где он прежде сидел:
     - Присядь. Мне нужно поговорить с тобой.
     - Благодарю, но ничтожный вассал не заслужил чести сидеть в присутствии своей королевы.
     Он остался стоять. Элизабет вздохнула.
     - Мне стало известно, что ты получил тайное поручение от короля, которое тебе передал герцог Глостер. Поручение почетное, но крайне опасное. Филип, ты ведь везешь послание графу Уорвику?
     Филип молча поклонился.
     - Ты должен отказаться от этого поручения, - твердо сказала королева.
     Майсгрейв развел руками.
     - Ваше величество лучше меня знает, что это невозможно.
     - Бывают случаи, когда невозможное становится возможным. Придумай что-нибудь, Филип. Сошлись на шотландцев, грабящих Нейуорт, на близость родов у супруги, на плохое здоровье, наконец.
     Он смотрел в сторону.
     - Это невозможно, ваше величество. Я уже дал согласие. Через три дня я уезжаю, и для этого все готово.
     - Через три дня... - медленно повторила королева. Она встала и прошлась по комнате.
     - Ты везешь послание, за которое отвечаешь головой Но ты должен знать, что неспроста король не воспользовался обычным гонцом. Мне неведомо, что в нем, но с тех пор, как письмо запечатано, король сам не свой. Они писали его вместе с братом, а Ричард - это сущее чудовище, ибо способен на все.
     Она повернулась к Филипу.
     - Я должна узнать, что там, в этом письме.
     Рыцарь улыбнулся.
     - Если король предложит вам прочесть...
     - О нет! В том-то и дело, что Эдуард, всегда советующийся со мной, держит его в секрете. Мне ничего не удается добиться. Единственное, что я знаю, - это то, что человеку, везущему письмо, грозит смертельная опасность. Филип! Только ты можешь мне помочь. Назови время, укажи дорогу, и я буду ждать тебя в миле от Йорка.
     - Боже упаси, ваше величество! Я не могу сделать то, о чем вы меня просите. Это страшный грех... К тому же письмо запечатано королевской печатью.
     - Это неважно. Печать короля часто бывает у меня в руках, так что я смогу, сломав старую, наложить новую.
     Филип не ответил. Склонившись над угасающей жаровней, он раздул угли, а затем, не поднимая головы, проронил:
     - Я никогда не сделаю этого. Это бесчестье перед моим государем, которому я присягнул на верность. Я слишком недолго состою при дворе, чтобы оказаться способным на такие сделки.
     Он выпрямился, но по-прежнему стоял к королеве спиной.
     - Я ошибался, когда думал, что вам, ваше величество, чужда страсть к интригам.
     Королева стремительно шагнула к нему.
     - Богом клянусь, что делаю это только ради тебя! - глухо проговорила она. - Мне страшно. Ты в большой беде.
     - Надеюсь, вам известно, что Майсгрейв способен постоять за себя?
     - Но не в борьбе против сильных мира сего. Филип пожал плечами.
     - С тех пор как я ношу рыцарскую цепь и шпоры, я не совершил ничего, что могло бы запятнать мою честь. Не сделаю этого и сейчас.
     - Даже если...
     - Нет, я не нарушу слова.
     Королева вздохнула со всхлипом, как обиженный ребенок. Затем, сняв перстень с голубым алмазом, она протянула его Майсгрейву.
     - Возьми. Когда окажешься в Лондоне, у тебя могут быть проблемы с кораблем. Сейчас пора бурь, и не всякий кормчий согласится выйти в море. Но если ты покажешь этот перстень капитану Джефрису по кличке Пес - его легко найти в таверне ?Золотая Чаша? на Лондонском мосту, - тебя отправят незамедлительно. Джефрис командует каравеллой ?Летучий?, которую подарил мне король.
     - Благодарю вас, ваше величество.
     - Прощай.
     Королева направилась к выходу. Филип придержал занавесь, открывая ей путь. Но Элизабет медлила. Ей хотелось, чтобы Майсгрейв хоть на мгновение удержал ее, но он молчал, и тогда, поддавшись какому-то безотчетному порыву, она изо всех сил обняла его. На какой-то миг счастье прошлых дней вернулось к ней. Но лишь на миг. Она почувствовала, как Майсгрейв, словно тисками, обхватил ее запястья и развел обнимавшие его руки.
     - Ваше величество, опомнитесь! Она подняла к нему залитое слезами лицо, но Майсгрейв остался безучастным.
     - Ты больше не любишь меня, Фил?
     Рыцарь не ответил, и это вселило в нее надежду.
     - Мне порой так плохо без тебя. Я тоскую по твоим рукам, прикосновениям, поцелуям. Ах, Филип, порой я просто жажду чувствовать тебя рядом.
     Не отвечая ни слова, Филип отошел от нее. Отвернулся. Но королева, давясь от слез, сгибаясь от истомы, приблизилась и прижалась лбом к его плечу, нежно и робко провела ладонью по его груди.
     Тогда он глухо проговорил:
     - Уходите, ваше величество. Вы сами все погубили. Я... я никогда не смогу вас простить.
     В его голосе слышалась неукротимая ярость.
     - Филип...
     - Уходите!
     Она медленно надела капюшон и скользнула в дверь. Что ж, прошлого не воротишь, и этот покорный, молчаливый рыцарь одержал победу.

10.

     В назначенный для отъезда день неожиданно выдался солнечным. Отворив узкое оконце, Филип Майсгрейв глядел на улицу. В комнату врывались веселый гомон птиц, вопли водоноса, скрип колес, звон металла в соседней кузне. Подле Майсгрейва за прялкой сидела леди Мод. Недавняя ссора была забыта, и супруга рыцаря беззаботно щебетала. Филип порой рассеянно отвечал ей, но мысли его были далеко.
     На усыпанный свежим аиром пол ложились блики света. Леди Мод, не прекращая сучить нить, говорила о том, как она не любит его отлучек, и лучше бы он пореже ездил в Нейуорт, потому что тогда у нее душа не на месте. Она и мысли не допускала, что супруг собирается совсем в иное место, а он не счел необходимым ее разубеждать.
     В доме все знали, что хозяин со своими воинами скоро покинет Йорк, но Филип ни одной живой душе не обмолвился, куда лежит его путь. Герцог Глостер потребовал, чтобы отъезд на юг совершился без лишнего шума, и в этом, несомненно, был резон.
     Филип снова выглянул в окно. Солнечные часы на фасаде напротив показывали девять - время, когда велено было явиться протеже епископа.
     ?Что-то парень не торопится?, - оставив жену, рыцарь спустился во двор. Но, едва он показался в дверях дома, в открытые ворота въехал Алан Деббич на прекрасной золотисто-рыжей кобыле в сопровождении верхового слуги, ведущего на поводу вьючного мула. Оказавшись во дворе, Алан осмотрелся, Он не заметил Майсгрейва, который, заслонившись рукой от солнечных бликов, разглядывал его.
     При свете дня паренек показался ему чересчур уж хрупким. И хотя из-за плеч у него выглядывал арбалет, а седельные колчаны были полны тяжелых оперенных стрел, Алан выглядел не слишком воинственно, однако в седле держался ловко и привычно.
     На Алане был костюм для верховой езды из темно-коричневой замши с суконным наплечьем, на ногах - сапоги с голенищами выше колен. На голове мальчика красовалась серая войлочная шляпа с длинным козырьком, украшенная петушиным пером. Одной рукой он перебирал поводья, легко направляя коня, и в движениях его не чувствовалось ни малейшего напряжения. Казалось, лошадь шла сама по себе. Это была чистопородная андалузская кобыла с гибкой шеей, сухой изящной головой и стройными, как тростник ногами; Ее холеная светло-рыжая шерсть переливалась на солнце, словно атлас.
     ?Такая красавица стоит немалых денег, - подумал Филип. - Должно быть, бедному сироте пришлось растрясти мошну?. Филип усмехнулся. Мысль о том, что же значит для Джорджа Невиля этот Алан Деббич, не давала ему покоя. Пока же он только наблюдал.
     Кто-то из толпившихся во дворе людей Майсгрейва приблизился к мальчику и стал довольно бесцеремонно разглядывать его. Но Алан не был этим смущен и, склонившись с седла, сам заговорил с воинами. Было похоже, что он не новичок в солдатской среде, а когда острый на язык Гарри попытался подшутить над ним, мальчик парировал так, что воины взорвались громовым хохотом, а Гарри надвинул на глаза шапку.
     Спустившись во двор, Филип направился к ним. Солдаты тотчас расступились, а Алан соскочил с седла и учтиво поклонился.
     - Я прибыл, как вы и велели, сэр, к девяти.
     - Вижу. Филип кивнул в сторону слуги с навьюченным мулом:
     - А это кто такой?
     - Как кто? Мы отправляемся в дальнюю дорогу, и я, как и положено, взял с собой слугу. С ним моя поклажа.
     - Тебя всем этим снабдил епископ?
     - Да.
     - Его преподобие очень добр к тебе.
     - О да! Да продлит Господь его дни!
     - Ну, я не так добр. И если ты по-прежнему желаешь ехать с нами, отошли слугу и мула обратно. Учти, что и я, и мои воины берем лишь столько, сколько помещается в заплечном мешке или чересседельных сумках. Только необходимое.
     Не сказав Алану больше ни слова, Майсгрейв обратился к солдатам:
     - Ну, кто хочет поразмяться?
     Вызвалось сразу несколько желающих, но Филип выбрал троих и отозвал их в сторону.
     Между тем Анна Невиль принялась перекладывать в небольшую кожаную сумку то, что, как она считала, может пригодиться ей в первую очередь.
     - Грубиян, - сердито бормотала она. - Откуда тебе знать, что я леди и не могу обходиться той жалкой кучкой вещей, какой удовлетворится простой солдат.
     Она развернула и встряхнула просторный бобровый плащ, крытый толстым сукном, хорошо предохранявший от дождя и ветра, и принялась раздумывать, не займет ли он слишком много места. Раздавшийся позади лязг мечей заставил Анну оглянуться.
     Филип Майсгрейв, обнаженный по пояс, с двумя мечами в руках отбивал удары троих наступавших на него молодцов. Лицо его, обычно спокойное, даже несколько сумрачное, сейчас дышало каким-то мальчишеским задором. Он мгновенно парировал удары, наступал, уклонялся, налетал, сшибался и вновь наступал. Его длинные кудри разметались по плечам, на щеках пламенел румянец.
     Вокруг рыцаря и его соперников образовалось кольцо зрителей. Чья-то широкая спина закрыла Майсгрейва от Анны, но девушка нетерпеливо оттеснила ее обладателя и оказалась в первом ряду зрителей. Не отрываясь, как зачарованная, глядела она на сражавшихся, видя одного лишь сэра Филипа. Его вдохновенное лицо, точные движения, сильное, словно отлитое из бронзы тело - все казалось ей необыкновенным.
     Долгое время прожившая в окружении одних лишь женщин, монахов и отшельников, она была поражена и ослеплена красотой и силой этого человека. Ее сердце учащенно билось, в горле стоял ком.
     Сталь сшибалась со сталью, высекая длинные белые искры.
     Стремительным движением клинка Филип выбил оружие у одного из противников. Громкие одобрительные возгласы были ему наградой. Вскоре и другой, отступая под неудержимым натиском рыцаря, не устоял на ногах и под громкий хохот зрителей во весь рост растянулся на земле. Против Филипа остался лишь белобрысый юноша лет восемнадцати с миловидным бледным лицом.
     Майсгрейв, отбросив один из мечей и ловко фехтуя другим, стал стремительно наступать. Казалось, юноша не устоит и минуты против столь опытного противника. Но его выручала ловкость. Не раз он оказывался сбоку или даже позади рыцаря. Тогда Филипу приходилось резко разворачиваться, теряя темп, и начинать атаку снова. Наконец ему все же удалось прижать юношу к стене. Мечи их скрестились, Майсгрейв нажал, и их лица оказались рядом - мокрые, раскрасневшиеся от борьбы. Филип вдруг улыбнулся и, выпрямившись, отшвырнул меч.
     - Отлично, Оливер! Твой отец может гордиться тобой. Усталое лицо юноши осветилось, и воины, что стояли подле Анны, стали весело поздравлять какого-то коренастого, круглоголового пожилого воина.
     - Смотри, Бен, твой сын устоял сегодня против Бурого Орла!
     Кто-то положил руку на плечо Анны.
     - Что, понравилась тебе наша потеха? Рядом стоял Гарри Гонд.
     - Очень. Я бы и сам так хотел, да слишком еще слаб. Зато я умею стрелять из арбалета.
     - Ты? - Гарри захохотал. - По-моему, ты годишься только, чтобы зубрить латынь да выводить прописи. Не за этим ли ты и понадобился сэру Филипу?
     - Может быть, - задумчиво ответила Анна, не сводя глаз с рыцаря.
     Она видела, как он натянул рубаху и что-то коротко сказал одному из воинов. Тот, схватив гнутый рог, затрубил, раздувая щеки, и воины побежали строиться.
     Воспользовавшись тем, что Майсгрейв один, Анна приблизилась и, тронув его за локоть, сказала:
     - Я сделал то, что вы приказали мне, сэр.
     Даже не взглянув на нее, сэр Филип бросил:
     - Хорошо, но мне сейчас не до тебя, малыш. Побудь в стороне, пока я отдам своим людям кое-какие распоряжения.
     Через минуту во дворе стоял в строю отряд Майсгрейва. Сидя на тумбе у ворот, Анна с любопытством взирала на этих людей. Здесь были и седые ветераны, и совсем мальчишки, угрюмые, подозрительного вида субъекты и еще не утратившие лоска обедневшие дворяне. Были тут и весельчаки в отрепьях, и покрытые шрамами суровые бойцы.
     Сэр Филип, не повышая голоса, сказал:
     - Вы все знаете, что уже несколько дней мы готовимся к отъезду. Я отправляюсь сегодня, сейчас же. Но со мной едут не все. Я отберу из вас человек десять, остальные же двинутся в путь через несколько дней. Их поведет Освальд Брук. Те же, кого я назову сейчас, пусть останутся на месте и ждут.
     Лица солдат, как по команде, оживились. Видимо, им, как и их хозяину, не терпелось поскорей убраться подальше от душных городских стен.
     Сэр Филип выкликал:
     - Фрэнк Гонд. Ты, старина, ступай готовь Кумира. Ну и, конечно, Гарри. Мне будет скучно без его шуток. Теперь - Том Малый и Том Большой.
     Воины заухмылялись. От строя отделилась престранная пара. Здоровенный, заросший до глаз бородой детина, глыбообразные плечи и узловатые руки которого свидетельствовали о геркулесовой силе, и маленький плешивый человечек, из-под кольчуги которого ниспадала до пят темная заношенная ряса. Пальцы его перебирали кипарисовые четки, а лицо, в отличие от лица его угрюмого товарища, было само лукавство. Трудно было найти более непохожих людей.
     Следующим Майсгрейв вызвал некоего Шепелявого Джека, кряжистого курчавого малого с торчащими вперед верхними зубами. Затем рыцарь назвал Угрюмого Уили, и Анна увидела человека могучего телосложения с изувеченным лицом - один багрово-коричневый рубец тянулся от уха до подбородка, другой развалил нос, а на лбу зияла вмятина величиной с голубиное яйцо. Следом из строя вышли одетый не без щегольства молодой сквайр Патрик Лейден, дворянин из обедневшей многодетной семьи, который продавал свой меч за деньги, Бен Симмел, служивший ратником еще у старого Майсгрейва, и его юный сын Оливер, с которым еще недавно фехтовал сэр Филип.
     Майсгрейв назвал еще двоих, а остальных отпустил, приказав через пару дней под началом своего помощника Освальда Брука отправляться в Нейуорт. С ними же должно было последовать и письмо для капеллана Нейуорта, в котором рыцарь объяснял, отчего он еще некоторое время не сможет прибыть в Гнездо Орла.
     Отдав распоряжения, Майсгрейв стал собираться в дорогу. Он облачился в простые, но прочные латы с набедренниками и налокотниками, выбрав шлем с налобником, но без забрала, со спускавшейся сзади до плеч кольчужной пелериной. На грудь он повесил золотой ковчежец, с которым не расставался со дня памятного турнира. Когда слуга прикреплял рыцарю шпоры, в дверь заглянула Мод Майсгрейв.
     - Я велела собрать тебе в дорогу провизию. Только то, О чем ты вчера меня уведомил.
     - Спасибо, голубушка Мод.
     Сегодня он старался быть по ласковее с женой. Майсгрейв чувствовал себя виноватым оттого, что ему приходилось лгать, зато леди Мод сияла. Опустившись на складной стул, она с нежностью ловила каждый его взгляд. Сэр Филип не медлил. Уже готовый, он наспех выпил поднесенную ему служанкой чашу бульона и вышел во двор. Ухватившись обеими руками за железный налокотник мужа, леди Мод поспешила следом.
     Здесь Майсгрейва ждала неожиданность. Отобранные им воины не стояли, как было заведено, подле своих коней, а, столпившись, что-то горячо обсуждали. Филип незамеченным приблизился к ним.
     Посреди кружка стояли друг против друга Гарри Гонд и Алан Деббич. В руках у каждого был арбалет.
     - Так учти, - наставительно говорил Гарри, - ты сам предложил пари. И если я окажусь лучше, твоя лошадь перейдет ко мне.
     - Не спорь с ним, малыш, - дружелюбно заметил сквайр Патрик Лейден. - Гарри стреляет, как сам дьявол. Он заберет твою красавицу, а его лохматая кобылешка и неказиста, и с дурным нравом.
     Щеки Алана пылали.
     - Он посмел назвать меня никчемным сосунком, и я не успокоюсь, пока не докажу, что на что-то пригоден. И если мой выстрел окажется лучше, он будет всю дорогу прислуживать мне, чистить мои сапоги, седлать и расседлывать коня и все прочее, что полагается делать слуге!
     Гарри захохотал.
     - О, ясное дело, господин! Если я обнаружу, что вы из тех легендарных стрелков, что жили раньше в лесах старой доброй Англии и за сто шагов шутя попадали в мелкую монету, я в вашем распоряжении.
     - Смотри не проиграй, Гарри, - хмыкнул Шепелявый Джек. - Мальчишка зря такой лошадью рисковать не станет.
     - Мальчишка просто хвастун, - мрачно бросил Угрюмый Уили.
     - Хватит болтать! - сказал, выступив вперед, Фрэнк Гонд. - Начинайте.
     Гарри и Алан тотчас вложили стрелы в арбалеты.
     - Первым пусть стреляет Гарри, - скомандовал Фрэнк. - Он затеял спор, ему и начинать.
     Гарри весело подмигнул и прицелился куда-то вверх. Филип проследил за его взглядом. Мишенью служил флюгер на соседнем доме. Над крутой черепичной крышей на длинном шпиле виднелась тонкая стрелка, указывавшая направление ветра. Уперев в плечо арбалет, Гарри метил в нее.
     - Смотри, ветер, - предупредили рядом. Гарри спустил пружину. Стрела пропела и звонко ударила в шпиль под самой стрелкой.
     - Молодец, брат! - хлопнул по плечу Гарри Фрэнк. - Мастерский выстрел. Он повернулся к Алану:
     - Теперь ты. Мальчик шагнул вперед. Лицо его было сосредоточено.
     Стало тихо. Приложив арбалет к плечу, он долго целился, затем раздался щелчок спущенной пружины, стрела взвилась и ударила во флюгер так, что стрелка завращалась и остановилась, указывая направление, противоположное ветру.
     Кто-то восхищенно присвистнул, а затем раздались восторженные возгласы:
     - Ну и малыш!
     - Ох и выстрел, клянусь Святой Троицей!
     - Гарри, Гарри, ты нашел себе нового господина! Только теперь кто-то заметил стоявшего позади Майсгрейва.
     - Милорд! Все оглянулись.
     - Простите, сэр, - выступив вперед, сказал Гарри. - Мы тут немного замешкались. Маленькое пари...
     - Которое ты проиграл. Что ж, ступай в услужение к мастеру Алану.
     Анна тряхнула челкой. Глаза ее блестели.
     - Вы видели, как я стреляю?
     Ей хотелось, чтобы этот сумрачный рыцарь похвалил ее. Но он снова даже не глянул в ее сторону.
     - Пора! - скомандовал он.
     Когда все уже были верхом и Филип разворачивал коня к воротам, с крыльца дома долетел истошный женский вопль. Филип оглянулся.
     Леди Мод, простирая к нему руки, рыдала во весь голос. Она сама не могла понять, что с ней происходит. Ведь муж не раз покидал ее, и она привыкла воспринимать это как неизбежное. Но сейчас, когда он, даже позабыв проститься, устремился прочь, ей на мгновение показалось, что она видит его в последний раз.
     Майсгрейв и сам ощутил укол совести. Разве Мод виновата, что была и осталась чужой для него? Кто знает, вернется ли он, а в ее чреве его, Майсгрейва, дитя.
     Он рванул поводья и, подъехав, склонился к ней. Обняв ее за плечи, он нежно поцеловал ее.
     - Прощай, Мод! Да хранит тебя Господь, моя дорогая...
     И больше ни слова. Он дал коню шпоры и стремительно покинул двор. Отряд последовал за ним.
     Леди Мод, заломив руки, продолжала рыдать на крыльце.

11.

     Как сладко слышать перестук копыт! Как свеж и легок воздух в это солнечное утро! Полный дыхания весны, он сильнее доброго вина кружит голову и покалывает грудь. Грива лошади колышется в такт шагу, но Анна не пускает в ход хлыст, с трудом подавляя желание рвануться в карьер навстречу ветру.
     Наконец-то она покидает ненавистный Йорк! Прочь интриги и гнусные козни - она едет