вашем месте, принцесса, я бы наложила еще серые тени на веки в тон платью. Это придает бархатистость глазам, а если в уголках сделать тени гуще, глаза будут казаться еще сильнее приподнятыми к вискам.
     Когда Дебора закончила, Анна не узнала себя. В ее внешности появилось нечто экзотическое и таинственное, а прическа подчеркивала горделивую посадку головы.
     - Ты кудесница, Дебора! Неудивительно, что Маргарита Бофор казалась совершенством, выйдя из твоих рук.
     Баронесса улыбнулась и вздохнула. Анна поднялась, и Дебора накинула ей на плечи плащ из синего бархата с большим капюшоном, подбитый нежным мехом серой норки.
     - Я все решила, - сказала Анна, поворачиваясь к подруге. - Сейчас мы отправимся слушать мессу, а затем вернемся в Савой. Как известно, моя сестра в положении и почти не бывает на людях. И я сделаю так, чтобы вышло, как ты просишь. Думаю, Изабелла мне не откажет.

6.

     Служба в соборе подходила к концу. Пропели псалмы, отзвучали мерные слова Евангелия. Епископ Невиль опустился в кресло под балдахином у главного алтаря, трижды благословил собравшихся, и священник кончиками пальцев поднял вверх облатку.
     Слышалось тихое потрескивание горящих свечей и рокот молящейся толпы. Ладан голубыми облаками плыл над головами.
     Рядом с Анной горячо молился король. Он стоял на коленях, раскинув руки и подняв очи горе. Голос его звучал приглушенно, слова он проговаривал быстро, но с надрывом, что сбивало Анну, не давая углубиться в молитву.
     Оставалось лишь размышлять. Она развлекалась тем, что вспоминала недовольное и растерянное лицо графини Ричмонд, когда Дебора заявила, что оставляет службу у нее, и растерянный взгляд Генриха Тюдора, когда баронесса, гордо подняв голову, прошествовала мимо него и встала возле принцессы Уэльской. И еще - измученные глаза герцогини Йоркской, которую она почтительно приветствовала на виду у всех собравшихся и назвала ее бабушкой.
     Когда она вошла в храм, у нее невольно сжалось сердце при взгляде на эту немолодую, но все еще прямую, как меч, леди, одиноко стоящую в боковом приделе. Герцогиня очутилась в положении изгоя при дворе, ей оказывали приличествующие рангу почести, но в остальном избегали. Неудивительно, что многие, как и сама герцогиня, опешили, когда юная принцесса Уэльская склонилась перед ней в глубоком реверансе.
     Анна припомнила странный разговор, что состоялся перед службой между нею и бастардом Фокенбергом. С тех пор как он сделал ее на время узницей УорвикКастл, она возненавидела его, хотя и ни о чем не поведала отцу, памятуя о слове, данном Фокенбергу, что все останется в тайне, если тот не причинит вреда Филипу Майсгрейву. Порой она ловила на себе беспокойные взгляды бастарда, но отвечала ему пренебрежением и холодностью. И вот впервые с тех пор, как она в Англии, он преклонил перед нею колено и поцеловал руку, которую она поспешно отняла.
     - Я провел эту неделю с вашим отцом, принцесса, и поразился, насколько он деятелен и бодр. Милорд сообщил мне, что именно вы убедили его отказаться от столь пагубного пристрастия.
     - Мне кажется, отец излишне доверяет вам, сэр Фокенберг.
     - Я заслужил это доверие.
     - На вашем месте я не решилась бы с такой уверенностью это утверждать.
     - Я чувствую себя оскорбленным, принцесса. Кроме того, думаю, и вам известно, что незаконнорожденный Невиль до тех пор в силе, пока у власти Делатель Королей.
     - Такой предприимчивый человек, как вы, всегда найдет средства, чтобы добиться своего. И я не настолько забывчива, чтобы вы могли убедить меня в обратном.
     - Что ж, коль вам так угодно считать, - устало заметил Фокенберг, и на его скуле нервно дрогнул желвак. - Человеку свойственно ошибаться. Один Господь непогрешим.
     Он поднялся.
     - Тотчас после службы я отправляюсь в Ноттингем, к вашему отцу. Нет ли надежды передать ему чтолибо?
     ?Я не верю тебе ни на йоту?, - подумала девушка, глядя в его светлозеленые, по рысьи прищуренные глаза, но вслух неожиданно сказала:
     - Мы не успели повидаться с отцом, когда он уезжал. Поэтому передайте, что наш с ним уговор остается в силе и свое обещание я исполнила.
     Анна опустила ресницы, глядя на склоненную голову священника подле алтаря. За ним, сквозь дымку ладана, тускло сверкали золоченые ковчеги с мощами святых. Рядом с нею король Генрих без устали твердил:
     - Господи, Господи всемогущий! Припадаю устами к ранам твоим!.. Раны кровоточащие... Помилуй, Господи, и оборони раба твоего, грешного и убогого!.. Скверна наша...
     Голос его переходил в крик. Молящиеся позади стали перешептываться, и Анна подумала, что королю, пожалуй, пореже следует бывать в людных местах, хотя, возможно, именно это религиозное рвение и окружает его ореолом святости. Однако она вздохнула с облегчением, когда после звона колокольчика священника мощно и торжественно зазвучал орган и его величественные звуки умерили пыл короля.
     Голос органа троился, множился и гремел, казалось, возносясь к самому небу. Арки собора подхватывали эхо, осыпая его грандиозными каскадами. Анна закрыла глаза. Ее всегда потрясали эти звуки. Казалось, люди не создали ничего, что более соответствовало бы ее представлению о Боге. Теперь и она молилась. О любви между людьми, о том, чтобы научиться быть терпеливой, не ожесточиться и суметь с достоинством принять все, что суждено провидением. Еще она молилась о своих близких: об отце, муже, о покойной матери, о несчастном короле Генрихе, который так добр к ней, но столь немощен разумом, и конечно - о Филипе...
     Орган умолк. Анна открыла глаза и почувствовала, что щеки у нее мокры.
     - Дитя мое, ты плачешь?
     Король Генрих подал ей руку, помогая подняться с колен. Он уже был почти спокоен и вопросительно смотрел на нее своим кротким светлым взглядом. Анну всегда смущало его бесконечное благоволение к ней, хотя, С другой стороны, она побаивалась его, после того как ей дважды пришлось стать свидетельницей его припадков. Она ничего не могла с собой поделать - но безумные и юродивые всегда вызывали у нее леденящий ужас.
     Рука об руку с королем они вышли на паперть собора. После полумрака главного нефа весенний свет ослепил Анну. Она зажмурилась и почувствовала, как в руку ткнулся холодный нос Соломона. Она часто брала пса с собою в город, и он терпеливо ожидал ее у дверей лавок, церквей и приютов, куда принцесса порой заходила, и лондонские зеваки, изумляясь, глазели на этого пятнистого гиганта с острыми ушами и разноцветными глазами, сидевшего неподвижно, словно изваяние.
     Анна ласково потрепала загривок пса, король же принялся раздавать милостыню. Он швырнул в толпу множество монет, что обычно вызывало давку и драку. Люди отталкивали друг друга локтями, сшибались лбами, женщины и дети, которых давили в толпе, неистово кричали. Король же восклицал в экстазе:
     - Радуйтесь, сирые! Господь милосерден к нуждающимся, он посылает еще, еще!
     Он уже рвал с пальцев кольца. Уорвик, предвидя подобный оборот, обычно приставлял к королю пару дюжих молодцов, которые мягко, но непреклонно брали монарха под руки и усаживали в дормез. Но изза задернутых занавесок все еще слышалось:
     - Король любит вас! Король молится о вас! Король всегда с вами! На площади перед собором стражники древками копий разгоняли дерущихся.
     Анна раздавала милостыню с разбором. Особенно жалела старух. На лицах людей с возрастом отчетливо проступает характер, и несложно определить - зол, желчен, хитер или же добр и мягок был тот или иной человек в юности. Но принцесса не делала здесь различий и щедро опустошала кошель для милостыни в подставленные старческие руки. Человек вступает в этот мир с ангельским ликом, и не его вина, что жизнь гнет и корежит его по своему усмотрению.
     Неожиданно Анна замерла и выпрямилась. Чтото заставило вздрогнуть. Скользящим взглядом она окинула площадь перед собором, готические кровли домов, ряды узких окошек, резные двери, каменный крест в центре площади, у которого обычно выступали лондонские ораторы. Внизу у подножия лестницы рассаживались в портшезы и конные носилки знатные прихожане, между ними сновали лоточники с товаром и нищие девчушки, совсем крохи, предлагали кавалерам купить для дам первые весенние цветы.
     - Что с вами, ваше высочество? - раздался рядом мягкий голос Деборы.
     Анна не ответила, но какоето смутное чувство росло в ней.
     - Не знаю. Но я вся горю в предчувствии чегото. Боже, что это со мной!
     - Это весна, миледи.
     Анна глубоко вдохнула сладковатый теплый воздух.
     - Весна...
     Она вдруг словно заново увидела это ясное солнце, бездонный голубой небосвод, услышала звонкий щебет воробьев. Повернувшись к своей свите, она сказала:
     - Я намерена вернуться пешком.
     Она увидела, как вытянулись лица придворных дам, для которых путь в две мили представлялся едва ли не паломничеством, и сжалилась. - Вы все свободны. С собой я возьму лишь баронессу Шенли и двухтрех стражников...
     Она шла по узким улочкам Сити, удивляясь тому, что сделало за какуюто неделю с городом солнце. Куда девались эта серость, уныние, озабоченность? Казалось, весь Лондон высыпал на улицы. Булочники выставили свежие румяные хлеба на лотках. Забылись зимний голод, неуверенность в завтрашнем дне, в сердцах людей ожила трепетная надежда. Гомонили птицы, бренчали струны в тавернах, то и дело раздавались протяжные крики точильщиков и зазывал.
     - Угля! Угля! Кому угля!
     - Первые фиалки! Сэр, купите первые фиалки!
     - Мощи святой Клары! Истинные мощи святой Клары!
     - Печенье! Печенье с изюмом!
     - Крупный чернослив! Сладкий чернослив!
     Цены были высоки, но тем не менее хозяйки раскупали товар прямо из окон, не выходя на улицу.
     Анна смеялась, глядя, как цирюльник с целыми ожерельями зубов на поясе, рвет какомуто толстяку зуб огромными клещами и при этом распевает и уверяет собравшихся зевак, что бедняге вовсе не больно. Она купила букетик цветов и теперь вдыхала нежный аромат первых соков и влажной земли.
     Мимо протащилась вереница слепых с поводырем, колотя о булыжники мостовой своими посохами и гнусавя жалобную молитву, и принцесса посторонилась, давая дорогу убогим. Шедшие впереди лучники раздвигали толпу, а перед принцессой все время трусил Соломон, то обнюхивая встречных собак, то глухо рыча на них. Люди в страхе шарахались от него, а на принцессу и ее спутницу взирали с любопытством.
     Они миновали торговый квартал Сити и внутренний Темпл, расположенный за городской стеной поблизости от Флитстрит, и через Западные ворота вышли на Стренд. Здесь высился францисканский монастырь, у стен которого виднелись серые фигуры монахов, бойко торговавших церковным элем. Доходы от продажи монастырского эля предназначались ?на добрые дела? или ?на содержание храма?.
     От реки поднимались прачки с плетеными корзинами на головах, весело перебраниваясь с молоденькими послушниками. Стренд все еще оставался проселочной дорогой, хотя уже и громко величался улицей. Ближе к реке располагались богатые особняки, а напротив стояли дома зажиточных горожан с шиферными кровлями. стрельчатыми дверными проемами и окнами, с лавками и складами в первых этажах и жилыми помещениями наверху. Дома располагались среди садов и огородов в окружении почти деревенских дворов.
     Резиденция герцога и герцогини Кларенс - дворец Савой сиял на солнце мадной крышей с украшениями и позолотой, слепил белизной свежей каменной кладки. Однако, даже заново отстроенный, дворец уступал размерах и величественности своему предшественнику сгоревшему во время восстания бедноты , но был куда более изящным и удобным.
     Изабелла Невиль, услышав о прибытии сестры, вышла встретить ее в большом холле Савоя. Даже в домашней обстановке герцогиня Кларенс не позволяла себе одеваться просто, стремясь всегда и во всем подчеркивать свой высокий сан. Сейчас на ней было богатое платье из тяжелой миланской парчи, собранное под грудью в складки, дабы скрыть беременность, на деле только сильнее подчеркивавшее положение герцогини.
     Шлейф платья нес за нею маленький забавный негритенок, наряженный в экзотическое тряпье, - не только любимая игрушка герцогини, но и предмет, на котором она частенько срывала досаду. Он испуганно поглядывал на свою госпожу круглыми, как пуговицы, глазами; она же шествовала словно богиня, гордо неся голову, которую венчала парчовая шапочка в виде широкого валика, облегавшего голову и очертаниями напоминавшего сердце.
     В присутствии придворных и слуг сестры обменялись церемонными реверансами, и Анна, представив баронессу Шенли, поведала Изабелле о цели своего визита. Изабелла улыбнулась Деборе и сейчас же велела одной из придворных дам отвести покой для новой фрейлины. Затем она ласково подхватила сестру под руку и увлекла ее в свою любимую комнату в одной из башенок Савоя. Здесь они уселись в обложенные подушками кресла, а негритенок забился в угол за камином и застыл там в позе туземного божка.
     - Прости, что Джордж не смог приветствовать тебя, - сказала герцогиня, когда они остались вдвоем. - Он вчера немного простыл, выпив холодного пива, и я уложила его среди грелок и перин.
     Сестры смеялись, но Анна подумала, что ее вполне устраивает такая ситуация, ибо Джордж обычно смущал ее своими дерзкими комплиментами и назойливыми знаками внимания. Это заставляло нервничать Изабеллу.
     Анна смотрела на сестру. Несмотря на все свое восхищение ею, она отметила, что та изменилась к худшему: черты лица ее утратили былую выразительность, а сухая кожа начала собираться ранними морщинками вокруг глаз. Однако глаза - прекрасные эмалевоголубые глаза - были все теми же.
     Вместе с тем какаято тень вечного недовольства с годами проступила на кротком облике Изабеллы, а в уголках губ залегли складки, придававшие лицу герцогини несколько брюзгливое выражение. ?У нее самые роскошные волосы в Англии, - думала Анна. - Чистое золото, а она так усердно прячет их под головным убором и так высоко выбривает лоб - почти до темени! Эта мода - пятилетней давности, а во Франции она воспринимается едва ли не как дурной вкус?.
     Анна попыталась высказать все это сестре, но та лишь досадливо отмахнулась:
     - Пустое! Я хочу сказать о другом. Я не стала отчитывать тебя при слугах, - голос стал строже, - но на правах старшей сестры отмечу, что бродить пешком по Лондону наследной принцессе никак не годится. Дева Мария! Что станут думать о тебе подданные, когда ты то и дело роняешь королевское достоинство, разгуливая словно какаято служанка и заглядывая во все лавчонки?
     Анна пожала плечами.
     - Но ведь отец делает то же, и это не мешает ему оставаться великим герцогом.
     - Но он не является наследником престола!
     - Верно. Но он выше - он Делатель Королей! Изабелла откинулась в кресле.
     - С тобой всегда было трудно договориться, Нэн. Я думала, когда ты повзрослеешь и поумнеешь, это пройдет.
     - Ты хочешь сказать, что я глупа, как гусыня? - подняла бровь Анна.
     - Упаси Бог! Я бы ни за что не сказала это в глаза члену королевской семьи.
     - Но непременно подумала бы, - уточнила Анна и, подойдя к сестре, обняла ее. - Не стоит, Изабель. Мы ведь не виделись почти неделю, и я пришла, потому что соскучилась. Ты знаешь, что для меня ты всегда самая совершенная леди, и я всему учусь у тебя.
     Изабелла смягчилась, ласково погладила сестру по щеке и спросила:
     - Ты была у мессы в соборе?
     - Да. И знаешь, я беседовала с твоей свекровью.
     - Брр... Что заставило тебя заговорить с этой старой шлюхой?
     У Анны распахнулись глаза.
     - Бог с тобой, Изабель! Ты ведь всегда звала ее матушкой, вы души не чаяли друг в друге!
     - Могла ли я предполагать, что произойдет! Силы небесные! Так опозорить всю семью!
     - Насчет семьи это спорно, - задумчиво сказала Анна. - Но, кажется, то, что Эдуард оказался незаконнорожденным, вас с Джорджем должно только радовать. Вы должны быть признательны герцогине, ведь вы теперь стали не только первыми в семье, но и первыми после Ланкастеров, имеющими права на трон.
     Изабелла опешила. Несколько минут она не могла ничего вымолвить.
     - Помилосердствуй, сестра, - пробормотала она наконец. - Мне это и в голову не приходило... Ради всего святого, не вини меня ни в чем. Ты наследная принцесса, а я...
     Анна даже растерялась оттого, как поразили и испугали сестру ее слова.
     - Я и не помышляла о престоле, - твердила Изабелла. - У власти - Ланкастеры, а мы всего лишь боковая ветвь Плантагенетов, и все, на что может рассчитывать Джордж, - это по праву законного наследника получить титул и владения своего отца...
     В дверь неожиданно постучали. Вошла толстая румяная матрона с добрым простодушным лицом, ведя за руку маленькую дочь Изабеллы, прехорошенькую девочку лет трех. Анна сразу же занялась ею, и герцогиня облегченно вздохнула.
     - Малютка хочет к тетушке, - сказала нянька девочки, и Анна подхватила ребенка на руки.
     - Моя маленькая Маргарет, мой ангелок, - твердила она, кружа малютку. - У нас папины кудряшки, а глаза мамины - чистые незабудки!
     Она повалилась вместе с девочкой на огромную львиную шкуру перед камином и принялась ее щекотать, дуть за воротник, катать с боку на бок так, что Маргарет заливалась хохотом и дрыгала ножками, путаясь в непомерно длинном шлейфе. Кружевной чепчик девочки съехал набок, придавая ребенку такой задорный вид, что Анна и сама расхохоталась. Над ними стояла нянька девочки, смеясь громко и простодушно, так что ее румяное лицо побагровело, а огромный живот колыхался. В дверь с улыбкой заглядывали горничные и придворные дамы, даже пажнегритенок выбрался из своего угла и обнажил в улыбке крохотные жемчужнобелые зубки.
     Одна Изабелла сидела прямо. В лице ее не было ни кровинки.
     - Довольно! - вдруг резко воскликнула она. Ее голос был словно ушат ледяной воды. Толпившиеся в дверях мигом исчезли, негритенок юркнул я камин, а Маргарет вздрогнула и вцепилась в Анну. Нянька трубно высморкалась и сказала:
     - Я сейчас уведу ребенка, миледи.
     - Постой!
     Изабелла встала, и Анна подумала, что давно не видела сестру в таком гневе.
     - Кто позволил тебе, Элспет Болл, входить ко мне без зова, когда я принимаю принцессу Уэльскую? Толстуха пожала плечами.
     - Маргарет просилась к тетушке. Анна заметила, что нянька девочки вовсе не боится своей строгой госпожи.
     - Если еще раз это повторится - я лишу тебя службы и отправлю обратно в деревню.
     Маленькая Маргарет неожиданно расплакалась.
     - Вы напугали ребенка, миледи, - сурово заметила Элспет Болл.
     Тогда Изабелла смягчилась, поманила пальцем дочь и, когда девочка подошла, легко коснулась губами ее лба.
     - Вы видите, что разгневали матушку, Маргарет. За это вы сегодня перед сном пять раз прочтете ?De profundis? н дважды ?Confiteor? . Ступайте, и, надеюсь, в другой раз вы не позволите себе забыть, как должно вести себя.
     Когда дверь захлопнулась. Изабелла повернулась к сестре.
     - Считаю, что и тебе не следует забываться, Анна. Что думает прислуга, видя принцессу ползающей на четвереньках? Тебе должно быть стыдно, дорогая!
     Анна встала.
     - Возможно, ты и права. Изабелла. Но скажи, разве наша матушка была так же строга с тобой, как ты с Маргарет?
     - Матушка?
     Да. Я ведь ее совсем не помню. Изабелла не нашлась, что ответить, но затем резко вскинула голову.
     - Она была настоящей дамой.
     - А отец мне рассказывал, что, когда их совсем еще детьми обручили, они сбежали с собственной помолвки, чтобы поиграть на заднем дворе УорвикКастл с детьми прислуги, и так увлеклись, что дорогое голландское кружево на платье матушки истрепалось в клочья. - Бог весть, что он тебе рассказывает, - повысила голос герцогиня. - Говорят же тебе, она была настоящая дама и, когда надо, умела поставить батюшку на место.
     Анна подошла к окну и распахнула его. Забранное ажурной решеткой, оно выходило на мощенный плоскими плитками известняка двор, где журчал фонтан, ворковали г