няло бы эти излияния
духовных сил; оновзглянуло бы  наверх и сказало  бы, что Озирис,  работающий
надо мною, - вижукак его влияние проходит сквозь меня. И мы бы почувствовали
себя ночью  сокрытыми в  Озирисе, мы бы, так  сказать,  жили в Озирисе. "Я и
Озирис  - одно"  - ощутили бы мы. И затем  мы бы ощутили:  "Теперь я  должен
вернуться  вниз  в  ждущее  меня  физическое  тело,  теперь  время, когда  я
погружаюсь в низшую  природу",  и мы  бы радовались  тому  времени, когда мы
снова  можем оставить  физическое  тело  и покоиться  в  лоне  Озириса или -
переменно - в лоне Изиды.
     Чем более развивалось физическое тело, чем больше оно складывалось, чем
больше  развитием  верхних  частей человек мог видетьфизически,  тем  больше
времени  должен был отдавать  человек напогружение в  Физическое  тело,  тем
больше приобретал он  к  томуинтереса; чем  темнее становилось его  сознание
духовных миров,  тем  яснее  сознание  в  физическом  теле. Так  все  больше
развиваласьжизнь человека  в  физическом  мире  и  в состояниях, протекающих
между смертью и новым рождением, все более прекращалось сознание; по-крайней
мере, сознание в  этом  состоянии изменилось.  В  Атлантиде человек всеболее
терял чувство  божественной родины и, когда миновала великая катастрофа, уже
большая часть человечествасовершенно утеряла природную способность  видеть в
духовном мире,  но  зато  все  отчетливее  видела днем.  Уже  было  обращено
внимание на то,  что во время создания культур у отставших людей существовал
дар ясновидения. Вплоть до времени, когда  основалось христианство, еще были
отсталые обладатели такого ясновидения, и ещетеперь, хотя  лишь  в отдельных
случаях, есть  люди,  сохранившие  естественное  ясновидение,  приобретаемое
путем эзотеризма.
     Итак,  в Атлантиде ночь мало-по-малу  становилась для людей темной. Она
стала бессознательной для людей первой послеатлантической культуры,  которую
мы попытались охарактеризовать во  всей  ее величине, - ту древнюю  культуру
святых Риши, которая прошла перед нашей душой в предыдущих лекциях и которую
мы должны охарактеризовать еще иначе.
     Перенесемся в учеников Риши, вообщев людей  индусской культуры, скажем,
во  время непосредственно после катастрофы. Это  было как бы воспоминанием о
том мире, где  человек видел  богов, работавших над ним. Теперь он  вышел из
этого мира, из лона богов. Раньше для него все было там, как теперь для него
всем является физическое. Как  воспоминание проходило  это сквозь душу  тех,
которые  принадлежали  к первой послеатлантической  культуре,  -  сквозьдушу
индусского  человека,  который знал,  что  Риши  и их  ученикимогли видеть в
духовном мире,  но который  знал  также,  то для  нормального  человека, для
принадлежащего  к индийской культуре, ужепрошли времена, когда он мог видеть
в духовном мире.
     Это было для индуса как бы воспоминанием,  болезненным воспоминанием  о
прежнем  мире  отчизны и, тоскуя,  он  стремился изэтого огненного мира.  Не
действительность  - горы и  долины, не действительность  -  облака, звездное
небо  - все  это  лишь оболочка, лишь личина сущности, а истинного, скрытого
позади  -  богов иистинный  образ человека - мы не  можем  видетьвсе, что мы
видим,  майя,  не   действительность;  истина  же   сокрыта   оболочками.  И
этонастроение становилось  все более  жизненным, -  что человек  родился  из
истины, что его родина в  духовном, все же чувственное не истинно, оно майя.
Кто  столь  сильно чувствовал  противоположение и неистинность  физического,
религиозное  настроение того все менеепроявляло интереса к физическому мируи
все  более  склонялось духовно  к тому, что  могут  лицезреть  и  возвращать
посвященные.  Тоскуя,  стремился  индус  прочь из этой действительности,  из
жестокой  действительности, которая  для него была ничем иным, как иллюзией.
Истинное  он  чувствовал   лишь  позади,  и  первая  культурная  эпоха  мало
интересовалась тем, что происходило внешне на физическом плане.
     Иначе  было  во второй  культурной  эпохе, у  персов,  из  которыхвышел
Заратустра,  великий  ученик Ману. Если мы  хотим  в  немногихчертах уяснить
себе, в чем состоял переход  от индийской культурык персидской, то мы должны
сказать,   что  перс   чувствовал  физическое  не   только   как   сцепление
обстоятельств, он чувствовал его какзадачу. Он глядел наверхв области света,
он глядел  в  духовные  миры,  и его душа видела, как всераспадалось на силы
света и темные силы, и физический мир становился для него миром работы. Перс
говорил себе: есть  благие силысвета  божество  Аура-Маздао  (Маздао) и есть
темные силы под водительством Аримана. От Аура-Маздао идет исцеление  людей,
от Аримана - физический мир. Приходящее от  Аримана мы должны претворить, мы
должны связать себя  с добрыми богами  и победить Ариманатем, что мы изменим
Землю, тем,  что мы станем такими,  что  сможем переработать Землю. Побеждая
Аримана  мы  тем  самым  делаемЗемлю   средством  богов.   Принадлежащие  к.
персидской  культуре сделали первый шаг к освобождению  Земли,  и  они имели
надежду,  что  однажды  Земля  станет  благою планетой, что  воссияет  слава
высшего существа Аура-Маздао.
     Так  чувствовал  тот, кто  не смотрел  в  возвышенные  высоты,  подобно
индусу, но кто твердой ногой попирал физический мир.
     И  дальше  шло завладение физическим планом,  и  на третьей  культурной
ступени, во  время египетской культуры, ужепочти  ничего не  существовало от
древнего отвращения, с каким чувствоваласьмайя.
     Халдей  смотрел  на звезды, они не  были для него  только майейони были
числами, запечатленными богами  в  физическом плане. Ихалдейский жрец следил
пути  звезд,  и когда  он  становился  посвященным,  когда  он  узнавал  все
существа, населявшие планеты и звезды, тогда он  возводил  глаза  к  небу  и
говорил себе:  "То, что я вижу моими глазами, есть внешнее  выражение  того,
что   мне   даетоккультное  видение,   посвящение.  Когда  посвященный  жрец
осенилменя  благодатью  божественного зрения,  тогда увидел  я  Бога;  новсе
внешнее, видимое есть только иллюзия, - во всем этом я  вижуБожии письмена".
Такого посвященного  охватывало  чувство, подобное тому, которое  охватывает
нас,  когда мы видим друга, с которым надолго были  разлучены, или  получаем
письмо  и видим почерк этого друга.  Мы  видим,  что его рука  начертала эти
буквы, мы видим выраженное в них чувство сердца.
     Так приблизительно  чувствовал египетский  или  халдейский посвященный;
так  чувствовал  он,  пребываяхраме  мистерий,  духовными  очами  взирая  на
духовные  существа,  связанные  с нашей Землей. И  когда, увидев все это, он
уходил и видел  звезды и весь мир, то все  это казалось ему письмом духовных
существ; он  узнавал письмена богов.  Когда  сверкали молнии,  когда  гремел
гром, - узнавал он проявления богов. Боги проявлялись  для него во всем, что
он видел внешне. Такое же чувство, какое испытываем мы по отношению к письму
друга, имел  он к  внешнему  миру, так  чувствовал  он, когда  он видел  мир
элементов, миртварей, мир облаков,  мир звезд. Все открывалось  как письмена
богов.
     И  египтянин  верил,  что  человек  может  победить  материю;  возникла
геометрия, математика; с их  помощью человек мог побеждать элементы, ибо  он
верил, что он может найти свой дух, ибо он  верил, что можно запечатлеть дух
в  материи.  Это  было  огромнымшагом  в  завоевании  физического  плана,  и
благодаря тому,  что человек  уже  мог  правильно  относиться к  физическому
плану, он стал для него чем-то.
     Ранее  человек  нуждался в  учителях,  так же  нуждались  в учителях  и
посвященные,  скажем, в древнем  индийском  времени.  В  каких  же  учителях
нуждались  посвященные?  Было   необходимо,  чтобыпосвященный  в  состояниях
посвящения приводился к тому, чтобы  снова видеть то, что раньше человек мог
видеть  в  своемсмутном ясновидящем  сознании. Посвящаемый  должен был  быть
возвращен назад;  он должен был быть снова возведен к духовному  миру, чтобы
научиться тому, что благодаря своим переживаниям он мог передать другим. Для
этого  ему  был  нужен  учитель.  Риши  такжебыли  необходимыми   учителями,
указывавшими им то, что произошлов  древней Лемурии,  когда человек  еще был
ясновидящим. Также было ещеу персов.
     Иначе было у  халдеев,  совсем иначе  у египтян.  О,  тогда  тоже  были
учителя, которые приводили учеников  к ясновидящему видению  вдуховных мирах
за  физическим  миром. Это были инициаторы, показывавшие  то, что  лежит  за
физическим. Но в Египте стало необходимым новое учение. В древней Индии мало
заботились о  том,  как  то,  что  происходит в  духовном  мире,  вписано  в
физическим план, для  переписки  богов с  человеком,  тогда не заботились об
этом. В Египте было необходимо, чтобы ученик не только видел богов, но и то,
как  он двигает рукамидля того,  чтобы  вписать  звездные письмена, как боги
образуют  физическое.  древние египтяне имели школы,  вполне  по образцушкол
Индии,  но в них они  учились  и  чтению физического плана. Теперь они имели
новый  материал для  изучения. В Индии ученикамуказывали бы на духовные силы
путем ясновидения, в Египте же дошли до того, что показывали, что физическое
соответствуетдуховным    фактам,    например,    изучалось,    как    сердце
соответствуетдуховной работе, и основывали школы, в  которых показывалось не
только духовное, но и его применение; основателем школы былвеликий инициатор
Гермес  Трисмегист.  Так  в  нем,  трижды  великом  Тоте, мы видим  первого,
показавшего  людям  весь физический мир, как  письмена богов. Так постепенно
одеваласьплотью   наша   культура   эволюции  человечества.   Гермес  явился
египтянам,   как   божественный  вестник;   он   дал   им   то,   что   было
необходимораскрыть, как дело богов в физическом мире.
     Этим    мы    немного     характеризовали    три    культурные    эпохи
послеатлантического времени. Люди научились ценить физический план.
     Четвертая  культурная эпоха  является  эпохой,  в  которой человек  еще
болеекоснулся  физического  плана.  В  это  время человек  уходит  настолько
далеко,  что он не только видит  письмена богов, но и свое Я объективирует в
мире.  Таким  образом искусства,  как вГреции, не было  раньше. В  четвертой
эпохе было достигнуто то, что выявил человек из себя, что он создал как свою
физическую личность.
     В  это время мы видим, как внутреннее  человека  исходит из человека на
физический план, в материю, и  яснее  всего это исхождение, этот брак духа с
материей,  выявляется в греческом храме. Этот  храм, для каждого,  кто может
взглянуть  на  него, озираясь назад, должен явиться замечательным созданием.
Греческая   архитектоника   является   изначальной  архитектоникой.   Каждое
искусство где-либо достигает своей высшей точки.
     Греческий  храм  создал  самое замечательное,  несмотря  на  гигантские
пирамиды;  ибо что  в нем  достигается? Лишь слабый отзвук этого дает, когда
говорят о художественном  чувстве  пространства, т.  е.  каким образом  одна
линия, идущая горизонтально,  относится  к другой, идущей  вертикально.  Вся
сумма космических истин живет в  душе,  которая может почувствоватьлишь, как
колонна несет то, что лежит на колонне. Нужно чувствовать, что уже ранее это
находится  в пространстве. Художник так  же  ясновидяще видел колонны и лишь
заполнил материей  то, что он видел. Он видел пространство,  как нечто  ярко
живое.  Все было  пронизано  силами.  Как может современный человек  хотя бы
только почувствовать, какой жизненностью обладало это  чувство пространства.
Слабый отзвук этого мы можем видеть  у старых художников. Еще  можно  видеть
изображения, например, с парящими в пространстве ангелами, и у нас возникает
чувство,  что ангелы удерживается взаимно.  Этого  чувства  пространства уже
мало теперь.  Например,  Беклин имеет большие заслуги, но  видно, как образ,
витающий над, каждое мгновение грозит упасть. Это должно быть отмечено, если
хотят  обратить внимание на  то,  представление  о  чем  едва можно  вызвать
теперь; на чувство пространства угреков. Греческий храм давал как бы само из
своих  линий  рожденное   пространство.  Следствием   этого   было  то,  что
божественные    существа,    которых     грек    знал    как    ясновидящий,
действительноспускались в храм, действительно хорошо себя чувствовали в нем.
И  действительно Афина Паллада, Зевс и  др.  были в  храме; в этиххрамах они
имели свои тела, свои материальные тела. Храм мог стать их физическим телом,
- храм, в котором ихэфирное тело хорошо себя чувствовало.
     Кто   понимает  греческий  храм,  тот   знает,  насколько   существенно
отличается  он  от  готического  храма.  Тот,  кто  видит  вещи  может  себе
представить греческий  храм необитаемым,  в нем нет ни одного человека, лишь
тогда храм, греческий храм, закончен, когда  в нем не молится человек, -  он
не бездушен, он не пуст, ибо бог в нем он обитаем богом.
     Готический храм  лишь половина,  если  в нем  нет  верующих;  тот,  кто
понимает,  не  может  помыслить  готический  храм  безлюдным, одиноким,  без
верующей толпы, которая наполняет его своими мыслями. В готическом храме нет
Бога, если в  нем нет молитв  верующих; если же  они  есть,  то он  наполнен
божественным. Это выражается в словеDoom, родственном с, в словахнемецкость,
народность, несущих в себе собирательное, с ними же  родственно слово  Дума.
Греческий храм не  есть дом верующих, - он создан как дом, в котором обитает
сам бог,  он может стоять одиноким. В готическомхраме, чувствуешь себя дома,
когда  его наполняет  верующая толпа,  когда сквозь цветные стекла проникает
свет солнца, когдапроповедник на кафедре говорит: как свет делится на многие
краски, так божественные силы разделяются на многие силы физического мира, и
часто  так  говорит проповедник. Когда видение и дух взаимно  слились, тогда
храм являемся как нечто законченное.
     В  искусствегреков мрамор принимал вид живого.  Греквыражалв физическом
то, что  жило  в его  духовном;  угреков был брак  духовного  с  физическим.
Римлянин  еще  на один шаг подвинулся далее  в завоевании физического плана.
Грек обладал  способностью выражать в искусстве душевно-духовное, но он  еще
владелгородом,  государством; он  не чувствовал  себя индивидуальностью,  он
чувствовал себя членом[ полиса ]. Так было и в прежних культурах;  египтянин
не  чувствовал себя  отдельнымчеловеком,  он  чувствовал  себя  египтянином,
афинянин  чувствовалсебя  афинянином.   Лишь  Рим  открыл  возможность  быть
личностью, самому представлять в мире нечто, лишь римлянин почувствовал, что
личность есть нечто в себе. Лишь  римлянин нашел понятие"гражданин", и тогда
возникло право, которое справедливо называлось римским правом.
     Говорить  раньше   о   каком-либо   праве  являлось   лишь  безвкусицей
современных   юристов.  Люди   говорят   бессмыслицу,  говорят  о  восточных
создателях права; тогда не было создателей права, небыло  заповедей права, а
были лишь божественные заповеди. Если бы говорить  об этой науке объективно,
нужно  было бы  отозваться о  ней  весьма сурово, если быть  справедливым  и
всякая  критика является критикой  сострадания. Понятие  гражданина  было  в
древнемРиме   лишь   чувством,   человек   вплоть   до   своей   собственной
индивидуальности свел духовное в физический мир. Лишь в Риме возникает форма
завещания; отдельная личность становится  настолько  сильной, что  она может
определять события и после смерти. Здесь человек спустился наиболее глубоко,
выше всего он стоялв индийской культуре, индус еще парил в духовных высотах,
вторая  культура больше  спускается вниз,  египетская эпоха  еще более, а  в
четвертую эпоху человек спускается /вполне/ в материю физического плана. Это
было поворотным пунктом человека; в самой глубокой точке он должен был найти
возможность  возвратитьсяв  духовный  мир.  Для  этого  должен  был  явиться
духовными  импульс,  могучий  толчок,  который  мог  бы  вернуть  человека в
духовный мирТаким  толчком  было  явление Христа на Земле. Духовный Христосв
физическом теле должен  был  пройти физические явление в физическом мире.  В
момент,  когда  человек  был  совсем  в  физическоммире,  к нему  должен был
спуститься Господь, чтобы он мог найти дорогу назад в духовный мир.
     Мы  проследили  сегодня  развитие послеатлантических  культурвплоть  до
самого  глубокого пункта; мы указали,  как  духовныйимпульс  низошел  в этот
глубокий пункт, и мы увидим,  как  египетская  культура снова возрождается в
нашу эпоху, но уже пронизанная принципом Христа.
                   9



         Лекция 10

      Есть много мифов и преданий древнего Египта, которые хорошо были
известны  теософическому  миросозерцанию  и  снова  будут  известны ему,  но
которые,  собственно,  не  передаются  во  внешней   исторической  традиции,
говорящей об Египте. Некоторые из мифов исторически дошли донас в той форме,
в  которой  они  привились  вГреции,  потому  что  большая  часть  греческих
сказаний, не относящихся к Зевсу и его семье, перешла из Египта. И мы должны
сегодня  заняться  всеми  нужными  нам  преданиями, потому  что  современная
история культуры утверждает, что в греческой  мифологии, собственно, немного
содержится для  людей. Затем  должны мы  взглянуть, так сказать,  на  другую
сторону человеческого развития, т. е. надуховную сторону; все, что мы видели
на физическом плане, всегда остается фактом, событиемфизического плана. Но в
духовной науке нас интересует  не  только то, что живет на физическом плане,
но также и все то, что происходит в духовноммире. из теософических лекций мы
знаем, что происходит с человеком между смертью и новым рождением, и мы лишь
должны  вспомнить,  что  человек  в смерти переходит  в состояние  сознания,
называемоенами  Кама-Локой,  где  человек, хотя  и став духовным  существом,
всеже, благодаря жизни в астральном мире, вмешивается в наш физический  мир.
Это  время, когда  человек  требует нечто  от  физического  мира,  когда  он
страдает от того, что он уже не  находится  более  в  физическом мире. Затем
наступает время, когда человек должен приготовиться к новой жизни. Состояние
сознания  Девахана, когда человек  уже  более  непосредственно  не связан  с
физическим миром, с впечатлениями. Если мы хотим представить, как отличается
жизнь в Кама-Локе от  жизни в  Девахане, мы должны разобрать два примера. Мы
знаем, что, когда человек  умирает, он не сейчас же со  своей смертью теряет
свои желания; представим, что человек  в жизни был гурманом. После смерти он
не  сейчас  же  теряет  это  желание наслаждения  едой;  человек  несет  это
желаниене в  физическом, а в астральном теле. Так как человек  после  смерти
удерживает  астральное  тело,  то  он  также  удерживает  и  желание,  ноему
недостает  органов удовлетворения - физического  телаСтремление к едезависит
не от физического  тела, а от  астрального  тела, и в человеке  после смерти
живет  жажда того, что  больше всего  удовлетворяло  его  в  жизни.  Поэтому
человек после смерти страдает  до тех пор, пока он, выражаясь тривиально, не
отвыкнет от наслаждения; до тех  пор человек находится  в  Кама-Локе.  Затем
наступает  время,  когда  человек  более  не  требует  удовлетворения  путем
физических органов; тогда он переходит в Девахан.
     В той же мере, в какой человек перестает быть скованным, в той же  мере
возникает в нем сознание в деваханическом мире. Оно все более загорается, но
это уже не сознание отдельного Я, как в этой жизни. В жизни Девахана человек
чувствует себя как бы членом, как  бы  органом всего духовного мира.  Как бы
чувствовала  себя  рука по отношению ко всему организму,  если  бы  онамогла
чувствовать, так же чувствует  себя человек в своем деваханическом сознании:
я член духовного мира, член высших существ,  человек  вместе с ними работает
над космосом,  он работает над  произраста