е вчерашней пирушки чувствовал себя неважно и поэтому, не став слушать старика, заявил, что у аббатства нет прав убежища и он, как констебль Англии, требует выдачи беглецов. Утром следующего дня всех ланкастерцев казнили на рыночной площади в Тьюксбери.
     Минуло не много дней, и в одном из уединенных монастырей ярый приверженец Эдуарда IV сэр Уильям Стэнли обнаружил скрывающуюся королеву Маргариту. Он повел себя с ней как мужлан, и, не щадя чувств матери, выложил ей всю страшную правду о кончине сына Эдуарда. С этой минуты королева перестала отвечать на вопросы и больше не проронила ни звука. Солдаты грубо пинали ее, королеву, посадили в седло по-мужски на старую хромую клячу, связав ноги под брюхом животного, и в таком виде сэр Уильям как военный трофей доставил ее в Тьюксбери.
     У ворот города ей навстречу выехали все три брата Йорка - Эдуард, Джордж и Ричард. В пышных облачениях, на великолепных конях под богатыми попонами они, хохоча, глазели на эту втоптанную ими в грязь женщину. В этот миг Маргарита Анжуйская подняла голову и, протянув к ним связанные в запястьях руки, прокляла торжествующих Иорков:
     - Да следуют за вами дурные предзнаменования! Да поразят вас болезни, горе и тоска! Живите среди лжи и предательств, и пусть вас обманут те, кому вы доверитесь! Дай вам Бог испытать раскаяние, когда будет поздно каяться, и пусть ваше потомство, как и мой сын, сгинет до срока! Будьте долговечней своей удачи и своих близких, познайте ужас и отчаяние, и пусть вас постигнет злая смерть!
     Ее слова прервал смех Эдуарда. Он раскатисто хохотал, обнажая ряд ровных красивых зубов.
     - Что ж, змея, теперь, когда у тебя вырвали жало, попробуй ужалить, если сможешь!
     И, дав шпоры коню, он пронесся мимо, обдав плененную королеву пылью и комьями земли.
     Победа под Тьюксбери в Глостершире, казалось, была окончательной: один за другим прибывали к королю Эдуарду IV дворяне, представители городов и духовенства с изъявлением покорности. Распустив большую часть армии, Эдуард отправился в Ковентри, где между празднествами и пирами щедро раздавались хартии о помиловании, ибо теперь он смягчился и больше не помышлял о мести.
     Именно в это время в графстве Кент разразилось восстание, которое угрожало столице и остававшейся там королевской семье. Прискакавший от мэра Лондона гонец требовал не медля ни минуты прийти на помощь и защитить королеву Элизабет.
     Мятеж поднял двоюродный брат Делателя Королей - лорд Фокенберг по прозванию Бешеный Бастард. С сильными, отлично вооруженными отрядами он двинулся на Лондон, где в Тауэре томился последний король из рода Ланкастеров Генрих. И пусть несчастный монарх был почти безумен, но, если его освободить из темницы, еще не ясно, на чьей стороне окажется народ и не соберутся ли опять опальные ланкастерцы вокруг своего короля.
     Эдуард, словно обезумев, помчался в Лондон. Он неотступно думал о пленном короле, о своей супруге и наследнике престола, которых оставил в столице, и ему едва ли не становилось дурно, когда он представлял Элизабет в лапах Бешеного Бастарда. Ведь в столице распоряжался один лишь брат королевы, граф Риверс, а этот человек был не из тех, кто смог бы достойно противостоять лорду Фокенбергу.
     Однако когда Эдуард был уже у стен Лондона, мятеж Фокенберга угас. Лондонцы, чья преданность Эдуарду неоднократно подтверждалась, смогли отстоять столицу и тогда, когда Фокенберг рвался через Лондонский мост, на котором сжег все дома и лавки, и когда он пытался войти в Сити через Олдгейтские ворота.
     Эдуард вернулся в Лондон, но покоя в его душе больше не было. Он осознал - покуда жив последний из вождей партии Алой Розы, Генрих VI Ланкастер, он не может позволить себе благодушия. Ведь существовал и мятежный Север, где сторонники Делателя Королей составляли сильные партии, рядом бурлил взбудораженный Кент, где все еще носился Бешеный Фокенберг, на свободе оставались Джон де Вер, граф Оксфорд, бежавший к французскому королю Людовику XI, заклятому врагу Эдуарда, и граф Пэмброк, также бежавший во Францию, прихватив с собой племянника, сына Маргариты Бофор - Генриха Тюдора. Вместе они составляли грозную силу, и Эдуард Йорк, однажды на время уже лишившийся престола, не хотел повторять старых ошибок.
     Стояла глухая ночь. Бодрствуя, король задумчиво расхаживал по огромным помещениям древнего Вестминстер холла. Его шаги гулко отдавались в пустоте. От деревянных резных перекрытий под сводчатым потолком слабо доносился запах свежего лака. В дальних концах здания горело по факелу, посредине же царил полный мрак. Слабо скрипнула дверь, король от неожиданности вздрогнул, но тотчас облегченно вздохнул, узнав на стене горбатую тень Ричарда.
     - Это ты, Дик?
     Между королем и его младшим братом установились в последнее время очень короткие отношения. Нет, что греха таить, бывали времена, когда между братьями пробегала черная кошка. Бывало и так, что король отправлял Ричарда в ссылку в его владения в Глостере. Но после того, как повел себя Дик, когда Эдуард лишился короны, после того, как он отважно бился за него под Барнетом, а под Тьюксбери именно его стремительная атака и удачная сшибка с появившимися с тыла ланкастерцами решила исход битвы... нет, после всего этого Эдуард не мог не приблизить к себе Ричарда и не осыпать его милостями! Он доверился ему абсолютно, и это, очевидно, начинало злить среднего из Иорков - Джорджа Кларенса.
     - Что тебе. Дик? - спросил король, когда Глостер приблизился.
     У герцога одно плечо было значительно выше другого, И при ходьбе он заметно приволакивал ногу, но при этом во всех движениях младшего Йорка чувствовались удивительная мощь, пластичность и сила, а за медлительной неуклюжестью - стремительная ловкость одного из первых бойцов Англии.
     - Я знаю, что тебя тревожит, Нэд, - мягко проговорил Ричард Глостер. - И я считаю, что ты прав. Ты не сможешь успокоиться, покуда жив этот полоумный Генрих Ланкастер. Тебе следует уничтожить его.
     Эдуард вздрогнул, странно взглянув на брата. Он был почти на голову выше, и насколько Ричард был согбен, настолько статен и хорош собой был Эдуард. Ни один король Англии до него не мог гордиться такой красотой, как Эдуард Йорк.
     - Ты всегда предлагаешь такие вещи, на которые нелегко решиться. Дик.
     - Почему же нелегко? Ты король, ты можешь позволить себе все, что угодно.
     - Существует голос общества. Дик. Я должен жить в мире с феодалами, над которыми приобрел власть, и они должны быть высокого мнения о своем государе. И не забывай о дворах Европы. Что они скажут, если Генрих VI будет внезапно убит?
     - Ты излишне щепетилен, брат. Король, который дважды мечом возвращал себе трон, может быть спокоен на этот счет. Что же касается голоса общества... Это нелепо. Над. Подумай, разве наш предок, Генрих Плантагенет , перестал быть королем после того, как совратил невесту своего сына Алике Французскую? Кастилец Педро Жестокий  велел убить свою жену Бланш Бурбон, но это не помешало Черному Принцу воевать на его стороне, а славному Чосеру называть его в стихах лучшим цветом испанской славы. Может быть, кто-нибудь обвинил первого Ланкастера, Генриха IV , в неожиданной смерти Ричарда II в темнице замка Понтефракт? Или те же шотландцы - разве не Яков II  предательски заманил в свой замок Стерлинг главу дома Дугласов, Арчибальда, вручив ему документ с большой государственной печатью, где клялся в неприкосновенности лорда, и здесь же собственноручно убил его?
     - Но против Якова Шотландского восстал весь род Черных Дугласов!
     - Это не помешало большинству его сторонников впоследствии примкнуть к королю, и ныне глава дома Дугласов, сэр Джеймс, как изгой, живет в Англии, питаясь подачками с твоего стола. Будь же мужествен, брат. Генрих VI сам по себе ничто, но, пока он жив, сторонники Алой Розы не дадут тебе вздохнуть свободно.
     Приводя свои доводы, Ричард понимал, что брату будет легче решиться, если кто-то разделит с ним ответственность, и он готов был это сделать, но отнюдь не из любви к старшему брату, а дабы укрепить на троне корни дома Иорков. К тому же, как ему было ведомо, - и здесь он лукавил, - в подобных случаях все равно вся ответственность ложится на короля. Блеску славы Эдуарда не помешает это пятно. Больше того, если их свяжет эта тайна, он, Ричард, сможет властвовать над братом, играя на его нечистой совести.
     Беседа тянулась нескончаемо долго. Эдуард противился, но Ричард терпеливо и осторожно его увещевал, хотя и видел, что король давно готов к действию. Позже, когда ночь уже клонилась к рассвету, он выехал из Вестминстера и в сопровождении одного лишь сэра Джеймса Тиррела направился в сторону Тауэра. В руках у него был королевский мандат...
     На другой день в Лондоне прошел слух, что Генрих Ланкастер скончался в Тауэре. Официально было объявлено, что несчастный король умер от меланхолии и расстройства, но по городу ползли толки, что Генриха нашли поутру с размозженной головой в часовне перед распятием.
     Король Эдуард выглядел взвинченным и озабоченным и предпочитал проводить время в покоях королевы, ровный нрав и ласки которой действовали на него умиротворяюще. Ричард же, наоборот, все время оставался на людях, был весел, однако лицемерно вздыхал и крестился всякий раз, когда при нем поминали несчастного Генриха. Именно он распорядился, чтобы тело покойного короля было выставлено в соборе Святого Павла для всеобщего обозрения. Ланкастерцы должны были раз и навсегда убедиться, что им не за кого больше сражаться.
     И это возымело свое действие. Смуты на Севере королевства утихли, мятеж Фокенберга пошел на убыль, а Глостер лично принял капитуляцию Бешеного Бастарда и его людей и осуществил необходимые репрессии, чтобы впредь неповадно было кому-либо поднимать меч против Белой Розы. Даже король Людовик XI наконец склонился к союзу с Эдуардом IV, прислав своих послов, которые заявили, что французский монарх готов на известных условиях выдать английскому венценосцу беглого графа Пемброка и юного Генри Тюдора. Эдуард призвал для совета брата, но Ричард, как оказалось, считал, что не стоит утруждать себя по столь ничтожному поводу, как Тюдоры.
     Эдуард, однако, придерживался иного мнения.
     - Нельзя забывать. Дик, что этот мальчишка - потомок Ланкастеров. По женской линии его род восходит к Джону Гонту , а по мужской его отец был сводным братом Генриха VI.
     Но Ричард лишь отпускал скабрезные остроты насчет того, что обе эти ветви имеют начало, не освященное церковью, и не стоит этого мальчишку принимать за подлинного Ланкастера. К тому же шпионы донесли Ричарду, что оба Тюдора - и дядя, и племянник - находятся вовсе не у короля Людовика, а у герцога Бретонского Франциска, и тот по праву считает их своей военной добычей, отнюдь не собираясь возвратить Франции.
     Речи младшего брата успокаивали сердце короля.
     Средний из братьев, Джордж Кларенс, получивший благодаря своей жене Изабелле Невиль почти все богатства покойного Уорвика, стал едва ли не могущественнейшим человеком в Англии. Он впал в непомерную гордыню, одевался в немыслимо пышные одежды, устраивал грандиозные, невиданные по роскоши пиры. При короле он держал себя дерзко и дошел до того, что стал поговаривать, что, если бы не любовь к брату, он отнюдь не предал бы Алую Розу и своего тестя Уорвика, а тогда Эдуарду едва ли удалось получить трон.

***

     Король хмуро поглядывал на него в такие минуты, но, опьяненный сознанием своего величия, Кларенс не придавал значения этим взглядам. И лишь заметив, что поток почестей, титулов и пожалований пролился на Ричарда, а вовсе не на него, невольно опешил.
     - Милорд, брат мой! - восклицал он, обращаясь к королю. - Вы сделали калеку Глостера констеблем, дали ему большое чемберленство Англии, сделали его главным судьей и стюардом герцогства Ланкастерского, да вдобавок еще и наградили титулом вице-короля Уэльса. Перечень ваших милостей, обрушившихся на беднягу Дика, не имеет границ, в то время как я, столько раз рисковавший жизнью ради вас лицом к лицу с Медведем Уорвиком, не удостоился ни одной мало-мальски пристойной награды!
     Однако король лишь посмеивался, возражая, что Джорджу грешно жаловаться после того, как он сделался наследником Делателя Королей и самым богатым человеком в Англии.
     - Милорд, это досталось мне лишь благодаря моему браку, в то же время от вас я не получил ни единой привилегии. И это тогда, когда Дик... Я не говорю уже об этих выскочках Вудвилях, которые буквально заполонили двор, так что достойным лордам и ступить некуда. Вся Англия возмущена тем, как вы обращаетесь с наследием древнейших родов, раздаривая его направо и налево наглым и низко родным родичам королевы...
     - Довольно, Джордж! - прерывал брата Эдуард. - Я вполне сыт вашей жадностью и малодушием, как и вашими постоянными намеками на то, что короной я обязан именно вам. Не забывайте, что то же самое любил повторять и ваш тесть, герцог Уорвик, упокой. Господи, его грешную душу. И чем это кончилось? Вы же, любезный брат, решились на союз со мной, лишь когда поняли, что Уорвик после брака его младшей дочери с принцем Уэльским никогда и пальцем не пошевелит, чтобы посадить вас на трон.
     Джордж, насупившись, глядел на короля.
     - Не упускайте из виду, Нэд, что парламентский акт семидесятого года провозгласил меня наследником престола после Эдуарда Ланкастера! И разве сейчас, когда не осталось прямых потомков Ланкастеров, я не являюсь претендентом на трон?
     Эдуард какое-то время в упор смотрел на брата, потом медлительно постучал себя пальцем по лбу и угрожающе усмехнулся.
     - Говорят, тебя не так давно укусила за нос собачка. Порой мне кажется, что после этого ты несколько повредился рассудком. Бедный мой Джордж! Хотел бы я знать, как ты будешь выглядеть в глазах пэров в совете, когда внезапно объявишь, что и ты тоже Ланкастер.
     Джордж удалился в бешенстве. Действительно, на носу у него оставался заметный шрам от укуса, который приходилось запудривать. В остальном же он был по-прежнему хорош собой, статен и не лишен обаяния. И, когда он разглядывал себя в зеркале, ему не раз приходило на ум, что с его подлинно королевской осанкой он нисколько не хуже Эдуарда выглядел бы на троне.
     И какая разница, чью корону наследовать - Ланкастеров или Иорков? Ведь при дворе еще не забыли, как мать Эдуарда, герцогиня Иоркская, во всеуслышание объявила, что родила первенца не от мужа, а от стрелка Блейборна, а значит, первым из Иорков является именно он - Джордж Кларенс. Что же касается достославного парламентского акта, то его никто не отменял, а если так, то разве не он по-прежнему законный наследник престола? Поистине, не раз приходилось Джорджу пожалеть о том, что он так поспешно перешел на сторону Эдуарда под Барнетом.
     Сомнения и колебания этого брата короля привели к тому, что в 1473 году он с готовностью поддержал ланкастерского графа Оксфорда, который обрушился на южное побережье Англии со снаряженной во Франции флотилией. Связным между ними служил брат погибшего Делателя Королей епископ Джордж Невиль. Когда же Оксфорд высадился в Корнуоле и попытался поднять мятеж, Кларенс, находясь в центральных графствах страны, открыто заявил о своих правах на корону.
     Кончилась эта авантюра плачевно. Оксфорд после длительной осады был схвачен в одном из замков и заточен в Кале в крепости Хэмс, туда же был заключен и епископ Иоркский. Теперь ему припомнили и родство с Уорвиком, и то, как некогда он помог уйти из-под опеки Иорков своей племяннице Анне Невиль, и то, что он взял под свое покровительство семьи многих уничтоженных Эдуардом IV ланкастерцеа.
     Его содержали в суровом заключении до 1476 года, пока наконец-то Эдуарду не напомнили, что именно епископ отворил перед ним ворота Лондона в разгар схватки с Делателем Королей. Однако, выпустив престарелого прелата из темницы, король обобрал его до нитки. Лишь из милости Джорджа Невиля приютили в одном из монастырей его былой епархии, где он вскорости и умер.
     Что же касается Джорджа Кларенса, то, казалось, ему снова все сошло с рук. Король ограничился сдержанным выговором и на некоторое время удалил герцога от двора, запретив являться, пока сам он не изволит его призвать. Джордж, разумеется, не удержался, чтобы не съязвить, и в присутствии всех лордов заявил, что Эдуард никак не может простить ему, среднему Йорку, его дружбу с Делателем Королей. На это король утомленно заметил, что если бы дело было в этом, то уж он бы начал с того, что постарался конфисковать большую часть владений покойного Уорвика в пользу короны, а вовсе не дарить их Кларенсу.
     Многие тогда решили, что Эдуард необычайно мягок с мятежным братом, однако наиболее осведомленные утверждали, что король и в самом деле не простил герцогу союза с Уорвиком и никогда Джордж не приобретет такого влияния и могущества, как горбатый Ричард Глостер.
     Провожаемый насмешливыми взглядами родственников королевы - Вудвилей, Джордж покинул Вестминстер и удалился в Уорвикшир, где в то время в замке Кенилуорт жила его супруга, дочь Уорвика Изабелла Невиль. Весна в тот год выдалась ненастной, ветреной, весь март хлестали дожди, сменявшиеся снегопадами, а за краткими оттепелями следовали ледяные бури. Джордж не мог развлечь себя даже охотой и, томясь скукой, уныло слонялся по обширным покоям старинного замка. Поэтому, когда неожиданно его навестил проездом младший брат Ричард, Кларенс ощутил нечто похожее на радость. Но едва Глостер сообщил, что король назначил его наместником всего Севера королевства, Джордж вновь впал в угрюмую ярость.
     - Это превосходно! Все снова достается тебе! Почести, награды, власть - все само находит нашего Дика. То ты вице-король Уэльса, то великий чемберлен, а теперь вдобавок еще и наместник Севера! Эдуард сошел с ума, вручив тебе столько власти. Я ведь знаю, чего ты добиваешься, Дик! Ясное дело, вы с Эдуардом считаете, что я круглый дурак, однако это не мешает мне видеть, что ты хитер как старый лис, любезный брат, а честолюбие твое не имеет пределов. Нечего сказать, тонкая тактика, милорд Глостер! Так ратовать за благо короля и Англии и при этом не делать ни шагу вопреки собственным интересам. Твои уловки не обманут меня, Дик, как обманули беднягу Нэда. Ты спишь и видишь себя на троне...
     - Не более, чем ты, - спокойно парировал Глостер, подхватывая ножом ломоть паштета. Джордж склонился над братом.
     - Не более, чем я. Дик. Но ведь у меня на корону куда больше прав, чем у тебя.
     - Без сомнений, - согласился Ричард. - Амбуазский договор и парламентский акт семидесятого года объявили тебя наследником после Ланкастеров, не так ли? К тому же ты полагаешь, что наша матушка по прежнему станет твердить всему свету, что Эдуард вовсе не потомок Плантагенетов?
     Джордж вдруг криво улыбнулся.
     - Не только это. Возможно, мне и не удастся вышибить из-под Эдуарда трон, пока он популярен. Однако я знаю нечто, что послужит мне гладкой дорогой к трону, оступись Эдуард хоть на миг. И тогда королева Элизабет и все эти худородные Вудвили засуетятся, как растревоженное осиное гнездо.
     Продолжая ухмыляться, он отошел. Ричард внимательно глядел ему в спину. Он давно догадался, что короля и Кларенса связывает некая тайна. Эдуард неспроста так мягок и уступчив, и дело тут вовсе не в одних родственных чувствах. Да, кудрявый красавчик Кларенс, безусловно, знает что-то, с помощью чего может влиять на старшего брата. Что бы это могло быть, если он ни разу не проговорился, несмотря на присущую ему болтливость?
     Когда на другой день Ричард покидал Кенилуорт, из отдаленной замковой башни Сентлоу спустилась супруга Кларенса леди Изабелла. Выглядела она усталой и раздраженной и, когда Кларенс о чем-то спросил ее, отвечала сухо и неприветливо. Глостер тотчас понял, что супруги не ладят, в особенности когда Джордж ни с того ни с сего, несмотря на пронизывающий ветер, прыгнул в седло, крикнув, что проводит брата.
     - Что случилось с самой нежной парой в Англии? - смеясь, спросил Ричард, но Джордж лишь отмахнулся.
     - Я н