стественную твердость руки, которую она судорожно сжимала, не желая расставаться с ним, холод неподвижных губ.
     Она не могла оторвать глаз от светлого пятна, где только что возник ее возлюбленный. Это, конечно, наваждение.
     Но в следующий миг она уже бежала со всех ног, чтобы удостовериться самой...
     Она не заметила, как миновала один за другим дворы, как оказалась в темных сенях странноприимного дома. И лишь когда едва не наскочила на Джона Дайтона, немного пришла в себя.
     - Пропустите меня, Джон!
     Он смотрел на нее с удивлением, но, казалось, и не собирался подчиниться. Анна схватила его за ремни, скрещенные на груди, и встряхнула с неожиданной силой.
     - Где мой супруг? Где Филип Майсгрейв? Я только что видела его!
     Челюсть Дайтона медленно и тяжело отвисла. Потом он глубоко задышал и стал мелко креститься. Однако, когда Анна снова попыталась обойти его, удержал ее.
     - Прошу простить меня. У герцога гонец из Лондона.
     - Разрази вас гром, Джон Дайтон! Я должна его видеть. Убирайтесь!
     И, как когда-то в детстве, почти не сознавая, что делает, сорвала каску с его головы и отшвырнула далеко в сторону; когда же Дайтон невольно обернулся на грохот, проскочила за его спиной и толкнула тяжелую дверь.
     Перед ней была знакомая комната Ричарда с выбеленными стенами и темными дубовыми консолями, поддерживающими потолок. На стенах шевелились тени от огня, блики пламени отражались от оловянных кубков, стоявших на столе. За столом вполоборота к двери сидел Ричард. Беседуя, он наливал из кувшина вино, но так и застыл на полуслове, устремив взгляд на Анну. Она же, словно не заметив его, во все глаза смотрела на человека у камина. Он сбросил пелерину, от которой поднимался пар, и развешивал ее для просушки на сплетенном из ивовых прутьев экране перед огнем. На звук открываемой двери он оглянулся.
     Анна едва сдержала возглас разочарования.
     Немыслимо было спутать этого человека с Филипом. Он был высок и строен, но на этом сходство и заканчивалось.
     - Дорогая моя, чему обязан чести видеть вас в столь позднее время?
     Кажется, это проговорил Глостер. Анна перевела взгляд и, не отвечая, вновь посмотрела на незнакомца.
     ?О небо! Как я могла так ошибиться??
     Резко высеченное лицо, тяжелый, несколько выдающийся вперед подбородок, короткий прямой нос, выступающие над впалыми щеками скулы. Коротко остриженные темные волосы подчеркивали правильную форму головы и обнажали массивную, как столб, шею.
     ?Он безобразен! Как я могла сравнить их...?
     Она даже не подозревала, какое безграничное разочарование написано на ее лице.
     Незнакомец смотрел на нее. Его глубоко сидящие под темными бровями глаза цвета патоки казались печальными. Но стоявшую перед ним женщину он разглядывал с интересом и некоторым удивлением. Постепенно Анна пришла в себя. Она поняла, что уже целую минуту неотрывно смотрит на этого человека. С трудом подавив вздох, она перевела взгляд на языки пламени в камине.
     ?Оттуда никто не возвращался. Как все это глупо...?
     Она боялась, что сейчас разрыдается, но усилием воли взяла себя в руки.
     - Милорд Ричард...
     Она не знала, что скажет сейчас. Герцог глядел на нее озадаченно.
     - Ваша милость!..
     Только сейчас Анна заметила возникшего рядом Джона Дайтона.
     - Ваша милость, я не хотел ее пускать. Но леди была словно... одержимая...
     - Помолчите, Дайтон! И выбирайте выражения, говоря о графине.
     Он шагнул к Анне.
     - Что с вами, моя дорогая? Успокойтесь. Прошу вас, присядьте. Выпейте немного вина. Дозвольте вам представить моего поверенного в Лондоне сэра Джеймса Тирелла. Кажется, он вас заинтересовал?
     - Нет, - отвечала Анна.
     Только теперь она поняла, сколь нелепо себя повела, ворвавшись среди ночи в покои Ричарда Глостера. Эти трое мужчин ожидали разъяснений, и ей следовало как-то оправдаться. Однако теперь, когда она разглядела поверенного герцога, она скорее бы язык себе откусила, чем созналась, что приняла его за Филипа Майсгрейва.
     - Леди что-то говорила о своем муже, - неожиданно произнес Дайтон. - Якобы она видела его.
     - Что?!
     Анна увидела, как рука Ричарда потянулась к нагрудному кресту.
     - Творец всемогущий! Что это означает, Анна?
     - Ничего. Ровным счетом ничего.
     Она поставила на стол бокал, который машинально вертела в руках.
     Сейчас, после пережитого всплеска чувств и разочарования ей было все равно, что ее ждет. Если Фила не вернуть, не все ли теперь равно, кто станет ее супругом.
     - Я пришла сказать, Ричард, что согласна быть вашей женой.
     Она не смотрела на него. Лишь на огонь, на пляшущие языки пламени и шевелящиеся тени вокруг.
     Ричард приблизился, взял ее руку, припал к ней долгим поцелуем.
     - Мне остается лишь возблагодарить Господа и Пресвятую Деву за счастье, на которое не смел и надеяться.
     ?Почему? Почему не смел? Ведь он знал, что я соглашусь?.
     Анна не могла объяснить, почему так в этом уверена.
     Но ее охватила полнейшая апатия. Она слышала, как Ричард приказал Дайтону будить священника и мать-настоятельницу, чтобы подготовить все к венчанию.
     ?Неужели прямо сейчас? Но не все ли равно, сейчас или позже. Я дала согласие, а дальнейшее - в руках Господних!? Она вновь поймала на себе взгляд Джеймса Тирелла, и ей показалось, что он полон сострадания. Но нет, лицо его оставалось неподвижным, как маска. Тирелл предложил ей руку. Значит, именно он намерен вести ее к алтарю? Кто он ей? Однако она покорно вложила свои пальцы в его ладонь. В отличие от глаз, его рука была теплой.
     И вновь она оказалась в церкви Сент-Мартина. Но теперь она уже не пряталась за колонной от глаз Ричарда. Она стояла рядом с ним, и ей казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Еще недавно не желавшая и слышать об атом браке, она безропотно согласилась соединить свою судьбу с герцогом Глостером. Жестоким горбуном, которого когда-то ненавидела и боялась до дрожи. Почему она это сделала?
     Сейчас, после грозы, в церкви стало пронзительно холодно. Ночь, мрак, стужа - ведь на дворе еще февраль. С губ Анны слетал пар, и на ее плечи накинули плащ с меховой опушкой. Она оглянулась и увидела Джеймса Тирелла, который молча ей поклонился и отступил в тень, туда, где на мужской половине находился еще и Дайтон. По другую сторону нефа стояла мать Евлалия, улыбаясь ей своей раздвоенной губой.
     Священник возжег лампаду над алтарем, затем спросил у Анны и, когда она ответила, торопливо принял ее исповедь и так же поспешно отпустил грехи. Затем наступил черед Ричарда Глостера.
     В церкви царил полумрак. О торжественности момента говорили лишь извлеченные из хранилища настоятельницей богатые церковные сосуды.
     ?Ричард всегда тяготел к пышным, внушительным церемониям, - подумала Анна. - Отчего же сейчас он так спешит? Ведь если я дала слово, ему нечего опасаться, что я изменю решение?.
     В следующую минуту она спросила его об этом.
     Ричард круто повернулся к ней.
     - Это выглядит странным и в высшей степени неразумным, когда невеста у самого алтаря вдруг начинает колебаться.
     Его скулы напряглись, перекатывая желваки. Однако, увидев растерянное лицо Анны, герцог пояснил, смягчив тон:
     - Вам незачем унижать меня недоверием, Анна. Вы, как никто другой, знаете, сколь долго и томительно я ждал этого момента. И я более не намерен откладывать наше венчание.
     Словно сквозь мутную пелену смысл его слов достиг сознания Анны. Лицо ее застыло, но она вся дрожала, когда пришлось положить руку на сжатый кулак Ричарда и последовать к алтарю, где оба они опустились на колени.
     Словно со стороны, она наблюдала, как совершается обряд. Ее мысли находились страшно далеко отсюда.
     ?А ведь все это уже было со мной?, - подумалось ей.
     Маленькая церковь, одинокая свеча, священник, произносящий слова обряда... Это все уже было с нею. Тогда она вся сияла, не сводя глаз с Филипа. Отец Гудвин обвенчал их в церкви святого Катберта - древнейшего святого Пограничного края. В прошлый раз, как и сейчас, она не могла сосредоточиться на обряде. Филип порой взглядывал на нее, нежно, но вместе с тем и строго, как на ребенка. И она старалась сделать все, что в ее силах, чтобы вызвать в душе торжественное и гордое чувство. Одинокая свеча сияла, как Вифлеемская звезда, и Анне от переполнявшей ее радости хотелось рассмеяться, броситься на шею Филипу или заговорщически подмигнуть маленькому священнику с серебряным, наподобие нимба, венчиком волос вокруг тонзуры, который навсегда соединил ее с тем, кого она любила больше жизни...
     ...Чья-то тень закрыла от нее мерцающую звезду. Она очнулась, вновь ощутила промозглый холод старой церкви, услышала сухо дребезжащий голос отца Беренгара.
     Сейчас закричать бы от тоски, но вместо этого она стала покорно произносить положенные ей по обряду слова. Она чувствовала, что Ричард не сводит с нее глаз. ?Он спас меня сегодня?, - напомнила себе Анна, и ее голос, который от захлестнувшего ее отчаяния превратился почти в шепот, вновь окреп.
     - ...В болезни и в здравии, в горе и радости, отныне и навсегда, покуда нас не разлучит... смерть.
     Она не смогла удержать протяжного вздоха перед последним словом.
     После этого ей стало окончательно безразлично, что с нею происходит, и, лишь когда священник подал кольца на подносе, испытала легкое недоумение, не понимая, как Ричард в такой глуши и так скоро сумел отыскать обручальные кольца.
     - Соедините ваши руки, - раздался голос священника.
     Анна стояла покорная и печальная, в тяжелом меховом плаще поверх платья послушницы, с распущенными волосами, ниспадающими вдоль бледных щек. Ричард глядел на нее, и глаза его казались черными провалами.
     - Во имя Отца, - медленно произнес Ричард, коснувшись перстнем ее большого пальца. Потом он проделал то же с ее указательным и средним пальцами. - Во имя Сына и Святого Духа...
     Кольцо скользнуло на ее безымянный палец.
     - Аминь!
     Присутствующие стали креститься.
     Внезапно Анна взглянула в сторону нефа на мужской стороне.
     ?Это невыносимо! Один раз я уже обманулась. Он не вернется, чтобы не отдать меня Ричарду Глостеру?.
     И тем не менее она не могла отделаться от ощущения, что Филип Майсгрейв присутствует здесь, и это ощущение было столь сильным, что на протяжении всей мессы она невольно оглядывалась, словно все еще не теряя надежды, что из тьмы возникнет силуэт высокого голубоглазого воина.
     После мессы новобрачные и свидетели направились в ризницу, чтобы расписаться в церковной книге. Анна по-прежнему пребывала как бы во сне. Она хотела было поставить родовое имя своего второго мужа, но Ричард шепнул ей на ухо: ?Невиль, Невиль?, - и она машинально вычертила фамилию отца. Затем подошли расписаться остальные присутствующие. Последним поставил свой крест Джон Дайтон. При этом Анне показалось, что он взглянул в ее сторону с мстительной улыбкой.
     Мать Евлалия устремилась поздравить Анну, но у той был столь отрешенный вид, что она запнулась и, смутившись, отошла. Джеймс Тирелл молча опустился на колено и поднес к губам край ее плаща. Так же поступил и Дайтон.
     Анна услышала, что он обращается к ней:
     - Моя госпожа...
     ?Странно, почему на нем золоченый пояс и шпоры? Он ведь наемник, и я не припоминаю, чтобы его когда-либо посвящали в рыцари?.
     Но через миг она забыла об этом, завидев неверно колеблющийся силуэт мужа.
     Как и перед венчанием, он протянул ей сжатую в кулак руку. Герцог глядел на нее немного снизу, но выражение его лица было столь жестким, что Анна почувствовала себя растерянной и беспомощной. Ричард вдруг словно бы исчез, смешавшись с мраком, и она видела лишь его огромную, достигающую арок церковного нефа тень.
     - Вашу руку, герцогиня!
     Она опустила свою ладонь на его сжатый кулак. С протяжным скрипом за ними закрылись врата церкви святого Мартина. Герцог и герцогиня Глостер отправились в странноприимный дом старого монастыря, где им предстояло провести первую брачную ночь.
     ?Боже, что я наделала?!? - пронеслось в мозгу Анны, когда они оказались в спальне Ричарда.
     На плоской крышке сундука горела одинокая свеча. Кровать под простым саржевым пологом была довольно широка, и Анна, глядя на нее, вдруг ощутила себя девочкой, которой никогда не касался мужчина. А ведь еще совсем недавно ее ночи были полны страстных видений. Теперь же ее приводила в ужас сама мысль о том, что отныне она принадлежит горбатому калеке. Даже первая брачная ночь с Эдуардом Ланкастером так не страшила ее, хотя она и знала, что за нею последуют позор и бесчестье.
     У стен в расставленных жаровнях рдели багряным светом уголья. Она видела, как Ричард высыпал на них из шелкового мешочка благовония. Затхлость старого помещения сразу отступила перед сильным духом амбры, смешанным с благоуханием жасминовых лепестков. У Анны от этих крепких ароматов вновь заболела голова. Она закрыла глаза и потерла виски. Однако именно эта боль привела ее в чувство, вызвала в ней некое глухое раздражение.
     Она повернулась к Ричарду.
     Герцог смотрел на нее, приподняв плечо. Резким движением Анна сбросила с плеч плащ и начала распускать шнуровку на груди. ?В конце концов, я сама дала согласие, меня никто не принуждал?.
     Глостер вдруг хмыкнул. Приблизившись, он взял ее за подбородок и резко повернул к себе ее голову.
     - Теперь вы принадлежите мне, Анна Невиль!
     - Да, мой господин.
     Ее слова выражали полную покорность, но в голосе звучал такой вызов, что Ричард на мгновение опешил.
     - Я могу с вами сделать все, что захочу!
     - Что же, если вас утешает подобная мысль, - Бог вам судья.
     Тогда герцог улыбнулся. В его улыбке промелькнуло нечто хищное, но Анна вдруг с удивлением отметила, что сейчас Ричард в чем-то напоминает ее отца.
     - Из вас выйдет прекрасная супруга, - сказал он. Она дернула головой. Волосы упали на глаза, и Анна перестала видеть лицо Ричарда, но почувствовала, что его рука скользнула по плечу, груди, сжала ее так, что ей стало больно.
     Герцог вдруг резко отстранился и задул свечу.
     - Я не хочу оскорблять ваше целомудрие, миледи.
     В полумраке слабо рдели уголья в жаровне. Анна отвернулась, слыша, как за ее спиной сбрасывает одежду Глостер. Бог мой! Она неожиданно поняла, что он стесняется ее, не хочет, чтобы она видела его увечное тело. Смутная жалость погасила раздражение. Она молча разделась и легла.
     Он взял ее сразу. Она покорилась молча, беспрекословно снеся все, и лишь глаза ее оставались все время открытыми, а руки покорно лежали вдоль тела. Однако, когда все кончилось, и Ричард, взбив подушку, отвернулся от нее и уснул, она, как ни кусала губы, не могла подавить невольных всхлипов, и через минуту-другую уже задыхалась от рыданий.
     Это было чудовищно! Она испытывала отвращение и боль. Даже Эд Ланкастер не был с нею так груб. Она чувствовала себя оскверненной, словно ее тело подвергли поруганию. При одной мысли, что так будет всегда, ее охватывал ужас.
     Ей не сразу удалось успокоиться. Она взглянула на лежавшего рядом с нею мужчину, чья голова с разметавшимися черными волосами отчетливо выделялась на светлой подушке. Анна услышала его ровное дыхание и испытала некоторое облегчение. Ей не хотелось, чтобы Ричард знал об этих слезах.
     ?Зачем он твердил, что любит меня?? - подумала она. Сейчас ей казалось невероятным, что этот человек, который взял ее, словно шлюху с панели, и тут же позабыл о ее существовании, мог испытывать к ней какие-либо чувства.
     Она долго лежала без сна, вглядываясь в еле различимый в багровом сумраке жаровен полог над головой. Где-то В углу завел свою песнь сверчок, и его трели подействовали на нее умиротворяюще. В конце концов она решила, что, пожалуй, готова смириться с тем, что произошло. Меж ними не было любви, не было и нежности, и страсти. Оставались лишь супружеские обязанности. Что ж, по крайней мере, даже принадлежа другому, она может сознавать, что не изменила Филипу.
     О, Филип!
     Она так отчетливо видела его синие глаза, слегка ироничную улыбку, его сильные руки, нежную прохладную кожу. Она начинала терять разум, едва он ее касался. Порой ее охватывало возбуждение даже тогда, когда она просто наблюдала за ним - как он фехтует, купает коня у излучины ручья или просто легко сбегает по ступеням крепостной стены. Он сразу чувствовал, когда она на него так смотрела, тотчас ловил ее взгляд, глаза его начинали смеяться, он закусывал губу, отворачивался, но через миг снова искал ее глаза. Она знала, что в ее власти даже на расстоянии повелеть ему приблизиться и увести ото всех.
     Словно забыв о Ричарде, Анна улыбнулась в темноту и закрыла глаза. Она вспомнила один из их первых визитов в Олнвик к графу Нортумберленду, когда она впервые заметила, что Мод Перси кокетничает с ее мужем. Отвергая знаки внимания капризной графини, Филип смотрел на жену растерянным взглядом. Эта его беспомощность перед куртуазным жеманничаньем Мод Перси показалась Анне прекрасной. Она испытывала невыразимое блаженство оттого, что этот мужчина принадлежит ей безраздельно. И снова одной лишь улыбкой она выманила Филипа из людных покоев, затащила в какой-то закоулок, и вскоре их смех сменился поцелуями, прерывистым дыханием, и она уже ничего не имела против, если пострадает ее бархатное платье.
     Она помнила также и маленькое озерцо в лесистых горах, куда Филип любил ходить купаться. Она обычно оставалась на берегу, наблюдая, как он, сильными взмахами рассекая воду, переплывает его или задерживается на середине, ныряет или кружит на месте. Филип любил плавать, а вот ее так и не смог научить. Она боялась воды, ее пугали колючие водоросли, касавшиеся ее обнаженной кожи, темная глубина. Филип тащил ее подальше от берега, но она визжала и цеплялась за него, а если он отходил, звала его, пока он вновь не возвращался к ней. Однажды, когда она вдруг не на шутку рассердилась на него за все эти шутки, он обнял ее сзади и держал так, пока она не прекратила браниться и неожиданно замерла, пораженная контрастом между ледяной водой и пылающим телом мужа. Едва она притихла и откинула назад голову, он поднял ее на руки, вынес из воды и уложил среди густых папоротников на берегу. У него были теплые мягкие губы. Он касался ее всегда очень нежно, однако бывали минуты, когда она чувствовала себя столь слабой, растворяющейся в его силе, что ей даже хотелось, чтобы он причинил ей боль. И она подчинилась ему, закинула руки ему на плечи, обвила его, вся подавшись навстречу его мощи, чувствуя, как в ней начинает разгораться столь знакомое тепло, пламенеющий цветок, который становился все жарче и жарче, опаляя ее блаженным ослепительным светом, столь зрячей волной, что она была не в силах подавить невольный стон, всхлип, вскрик...
     ...Открыв глаза, Анна увидела в сероватом предрассветном сумраке незнакомое лицо склонившегося над нею мужчины. Он наблюдал за ней с интересом и каким-то насмешливым торжеством. Смуглое лицо было покрыто бисеринками пота, черные волосы свисали вдоль щек. Тело, лежавшее на ней, было тяжелым, а под своими руками, обнимавшими его, Анна ощущала сильные мышцы и выпирающий горб.
     Ей показалось, что она кричит, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Она смотрела на Ричарда широко распахнутыми глазами, пока он не отпустил ее и сел на кровати, все еще разглядывая ее с унизительным любопытством, словно экзотическое животное. Она тотчас натянула до горла одеяло, отодвинулась, прижалась спиной к спинке ложа. Она вся пылала, но еще более унизительным было то, что и Ричард тоже отпрянул, словно испытывая стыд от того, что произошло, отвернулся с такой поспешностью, будто увидел нечто отвратительное. Спустя мгновение он встал и, торопливо опустив за собою полог, начал одеваться.. Анна, сцепив зубы, чтобы не застонать, спрятала лицо в ладони. Ей хотелось выскочить из собственной кожи. Это было нестерпимо. Ей казалось, что Ричард подглядел ее самую сокровенную тайну, и эта тайна вызвала у него