прогресса нашего  времени.  Этот  прогресс основывается на мощном  утончении
средств  чувственного  наблюдения.  И  это закладывается  однажды в существе
человека, что он в пределах развития соответствующих отдельных способностей,
приносит их, за счет других, к некой известной  степени совершенства. Точное
чувственное наблюдение, которое  в  такой, полной значимости мере, развилось
через естественную науку, должно было оставить  на заднем плане заботу о тех
человеческих способностях, которые вели в "скрытые миры". Однако, время есть
опять здесь, в которое эта забота  является необходимой. И скрытое не станет
признанным  через то, что будут бороться с суждениями,  которые выводятся из
отрицания  этого   скрытого,  даже   все-же  с  логически   последовательной
правильностью, но через то, что это  скрытое само устанавливают в правильном
свете. Признанным это будет тогда теми, для кого "время пришло".

     Это  должно  было  быть  здесь  сказано  только  для  того,  чтобы   не
предполагалось при этом незнание с  точками зрения естественной науки, когда
будет  говориться  об "эфирном  теле",  которое, однако,  в некоторых кругах
должно считаться как нечто полностью фантастическое.

     Это эфирное  тело есть, итак, второй член  человеческого существа.  Ему
приходится,  для   сверх-чувственного   познания,   более  высокая   степень
действительности, чем для физического тела. Некое  описание,  как его  видит
сверх-чувственное познание, может  быть  дано  только  в последующих  частях
этого  писания, когда будет показано, в  каком  смысле такие описания должны
быть приняты. Пока  вполне достаточно, если будет  сказано, что эфирное тело
проникает всюду физическое  тело и что оно должно рассматриваться, как некий
род  архитектора  последнего. Все  органы устанавливаются  в  своей форме  и
облике через течения  и движения эфирного  тела. В основе физического сердца
лежит некое  "эфирное сердце",  в основе физического  мозга  некий  "эфирный
мозг"  и так далее. Эфирное  тело  расчленено в себе, как  физическое  тело,
только сложнее, и все  в  нем находится в  живом взаимно-проникающем течении
(DurcheinanderflieЯen)  там,  где  в  физическом  теле  имеются обособленные
части.

     Это эфирное тело имеет, теперь,  человек общим с растительным  так, как
он физическое тело имеет  общим с минеральным.  Все живое имеет свое эфирное
тело.

     От эфирного тела, сверх-чувственное рассмотрение восходит к дальнейшему
члену  человеческого  существа.  Оно   ссылается,   для  образования  некого
представления  об  этом  члене,  на явление сна, как  оно для  представления
эфирного тела,  указывало на  явление смерти. - Все  человеческое творчество
основывается на деятельности в бодрствовании, пока только проявленное входит
в  рассмотрение.  Эта деятельность, однако, только  возможна,  когда человек
усиление своей истощенной силы всегда опять, достает себе из сна. Действие и
мышление  исчезают во сне, вся боль, все удовольствие тонет для сознательной
жизни. Как из скрытых,  таинственных источников  поднимаются при пробуждении
человека сознательные силы из безсознательности сна.  Это есть то  же  самое
сознание,  которое  при  засыпании   погружается  в  темные  глубины  и  при
пробуждении  поднимается снова.  То, что  жизнь всегда опять  пробуждает  из
состояния  безсознательности,  есть,  в  смысле сверх-чувственного познания,
третий  член  человеческого существа.  Можно  назвать  его  астральное  тело
(Astralleib). Как физическое тело не может  получить  свою форму через в нем
находящиеся минеральные вещества и силы, но  как оно, такого получения ради,
должно быть проникнуто  эфирным  телом, также  не  могут  силы эфирного тела
через самих  себя просветляться светом сознания. Эфирное тело, которое  было
бы предоставлено только самому себе, должно было бы находиться продолжающе в
состоянии  сна.  Можно  также  сказать:  Оно  могло  бы  в  физическом  теле
поддерживать   только   растительное   бытие.   Бодрствующее  эфирное   тело
просветляется   астральным  телом.  Для   чувственного  наблюдения  исчезает
действие  этого  астрального  тела,  когда человек  погружается  в  сон. Для
сверх-чувственного  наблюдения  оно  остается  еще  в  наличии;  только  оно
возникает  отделенным от  эфирного тела или выступающим из него. Чувственное
наблюдение  имеет  дело  не  с  самим  астральным  телом,  но только  с  его
действиями в проявленном. И таковые в течение сна не имеются непосредственно
в наличии. В том же смысле, в каком человек свое физическое тело имеет общим
с минералами, свое эфирное тело имеет общим с растениями, в отношении своего
астрального  тела имеет одного и  того же рода  с животными. Растения есть в
состоянии продолжающегося сна.  Кто не точно  судит в этих  вещах, тот может
легко впасть  в  заблуждение,  чтобы  также  растениям  приписать некий  род
сознания,  который животные и  люди  имеют  в  состоянии  бодрствования. Это
может,   однако,   только  тогда   происходить,   когда  делается   неточное
представление о сознании. Тогда говорят, если  на растение упражнять внешнее
раздражение, тогда  совершает  оно  определенные  движения, как  и  животное
также.   Говорят  о   чувственности  некоторых  растений,  которые  например
сворачивают вместе свои листья, когда определенные вещи на них воздействуют.
Все-же это  не  есть  обозначающим сознание,  что существо на некое действие
показывает противо-действие,  но что существо внутри себя переживает  нечто,
что к голому противо-действию приходит вдобавок как нечто новое. Иначе можно
было  бы также  говорить  о сознании, если  кусок железа под  влиянием тепла
расширяется.  Сознание   только  имеется  в  наличии,  когда   существо  под
воздействием тепла, например, испытывает внутреннюю боль.

     Четвертый  член своего  существа,  который  сверх-чувственное  познание
должно приписывать человеку, не имеет, теперь, более общего с окружающим его
миром   проявленного.  Это   есть   его  различие  напротив  остальным   его
со-существам, через что он  является венцом, ближайшего,  ему принадлежащего
творения.   Сверх-чувственное   познание  образует  представление   об  этом
дальнейшем члене  человеческого существа  тем, что оно  указывает на то, что
также  внутри  бодрствующих  переживаний  уже  устанавливается  существенное
различие.   Это  различие  выступает  сразу,  если   человек  свое  внимание
направляет  на  то,  что  он  в  бодрствующем  состоянии  с  одной  стороны,
продолжающе  стоит  в  середине  переживаний,  которые  должны  приходить  и
уходить, и  что он, с другой стороны,  также имеет переживания, при  которых
это  не есть такой  случай. Это выступает  особенно остро, когда  сравнивают
переживания  человека  с  таковыми  животного. Животное переживает с большой
регулярностью  влияния внешнего  мира и будет осознавать боль и удовольствие
под влиянием тепла и холода, под действием  известных, регулярно протекающих
процессов  своего тела, будет осознавать голод  и жажду. Жизнь  человека  не
исчерпывается такими переживаниями. Он может развивать  вожделения, желания,
которые все  это  превосходят. У животного всегда возможно  было бы указать,
если захотеть идти достаточно  далеко,  где,  вне тела или  в теле находится
повод  к  некому  действию,  к некому ощущению. У  человека  это есть никоим
образом так. Он может породить желания и вожделения, повод для возникновения
которых, ни  внутри, ни вне его тела, не  является достаточным.  Всему,  что
подпадает в эту область  должен быть дан особый  источник.  И этот  источник
можно, в смысле сверх-чувственной науки, видеть в "Я" человека. О "Я" можно,
поэтому,  говорить как о четвертом члене человеческого существа. -  Было  бы
астральное  тело  предоставлено  самому  себе,  то в  нем  разыгрывались  бы
удовольствие и боль, чувства голода и жажды; что, однако, тогда не возникало
бы, есть  ощущение:  есть  некое  остающееся во всем  этом.  Остающееся, как
таковое, не обозначается здесь как "Я" но то, что переживает это остающееся.
Должно полностью четко  схватить понятия  в этой области, если недоразумения
не  должны возникать. С восприятием (Gewahrwerden) длящегося,  остающегося в
смене  внутренних  переживаний,  начинается  рассвет  "Я-чувства".  То,  что
существо,  например,  ощущает  голод,  не  может  дать ему  Я-чувство. Голод
устанавливается,   когда   обновленные   побуждения   к  нему   делают  себя
действенными  для затронутого существа.  Это выпадает тогда на  его питание,
потому что именно эти обновленные побуждения есть здесь. Я-чувство наступает
только  когда не только эти обновленные побуждения понуждают  к питанию,  но
когда  при предшествующем насыщении  возникло удовольствие и сознание  этого
удовольствия осталось, так  что не  только настоящее  переживание голода, но
прошедшее удовольствие  понуждает к питательному  средству. - Как физическое
тело распадается, если  эфирное тело не  удерживает его воедино, как эфирное
тело   погружается  в  безсознательность,   если  астральное  тело  его   не
просветляет, так должно  было  бы  астральное тело всегда  опять,  погружать
прошедшее   в  забвение,  если  бы  таковое  посредством  "Я"  не   было  бы
пере-спасено в настоящее. Что для физического тела есть смерть, для эфирного
тела есть сон,  то для  астрального тела есть забвение. Можно также сказать:
эфирному   телу   свойственна  жизнь,   астральному  телу   сознание,   а  Я
воспоминание.

     Еще  легче,  чем  в  заблуждении  приписывать растению сознание,  можно
подпасть  в  такое,  чтобы  говорить   о  воспоминании  у   животного.   Это
располагается  так близко, чтобы думать о воспоминании,  когда собака  опять
распознает своего хозяина, которого она, наверное, довольно долго не видела.
Все-же, на самом деле,  основывается такое опять-распознавание вообще не  на
воспоминании,  но  на  нечто совершенно другом. Собака ощущает  определенное
влечение к своему хозяину. Это  влечение исходит из существа последнего. Это
существо доставляет собаке удовольствие, если хозяин присутствует для нее. И
каждый  раз,  когда  выступает  это  присутствие  (Gegenwart)  хозяина,  оно
является  поводом  к некому  обновлению удовольствия.  Воспоминание, однако,
только  тогда  имеется  в  наличии,  когда  существо  не  только  со  своими
переживаниями ощущает  в  настоящее  время,  но когда оно  сохраняет таковые
прошлого.  Можно даже  это  признавать и  все-же впадать  в заблуждение, что
собака имеет воспоминание. Можно  было  бы, именно, сказать: она  печалится,
если хозяин ее оставляет, итак, у нее остается воспоминание о таковом. Также
это  есть  неправильное  суждение. Через совместную жизнь  с  хозяином,  его
присутствие становится потребностью для собаки и она воспринимает через это,
отсутствие аналогичным образом, как  она ощущает голод. Кто  не делает такие
различия, не придет к ясности об истинных взаимосвязях жизни. (См. замечание
#1)

     Из известных предосуждений против этого изложения будет возражено, что,
все-же,  невозможно было  бы знать, имеется ли  или нет в наличии у животных
нечто,    аналогичное   человеческому   воспоминанию.    Такое    возражение
основывается,  однако, на необученном  наблюдении. Кто  действительно  может
наблюдать соразмерно чувствам, как ведет себя животное в совместной связи со
своими  переживаниями,  тот  заметит отличие  этого поведения  от  поведения
человека.  И  ему  станет  ясно,  что  животное  ведет  себя  так,  как  это
соответствует не имеющемуся в наличии  воспоминанию.  Для сверх-чувственного
наблюдения это ясно без дальнейшего. Все-же то, что непосредственно приходит
к сознанию при таком сверх-чувственном наблюдении, это может быть распознано
по его действиям в этой области также чувственным восприятием и его мыслящим
проникновением. Если  говорят, что человек знает  о своем воспоминании через
внутреннее Душевное  наблюдение,  которое он, однако, у  животного не мог бы
установить, то в основе такого утверждения располагается роковая ошибка. То,
что человек  имеет сказать о своей  способности воспоминания,  именно это он
вообще не  может  позаимствовать  из  внутреннего  Душевного наблюдения,  но
единственно  из того, что  он  переживает  в  отношении к вещам  и процессам
внешнего мира. Эти переживания он делает с  собой и с неким другим человеком
и также с животными полностью равным образом. Это только  кажущееся, которое
ослепляет  человека,  когда  он полагает, что он  судит имеющееся в  наличии
воспоминание  только  при внутреннем наблюдении.  То,  что  лежит  в  основе
воспоминания как сила, может быть названо внутренним;  суждение об этой силе
приобретается также для  собственной  личности через  взгляд  на  совместную
связь жизни во внешнем мире. И эту совместную связь может человек судить как
у себя, так также у  животного. В отношении таких вещей наша употребительная
психология страдает от своих полностью необученных, неточных, в большей мере
через ошибку наблюдения, обманчивых представлений.

     Для "Я" означают воспоминание и  забвение нечто полностью  аналогичное,
как для астрального тела бодрствование и сон. Как сон заботам и тревогам дня
позволяет исчезнуть в ничто, так же простирает  забвение покров над  плохими
опытами  жизни  и  гасит через  это  часть  прошлого.  И  как  сон  является
необходимым, чтобы  были  заново усилены истощенные жизненные  силы,  так же
должен человек определенные части своего прошлого устранить из воспоминания,
если он  должен  стоять  напротив новым переживаниям свободно и непредвзято.
Однако  прямо  из  забвения  возрастает  его укрепленная сила для восприятие
нового. Думают о  фактах, как  обучение писания.  Все отдельные подробности,
которые ребенок имел пережить,  чтобы научиться  писать,  будут забыты.  Что
остается, есть способность писания. Как мог бы человек  писать, если  бы при
каждо-разовом употреблении пера, в Душе  как  воспоминание, восходили бы все
переживания, которые должны были бы быть проделаны при обучении писать.

     Теперь,  выступает  воспоминание  на  разных   ступенях.  Уже  то  есть
наипростейшая форма воспоминания, когда человек воспринимает некий  предмет,
и он затем, после отворачивания от предмета, представление о нем может опять
пробудить. Такое  представление  человек образовал себе  во время,  когда он
воспринимал предмет. Здесь разыгрался процесс  между его  астральным телом и
его  Я. Астральное тело сделало  сознательным внешнее  впечатление предмета.
Все-же  знание  о  предмете  длилось  бы  только  так  долго,  пока  таковой
присутствует, если бы  Я не приняло  бы в себя  знание и не сделало бы своим
владением. - Здесь, при этом пункте,  сверх-чувственное созерцание  отделяет
телесное от Душевного. Об астральном теле говорится так долго, пока имеют  в
глазу  становление  знания  о присутствующем  предмете. То, однако, что дает
знанию длительность, обозначают  как  Душа.  Видят  однако  одновременно  из
сказанного, как тесно связано в человеке астральное  тело с той частью Души,
которая ссуждает  знанию длительность. Обе они объединены в известной мере в
один  член  человеческого  существа.  Поэтому  можно  также  это объединение
обозначить  как  астральное тело.  Также  можно,  если  желают  некое точное
обозначение,  говорить  об  астральном  теле  человека как о  Душевном  теле
(Seelenleib), и  о  Душе, поскольку она с ним является  объединенной, как  о
чувственной Душе (Empfindungsseele).

     Я восходит к более высокой ступени своего существа, если оно направляет
свою  деятельность  на  то,  что  оно  из  знания  предметов  сделало  своим
владением. Это  есть деятельность, через  которую Я все больше освобождается
от предметов восприятия, чтобы работать  в своем  собственном  владении.  Та
часть Души,  которой это приходится, можно обозначить как  рассудочная  Душа
(Verstandesseele) или  разумная  Душа (Gemьtsseele). - Как чувственной Душе,
так  и рассудочной  Душе  свойственно  то,  что они работают с тем,  что они
получают  через  впечатления  от  воспринятых  через  чувства   предметов  и
сохраняют  это  в воспоминании.  Душа  здесь полностью предается  тому,  что
является внешним.  Также  это получила она ведь  от внешнего, что она  через
воспоминание   делает  своим   собственным  владением.  Она  может,  однако,
превзойти  все  это. Она не  является единственно чувственной и  рассудочной
Душой.  Сверх-чувственному   рассмотрению  удается  легче  всего  образовать
представление  такого  превзойдения, если  она указывает  на  простой  факт,
который должен быть оценен  только  в его всеохватывающем значении. Это есть
то, что во  всем объеме языка  существует единственное имя, которое по своей
сущности отличается  от всех других  имен. Это есть, именно,  имя "Я". Любое
другое  имя  каждый человек может дать  вещи или  существу,  на  которое оно
приходится. "Я" как обозначение для существа имеет только тогда смысл, когда
это существо такое обозначение прилагает к самому себе. Никогда не может имя
"Я" для  ушей человека проникать  извне  как  его  собственное  обозначение;
только само существо может применять  его  себе. "Я есть  Я только для меня;
для любого другого,  Я есть Ты; и любой другой для  меня есть Ты". Этот факт
есть  внешнее выражение истины глубочайшей  значимости. Собственное существо
"Я" является  независимым от всего внешнего; поэтому  его имя не может  быть
названо  также  никем  внешним.  Те религиозные  вероисповедания,  которые с
сознанием сохранили свою совместную связь со сверх-чувственным  созерцанием,
называют  поэтому обозначение  "Я" "невысказанным  именем  Бога".  Ибо будет
указано  прямо  на  здесь  отмеченное,  когда  это выражение  употребляется.
Никакое  внешнее не имеет  доступ к той части человеческой  Души,  которая с
этим  охватывается глазом.  Здесь находится "скрытое святилище" Души. Только
то  существо  может  завоевать   здесь  допуск,  которое  является  с  Душой
одинакового рода. "Бог,  который живет в  человеке, говорит, когда Душа себя
как Я распознает". Как  чувственная Душа и рассудочная Душа живут во внешнем
мире,  так  погружается  третий член  Души  в  Божественное,  когда  таковая
достигает к восприятию своего собственного существа.

     Легко  напротив этому может  возникнуть недоразумение, как  будто такие
рассмотрения объяснили Я как  одно с Богом.  Однако они говорят вовсе не то,
что Я есть Бог, но только то, что оно с Божественным является одного  рода и
существа. Утверждает  ли  некто, что капля воды,  изъятая  из моря  является
самим  морем,  когда  он говорит:  капля  есть того  же самого  существа или
субстанции  как  море? Желают  непременно  употребить  сравнение,  то  можно
сказать:  как  капля   соотносится  к   морю,  так  же  соотносится  "Я"   к
Божественному.  Человек  может найти в  себе  Божественное,  потому  что его
пра-собственное  существо  взято  из  Божественного.  Так,  итак,  достигает
человек  через этот  свой третий член Души, внутреннего  знания самого себя,
как он  через  астральное тело получает знание  внешнего мира. Поэтому может
Тайноведение   этот  третий  член  Души   назвать  также  сознательная  Душа
(BewuЯtseinsseele).  И  в  этом  смысле  состоит  Душевное  из  трех членов:
чувственной Души, рассудочной Души и сознательной Души, как телесное состоит
из трех членов: физического тела, эфирного тела и астрального тела.

     Психологические   ошибки  наблюдения,  аналогичные  тем,   которые  уже
оговаривались для суждения способности воспоминания, делают также правильное
понимание  сущности   "Я"  трудным.  Можно  некоторое,  что   полагают  быть
понимаемым, считать  за некое  противо-положение,  приведенного выше  в этом
отношении, в то время как оно в истинности представляет некое подтверждение.
Такой  есть случай,  например,  с замечаниями,  которые  Эдуард фон  Хартман
(Eduard von  Hartmann)  указывает  о "Я" на стр.  55