к она запирала меня в чулан, когда я сажала ей на шлейф лягушек? И всегда твердила, что я безобразна - посмотрела бы она на меня сейчас!
     - Анна, твоя тетка умирает!
     Девушка осеклась. Уорвик какоето время пристально смотрел на дочь.
     - Скажика мне лучше, каково твое мнение о юном Ричмонде, сыне Маргариты?
     Анна пожала плечами.
     - В детстве мы играли вместе. Сейчас же он избегает меня. Я както наблюдала за ним - очень уж он важничает.
     - И все время твердит, что он Ланкастер.
     - Каким это образом?
     - Через свою мать, Маргариту . Она внучка Джона Гонта, герцога Ланкастера, и одно время, пока у Маргариты и Генриха не было детей, а Йорки еще не заявили своих прав на трон, Маргарита Бофор была наследницей престола. Она так же неслыханно честолюбива.
     Анна склонила голову к плечу.
     - Во всяком случае, сейчас ее интересует только сэр Томас Стэнли, и она ради него вешает на себя все фамильные драгоценности Сомерсетов и Тюдоров Карлик, лесной дух. Сын короля Эдуарда III Плантагенета.
     - Дай Бог, чтобы так дело и обстояло. Но никогда не следует упускать из виду возможного соперника.
     - Даже если это женщина?
     - Честолюбивая женщина. К тому же обожающая своего единственного сына, помешавшегося на том, что и он Ланкастер.
     Анна поудобнее устроилась в кресле.
     - По крайней мере, сейчас и Гарри Тюдор, и леди Маргарет более всего заняты своими амурными делами. Она только и помышляет, что о сэре Томасе, а он - о придворной даме своей матушки, баронессе Шенли.
     Уорвик с отвращением допил отвар и покосился на буфет, где держал вино. Но Анна была здесь, и он, как ни в чем не бывало, спросил:
     - Я слышал, ты очень сблизилась с этой молоденькой вдовой?
     Анна прикрыла глаза.
     - Да. Помнишь, я рассказывала, как во время моего бегства от Йорков я со спутниками останавливалась в замке Фарнем в Нортгемптоншире? В тот день мы спасли ее от мужа, который хотел уморить ее голодом.
     ?Она словно избегает произносить вслух имя Майсгрейва?, - подумал Уорвик. Вслух же сказал:
     - Надеюсь, ты не стала напоминать ей об этом? Послушай меня, Анна, будет лучше, если все как можно скорее забудут о том, что принцесса Уэльская, словно какойто бродяга, скиталась по дорогам Англии в компании головорезов.
     Анна взглянула на отца. В глазах ни тени прежнего легкомыслия, губы сжаты, подбородок упрямо поднят.
     - Я полагаю, вы не забыли, отец, что меня сопровождал и рыцарь, считающийся доблестнейшим воином Англии? А головорезы, о которых вы столь пренебрежительно отозвались, отдали свои жизни, оберегая меня.
     - Аминь, дитя мое. Но не забывай, что сейчас ты слишком высоко поднялась, чтобы позволить толпе судачить о твоих похождениях. А тебя я попрошу и впредь не говорить баронессе Шенли, что именно ты, переодетая мальчишкой, спасла ее от мужа. Однако то, что вы напали на владельца замка, в то время как он приютил вас...
     - О Святая Дева! Анна стремительно вскочила, глаза ее сверкали.
     - Приютил?! Она сжала кулачки.
     - Он готовил преступление. Он хотел убить и нас...
     - Но вы вмешались в его семейные дела, а всякий феодал свободен поступать в своих владениях, как ему заблагорассудится.
     - Видит Бог, это так! Но ни один христианин не имеет права губить своих близких. Именно потому проклят Каин, поднявший руку на Авеля. И не так уж давно господин Жиль де Рец был обвинен и казнен по доносу жены, которую намеревался убить .
     - О, не надо приводить в пример французов! Если я не ошибаюсь, маршалу де Рецу вменялась в вину не только попытка покончить с супругой, но и множество других, куда более серьезных грехов, таких, как колдовство и прочие языческие мерзости. Донос леди де Рец был лишь последней каплей. Однако вспомни, что когда Элеонора Аквитанская  восстала против своего супруга, он заточил ее в Солсберийской башне, где она провела долгие годы, хотя и была властительницей Аквитании и законной королевой Англии!
     Анна вздохнула.
     - Мы не о том говорим, отец. Ты ведь хочешь одного - чтобы все возможно скорее забыли, что я была гонимой всеми беглянкой. Пусть так и будет. И леди Дебора Шенли никогда не узнает, что принцесса Уэльская спасла ее от гибели. Мой дядя, лорд Фокенберг, тоже помалкивает, зато простой народ уже так расцветил своим воображением мой побег, что он более походит на волшебную сказку, в которую никто не верит.
     - Так оно и лучше, дитя мое. Честь леди всегда должна оставаться незапятнанной. И вдвойне, если в жилах леди течет кровь Невилей!
     Анна хмыкнула.
     - О да! Я каждый день только об этом и размышляю, когда встречаю в переходах Вестминстера герцогиню Йоркскую. Скажи, отец, приходится ли говорить о чести, когда сам превозносишь даму, позор которой подобен чудовищному наваждению? Может ли ниже пасть женщина, открыто кричащая о своем позоре, о том, что изменила мужу и родила незаконного отпрыска?
     Она подалась вперед, а Уорвик вдруг стал задумчив и спокоен. Гудело пламя в камине, да временами слышалось завывание ветра. Огненные языки метались, отбрасывая неверные блики на лица отца и дочери.
     - Ты так и не приняла ее, хотя я и просил тебя об этом?
     - Никогда! Достаточно того, что я отвечаю на ее поклоны в церкви. Она или безумна, или не знает стыда. Уорвик прикрыл глаза.
     - Ее называли Рейбийской Розой... И в Англии не было красавицы, равной ей. Невили гордились Сесилией.
     - А теперь она - позор всего рода. И я не понимаю, отчего ты так благоволишь к ней. Уорвик поднял тяжелые веки.
     - Ты еще так молода, Энни. Но ты умна. Неужели ты не поняла, что для того, чтобы решиться на подобный шаг, нужно огромное мужество и неистовая любовь к сыну?
     Анна растерялась. Уорвик встал и прошелся по комнате. Из полумрака донесся его голос:
     - Ты недогадлива. Недогадлива, как и многие. А ведь нетрудно понять, что герцогиня Йоркская этой ложью спасла голову сына.
     Анна молчала, лихорадочно соображая. Отец подошел ближе и склонился над ней.
     - Не поспеши тогда Сесилия Невиль объявить Нэда незаконнорожденным, не имеющим оснований претендовать на престол Плантагенетов, я не стал бы медлить с казнью, как бы ни отговаривал меня твой дядюшка епископ. А поскольку Эдуард разом утратил все свои права и стал неопасен, то цена ему - пенни. Сесилия приняла позор, но сынато она спасла! Анна смотрела на отца во все глаза.
     - Не может быть... - выдохнула она. Уорвик рассмеялся.
     - Еще как может! Она лгала, и я это знал. Это Нэдто не Йорк? Улыбка отца, фигура отца, даже голос с годами стал, как у отца. И, поверь мне, если, упаси Господь, он вернется в Англию, уж он докажет, что он чистейший Йорк, а Сесилия поспешит подтвердить это.
     - Но ведь это нелепо! Уорвик устало сел за стол.
     - А что не нелепо в этой неразберихе? Что ты вышла замуж за Ланкастера, мать которого казнила твоего деда? Или что Генрих VI назначил меня лордомпротектором и благословил управлять государством, хотя я же и водворил его в Тауэр, а перед этим позволил своим солдатам потешиться, набив бывшему монарху морду?
     Анна встала и, в точности, как только что ее отец, прошлась по комнате. Слышно было, как шуршит по ковру ее шлейф. Уорвик опустил отяжелевшую голову на руки и вновь подумал, как он устал. Он снова покосился на буфет, но Анна стояла рядом, и герцог был вынужден отказаться от мысли налить себе чарку.
     Неожиданно он почувствовал, что злится на дочь, мешающую ему выпить. Эта мысль ужаснула его. Его девочка, Анна, любимое дитя... Нет, нет, она, безусловно, права: он должен вернуть свою силу, должен отказаться от пагубного пристрастия, иначе он все погубит... Однако странное напряжение продолжало расти в нем. Он глядел на Анну, словно от нее сейчас чтото зависело.
     Анна подошла к маленькому столику у огня. На нем лежала увесистая книга в переплете из черной кожи, листы которой были скреплены подвижными зажимами. Это была трагедия Эсхила ?Скованный Прометей?. Уорвик любил эту книгу, но вот уже несколько дней она лежит на столике для чтения, а он все не находит времени раскрыть ее. Анна перевернула страницу и прочла первое, что попалось на глаза:
     До той поры не жди конца страданьям, Пока другой не примет мук твоих...
     Уорвик резко вскочил, едва не опрокинув кресло:
     - Замолчи!
     Анна растерянно взглянула на него, а он заметался по комнате, затем остановился у буфета и, распахнув створки, схватил бутыль.
     - Отец!
     - Ко всем чертям!..
     Он жадно пил. Анна повернулась и пошла к двери.
     - Стой!
     Она остановилась, не оборачиваясь.
     - Иди сюда!
     - Уже поздно, и вы не в духе, отец. Я напрасно пришла.
     Она так и не повернулась к нему. Тогда он подошел и сзади обнял ее.
     - Ты решила, что, как в детстве, прибежишь к отцу, и все разом станет на свои места. Что я сделаю все, что ты хочешь, как бывало раньше. Но у маленькой девочки и желания были маленькие...
     - И великий человек мог их исполнить, - сухо парировала Анна. - А когда речь зашла о чемто серьезном...
     Уорвик какоето время молча смотрел на нее и, наконец, произнес сквозь судорожно сжатые зубы:
     - Анна, я не могу не пить.
     Она съежилась. Если ее отец сказал это...
     Тогда ты умрешь, - выдохнула она. Он повернулся, взял бутыль и снова глотнул из нее. Поморщился, прикрыл рот тыльной стороной ладони, а потом сказал:
     - Это неважно. Я слишком устал от своей ноши, но сбросить ее, меня не заставит никто на свете. Мне нужны силы, а их мне дает лишь это. Пусть я умру, но до этого я сделаю тебя королевой!
     - Мне не нужна корона ценой вашей жизни. Уорвик хватил кулаком по столу:
     - Молчи! Ты не понимаешь, что говоришь! Девчонка. Я потратил жизнь на это... Чего же ты тогда хочешь?
     Анна крепко зажмурилась.
     - Я ездила в Оксфордшир, отец, во владения рыцаря Саймона Селдена.
     - А, знаю... Сельский дворянин и рубаха. Он был в Лондоне, когда я освобождал короля из Тауэра, Анна улыбнулась.
     - У него родился сын, которого назвали Эдмунд. Кроме того, у него еще семь дочерей. И красавица жена. Уорвик повел плечом.
     - Женщина редко хорошеет, народив такую кучу детей.
     - И все же это так. Ее делает прекрасной счастье. Вот это я и хотела бы получить от жизни. Уорвик снова выпил.
     - Так что тебе мешает? Женщины в нашем роду плодовиты. Взять хотя бы ту же Сесилию Невиль. И ты еще обзаведешься кучей маленьких Ланкастеров. Или тебе больше по нраву, чтобы они носили имя Филипа Майсгрейва?
     Анна повернулась так резко, что шлейф змеей обвился вокруг ее ног. Она была бледна, как мрамор.
     - Майсгрейв - мой спаситель и друг, отец.
     - О да! Но я не забыл, что творилось с тобой, пока он оставался в Париже. Не ты ли умчалась следом за ним после охоты в Венсенском лесу? Да и в Англии ты спешила к нему, не правда ли? Ошибка, Анна, ошибка... Ибо твой рыцарь отбыл в Бургундию вместе с королем.
     Анна молчала. Уорвик был уже спокоен. Асквибо, как всегда, привела его в благодушное настроение. Он смотрел на дочь, сдержанно улыбаясь. ?Черт побери! Ведь она вся напряжена, как натянутая тетива, но сколько выдержки!?
     Он подошел и коснулся пальцем ладанки на ее груди.
     - Ты ведь никогда не расстаешься с ней, Энни? Девушка облизала внезапно пересохшие губы.
     - В ней, как ты знаешь, хранится священная частица Креста, на котором был распят Спаситель.
     - Но ее преподнес тебе сэр Филип Майсгрейв?
     - Не богохульствуй, отец!
     - Помилуй, дитя! Я хоть и недостойный и невежественный, но все же ревностный сын святой церкви.
     Казалось, еще мгновение, и Анна разрыдается. Уорвик со вздохом отступил:
     - Как бишь там писано в декреталиях? ?Facionora ostendi dum punientur, Hagitia autem abscondi debent? .
     - Отец, ты не должен...
     Он жестом заставил ее умолкнуть.
     - Ради всего святого!.. Ты, кажется, готова сунуть руку в огонь в подтверждение очевидной лжи. Но не беспокойся, я больше не стану попрекать тебя Майсгрейвом. Я молчал целый год, молчал бы и сейчас, если бы ты не переступила границу, не сбежала бы от супруга, забыв об обязанностях. Ты преступно легкомысленна. За эти два месяца, что ты провела в Англии, ты не удосужилась ответить ни на одно из писем Эдуарда.
     - О, у Уорвика везде шпионы, - иронично заметила Анна.
     - Не сомневайся, - подтвердил герцог. - Так вот, дитя мое. Я рассчитывал на тебя как на союзницу в этой игре. Мы говорили об этом год назад. Ты должна была оставаться во Франции и любыми средствами заставить Эдуарда поспешить мне на помощь. Он бы тебя послушал, потому что все еще влюблен.
     - Это в прошлом, - сухо уточнила Анна. Уорвик осекся.
     - Что значит - в прошлом? Анна усмехнулась.
     - Моя венценосная свекровь заявила, что я скверная жена, а Эдуард слишком преданный сын, чтобы не согласиться с матушкой.
     Уорвик медленно приблизился к дочери.
     - Значит, ты действительно была плохой женой. Он смотрел ей в лицо, и девушка отвела взгляд. Уорвик внезапно выругался:
     - Ты упряма, как сотня мулов! Как можно быть столь строптивой, чтобы не повиноваться мужу, которому принадлежишь душой и телом и который к тому же принц крови!
     Анна вскинула голову. В ее глазах пламенел вызов.
     - Я не хочу быть королевой, милорд герцог! Тяжелая пощечина швырнула ее на пол, прежде чем она успела чтолибо сообразить. Уорвик, казалось, и сам не ожидал такого от себя. Он глядел в растерянные, полные слез глаза дочери и молчал. Анна всхлипнула. Тогда он поднял ее и судорожно обнял.
     - Никогда, Энни, ты слышишь - никогда больше не смей произносить этих слов! Ты будешь королевой! Верь мне. Я даже велел составить твой гороскоп, и там это начертано так же ясно, как и то, что я люблю тебя больше жизни.
     Анна закрыла лицо ладонями. Потом вдруг сказала:
     - Дай мне глоток твоей асквибо, отец.
     Он удивленно взглянул на нее.
     Анна попыталась улыбнуться сквозь слезы.
     - Ты ведь пьешь, когда тебе плохо? Вот и я не хочу, чтобы мне было плохо, когда я с тобой.
     Уорвик нерешительно достал из буфета два кубка. Налил себе и дочери.
     Асквибо явно не пришлась Анне по душе.
     - Надо быть диким, как горец, чтобы глотать подобную гадость.
     - Покорнейше благодарю, - усмехнулся Уорвик.
     - Ты слышишь? Кажется, ветер стих. Действительно, их окружала полнейшая тишина. Не хлопали ставни, не дребезжали стекла в свинцовых переплетах. Даже огонь в камине горел ровным беззвучным пламенем.
     Донесся далекий крик лодочника на Темзе:
     - Завтра день святого Давида, первое марта. Весна! Уорвик коротко взглянул на дочь.
     - Обещай мне, что завтра же напишешь Эдуарду нежное письмо. Ты должна мурлыкать, как кошечка.
     Он под каблуком у Маргариты, не спорю, но влюбленто он все же в тебя, или же мои глаза ничего не видят и годятся лишь воронью. Анна молчала.
     - Девочка...
     - Хорошо. Я напишу мужу, хотя, Господь свидетель, это мало чему поможет.
     - Не говори так! Он обязан прибыть в Англию, он должен мне помочь. В противном случае его опередит Йорк, и тогда я не поручусь, что моя голова не окажется на Лондонском мосту.
     Анна вздрогнула.
     - Нет. Вы, милорд, сильнее всех. И это вы Делатель Королей!
     Уорвик печально усмехнулся:
     - Не притворяйся глупее, чем ты есть, Энни. С тобой я откровеннее, чем с кемлибо. Я устал, я измотан, болен и...
     - И ты, тем не менее, пьешь!.. Анна так стукнула кубком по столу, что расплескала водку.
     - Клянусь святым Давидом, отец, что завтра я напишу Эду. Но при одном условии. Обещай мне, что несколько дней, хотя бы неделю, ты не будешь пить. И не говори мне ничего. Молись, уповай на Бога, уйди с головой в дела, спи, принимай послов, скачи в дальние гарнизоны, но не пей.
     Уорвик поднял бровь.
     - Что это, юная леди? Вы ставите условия?
     - Да. Ты мой отец, и у меня нет выбора. Уорвик усмехнулся.
     - Это шантаж, дитя.
     Анна негодующе взмахнула рукой.
     - Ах, отец, не стоит касаться моральных устоев, которые ты сам давно расшатал. Всем известно, что Уорвик никогда ничего не делает просто так.
     - Это политика, дитя.
     - Надеюсь, мне, как будущей королеве, полагается это знать.
     И она, точьвточь как отец, повела бровью. Герцог засмеялся:
     - Что ж, твоя взяла. Как политик, я нахожу твое предложение выгодным и соглашаюсь на него.
     В тот же миг бутыль полетела в камин. Уорвик проследил за ее полетом.
     - Procul ex oculus, procul ex mente ! - смеясь, воскликнула Анна.
     Уорвик хмыкнул.
     - Ты что же, думаешь, у меня нет другой?
     - Да хоть дюжина. Это неважно. Главное - у меня есть твое слово.
     Какоето время они с улыбкой глядели друг на друга.
     - Уже поздно, Анна. Ступай к себе. Анна приблизилась к отцу и подставила лоб для поцелуя.
     - Храни тебя Господь, дитя мое!
     - Да пребудет он и с тобой, отец! Я напишу письмо мужу! Обещаю!
     Подхватив шлейф, она быстро пошла к двери. Высокая, стремительная, легкая. Уорвик с печальной нежностью глядел ей вслед.
     Ни отец, ни дочь не знали, что это была их последняя встреча.

4.

     Анна потянулась всем телом. Вставать не хотелось, но уже пора. Вчерашняя ссора с отцом обескуражила ее. Он потребовал от дочери вернуться к супругу, а Анна скорее откусила бы себе язык, чем поведала ему о своих отношениях с Ланкастером, А теперь... Теперь она дала слово написать письмо. Письмо Эду.
     Откинув одеяло, она села. Вайки, звякнув бубенчиками на ошейнике, спрыгнул на пол. Девушка встала. Гофрированная рубашка из белого батиста облегала ее до пят. Она сунула ноги в меховые шлепанцы и пошла к столу, где возвышался массивный письменный прибор и лежали наготове листы пергамента.
     - Я напишу это письмо... Я напишу это письмо... Она вспомнила Эдуарда. Серые глаза, гладкие душистые волосы до плеч, персиковый румянец, как у девушки. ?Он казался завидным женихом, - думала она. - И отец уверен, что Эд любит меня. Я должна написать ему так, чтобы он примчался в Англию на помощь отцу?.
     Она обмакнула перо и начертала:
     ?Высокочтимый принц Уэльский! Я, Анна, супруга вашего высочества, справляюсь о вашем здравии и...?
     Анна сжала виски пальцами и швырнула лист в огонь. Несколько мгновений она глядела, как скручивается и темнеет в пламени пергамент. Она вспоминала письма, которые посылал ей Эдуард в эти два месяца. Поначалу тон их был тревожным, даже нежным. Упреков не было. Лишь неотступно звучал вопрос: кто был до него? Ричард Глостер или... Филип Майсгрейв? Это имя возникло не сразу, но Анна была до того напугана, что не стала распечатывать последующие письма, сразу кидая их в камин. Тогда Эдуард прислал ей записку через своего отцакороля. Записка была сухой, официальной, но Анне сразу стало легче. Пришло даже послание от королевы Маргариты - любезное, полное литературного красноречия. Анжуйка владела живым и легким стилем. Письмо было написано на латыни. Но и ей Анна не стала отвечать. И вот теперь отец...
     ?Я должна написать нечто такое, чтобы Эд приехал как можно быстрее. Но что? Может, следует пробудить его ревность??
     Вайки расположился на полу там, где лежало солнечное пятно. Анна посмотрела на окно и вдруг осознала, что сегодня первый день весны, впервые после бесконечных дождей выглянуло солнце. Она улыбнулась. С солнцем возвращается надежда.
     Филип... Она летела к нему как на крыльях. Анна прикрыла глаза, вспоминая смуглое скуластое лицо, прямой нос, пронзительносиние глаза под прямыми стрелами бровей, мягкие и пышные, как заросли папоротника, волосы. Фил... Мой Филип...
     Неожиданно она потянула к себе новый лист пергамента и начала быстро писать:
     ?Как плохо мне без тебя! Я даже не представляла, какая тоска охватит меня, когда тебя не будет рядом. Ты смеялся вместе со мной, как мальчишка, а глаза твои были нежны. Я, наверное, глупая, но я ничего не могу с собою поделать и медленно умираю вдали от тебя. Как ты был не прав, допустив эту разлуку, как