как фантастику, мечтательность и так далее,  которое  резко  отклонятеся  от
собственного.  - С другой стороны,  стоит,  однако,  все же уже  в настоящее
время тот факт,  что для  сверх-чувственного рода исследования, как он также
представлен в этой книге, имеют  понимание некое число людей. Людей, которые
видят, что смысл жизни разоблачает себя не в общих  речевых оборотах о Душе,
Самости  (Selbst)   и   так  далее,   но   может  получаться  только   через
действительное вживание в результаты сверх-чувственного  исследования. Не из
нескромности, но  в радостном удовлетворении глубоко ощущается  составителем
этой  книги  необходимость  этого  четвертого   издания  после  сравнительно
короткого времени.

     Чтобы в  нескромности это подчеркивать, к  этому чувствует  составитель
только слишком отчетливо, как мало  также новое издание  соответствует тому,
что  оно,  как   „очерк  некого   сверх-чувственного   Миро-воззрения"
собственно должно  было  бы  быть.  Еще  раз  было для  нового  издания  все
переработано, многие дополнения были вставлены в важных местах, отчетливости
стремились быть достигнутыми. Однако  в  многочисленных  местах  составителю
чувствовалось, как неподатливы оказываются средства доступного ему изложения
напротив того, что показывает сверх-чувственное исследование. Так,  мог быть
показан не более, как некий путь, чтобы достичь к тем представлениям,  какие
даются в  книге  для  Сатурно-, Солнце-,  Луно-развития. Некая важная  точка
зрения  является  в  этом  издании  также  в  этой  области  вкратце  заново
обработанной.  Однако отклоняются  переживания в отношении  таких  вещей так
сильно от  всех  переживаний в  чувственной  области,  что  изложение делает
необходимой  продолжающуюся борьбу за, только  некоторым  образом  кажущееся
достаточным, выражение.  Кто  желателен, чтобы  входить  в  сделанную  здесь
попытку  изложения,  вероятно  заметит, что многое,  что невозможно  сказать
сухому  слову,  стремилось  достигнуть  через  образ  изложения.  Это   есть
по-другому, например, при развитии Сатурна, по-другому при развитии Солнца и
так далее.

     Многие,   составителю  этой  книги,  казавшиеся  важными  дополнения  и
расширения  были выполнены  в  новом  издании  второй  части  книги, которая
задействует „Познание  высших  Миров".  Предрасполагалось устремление,
чтобы  представить  наглядно  образ  внутренних  Душевных  процессов,  через
который познание  освобождает себя от своих, имеющихся  в  чувственном мире,
границ и  делает  себя  приспособленным  для переживаний  сверх-чувственного
Мира. Было попробовано показать, что это переживание, хотя оно приобретается
через  полностью внутренние  средства и пути,  имеет, однако, не одно только
субъективное  значение для отдельного  человека, который его приобретает. Из
изложения должно выходить то,  что внутри Души отбрасывается ее  отдельность
(Einzelheit)  и личная  обособленность  (Besonderheit)  и достигается  некое
переживание,  которое имеет  одинаковым  образом  каждый  человек,  который,
именно,  правильным  образом  задействует  развитие  из  своих  субъективных
переживаний. Только  когда  „познание сверх-чувственных  Миров"  будет
мыслиться  с таким  характером,  удается  отличить его  от всех  переживаний
только субъективной Мистики  и так  далее. О  такой  Мистике  можно  пожалуй
сказать,  что она  более или менее,  однако, есть  субъективное  дело самого
Мистика.  Духовно-научная  школа   Души,   как  она  здесь  подразумевается,
стремится к таким  объективным  переживаниям, чья истинность хотя  познается
совершенно  внутренне,  которая, однако, как  раз поэтому и  просматривается
насквозь в  своей  всеобщей значимости. - Также здесь есть, ведь, тот пункт,
при  котором  некое соглашение  со многими  мыслительными  привычками нашего
времени является очень трудным.

     В заключение  составитель книги хотел бы сделать замечание, чтобы также
и доброжелателями (Wohlmeinenden) эти высказывания могли бы быть приняты как
то,  что  они дают  через  себя  как  свое содержание.  Сегодня господствует
многократно устремление, чтобы этому или  тому Духовному направлению  давать
это или то  древнее название. Через это кажется оно некоторым только ценным.
Но позволительно будет спросить: что должны  выигрывать изложения этой книги
через то, что их обозначают  как „розенкройцерское (rosenkreuzerisch)"
и тому подобное? Главное  приходится на то, что здесь со средствами, которые
в  настоящий   период  развития  Души  являются  возможными  и  соразмерными
таковому,  пробуется прозрение (Einblick)  в сверх-чувственные  Миры и что с
этой   точки   зрения   рассматриваются  загадки   человеческой   судьбы   и
человеческого бытия за границами рождения и смерти.  Дело  здесь должно идти
не  о  устремлении,  которое  носит  это или  то  древнее  название,  но  об
устремлении к истине.

     С  другой  стороны  также   в  противном  намерении  были  использованы
обозначения,  для изложенного в книге,  Миро-воззрения. Не смотря на то, что
те, с которыми больше всего желали затронуть и дискредитировать составителя,
являются абсурдными  и  объективно  неистинными,  характеризуют  себя  такие
обозначения  в своей  недостойности  через  то,  что они  полностью  унижают
независимое стремление к истине тем, что они судят это  не из  себя  самого,
но,  выдуманную  ими  или  безосновательно  перенятую  и  далее  переносимую
зависимость  от  этого  или того направления, желают преподнести другим  как
суждение.  Как  есть  необходимы  эти  слова  ввиду  многих  нападок  против
составителя, то противится это таковому все же, чтобы на этом месте, входить
далее в дело.

     Написано в Июне 1913
     Рудольф Штайнер

        "Предисловие к седьмому - пятнадцатому изданиям"

     Для  этого  нового  издания моего  „Очерка  тайноведения" я почти
целиком заново  преобразил раздел „Характер тайноведения".  Я полагаю,
что через это теперь будет  меньше повода к  недоразумениям, которые я видел
возникающими из  прежнего составления этого раздела.  Со  многих  сторон мне
приходилось  слышать: другие  науки  доказывают;  то,  что  здесь дается как
наука, просто говорит: Тайноведение устанавливает это или  то  твердо. Такое
предосуждение  устанавливает  себя  естественно, поскольку  ведь  доказуемое
сверх-чувственного познания  не может  через  представленное навязывать себя
так,  как  при изложении совместных связей чувственной действительности. То,
что это имеет дело только с неким  предосуждением, желал я через переработку
первого раздела  этой книги сделать отчетливее, чем это мне казалось удалось
в  предыдущих изданиях. В других  частях  книги я старался через  добавления
содержания некоторое представленное разработать острее. Насквозь через все я
постарался  во  многочисленных  местах  в  облачении  содержания предпринять
изменения,   которые  повторное   переживание  (Durchleben)  представленного
позволяет явиться мне необходимыми.

     Берлин, Май 1920
     Рудольф Штайнер
        "Предисловие к шестнадцатому - двадцатому изданиям"

     Теперь, после того, как истекли пятнадцать лет с первого появления этой
книги,  мне позволено, ведь, перед публичностью  сказать  нечто  о  Душевном
настрое, из которого она возникла.

     Изначально,  был  мой  план,  ее  сущностное  содержание  вставить  как
последнюю главу моей задолго  прежде появившейся книги „Теософия". Это
не  пошло. Такое  содержание  закруглялось тогда, как  „Теософия" была
завершена,  не тем способом во мне, как таковой  „Теософии".  Я имел в
своих имагинациях Духовную сущность отдельного человека, стоящей  перед моей
Душой и  мог изобразить  ее,  однако, так же именно,  передо мной не  стояли
тогда уже Космические  совместные связи, которые должны были быть изложены в
„Тайноведении". Они были в отдельности здесь;  однако  не  в целостном
образе.

     Поэтому  решился я  позволить появиться „Теософии" с содержанием,
которое  я   увидел   как   сущность  в   жизни   отдельного   человека,   а
„Тайноведение" завершить в ближайшее время в полном покое.

     Содержание  этой  книги должно  было,  по  моему  тогдашнему  Душевному
настроению,  быть  дано в  мыслях, которые  для  изображения  Духовного есть
подходящие  расширенные дальнейшие  образования  применяемых в  естественной
науке мыслей. Будет замечено по здесь снова напечатанному „Предисловию
к первому изданию", как сильно я чувствовал себя  со всем, что я тогда писал
о Духо-познании, отвественным перед естественной наукой.

     Но единственно в таких  мыслях невозможно принести к изложению то,  что
открывает  себя Духовному созерцанию как Духовный мир. Ибо это откровение не
входит  в  голое  мысле-содержание.  Тот,  кто  сущность  такого  откровения
переживая познал,  тот знает, что мысли обычного сознания  подходят  только,
чтобы выразить чувственно воспринимаемое, однако, не Духовно созерцаемое.

     Содержание Духовно  созерцаемого позволяет себя воспроизвести  только в
образах (имагинациях),  через которые вещают инспирации, которые проистекают
от  интуитивно  пережитого  Духовного   существа.  (О  сущности  имагинации,
инспирации и интуиции найдут необходимое в самом этом „Тайноведении" и
в моей книге  „Как достичь познаний  высших Миров?  (Wie  erlangt  man
Erkenntnisse der h heren Welten?)")

     Однако изображающий  имагинации из Духовного мира не может в  настоящее
время только такие имагинации предоставить. Он изображает  с этим нечто, что
как  полностью  другое  содержание  сознания наряду  с содержанием  познания
нашего времени стояло  бы без всякой совместной  связи с  таковым. Он должен
современное сознание наполнить тем, что другое сознание, которое созерцает в
Духо-мир  (Geistwelt), может  распознать. Тогда  будет  его  изложение иметь
содержанием этот Духо-мир; однако такое содержание выступает в форме мыслей,
в которые он  втекает. Через  это становится оно обычным сознанием,  которое
думает в смысле настоящего времени, но еще не созерцает вовнутрь в Духо-мир,
полностью понимающе.

     Такое  понимание  остается только тогда выключенным  (aus), когда  сами
собой  кладут  перед  ним  препятствия.  Когда  делают  своими  собственными
предосуждения,  которые  образовало   время,   из  некого   ложно   понятого
природо-воззрения о „границах познания".

     В Духо-познании  все погружено в  интимное Душе-переживание.  Не только
само Духовное созерцание, но также понимание,  которое результаты созерцания
приносит навстречу не созерцательному обычному сознанию.

     О  такой  интимности не имеет никакого  понятия тот,  кто  дилетантским
образом говорит о том,  что тот, кто верит что понимает, себе  понимание сам
внушает.

     Однако  это  есть  так,  что  то,  что  изживает себя внутри  понимания
физического мира лишь  в  понятиях как истина  или заблуждение, в  отношении
Духовного мира становится переживанием.

     Кто в свое суждение позволяет втекать  даже только тихо воспринимаемому
утверждению, что Духовно созерцаемое  является обычному, еще не созерцающему
сознанию  -  из-за   его   границ   -  непостижимым,  тому   ложится   такое
воспринимаемое суждение,  как  затемняющее облако  перед постижением; и  тот
действительно не может понимать.

     Однако  непредвзятому, не созерцающему  сознанию  является  созерцаемое
вполне понятным, когда созерцающий  доносит  его вплоть до мысле-формы.  Оно
является понятным, как не-художнику понятна законченная картина художника. И
именно  есть  понимание  Духо-мира  не  художественно-чувственно-соразмерное
(kьnstlerisch-gefьhlsmдЯige),  как у  художественного  творения, но  всецело
мысле-соразмерное, как в отношении естествознания.

     Чтобы, однако, такое  понимание действительно сделать возможным, должен
изображающий  Духовно  созецаемого,   свои  созерцания  донести  до  верного
вливания  в  мысле-форму, без того,  что они внутри этой формы  теряют  свой
имагинативный характер.

     Это   все   стояло   перед  моей  Душой,   как  я   разрабатывал   свое
„Тайноведение".

     В 1909 почувствовал я затем, что я с этими предпосылками мог бы создать
некую книгу, которая: во-первых  содержание моего Духо-созерцания донесла бы
влитой в мысле-форму до некой  определенной, но сначала достаточной степени;
и  во-вторых  может  быть  понята  каждым  мыслящим  человеком,  который  не
располагает себе перед пониманием никаких препятствий.

     Я говорю это  сегодня, одновременно высказывая этим,  что тогда  (1909)
опубликование  книги  казалось мне  риском. Ибо я знал  ведь, что  требуемую
непредвзятость  именно  те могут  не достичь,  которые двигают  естественную
науку и также мало все многочисленные личности, которые в своих суждениях от
таковой являются зависимыми.

     Однако  перед моей  Душой стоял  именно  факт, что во время, в  которое
сознание  человечества  наиболее  далеко  отдалилось   от  этого  Духо-мира,
сообщения    из   такого    Духо-мира   соответствовали   самой   неотложной
необходимости.

     Я рассчитывал на то, что существуют также люди, которые более или менее
отдаленность от всей Духовности воспринимают настолько тяжело, как жизненное
препятствие,  что  они за сообщения  из  Духо-мира  ухватятся  с  внутренней
тоской.

     И  последующие  годы это ведь полностью подтвердили. „Теософия" и
„Тайноведение" как книги, которые предполагают в читателе добрую  волю
чтобы входить в тяжелую стилизацию, нашли широкое распространение.

     Я  полностью  сознательно  стремился дать не  некое  „популярное"
изложение, но такое, которое делает необходимым  чтобы вникнуть в содержание
с мысле-напряжением. Этим, я  моим книгам запечатлил  такой характер, что их
чтение  само   уже  есть  начало  Духо-обучения.  Ибо  спокойное,   разумное
мысле-напряжение,  которое  делает  такое   чтение  необходимым,   усиливает
Душевные  силы  и делает  их  через  это  способными, чтобы  приблизиться  к
Духовному миру.

     То,  что  я книге  дал  титул  „Тайноведение"  сразу  же  вызвало
недоразумения.  С  некоторых сторон было  сказано, что  то, что  желает быть
„наукой" не должно  быть „тайным". Как мало было обдумано  такое
возражение. Как  если бы некто, кто публикует  некое содержание,  желал бы с
таковым обходиться „тайно". Вся книга показывает, что ничто не описано
как „тайное", но  именно  должно быть принесено в такую форму, что это
будет  понятным  как  только  и   любая  „наука".  Или  желают,  когда
употребляют слово „естествознание  (Naturwissenschaft)", не  намекать,
что дело идет о „естестве"?

     „Тайноведение   (Geheimwissenschaft)"    есть   противоположность
„природоведения (Naturwissenschaft)".

     Моим созерцаниям в Духовный мир всегда снова противоставляли, будто они
есть измененные воспроизведения  того, что в течение  более древнего времени
выступало  в  представлениях  людей о  Духо-мире.  Говорилось,  что я  якобы
прочитал  некоторое,  это  вобрал  в  подзонательное и затем в вере, что это
происходило из собственного созерцания,  донес к изложению.  Из гностических
учений, из восточной мудрости и так далее, должен я был якобы мои  изложения
завоевать.

     Тем,  что   такое   утверждалось,  остаются  с   мыслями  полностью  на
поверхности.

     Мои познания Духовного, которые  я полностью осознавал, есть результаты
собственного созерцания. Я каждое время при всех  отдельностях и при больших
обзорах  строго  себя  проверял,  делаю  ли я каждый шаг так,  что полностью
разумное сознание сопровождало  эти  шаги.  Как  математик идет от  мысли  к
мысли, без того, что  безсознательное, самовнушение и так далее играли роль,
так - говорил я себе  - должно Духовное созерцание от объективной имагинации
к объективной имагинации идти, без того,  что нечто другое в Душе живет, как
Духовное содержание ясно разумного сознания.

     То, что знают об имагинации, что она  есть не только субъекивный образ,
но образ-воспроизведение объективного Духо-содержания, к этому  приносят это
через здоровое  внутреннее  переживание.  Достигают  этого  Духовно-Душевным
образом,  как и в области  чувственного наблюдения при здоровой  организации
верно отличают воображения от объективных восприятий.

     Так имел  я результаты  моего  созерцания передо мной. Они были сначала
„созерцаниями", которые жили без наименований.

     Должен был  я ими поделиться, то требовало  это слово-описаний. Я искал
тогда  позднее  таковые в  более  древних  изложениях Духовного,  чтобы  еще
безсловесное  мочь выразить  в словах.  Я  использовал такие  слово-описания
свободно, так что ведь едва одно из таковых в моем использовании совпадает с
тем, чем оно было там, где я его находил.

     Я искал, однако, такую возможность, чтобы выразить себя, всегда только,
после того как содержимое восходило в собственном созерцании.

     Прежде прочитанное  знал я  как отключить, при собственном  исследующем
созерцании через насторой сознания, который я именно уже описал.

     Теперь, находили  в моих  выражениях отзвуки древних представлений. Без
того, чтобы входить в содержание, задерживаются за такие выражения. Говорю я
о  „цветках  лотоса"  в  астральном   теле   человека,  то  было   это
доказательством, что  я Индийские учения, в которых находят такое выражение,
якобы воспроизвел.  Да, говорю я об астральном теле, то было это результатом
чтения Средневековых писаний. Использую я  выражения: Ангел, Архангел  и так
далее, то обновляю я просто представления Христианского гнозиса.

     Такие, полностью на  поверхности  движущиеся  мысли,  находил  я всегда
постоянно мне противопоставленными.

     Также  на  эти  факты   желал  я  указать  теперь  при  опять-появлении
„Тайноведения"   в  новом   издании.  Книга   содержит   ведь   очерки
Антропософии  как  одно целое. Отсюда, она  будет  преимущественно затронута
недоразумениями, которым таковая подвергнута.

     Со  времени,  в   которое  в  моей  Душе  имагинации,   которые   книга
воспроизводит,  слились  вместе   в  один  целостный  образ,  я  безпрерывно
продолжал  образовывать  исследующее  созерцание  в  людях,  в  историческое
становление  человечества,  в  Космос и  так далее; я  приходил  в отдельных
подробностях    ко    всегда   новым   результатам.   Однако,   что    я   в
„Тайноведении" дал как  очерк, для  меня ни в чем не было поколеблено.
Все, что я с тех пор  мог  сказать,  является, когда это  будет вставлено  в
верном месте этой книги, как дальнейшая разработка тогдашнего эскиза.

     Гетеанум (Goetheanum), 10 Января 1925
     Рудольф Штайнер

        "Характер Тайноведения"

     Древнее слово:  "Тайноведение" будет применено к содержанию этой книги.
Слово  может  быть  поводом   того,  что  у  различных  людей  современности
одновременно  будут вызваны  противоположные  чувства.  Для многих оно имеет
нечто  отталкивающее;  оно  вызывает  иронию,  улыбку   сожаления,  возможно
пренебрежение.  Они  представляют себе, что  род  представления, который так
описывается   может   основываться   только   на   праздном   мечтании,   на
фантазировании,  что  за  такой  "мнимой"  наукой  может  скрываться  только
стремление обновления всякого суеверия, которое с правотой избегает тот, кто
ознакомился   с   "истинной   научностью"   и   "настоящим   стремлением   к
распознаванию". На других это слово  действует  так, как  если  бы нечто под
этим подразумеваемое  должно быть преподнесено им, что никаким  другим путем
не является  доступным и к  чему  их, соответственно их предрасположенности,
притягивает глубокое  внутреннее желание познавания или  Душевно  утонченное
любопытство.   Между  этими  резко  друг   другу  противоположными  мнен