се. Но память возвращала ее назад. Джеймс Тирелл решился на невозможное, вырвав жену из рук короля, он увез ее, он сходит с ума от любви к ней...
     Анна вдруг ошеломленно поняла, что ей нравится Джеймс Тирелл. Его светлые, цвета меда, глаза под густыми бровями, то, как он порой улыбается, сразу удивительно меняясь, словно становясь светлее и беззащитнее. Ей нравилась его походка, умение держаться, гибкая кошачья грация его мощного тела, нравились его жесткие волосы, подчеркивающие правильную форму головы. Но главное даже не в этом. Только сейчас она вдруг поняла, что с тех пор, как этот человек оказался рядом, в ней исчезло надрывающее душу ощущение опасности, впервые за долгие годы, и все это благодаря его неприметной заботе и любви.
     О, как редко она испытывала спокойное чувство защищенности! А сегодня он вырвал ее из рук самого Ричарда! Она вдруг ощутила, как сильно бьется сердце, по ее телу прошла дрожь, и что-то сладко заныло внутри. Анна откинулась на сено, затем снова села. Плащ Тирелла соскользнул с ее плеч, она осталась в одной рубашке из тонкого шелка, но не мерзла. Она ощущала покалывание травинок, душную теплоту темного воздуха, скользящий по телу шелк. Все ее существо вдруг стало беспредельно чутким. Она опять вспомнила, что, если бы не этот человек, она бы теперь принадлежала Ричарду, а не была бы свободной. Как странно, но порой одиночество бывает в тягость.
     Дождь поредел, и то ли стало светлее, то ли ее глаза окончательно освоились с мраком. И опять она видела неподвижный силуэт Джеймса в проеме двери. ?Подойди!? - вдруг мысленно попросила она. У нее пересохло в горле. Она почувствовала, что должна глотнуть влаги, подставить голову под дождь, остудить это безумие, кипящее в крови. Но для этого ей надо было пройти мимо стоящего в дверях мужчины, а от одной мысли об этом ее охватывала дрожь.
     - Иди сюда!
     Она не поверила, что произнесла это, но так оно и было. Тирелл повернулся к ней, но не сдвинулся с места. И тогда она встала и сама пошла ему навстречу, словно привидение в белом шелке, русалка, окутанная покрывалом волос. Она остановилась близко-близко, и ее обдало жаром его тела. И когда он обнял ее и притянул к себе, она испытала гораздо больше, чем могла себе представить. Его губы, его сила, их общее, сводящее с ума желание... И когда его губы нашли ее, она ответила ему с такой жадностью, словно испытывала вековой голод, в ее душе ожило то, что она даже считала давно уснувшим. Она ослабела, покорилась ему, не желая думать о разнице между ними, - лишь подчиняться, принадлежать, обратиться в пылающие угли...
     Всю ночь шел дождь, то стихая, то принимаясь лить с новой силой. И всю ночь двое беглецов, забыв обо всем на свете, пребывали в страстном бреду. В темноте, среди шуршащего, осыпающегося сена королева отдавалась наемному убийце, который ради нее восстал против своего короля. Она была жадной - он нежным, она покорной - он настойчивым. Потом она утомленно уснула, припав к его плечу, он же, несмотря на восхитительную усталость, неподвижно лежал, прижимая ее к себе, испытывая одновременно и наслаждение, и невыносимую горечь, пока не понял, что скрывший их от всего мира дождь закончился, что петухи уже возвестили зарю и пора возвращаться в тот мир, где правит неумолимый властитель Ричард III.
     Джеймс осторожно встал и начал одеваться. Анна тотчас свернулась калачиком, сжалась, как ребенок, с которого сползло одеяло. Он осторожно укрыл ее и вышел на улицу, глубоко вздохнул напитанный влагой воздух. Сероватый сумрак был трезв и будничен. Прислонясь к одному из столбов навеса, Тирелл задумался. Рядом переступал с ноги на ногу конь, хрустел сеном. Он купил его недавно и еще не успел поставить в конюшне замка, а значит, никто не знает, что этой ночью он покидал Ноттингем. Им следовало вернуться до того, как отсутствие королевы будет обнаружено слугами. Того, что Ричард, очнувшись, не обнаружит в башне королевы, он не опасался. Тирелл достаточно хорошо изучил своего господина и знал, что он будет молчать. Если же королева окажется утром в замке, король решит, что она, нанеся ему удар, где-то затаилась ночью. Самое сложное заключалось в том, чтобы вернуть королеву в замок. И, сколько бы Тирелл ни ломал голову, он не видел иного пути, кроме того, чтобы снова пройти через Дыру Мортимера. Это было опасно. Куда менее опасно было бы просто бежать, но это было невозможно. Их вскоре схватили бы люди короля, а Тирелл, как никто другой, был знаком с тайной службой Ричарда. К тому же он знал, что Анна не пойдет на это. Что бы ни произошло между нею и Ричардом, но она - королева Англии. И к тому же у Ричарда в руках ее девочка, дочь того человека, именем которого Анна несколько раз назвала его этой ночью.
     При этой мысли у него заныло сердце. Стараясь не думать об этом, он вернулся и принялся будить королеву со словами, что им пора возвращаться. Он был благодарен ей за ее сонную улыбку, за то, как доверчиво она дремала в его объятиях, пока они в сером сумраке медленно приближались к Ноттингемским скалам.
     За всю свою жизнь Тирелл ни разу не испытывал такого напряжения, как в то утро, когда тайно пробирался к заросшему кустарником скрытому входу в замок. Разомкнув сладкие объятия дремавшей королевы и оставив ее на коне в зарослях, он велел ей по первому же сигналу тревоги скакать отсюда что есть духу. Сам же пошел вперед, продираясь сквозь заросли. Вверху, над изломами выветренных скал, черной громадой возвышались массивные стены Ноттингемского замка. Раздвинув переплетения плюща и куманики, Тирелл скользнул в тайный проход. Факел, который он оставил накануне, еще слабо дымился. Это был добрый знак - значит, в проходе никого не было. Хотя и это еще надлежало проверить.
     Анна долго ждала Тирелла. Конь, устав стоять, стал бить копытом, обмотанным тряпьем, глодал ветви кустарника. Временами Анну начинала мучить тревога, но вскоре она успокаивалась, вспоминая прошедшую ночь. Голова у нее была тяжелой, но, несмотря на волнение и страх, она не могла не испытывать радости от того дивного тепла, что наполняло сейчас ее тело, делая его спокойным и легким.
     Когда Тирелл возник перед ней, она даже вздрогнула.
     - Идемте, Анна, - торопливым шепотом произнес он. - Кажется, башня пуста. Я сменил караулы внизу, и охранники сказали, что их величество вышел из покоев королевы несколько часов назад. Нам надо поторопиться, пока не сыграли зарю. Ибо, если тогда вас не окажется на месте, Ричард может поднять тревогу.
     Когда они добрались до ее спальни и Анна представила, как удивится король, узнав, что его жена преспокойно провела ночь в своих апартаментах, она рассмеялась, но, когда Тирелл попытался притянуть ее к себе, вырвалась из его объятий.
     - Джеймс! Мы уже в Ноттингеме, и чем раньше вы покинете меня, тем целее будут наши головы.
     Помимо воли, в ее голосе прозвучали властные нотки. Взгляд Тирелла погас. - Как будет угодно моей королеве.
     Он поклонился и вышел, но Анна была слишком утомлена, чтобы о чем бы то ни было размышлять, и тотчас уснула.
     Проспала она почти до полудня. ?Королева больна, - толковали в замке, - она никуда не выходит, и король Ричард намерен отослать ее в более спокойное место?. И хотя всем было известно, что эту ночь король провел в ее опочивальне, бродили смутные слухи, что не все идет гладко у венценосных супругов. По крайней мере, сославшись на занятость, король даже не вышел проститься с супругой.
     Анну снова везли в закрытых носилках, и сопровождавший ее эскорт был увеличен до сотни копейщиков.
     - Кажется, он боится, что ты попытаешься убежать, - говорила Дебора королеве.
     Ее величеству было запрещено ездить верхом, ее штат сократили до горничной, кухарки и прачки, а на содержание королевы выделили двадцать пять шиллингов пятнадцать пенсов в неделю, что, по сути дела, было равнозначно тюремному заключению. Да и то, что их отправили не куда-нибудь, а в старый Конингсброский замок, напрочь лишенный комфорта и несколько лет стоявший заброшенным, тоже свидетельствовало, что Ричард не намерен больше церемониться с супругой. Дебора не могла только понять, отчего у королевы при этом столь безмятежный вид и ее, как бывало, не раздражает езда в носилках.
     Дебора заметила, что у ее августейшей подруги появилась от нее тайна. В ту ночь, когда ее и остальную прислугу заставили покинуть башню королевы, она молилась всю ночь, упрашивая небеса помочь Анне пережить встречу с королем. Но после этого она нашла королеву сладко спящей сном невинного младенца. Были и еще некоторые вещи, показавшиеся Деборе весьма странными. Разорванная у ворота ночная рубашка королевы, забрызганные грязью ноги и даже странным образом оказавшиеся в ее волосах сухие травинки. Но самое главное - королева выглядела удивительно спокойной, не было и следа той нервозности, с какой она отправлялась в Ноттингем. Даже когда Анна узнала, что ее отправляют в Конингсбро, она не казалась удрученной. Волнение у нее на лице Дебора заметила позже, когда Анна смотрела на ехавшего рядом с носилками Джеймса Тирелла, который был мрачнее тучи.
     Вечером, когда они сделали остановку в крохотном цистерцианском аббатстве, Анна велела позвать к ней Тирелла. Королева сидела в отведенной ей келье, с ней вместе была Дебора, а Тирелл почтительно склонился перед пленной королевой.
     Дебора не все поняла из их беседы. Почему королева тонко улыбалась, когда сэр Джеймс поведал ей, что при его встрече с королем его величество прикладывал к голове мокрое полотенце? Почему Анна вздохнула с облегчением, когда Тирелл сообщил, что король попросил его составить список людей, которым известно о существовании тайного хода из замка? Тирелл назвал человек десять, начиная с коменданта замка и заканчивая им самим. Король остался недоволен, а потом велел Черному Человеку отвезти королеву в эту старую крепость. Более того, Ричард дал понять Тиреллу, что для ее величества следует создать в Конингсбро такие условия, чтобы к Рождеству в Англии пели молебствия за упокой души королевы Анны.
     Первой мыслью Деборы было - как жесток этот человек, не побоявшийся сообщить королеве об уготованной ей участи. Второй - удивление, что он вообще решился это сказать. По крайней мере, в пути Тирелл делал все, чтобы Анна не испытывала ни в чем неудобств.
     - Вы ведь всегда были послушны воле короля, сэр Джеймс, - спокойно заметила королева. Желтые глаза Тирелла странно блеснули.
     - Вашему величеству хорошо известно, что это не так. И тогда Анна облегченно вздохнула.
     - В таком случае, я вверяю вам свою жизнь.
     Деборе показалось, что свет перевернулся, если ее королева произносит такие речи. Но еще более странной была ослепительная улыбка Черного Человека.
     - Клянусь ранами Спасителя, моей повелительнице не о чем беспокоиться.

13.

     Стены Конингсбро были такой толщины, что в них помещались всевозможные клети, винтовые лестницы и даже маленькая капелла. Шесть массивных контрфорсов поддерживали донжон, оканчиваясь наверху дозорными башенками. При въезде складывалось впечатление, что это крепость-казарма, такое во дворе толкалось множество ратников, ржали выводимые на водопой лошади, дымила и гремела кузница, лязгало оружие по стенам бродили дозорные. А поскольку знамя на вершине донжона никогда не поднималось, это ясно указывало на стремление скрыть, что здесь содержится коорлева-пленница.
     Огромная каменная лестница вела с поросшего травой двора сразу на третий этаж. Оттуда старые деревянные лестницы внутри башни спускались на первые два, где, по сути, не было окон. Третий этаж занимал огромный зал, где королева обычно проводила все свободное время за вышиванием, нанизыванием бисера и беседами с Деборой. В четвертом этаже помещались опочивальни, гардероб, каморки для прислуги. Здесь же, в своей спальне, Анна и поведала Деборе, что связывает ее и Джеймса Тирелла. Баронесса пришла в ужас. Все попытки Анны обелить в глазах подруги Черного Человека ни к чему не привели. Куда больше подействовала на баронессу забота, которую выказывал Тирелл по отношению к королеве. Несмотря на мрачность и отсутствие комфорта, его усилиями старый замок приобрел более или менее жилой вид, а когда в октябре вновь зачастили дожди и в старых сырых стенах прочно свила гнездо пронизывающая сырость, он распорядился запасти как можно больше дров, чтобы королева не страдала от холодов. Капитану копейщиков, охранявших замок, было строжайше велено следить, чтобы ее величество не покидала пределов Конингсбро, и, хотя этого приказа никто не смел ослушаться, солдаты недоумевали, почему это король вдруг решил спрятать от мира Анну Невиль.
     - Говорят, что она давно больна, - переговаривались стражники, наблюдая за прогуливавшейся мимо зубьев стены королевой. - Однако этот замок не лучшее место для поправки здоровья.
     - Ничего, Джеймс Тирелл сам следит за ее обходом, и, говорят, в верхних залах донжона всегда тепло и уютно.
     Каждый день к замку тянулись вереницы крестьян, предлагая на продажу свой незатейливый товар. Джеймс отбирал самые свежие яйца, самое густое молоко, лучшую птицу. У королевы был прекрасный стол, уютное помещение, и если чего-то ей и не хватало, так это простора. И когда она совершала уединенные прогулки по стенам или глядела в узкое окно спальни на великолепные окрестные пейзажи - холмы с купами вязов, отражающую небеса зеркальную реку, разбитые на полосы наделов нивы, - она особенно остро ощущала себя пленницей. И тем не менее ее плен был бы куда тягостней, если бы понимание Джеймса.
     - Ты не опасаешься, что король узнает о том, что ты не слишком усердствуешь, чтобы погубить меня? - спросила его королева в одну из ночей, когда Дебора, скрепя сердце, все же вынуждена была проводить его к Анне.
     - Пока нет. Король со своим двором отбыл в Лондон, да и мне он пока доверяет.
     - А потом?
     - С Божьей помощью придумаем что-нибудь и потом. Когда Тирелл узнал о причине поездки Ричарда на Юг и поведал об этом Анне, она была поражена. Это казалось невероятным, и все же королева Элизабет покинула свое убежище в Вестминстере и проводит время вместе со своими дочерьми при дворе Ричарда Третьего.
     - У горбуна есть много средств, чтобы заставить уступить вдовствующую королеву, - заметил Тирелл, когда они с королевой обсуждали загадочный поступок Элизабет. - Вам известно, каким даром убеждения обладает его величество. В свое время он многих удивил, женившись на дочери Уорвика. Возможно, он выманил королеву какими-то посулами, и женщина, более года вынужденная томиться взаперти, не видя иного пути к избавлению, приняла его условия. Хотя я не удивлюсь, что королеве просто пригрозили, что если она не пойдет на соглашение добровольно, то право санктуария  будет нарушено.
     Анне беседы с Тиреллом доставляли искреннее удовольствие. Он был разумен и образован, недаром Ричард так долго держал его своим представителем в Королевском совете. Но, помимо долгих ночных бесед, была и страсть, и любовные утехи. Теперь Анна понимала, что имела в виду Джудит Селден, говоря, что Тирелл очень ласков. За его холодной, суховатой внешностью скрывалась страстная, мягкая натура. Приемыш палача... Наемный убийца... Анна забывала об этом, когда он обрушивал на нее шквал пылких и удивительно нежных ласк, и из королевы превращалась в дикую вакханку. Она и думать забыла, как все это ей необходимо, как она изголодалась по нежности и любви. Куда и девались ее вспышки раздражения, апатия, бессилие. Она словно заново открыла, что означает лежать на одном ложе с мужчиной, и засыпать в его объятиях.
     В камине согревающе горели огромные поленья. Анна лежала, закинув руки за голову с мечтательным выражением в полузакрытых глазах. Склонясь над ней, Джеймс шептал:
     - Я не знаю, когда полюбил тебя. Наверное, в тот миг, когда ты ворвалась в комнату странноприимного дома в том монастыре. Ты глядела на меня, как на чудо. Потом глаза твои погасли, и я испытал еще больше свое одиночество. И я часто думал о тебе, а когда видел тебя хоть изредка, хоть издали, мне было трудно уйти, и я часто наблюдал за тобой, когда моя королева и не подозревала об этом. Порой мне кажется, что я любил тебя всегда. За слабость и невероятную силу, за мальчишеский смех, за очарование, доброту, за эту печаль в глазах.
     Все знали о том, что Тирелл как комендант замка имеет свою комнату в донжоне. Однако любовники берегли тайну, и никто пока не догадывался, что странный Черный Человек порой по ночам поднимается в опочивальню королевы. Днем же при встречах они едва обменивались словами. И если Тирелл порой не мог отвести глаз от Анны, то она всегда умудрялась держаться с ним с таким холодом и отчужденным достоинством, что даже самые наблюдательные не могли бы ничего заподозрить. Порой Тирелл сам терялся от этого. Ледяной взгляд Анны как бы ставил его на место, напоминая, что, когда с рассветом уходят ее тоска и одиночество, она всегда вспоминает, кто он, а кто она. Став его возлюбленной, она тем не менее оставалась и его госпожой. Возможно, оттого, что ей до сих пор снился тот, другой...
     Однажды ночью Джеймса разбудили мучительные стоны Анны. Она металась по кровати, а когда он стал будить ее, вскрикнула и несколько секунд сидела, не в силах справиться с тяжким волнением. В ту ночь она рассказала ему о том, о чем, как она думала, он не ведал. О своей жизни в Нейуорте, о Филипе Майсгрейве, о гибели маленького сына. О том, что принцесса Кэтрин, жизнью которой шантажирует ее король, - единственное, что осталось ей от прошлого. По щекам ее катились слезы, но в глазах была светлая печаль. Она уснула лишь перед рассветом, так и не позволив ему больше прикоснуться к себе. Когда ее настигало прошлое, в ее сердце не оставалось места для Джеймса Тирелла.
     В то утро он пошел в капеллу замка и долго, до изнеможения, молился. Ни в минуту откровения, ни под пыткой он не сознался бы ей, что и он, пусть и косвенно, приложил руку к падению Нейуорта.
     Были и другие вещи, о которых он ей не сообщал. О том, что к нему прибывали гонцы из Лондона и Ричард справлялся у своего верного Тирелла о здоровье супруги, Тирелл писал, что королева часто простужается, много лежит, но пока серьезных ухудшений в ее состоянии нет. Эти письма были продиктованы страхом, что Ричард отзовет его из Конингсбро и Анне приставят иного исполнителя воли короля. Не рассказал он ей и о приезде особого гонца, который привез ему порошок, который было рекомендовано понемногу добавлять в пищу ее величества, чтобы усугубить болезнь. Тирелл порошок взял, а затем пригласил гонца отведать с ним вина. Уже допивая бокал, тот ощутил странную горечь напитка и дикими глазами уставился на Черного Человека. А тот, схватив его, с силой запрокинул голову отравителя и насильно вливал ему в рот вино, пока у того не остановились в мертвом оцепенении глаза.
     В Лондон же ушло сообщение о том, что гонец короля найден убитым и ограбленным дорожными разбойниками. Письмо было отправлено не с королевской быстрой почтой, а с торговцем из Шеффилда, едущим с обозом в столицу. Тирелл благословлял осеннюю распутицу и бездорожье, лишивших Ричарда возможности лично прибыть на Север.
     Однако напряжение не оставляло Тирелла ни на миг. Он знал своего горбатого господина и понимал, что если в его душу закрадется хоть малейшее подозрение, то он, действуя наверняка, тайно подошлет еще одного убийцу или отравителя. Поэтому Тирелл неизменно встречался и беседовал со всеми, кто въезжал в Конингсбро, начиная от паломников и нищенствующих монахов и заканчивая крестьянами, продающими замку провизию. Теперь он лично следил за приготовлением кушаний, сам отведывал их перед подачей на стол, а Дебору попросил, чтобы она следила, чтобы, кроме нее, истопника и горничной, никто не поднимался на верхний этаж башни, а ключи от всех дверей всегда были у нее на поясе. Дебора сама не заметила, как ее неприязнь к Тиреллу постепенно исчезла, ибо сэр Джеймс был сейчас единственным, кто мог помочь Анне.
     Несмотря на то что ни Дебора, ни Джеймс не говорили с королевой о своих опасения