мечи, в особенности когда так смотрят на их женщин. Умоляю вас...
     Но Генри словно сорвался с цепи. Впервые за все то время, что он находился в Шотландии, его ждало приключение, и он ни при каких обстоятельствах не желал от него отказываться.
     Когда по окончании мессы продрогшие прихожане потянулись к выходу, королевские гвардейцы потеснили толпу, выкрикивая:
     - Дорогу, дорогу Его Величеству королю! Началась сутолока. Ворвавшиеся в распахнутые створки потоки дождя со снегом загасили факелы. Воспользовавшись темнотой и общим замешательством. Генри протолкался к незнакомке и, мягко взяв ее под локоть, вывел из толчен на улицу. В темноте она не узнала его и доверчиво взяла за руку, шепнув:
     - Это ты, Роберт?
     Но они уже были на крыльце, где на них обрушились вихри мокрых хлопьев, и даже если бы Бэкингем и ответил, его слова потонули бы в реве ветра. Поэтому он лишь прижал к себе незнакомку и, прикрывая ее от вьюги, начал увлекать через двор туда, где была небольшая дверь в угловой башне. Дама покорно следовала за ним, закрыв лицо большим капюшоном, пока они не оказались в помещении башни, где было почти совершенно темно.
     - Это ты, Роберт? - снова мягко спросила она, и голос ее был столь чарующим, что Бэкингем впервые не обратил внимания на бесконечно раздражавшее его шотландское произношение. В ответ он лишь слегка пожал ее руку и, когда маленькая ручка ответила ему, начал увлекать ее вверх по лестнице.
     - Это чистое безумие, милый... - прошептала женщина, но послушно шла следом, пока они не миновали пролет лестницы. Однако здесь, к великому огорчению герцога, горел факел, и дама, неожиданно разглядев своего провожатого, в ужасе отпрянула.
     - Кто вы?
     Генри любезно поклонился.
     - Я тот, кого ваша несравненная красота сразила с первого взгляда.
     Женщина, не отрываясь, смотрела на него.
     - Англичанин?
     - Увы, да. Я всего лишь посланец короля Эдуарда, и, к величайшему моему прискорбию, имя мое отнюдь не Роберт.
     Ах, лучше бы он не напоминал ей о ее оплошности, потому что дама, вдруг осознав, что выдала себя, не на шутку испугалась и, пронзительно завизжав, со всех ног кинулась вниз по лестнице! Он попытался ее удержать, но в темноте наступил на шлейф ее плаща, потерял равновесие, и они вместе рухнули вниз и покатились по ступеням. Пока не оказались на нижнем ярусе башни. Лежа под Генри, женщина отчаянно визжала, в то время как Генри, ругаясь на чем свет стоит, барахтался, путаясь в ворохе ее юбок и делая безуспешные попытки подняться на ноги.
     В этот миг дверь отворилась и громкий голос выкрикнул:
     - Марджори!
     Кто-то стал поднимать Бэкингема, но он, чертыхаясь, вырвался. Марджори по-прежнему визжала как резаная. Набежали какие-то люди.
     - Я убью вас, кто бы вы ни были! - гремел в темноте чей-то голос.
     - Лучше помогите даме встать! Она лежит на холодном полу.
     Слава Богу, кто-то наконец принес фонарь, где за мутным слюдяным окошком трепетал слабый огонек. При этом скудном освещении Генри увидел рыжеволосого юношу, поднимавшего перепуганную Марджори. Вокруг толпились вооруженные ратники, и на какой-то миг ему стало не по себе.
     - Если вы причинили графине хоть малейший вред... - голос юноши сорвался.
     - Бог мой, да я только проводил ее через двор, ибо дама стояла одна на ветру, пока ее люди где-то шлялись.
     - Да, и затащили в башню! Все англичане развратны, как и их король.
     У Генри на языке вертелась ядовитая отповедь насчет короля шотландцев, но он вовремя сдержался. Из тьмы возник брат короля - герцог Олбэни.
     - Что здесь происходит?
     Он единственный из всех догадался прикрыть дверь, и в башне сразу стало тише. Теперь не приходилось повышать голос, чтобы перекричать рев ветра.
     Рядом с Олбэни топтался Гуго Дредверд, оруженосец Бэкингема. В руках у него тоже был фонарь, и он приподнял его, освещая происходящее, а затем тихонько присвистнул, увидев растрепанную, гневно всхлипывающую даму.
     Именно этот плутоватый посвист вернул Бэкингему присутствие духа.
     - Ваше Высочество, эта дама находилась одна в такое ненастье на ступенях церкви, и я взял на себя смелость проводить ее через двор в эту башню, поскольку ее свита была поглощена...
     - Неправда! - вскричал юноша. - У графини Ангус было достаточно сопровождающих. И вы ответите за оскорбление ее светлости! Мой кузен Арчибальд Дуглас не мог лично прибыть к королю на празднование Рождества и прислал ее со мною. Поэтому, пока мы здесь, графиня находится под моим покровительством.
     Он по-прежнему поддерживал Марджори Дуглас, даже не замечая в пылу, что крепко прижимает ее к себе. Бэкингем нагнулся и, подняв роскошный меховой плащ графини, протянул его ей. Юноша в ярости вырвал плащ из рук англичанина.
     - Сэр Роберт, держите себя достойно! - властно проговорил Олбэни.
     - Сэр Роберт? - приподняв бровь, переспросил Генри. Он был слишком взбешен, чтобы не воспользоваться возможностью для маленькой мести. Кивком головы указав даме на рыжеволосого юношу, он осведомился: - Так это и есть ?милый Роберт??
     Леди Дуглас вдруг слабо вскрикнула и лишилась чувств. Вокруг зашумели, а Роберт Дуглас в ярости бросился на Бэкингема. Для этого ему пришлось освободить руки, и безжизненное тело графини снова оказалось на полу.
     Стычку предотвратил Олбэми.
     - Милорды, не забывайте, что вы находитесь при дворе короля! А вам, сэр Роберт, я бы рекомендовал заняться кузиной. Что же до его светлости герцога Бэкингемского, то он королевский посол, а следовательно, лицо неприкосновенное.
     Затем брат Якова Стюарта проводил англичанина в его покои и там выложил герцогу все, что думает по поводу случившегося.
     - Я бы и смертельному врагу не пожелал оказаться на пути Дугласов! - гремел он, мечась по покою и отшвыривая ногами мебель.
     Бэкингем с сожалением разглядывал свой перепачканный, мокрый камзол.
     - Бог мой! И это говорите вы, Стюарт, - человек, отец которого смог уничтожить Черного Арчибальда Дугласа  и унизить Джеймса Дугласа настолько, что сейчас он из милости живет при дворе моего государя!
     Олбэни, успокоившись, остановился и снял нагар со свечи. Его некрасивое круглое лицо стало задумчиво, на стене лежала тень от его массивной фигуры. Генри давно чувствовал, что находится как бы под покровительством этого второго из Стюартов. Они даже сдружились, насколько могут сдружиться молчаливый, погруженный в себя шотландец и жизнерадостный, любвеобильный англичанин.
     Правда, Бэкингем, несмотря на все свое легкомыслие, довольно скоро понял, что означает это расположение герцога Олбэни. В то время как о дворе Якова III ходили самые скверные слухи, а король окружал себя жадными фаворитами низкого происхождения вроде каменщика Кохрейна, старая шотландская знать открыто стала склоняться к брату короля. Но Александр Стюарт, зная, насколько непостоянны привязанности шотландских родов, хотел получить поддержку и со стороны англичан, в частности, в лице наместника Севера Англии Ричарда Глостера, с которым Бэкингем находился в приятельских отношениях. И Генри обещал Олбэни потолковать с горбатым Диком об этом союзе. Теперь же Олбэни поведал англичанину, чем может для него окончиться история с графиней Ангус.
     - В Шотландии было две ветви Дугласов, - говорил он. - Черные Дугласы, с которыми расправился мой отец, да будет благословенна его душа, и Красные Дугласы, которые после поражения Черных стали одной из самых могущественных семей Шотландии. Глава клана, лорд Арчибальд, граф Ангус, ехал, чтобы отпраздновать Рождество при королевском дворе, и прибыл в Эдинбург, где его и застали гонцы Якова с сообщением, что празднование переносится в Линлитгоу. Граф тут же велел собираться в дорогу. Однако только что нас известили, что произошло непредвиденное. При выезде из Эдинбургского замка лошадь Ангуса поскользнулась, и граф упал, повредив ногу. Он не мог тронуться в путь, и тогда его племянник, лорд Роберт Дуглас Лохливенский, упросил графа отпустить с ним в Линлитгоу молодую графиню. Граф страстно любит Марджори, безумно ревнует ее и почти никогда не вывозит из замка Дугласов. И все же в этот раз Ангус решил взять ее с собой и, чтобы развлечь супругу и доставить ей удовольствие, отпустил с лордом Лохливеном на рождественский пир в Линлитгоу. Впрочем, с большой неохотой.
     Представьте же теперь, как трясутся над Марджори все эти явившиеся вместе с нею Дугласы. Надеюсь, вы понимаете, что они не посмеют явиться к главе клана, не отомстив обидчику? Все мое влияние не в силах защитить вас, и поэтому мой вам совет - соберите своих людей, я дам вам опытного проводника, и вы немедленно отправитесь в Стерлинг.
     Генри сделал вид, что сбивает пушинку с плеча, а затем взглянул на Олбэни и ослепительно улыбнулся.
     - Вы хотите, милорд, чтобы Бэкингема сочли в Шотландии трусом? И не глупо ли пускаться в путь, когда такая непогода, а в большом зале Линлитгоу стынет рождественский ужин?
     Именно тогда Генри почувствовал, что надвигается приступ мигрени. Он был раздражен и зол, но даже самому себе не хотел признаться, что боится. Тем не менее он приказал Гуго Дредверду подать лучший камзол из стеганого атласа с подставными плечами. Полы и манжеты камзола были подбиты лебяжьим пухом, на груди алмазной вязью был начертан девиз герцога: ?Souvente me souvene? . В этот момент в комнату влетел Ральф Баннастер.
     - Пресвятые угодники! Милорд, весь замок только и говорит о том, что вы пытались посягнуть на честь графини Ангус. Боже, что с нами теперь будет!..
     Бэкингем лишь хмуро поглядел на него, продолжая застегивать алмазные пуговки на манжетах. Ральф уныло уставился на сверкающий девиз герцога.
     - Вспоминай меня часто! Кто-кто, а уж Марджори Дуглас вас наверняка не скоро забудет.
     Генри Стаффорд повернулся как на пружинах.
     - Дьявол тебя забери, Ральф! Ты знаешь меня с детства, - так вспомни, был ли хоть раз случай, чтобы я позволил себе грубо обойтись с дамой?
     - Но все об этом говорят! Генри рассмеялся.
     - Видит Бог, сегодня один я вынужден защищать доброе имя графини!
     Кудрявый красавчик Гуго, заметив, что герцог несколько оживился, осмелился обратиться к нему с просьбой.
     - Мой господин, у меня неприятность. Ветер и снег начисто испортили мою высокую бургундскую шляпу. Не позволите ли вы мне надеть ваш тюрбан из золотой парчи?
     На это Бэкингем вдруг вспылил, заявив, что Господь послал ему в услужение труса и дурака, но, видя, что Гуго окончательно расстроен, в конце концов смягчился. Ему всегда нравился этот стройный юноша, добродушный и преданный.
     - Будь благодарен, что я отдал тебе ради светлого праздника свой шелковый белый колет, и уймись. Видишь, мы с тобой почти одинаково одеты. Что же до парчового тюрбана, то я намеревался надеть его сам. Впрочем, можешь взять себе любую другую шляпу по своему вкусу.
     И вот теперь он сидит за пиршественным столом, нарядный и вконец измученный головной болью. Он ест, пьет и разглядывает зал, словно не замечая множества устремленных на него взглядов. Алмазный девиз огнем полыхает у него на груди, алмазные нити сверкают в складках пышного тюрбана, он держится с нарочитой небрежностью, хотя и впервые в жизни жалеет, что привлекает к себе столько внимания. Его раздражают шум в зале, неотвязная музыка на хорах, запах гари в этом холодном помещении, завывания ветра за окном. Король Яков время от времени визгливо смеется, склоняясь к Кохрейну.
     В конце концов они встретились взглядами с венценосцем, и тот, навалившись на стол, фамильярно поманил Бэкингема пальцем. Король был пьян, щеки его багровели, а маленькие глазки возбужденно блестели из-под светлой челки. Все, что оставалось герцогу в подобной ситуации, - это также наклониться через стол и в свою очередь поманить пальцем короля. Яков поначалу опешил, а потом расхохотался. Смеялись и гости, сочтя все происходящее удачной шуткой.
     Однако чем оживленнее становился Яков, тем мрачнее казался герцог Олбэни. Порой и он поглядывал на Бэкингема, и тогда герцог улыбался ему, приподнимая кубок. ?Интересно, как долго у него сохранится желание защищать меня? Я нужен ему как союзник и как связующее звено между ним и Глостером. Но захочет ли он ради меня испортить отношения с Дугласами? Варварская страна! При каком еще дворе Европы посол может оказаться в таком опасном и двусмысленном положении??
     Что же до младшего из братьев Стюартов - графа Мара, то тот уже был откровенно пьян и тупо икал, уставившись на серебряный кувшин перед собою. Бэкингем знал, что между братьями царит вражда, что Яков ненавидит герцога Олбэни из-за его популярности среди лордов, а про графа Мара поговаривали, что он без конца ворожит против братьев, стараясь свести их в могилу, чтобы самому заполучить трои.
     Единственной женщиной за королевским столом была принцесса Маргарита - бледная, утомленная девушка. Казалось, этот шумный пир не доставляет ей никакой радости, она все время куталась в меховую накидку, а когда объявили третью перемену блюд, встала и, сославшись на головную боль от дыма, собралась удалиться. Но в этот самый миг на середину зала выступил церемониймейстер и, ударив жезлом об пол, возвестил о прибытии высокородной графини Ангус и ее кузена, благородного лорда Роберта Дугласа Лохливенского.
     В зале повисла поразительная тишина. Даже король перестал смеяться, а музыка на хорах умолкла. И в этом мертвенном молчании в зал вступила бледная леди Марджори Дуглас, которую вел ее кузен, держа за самые кончики пальцев.
     Графиня была одета с редкостной для Шотландии роскошью - в платье из серебристой парчи с длинным шлейфом, поверх которого переливался опушенный горностаем сюрко  из синего бархата. Ее высокий раздвоенный эннан был также опушен горностаем и богато изукрашен драгоценными каменьями. Она выглядела восхитительно, несмотря на тени под глазами и бледность, и Бэкингем невольно подумал, что ради этой женщины стоит драться. А то, что драться придется, он понял, едва взглянув на Роберта Дугласа.
     Графиня присела перед королем в глубоком реверансе - и сейчас же принцесса Маргарита протянула ей руку и усадила подле себя.
     Внезапно граф Map, подавив пьяную икоту, воскликнул:
     - Эта дама всегда появляется с опозданием! И это порой имеет скверные последствия.
     Графиня бросила на младшего брата короля испуганный взгляд, при этом вид ее был столь несчастным, что даже Бэкингем покосился на графа Мара с негодованием.
     Роберт Дуглас остался стоять посреди залы прямо перед королем. Наконец он заговорил:
     - Ваше Величество, я и моя кузина прибыли сюда, несмотря на буйство стихии. И если мы и опоздали, как изволил заметить ваш достойный брат, это еще не повод, чтобы наносить оскорбления графине Ангус.
     Король встал и, разом стряхнув хмельную одурь, медлительно произнес:
     - Клянусь своей короной и гербом предков, я искренне рад приветствовать Дугласов в замке Линлитгоу. Но, если есть причины для неудовольствия, я готов выслушать вас и защитить прекрасную графиню.
     Лорд Лохливен низко поклонился.
     - Благодарю, мой король. Но у графини уже есть заступник в моем лице, и с вашего разрешения я должен бросить вызов обидчику.
     Повернувшись в сторону Бэкингема, он торжественно проговорил:
     - Я вызываю тебя, английский пес, и готов с оружием в руках доказать, что ты низкий насильник и негодяй.
     Прежде чем Генри успел подумать, что делает, он уже перемахнул через стол и стоял, выпрямив спину, лицом к лицу с молодым Дугласом.
     - Клянусь святым Георгием, что готов мечом загнать обратно в твою глотку оскорбление и на деле постоять за честь графини Ангус, ибо твое обвинение в насилии пятнает честь благородной дамы. Видит Бог, между мною и леди Марджори не произошло ничего подобного тому, на что намекают твои смрадные уста.
     Графиня вскрикнула и закрыла лицо руками. Лохливен побагровел, ибо из слов Генри следовало, что не он, а именно Бэкингем выступил защитником чести его невестки. В ярости сорвав перчатку, он швырнул ее под ноги герцогу, но тот ловко поймал ее, подержал мгновение на весу и, разжав пальцы, небрежно уронил к носкам башмаков. Даже в минуту опасности Генри не мог не покрасоваться. Он глядел на разъяренного Роберта Дугласа с улыбкой.
     - Я вижу, вы пришли в пиршественный зал с мечом. Следует ли мне послать оруженосца за оружием?
     - Да! И клянусь святой Бригиттой Дугласской, мы будем сражаться здесь и сию же минуту.
     Неожиданно поднялся безмолвствовавший до этого епископ Аберунский и громогласно заявил, что вдвойне грешно учинять кровопролитие в святой праздник Рождества, когда на всей земле царит Господне перемирие. Епископа с готовностью поддержал Олбэни:
     - Вы не должны, подобно простолюдинам в таверне, тотчас хвататься за оружие. Как опоясанные рыцари, вы должны сражаться на утоптанной земле в полном воинском облачении и при свете дня.
     Однако прибывшие вместе с Лохливеном люди Дугласа поддержали своего лорда, а к ним присоединились и воины из пограничных кланов Гомов и Гепбурнов, в которых одно упоминание покровителя англичан святого Георгия возбудило воинственный пыл. К тому же горцы, до этого державшиеся на удивление спокойно, несмотря на изрядное количество поглощенного ими вина и эля, начали что-то выкрикивать по гэльски, топая ногами и перемежая слова боевыми кличами.
     Последнее слово оставалось за королем. И внезапно обычно робкий и нерешительный Яков III ухмыльнулся, потер руки и благословил поединок. Герцог Олбэни стремительно повернулся и что-то негромко сказал старшему брату, но тот лишь указал на шумную толпу, словно призывая ее в свидетели, что в этом случае он ничего не в силах предпринять.
     Генри Стаффорд и сам вдруг ощутил в крови бойцовский жар. Его страх и волнение напрочь улетучились, и он приказал Баннастеру отправляться за оружием. Вместе с тем он не преминул заметить, что обычно холодные и безучастные ко всему шотландские леди поглядывают на него с сочувствием, и это подтолкнуло его сделать еще один безрассудный шаг. Сорвав с головы свою роскошную шляпу, он бросил ее Гуго, а затем расстегнул и стащил через голову свой ослепительный камзол, оставшись в одной голландской рубахе. При этом он лукаво поглядывал на Лохливена.
     - Какого дьявола! - выругался тот. - Что вы строите из себя шута, сэр Бэкингем?
     - А разве вы не последуете моему примеру? Нам придется сражаться легкими мечами, так зачем же связывать свои движения? Или ваша прекрасная дама не дала вам своей рубашки для турнира ?
     Тут и король потребовал, чтобы Дуглас разоблачился, и Бэкингем послал этому равнодушному к дамам монарху галантный воздушный поцелуй. Когда же он вновь взглянул на своего соперника, то едва не расхохотался. В зале послышался возмущенный гул. Оказалось, что у шотландца под камзолом надета легкая кольчуга. Лохливен, перехватив устремленный на него насмешливый взгляд Бэкингема, в бешенстве вскричал:
     - Мы, Дугласы, даже спать предпочитаем в кольчугах!
     - Как же, как же, - закивал Генри, подбадриваемый летевшими со всех сторон смешками.
     Он отметил, что этот инцидент прибавил ему сторонников, и невольно покосился туда, где находилась Марджори Дуглас. Графиня сидела, не поднимая глаз, и щеки ее были покрыты темным румянцем. Принцесса Маргарита склонилась к ней, участливо держа ее руки в своих.
     Между тем по приказу короля в зал внесли множество факелов, в камин подбросили буковых поленьев, а когда были окончательно оговорены условия поединка и присутствующие расселись по местам, противники двинулись навстречу друг другу. В руках у них были облегченные длинные мечи, клинки которых были немногим шире шпаг, чтобы противники могли фехтовать ими, колоть и рубить одновременно.
     Генри с насмешливой улыбкой ждал Лохливена. После того как он дважды поставил шотландца в глупое положение, он испытывал нечто вроде торжества. О том, что с минуты на минуту он может расстаться с жизнью. Генри старался не думать. Подобные мысли излишни перед схватк