людей, что поспешно говорят ?аминь? и смиряются. Вы - такая же. Я чувствовал в вас родственную душу и восхищался вами, и именно поэтому не мог вас позабыть все эти годы, когда вас считали умершей. Я понимал, что другой такой, подобной Анне Невиль, мне не встретить.
     - Не стоит, ваша светлость... Анна высвободила руку, но по-прежнему стояла рядом. ^ Ричард не дал прервать себя:
     - Когда я обнаружил вас в Мидл Марчез, я был ошеломлен, но, наверное, и счастлив. Вы оказались живы, и Бог дал нам снова встретиться. Но я запретил себе радоваться, когда та, кого я любил, пребывает в столь глубокой печали. Я решил не смущать ваш покой, но помогать вам, стать для вас опорой, другом, братом... Говорить же о своих чувствах мне казалось святотатством. Вы были словно птица с обожженными крыльями, вы любили и продолжали любить другого. И я смирился с тем, что, если я хочу видеть вас, разговаривать с вами беспрепятственно, любоваться вами, я должен молчать о том, что таится в моем сердце, и наслаждаться лишь вашим доверием. Но сегодня... Вы были так великолепны верхом, так полны жизни и ослепительно красивы, что я просто потерял голову. Простите мне этот поцелуй. Я воин и привык брать, что захочу. Но я вовсе не желал вас оскорбить... Это так же верно, как то, что все мы нуждаемся в милосердии небес. Я не сознавал, что делаю. Все созданное Богом слабеет и уступает там, где разумом овладевает языческая Афродита.
     ?Афродита - это, пожалуй, излишне. Попахивает куртуазней, а Анна отлично знает, что я не любитель этих модных манер?.
     Не давая ей опомниться, он встал так, что их лица оказались совсем близко.
     - Прошу вас... Во имя Божие, скажите ?да?, Анна. Она медленно и печально покачала головой.
     - Нет, Ричард Глостер, это невозможно. Я не стану вашей супругой.
     Ричард резко отступил, словно обжегшись. Ему необходимо взять себя в руки. Еще не все потеряно. Кроме любовных признаний, есть и другие способы принудить Анну. Главное, чтобы сейчас она не заметила бешенства в его глазах. Еще рано отказываться от роли влюбленного, потерявшего голову. Она должна остаться в уверенности, что для него сейчас нет ничего важнее ее. Женщин это пленяет.
     Анна заговорила, и ее голос звучал ровно, может, лишь чуть подавленно.
     - Вероятно, я давно ожидала от вас предложения руки и сердца. Но уж никак не признания в любви. Я считала, что вы блюдете свои интересы, отстаивая мое наследство, ибо, насколько я вас знаю, Дик, вы отнюдь не праздный воздыхатель и всегда рассчитываете каждый шаг. Простите, но обсуждение условий сделки куда больше пристало вам, чем любовные речи. Уже когда вы сказали, что объявите в парламенте Анну Невиль своей невестой, я заподозрила, что все это неспроста. Теперь же расторжение нашей мнимой помолвки будет выглядеть довольно странно в глазах английской знати. Злым языкам будет на чем проверить свою остроту.
     ?Дьяволица! - Ричард был близок к взрыву. - За всеми моими признаниями она отлично разглядела суть?.
     - Миледи Анна, вы гоните меня в мои же силки. Но. вы упускаете из виду, что, стремясь отнять ваши земли у Кларенса, я хотел доставить вам радость и восстановить справедливость. Я достиг этого - и считал себя почти удовлетворенным. Я говорю ?почти?, потому что человек несовершенен, и все, что он получает по милости небес, кажется ему недостаточным. Я пожелал получить в награду и вас - и это потому, что теперь вы уже вовсе не похожи на раненую птицу. Вы великолепны, как сама жизнь и весна, и я это понял, когда увидел вас сегодня наслаждающейся солнцем у ручья...
     Анна отвернулась, и Ричард поспешил прикусить язык.
     - Простите меня, но мы с вами не дети, Анна. И вы знаете, что, говоря о любви, я вовсе не собираюсь петь под вашим окном рондели и приносить обеты не погружаться в ванну до тех пор, пока дама моего сердца не сменит гнев на милость.
     Он добился, чего хотел. Анна не могла сдержать улыбку. Теперь ему нужна была жалость. Следовало показать, что, хотя ей и весело, он страдает. У женщин от жалости До нежности один короткий шаг.
     - Ответьте мне, Анна, - обратился он к ней, и голос его зазвенел от напряжения. - Ответьте мне - вы отвергаете меня столь решительно не потому ли, что...
     Он сделал паузу.
     - Не потому ли, что я калека?
     Теперь Ричард и в самом деле испытывал волнение. Его оливково-смуглая кожа приобрела пепельный оттенок. Поистине, этот вопрос всегда оставался для него болезненным.
     Анна повернулась так стремительно, что ее вуаль взвилась и опустилась на плечо.
     - Клянусь Крестом - это не так! Ради всего святого, Ричард, зачем вы это говорите? Вам известно, что от той девчонки, что оскорбила вас в Киркхейме, не осталось и памяти. И я... Вы благородный и блистательный вельможа, сэр Ричард Глостер, и мне давно нет дела до ваших телесных недостатков. И пусть судит меня Господь, если я не в силах ответить на ваше чувство. Я все еще люблю своего мужа, Филипа Майсгрейва, и не могу даже вообразить, что моим супругом станет другой.
     Ричард горько усмехнулся.
     - Вы странная женщина, Анна. Хранить верность мертвому...
     Анна вскинула голову.
     - Я благодарна судьбе, что стала его женой и познала в этой жизни столько счастья, что воспоминаний о нем хватит мне до могилы. Я хочу одного: провести остаток дней, посвятив себя дочери Филипа и его владениям.
     Ричард больше не скрывал иронии.
     - Мне нелегко понять, зачем тогда вы вновь стали графиней, миледи.
     Анна растерянно подняла глаза. Герцог расхохотался.
     - Увы, кузина, не сочтите меня невежей, если я скажу, что не могу поверить вам.
     - Но, милорд Ричард, - возразила Анна, - вы прекрасно знаете, почему я вновь стала леди Уорвик. Вы сами в свое время приводили столько доводов в пользу этого, что не мне объяснять вам, почему я согласилась.
     Теперь Ричард не улыбался.
     - Анна, вы умны и рассудительны, и старое горе не должно лишать вас здравого смысла. Вы самое жизнелюбивое создание из всех, кого я знаю. Вы молоды, безумно хороши собой, богаты. Будущее лежит у ваших ног. Но невозможно прожить одними воспоминаниями. Невозможно любить того, кого не видишь, того, кого нет больше на этой земле.
     - Любви всегда недостает здравого смысла, ваша светлость. И разве вы не противоречите сами себе? Ведь совсем недавно вы утверждали, что помнили обо мне все эти годы, хотя и считали мертвой.
     Ричарду нечего было возразить. Наконец он усмехнулся.
     - Клянусь верой, правы те, кто говорит, что тот, кто не убоится языка женщины, того не испугаешь ничем на свете. Утешением, пусть и слабым, мне послужит то, что теперь вы знаете о моей любви. Хотя, возможно, мне и не следовало бы говорить о ней.
     - Возможно, это и так... О, простите, ради всего святого, простите!..
     Она шагнула к нему и взяла его руку в свои.
     - Дик, простите меня. Вы сильный человек, а кроме того - вы принц и самый могущественный лорд в королевстве. Любая леди или заморская принцесса сочтет за честь стать супругой герцога Глостера... Вы не должны от меня ничего ожидать. Это невозможно. Я не могу предать память Филипа.
     Ричард мучительно размышлял, как должен вести себя человек, получивший столь определенный отказ. Но в голове билась только одна мысль: ?Зачем я упражняюсь в красноречии, уламывая эту гордячку? В любом случае она станет моей женой, даже если я за волосы приволоку ее к алтарю, а потом всю жизнь продержу в заточении, как Генрих Плантагенет Элинор Аквитанскую?. Однако он понимал, что это последнее средство. Герцогиня Глостер должна быть столь же хороша, как Анна, чтобы он мог с гордостью восседать рядом с нею за пиршественным столом или выезжать во главе пышного кортежа. Она должна стать драгоценным украшением его двора, его замков и имений. Больше того, он нуждается в славе и популярности столь почитаемого Уорвика, которые унаследует его дочь. Владычице Севера придется противостоять стареющей и мало родовитой королеве. Именно поэтому он не хотел действовать силой. Вражда в семье подорвала бы авторитет Ричарда, а если станет известно, что он скверно обошелся с дочерью Делателя Королей, - это настроит против него немало старой знати. Конечно, уже сейчас он мог бы принудить Анну, припугнув ее расправой над Кэтрин. Это наиболее надежный способ заставить ее подчиниться. Однако Ричард не хотел иметь за спиной столь умного врага, ибо для Анны в этом мире не было ничего дороже дочери, и она никогда не простила бы ему, посмей он хоть волос тронуть на ее голове. Нет, ему следует запастись терпением, чтобы убедить ее. Терпением, подобным терпению хищника, поджидающего жертву в засаде.
     Где-то хрипло заверещала, взбивая крыльями воду, болотная птица. Ричард лишь сейчас заметил, как оглушительно расквакались лягушки. Но это только подчеркивало окружающую тишину. Над болотом висело душное белесое марево. Было совершенно безветренно. ?Будет дождь?, - подумал Ричард. Он вдруг заметил, как холодны сжимающие его руку пальцы Анны. Да и сама она, несмотря на духоту, дрожала в промокшей одежде.
     - Вы совсем замерзли, Анна, - мягко сказал он. - Я плохой кавалер. Думаю, нам давно пора возвращаться.
     Он направился туда, где под одиноким тополем пощипывали осоку их кони. Мираж все еще нервничал, и Ричард не сразу поймал его повод.
     - Сможете справиться с ним?
     Анна утвердительно кивнула, и он помог ей подняться в седло.
     Они медленно ехали через болота. Кони осторожно ставили копыта на осклизлые кочки, шлепали по мелководью у корней. Мираж закидывал голову и тихо ржал, но Анна сдерживала его поводьями, ласково приговаривая. Конь фыркал и, подчиняясь ей, шел за жеребцом Глостера. Пахло тиной и камышами, серой из потревоженной топи, глухо били в мягкую землю конские копыта.
     Ричард обдумывал положение. Он слышал, что Анна едет шаг в шаг за ним, опасаясь отстать хоть на пядь, и, лишь когда они вступили на более твердую дорогу, поравнялась с его конем.
     - Ричард...
     - Я к вашим услугам.
     - Ричард, я не хочу, чтобы вы сердились на меня. Я хочу, чтобы мы остались друзьями.
     - Друзьями вы можете оставаться с лордом Стенли. Чего хочу я - вы знаете.
     Анна промолчала. Ричард выдержал паузу и заговорил:
     - Пожалуй, мы могли бы быть и друзьями. Но в браке. Вы, видимо, полагаете, что я рано или поздно откажусь от своей мысли. Но я терпелив. Я буду вас ждать, как ждал все эти годы. Мы с вами родственные натуры, миледи, мы оба горды и упрямы, оба презираем условности и в конце концов добиваемся своего. Мы бы отлично поладили. Мне нужна именно такая жена, как вы. Гордая и прекрасная, настоящая герцогиня. Вы не хотите, чтобы я говорил с вами о любви? Извольте. Я буду говорить о нашем союзе, как, опять же, о сделке. Я предлагаю вам дружбу, имя, уважение и защиту. Увы, этот мир жесток, и Господь установил так, что женщина всегда нуждается в покровительстве. Теперь, когда вы стали первой невестой Англии, вас, разумеется, не оставят в покое. Никто не поймет вашей скорби и верности. Вы можете стать lapis offensionis et petra scandali  для нашей знати, и тогда сам король решит распорядиться вашей судьбой по-своему. Опасаюсь, что вы будете вынуждены подчиниться. Даже моя дружба не сможет вас оградить от этого, ибо после того как вы твердо отказались стать моей невестой, я не смогу вновь защитить ваши права. Если же вы вступите со мной в брак, я сделаю все, чтобы этот союз не стал для вас обременительным. Я не ставлю никаких условий. Пускай не будет ответного чувства - я не стану вас ревновать к тому, кто умер. Более того, я позволю вам чтить память о нем, как и раньше. Вы говорите, что новый брак окажется изменой по отношению к Филипу Майсгрейву... Это даже смешно. Он всегда пребудет с вами. Стоит только подумать о нем, и его образ воскреснет в вашем сердце. Независимо от того, будете вы замужем или нет.
     Впереди показались тростниковые крыши хижин болотных обитателей и осыпающиеся стены древней часовни.
     Ричард повернулся к Анне.
     - И еще. Маленькая Кэтрин. Я не знаю, как сложится ваша судьба, кузина, но знайте, что я всем сердцем полюбил эту девочку. Да и она, видит Бог, привязалась ко мне. Я мог бы стать ей отцом и вознести ее так высоко, как только возможно на этой земле. У Кэтрин снова была бы семья. И она стала бы истинной принцессой. Ей ведь так этого хочется, - добавил он полушутливо.
     Крохотные хижины на сваях с полусгнившими тростниковыми крышами стояли у самого края трясины. Близ часовни были привязаны два мула, вокруг которых хлопотали монахи в светлых цистерианских рясах. Они с изумлением воззрились на выезжающих из болот перепачканных тиной всадников. Потом, видимо, узнав герцога, засуетились, но Ричард лишь пришпорил коня.
     Анна почти не заметила селения, которое скоро осталось позади. Только ее слух резанул визгливый женский голос, подзывавший ребенка. Голос доносился из темноты закопченного дверного проема.
     Далее дорога улучшилась. Они ехали по холмистой равнине с многочисленными озерцами. Там и тут светлели, словно голая кость, известняковые отложения. Вскоре начался подъем, под копытами коней загремели камни. Впереди лежала возвышенность, поросшая колючками и желтым утесником. Всадники миновали небольшое овечье стадо, и овчарки с неистовым лаем кинулись им вслед. Мираж снова захрапел, но, подстегнутый ударом хлыста, ускорил бег, обгоняя коня Ричарда.
     Наконец собаки отстали. Потянулись заросли куманики и боярышника, среди которых изредка вздымались известняковые утесы. Почва под ногами стала неровной. Анна придержала коня, и Ричард нагнал ее.
     Анна оглянулась. Ей казалось, что душа ее, крохотная и замерзшая, падает в какую-то бездну, все ниже и ниже, и нет конца этому смертельному полету. Но лицо ее при этом оставалось спокойным.
     - Вы не должны торопить меня с ответом, милорд Глостер. Мне необходимо все обдумать.
     Ричард отвел взгляд, опасаясь, что она заметит нестерпимую радость на его лице. Если она поколебалась там, где стояла так твердо, значит, он почти сломил ее. Возможно, и стоило поднажать чуть сильнее именно сейчас, но он опасался все испортить. И все же не смог удержаться:
     - Воля ваша, Анна. Я готов ждать, сколько вы прикажете. Однако, каково бы ни было ваше решение, знайте; если когда-либо вам понадобится друг и заступник, который ради вас пронес бы голыми руками раскаленное железо через всю Англию... Он перед вами, миледи.
     И, пришпорив коня, он тяжелой рысью проскакал мимо Анны, глаза которой были до краев полны отчаяния.
     До самого монастыря они больше не обменялись ни единым словом.

3.

     Когда Анна вернулась в монастырь, колокол звонил к вечерне.
     Анна оставила Ричарда возле странноприимного дома и прошла во внутренний клуатр Сент-Мартина. Монахини попарно шли через дворик мимо нее, направляясь в церковь. Они перебирали четки и негромко напевали: ?Прииди, Создатель...? Из-под опущенных покрывал Анна ловила на себе удивленные взгляды. Ей стало не по себе: вся в бархате, перепачканная тиной, с забрызганным шлейфом и изорванной вуалью, она представляла собой поистине странное зрелище. Поэтому она поторопилась отступить в сторону, укрывшись под сенью галереи. Да, не в ее состоянии было торопиться к началу службы.
     Когда монахини скрылись, Анна увидела скользящую по двору тень сестры Геновевы. Старушка шла, опустив голову и спрятав руки в рукава сутаны. Она вздрогнула, едва не натолкнувшись на Анну.
     - Пречистая Дева! Анна, дитя мое, вы не в церкви?
     - Нет. Я только что приехала.
     Казалось, монахиня только сейчас заметила, в каком виде молодая женщина. Какое-то время она с детским любопытством разглядывала ее, потом, словно опомнившись, воскликнула:
     - Боже правый, ступайте скорее на кухню! Вы, верно, голодны, да и обсушиться у огня вам не помешало бы.
     Кухня была владением сестры Геновевы. Плетеные корзины с овощами, медные котлы, запах хранящихся в соседней кладовой провизии и сухих трав. В печи под пеплом слабо тлел потайной мох , который монахиня торопливо раздула ручным мехом, подбросив куски сухого торфа и смолистых шишек, сразу же с треском разгоревшихся. Она дала Анне тарелку каши, ломоть хлеба и кружку подогретого пива, а сама, пользуясь тем, что рядом не было настоятельницы, строго следившей за сестрами, принялась болтать о том, как только что побывала в соседней долине, собирая пожертвования.
     Анна почти ее не слушала, с жадностью поглощая еду. После долгой верховой прогулки и пережитых волнений аппетит у нее был волчий. От ее шлейфа валил пар, однако вскоре он просох, и Анна согрелась. Начали тихо ныть мышцы ног, бедер, спины. Она давно отвыкла от таких упражнений, как езда верхом, и теперь это давало о себе знать, напоминая о событиях на Мэлхемских болотах.
     - Сестра Геновева, а где моя дочь?
     Монахиня заулыбалась:
     - О, Кэтрин убежала в селение. Она такая нарядная в этом зеленом бархатном плаще, что ей не терпелось похвастать своим нарядом перед приятелями. О, не волнуйтесь ради Бога, миледи, она с Пендрагоном, и ее никто не осмелится тронуть. К тому же в деревне люди его светлости, а им известно, как печется герцог о маленькой леди. Она под надежной защитой.
     Защита! Анна прикрыла глаза. Это именно то, что ей так необходимо для возвращения в мир. О, она помнит время, когда была совершенно одна, а все, кому она когда-либо верила, отвернулись от нее. Ужасающее чувство - ощущение одиночества перед надвигающимися со всех сторон бедами и безысходный страх. Наверное, именно с той поры она так страшится грядущего. Создана ли женщина для того, чтобы изо дня в день вступать в бой с миром, где правят мужчины? Раньше ей удавалось это. Однако у нее была опора - сначала отец, потом Филип. И теперь ей снова предстоит постоять за себя. У нее есть дочь, и поэтому ее сил должно хватить на двоих. Что ж, ныне она вновь обрела имя, стала Анной Невиль, графиней Уорвик и Солсбери. Как тут не вспомнить ее неукротимую свекровь - Маргариту Анжуйскую, сжегшую жизнь в пламени яростной борьбы?
     О Небо! Ей придется выступить против воли короля и неисчислимых происков честолюбцев и интриганов, когда она вернется в столицу. Но она вернется, чтобы сделать Кэтрин принцессой.
     ?Вам нужен защитник, Анна?, - сказал герцог Глостер. Положа руку на сердце, Анна должна была признать, что давно находится под его защитой. Теперь же он потребовал от нее плату. И хотя Ричард предоставил ей возможность выбирать, вместе с тем он дал понять, насколько это для нее необходимо.
     Анна очнулась, увидев стоящую перед нею сестру Геновеву. Та держала в руках дымящуюся кружку.
     - Я говорю, не выпьете ли еще подогретого пива? У вас утомленный вид.
     Анна поблагодарила, но отказалась. Покончив с ужином, направилась к выходу, но у порога оглянулась. Добрая старушка мыла в чане посуду, напевая псалом. Глядя на ее кроткое лицо, на уютную кухню под старыми сводами, на теплые блики огня, пляшущие на развешанных по стенам сковородах и блюдах, Анна вдруг почувствовала, что ей будет недоставать размеренной монастырской жизни.
     ?Именно здесь, - подумала она. - Здесь мне следовало схорониться от мира и его тревог. Тут я в безопасности?.
     Но тотчас вспомнила об обитателях Литтондейла, о женщинах, которые старели, не успев расцвести, об их нечесаных, немытых детях, облаченных в лохмотья, и мысленно сравнила их с мечтательной, влюбленной в Тристана Кэтрин.
     ?Нет! Я не должна оставаться здесь. Ради дочери я обязана вернуться в мир?.
     Она вышла в монастырский двор. Было безветренно и душно. Вдали погромыхивал гром. Гроза в конце февраля...
     После сырой ветреной зимы и неожиданного тепла долину Литтондейла скрыло свинцовое грозовое облако.
     Налетел порыв ветра, зашумел в ветвях, заплясал язычок пламени в лампаде перед статуей святого Мартина посреди двора. Потом вновь все затихло, и Анна услышала, как в церкви монахини поют ?Magnificat? .
     Анна подумала, что и ей, пережившей такую бурю чувств, тоже надлежит возблагодарить Господа и святого Мартина, сохрани