Уже давно рассвело, но ни лодочник, ни каменщик не показывались. Явилась Дороги Одноглазая, принесла какую-то еду, а вслед за нею на лестнице послышались торопливые шаги. Вошли запыхавшиеся лодочник и Перкен.
     - Просим прощения, замешкались, - едва отдышавшись, сказал каменщик. - Но сегодня на Коммон-Гелоуа были повешены все, кто вчера не смог уйти от стражников Глостера.
     Фрэнк Гонд выронил ложку и побледнел как мел.
     - Мой брат... Гарри... Они повесили его как вора...
     - Нет, его не было среди казненных. На какой-то миг все поверили, что произошло чудо, но Перкен угрюмо покачал головой:
     - Увы. Он не был повешен. Человек, который был В рясе священника, погиб еще раньше, в Саутворкской тюрьме. Его зарубили.
     Никто не проронил ни слова. Фрэнк сидел сгорбившись, бессильно свесив могучие, похожие на клещи руки.
     Перкен заговорил снова:
     - Я узнал об этом случайно. Когда пленников вели к месту казни, я, пользуясь туманом, приблизился к одному из них, моему приятелю, клерку из Темпл-Бар. Он был славный. парень, и мы с ним немало кружек осушили в ?Золотой Чаше?... Так вот, он и поведал мне, что вчера вечером сам Ричард Горбун вместе с несколькими приближенными явился в Саутворкскую тюрьму, чтобы расспросить о вас тех, кто был захвачен.
     В его свите был и некий рыцарь, высокий, коренастый, с подстриженной квадратом бородой, который внезапно указал на вашего человека, заявив, что это воин из отряда Майсгрейва, что он следовал с вами от самого Йорка и наверняка посвящен во все ваши планы. Тогда герцог приблизился и велел, чтобы этого парня отвели в камеру пыток, где он лично допросит его.
     И тут произошло неслыханное. Воин в рясе внезапно бросился на брата короля и, вцепившись ему в горло, сжал его так, что тот посинел и потерял дыхание. Свита пыталась оттащить его от герцога, но не тут-то было. Этот парень так и придушил бы горбуна, если бы кто-то из людей Глостера не выхватил меч. Тут и все остальные обнажили оружие и искромсали беднягу в куски. Герцог же, едва отдышавшись пришел в страшную ярость, орал и топал ногами на приближенных, величая их недоумками, и тут же распорядился всех кто был схвачен, на рассвете повесить. А с ними и моего бедного приятеля, царствие ему небесное...
     Каменщик умолк. Анна вдруг расплакалась. Майсгрейв сотворил крестное знамение.
     - Бедный Гарри... Бесшабашная голова и преданное сердце... Он знал, что может не выдержать пыток, и пошел на это, чтобы спасти нас.
     Фрэнк сидел без движения, лишь кулаки его судорожно сжались. Перкен и лодочник переминались с ноги на ногу.
     - Сэр рыцарь... Миледи... - начал было лодочник. - Вам надо поскорее уходить отсюда. По городу пошел слух, что вас видели в Эльзасе, и не ровен час, люди герцога сунутся сюда, несмотря на закон об убежище. Да и здесь хватает желающих отыскать вас. За такие деньги здешний люд и матушку прирежет, и всех родичей сарацинам продаст!.. Филип кивнул:
     - Да, следует поспешить. Мы должны покинуть Лондон и двигаться вдоль северного берега Темзы в сторону Грэйс-Таррока. Сегодня после полудня нас будет ждать там капитан Пес на своем ?Летучем?.
     Лодочник Джек и Перкен переглянулись.
     - Хорошо бы так, но каким образом? Герцог Глостер словно обезумел. На всех заставах Лондона удвоена стража. Хватают всех подряд, без разбора. Вдоль городских стен расставлены посты, чтобы никто не смог покинуть столицу при помощи лестниц. Даже Темза перегорожена цепью, и все суда обыскивают сверху донизу. Филип помрачнел.
     - Несмотря на это, нам надо выбраться, и да поможет нам Бог! Конечно, я и Фрэнк можем пройти по дну Темзы, держа во рту стебли тростника. Мы не раз проделывали подобное у себя в Пограничье. Но как быть с леди Анной?
     Перкен и лодочник о чем-то негромко потолковали, а затем заявили, что девушку можно провести через все посты при условии, что им поможет Дороги Одноглазая...
     - При чем тут эта особа? - поморщилась Анна.
     - Ну, она в своем деле мастерица. Так разукрасит вас, что и родной батюшка не признает.
     - Я не понимаю...
     - Очень просто. Здесь этим многие живут. Здоровенные парни и цветущие девушки меняют внешность, наклеивая волдыри и опухоли из воска, рисуют на лице и на теле язвы, а затем, как заправские калеки, клянчат милостыню возле монастырей и церквей. Есть и преступники, кот