к претворяет телесный мир в свой собственный внутренний,
что   может  потом  посредством  памяти  удержать  его  --  для
воспоминания -- и затем далее продолжать свою собственную жизнь
с этим воспоминанием, независимо от приобретенных  впечатлений,
таким  образом  душевная жизнь становится длительным следствием
преходящих впечатлений внешнего мира.

     Но и действие получает длительность, раз оно запечатлелось
во внешнем мире. Если я отрезаю ветку с дерева,  то,  благодаря
моей  душе,  произошло  нечто,  совершенно  изменившее  течение
событий во внешнем мире. С этой ветвью на дереве  произошло  бы
нечто  совсем  иное,  если  бы я не вмешался своим действием. Я
вызвал к жизни ряд следствий, которых не было бы без меня.  То,
что"   сделал   сегодня,   остается  на  завтра.  Оно  получает
длительность  благодаря  поступку,  подобно   тому,   как   мои
впечатления  от  вчерашнего  дня получают длительность для моей
души благодаря памяти.

     Прежде  всего  рассмотрим  теперь  память.  Каким  образом
создается  она?  Очевидно,  совсем иным путем, чем ощущение или
восприятие. Ибо  восприятие  обусловливается  телесностью.  Без
глаза  я  не  могу иметь ощущение "синего цвета". Но, благодаря
глазу, я еще не могу иметь воспоминание о "синем  цвете".  Если
мой  глаз  теперь  дает  это  ощущение,  для  этого  он  должен
встретиться с синим предметом. Телесность постоянно сводила  бы
в  ничто  все  впечатления,  если бы она существовала бы только
одна.

     Я вспоминаю, это  значит:  я  переживаю  нечто,  чего  уже
больше  нет.  Я связываю прошедшее переживание с моей настоящей
жизнью. Так бывает  при  каждом  воспоминании.  Предположим,  я
встречаю  человека  и  вновь  узнаю  его,  потому  что  я вчера
встречался с ним. Он был бы  для  меня  совершенно  незнакомым,
если   бы  тот  образ,  который  я  создал  себе  вчера,  путем
восприятия, я не мог связать с моим  сегодняшним  впечатлением.
Сегодняшний  образ дает мне восприятие, т.е. моя телесность. Но
кто же словно каким-то колдовством  заключил  вчерашнее  в  мою
душу? То же самое существо во мне, которое присутствовало вчера
при  моем  переживании,  и  присутствует  опять при сегодняшнем
переживании. В предыдущем оно  было  названо  душой.  Без  этой
верной  хранительницы  прошлого каждое внешнее впечатление было
бы для человека всегда  новым.  Несомненно,  что  душа  как  бы
посредством оттиска запечатлевает в теле представление, которое
затем становится воспоминанием, но именно душа должна оттиснуть
это  и  затем  ею  же  самой  оттиснутое  воспринять  как нечто
внешнее...   Таким   образом,   она   является   хранительницей
воспоминаний.

     В  качестве  хранительницы прошлого душа постоянно соберет
сокровища  для  духа.  То,  что  я  могу  отличить  верное   от
неверного,  зависит  от  того,  что я, как человек, представляю
собой мыслящее существо, которое в состоянии охватить истину  в
духе.   Истина  вечна;  и  она  могла  бы  мне  снова  и  снова
открываться в вещах, даже если бы я  постоянно  терял  из  виду
прошедшее  и каждое впечатление было бы для меня новым. Но дух,
который   во   мне.не   ограничивается   только   впечатлениями
настоящего; душа охватывает своим кругозором и прошедшее. И чем
больше  она  может прибавить к нему из прошлого, тем богаче она
делает этот кругозор. Таким образом, душа передает дальше  духу
то, что она получила от тела.

     Вследствие  этого дух человека в каждый момент своей жизни
содержит в себе двоякое.  Во-первых,  вечные  законы  истины  и
добра,  и  во-вторых,  воспоминание  о переживаниях прошедшего.
Все, что человек делает, совершается под  влиянием  обоих  этих
факторов.  И,  если  мы  хотим  уразуметь  человеческих дух, мы
должны  также  знать  о  нем  две  вещи:  во-первых,  насколько
раскрылось  в нем вечное, и во вторых, какие сокровища прошлого
лежат в нем.

     Эти сокровища отнюдь не пребывают для  духа  в  неизменном
виде. Те представления, которые человек черпает из переживаний,
понемногу  исчезают из памяти. Но не плоды их. Мы не помним все
переживания, через которые мы прошли в детстве, пока  усваивали
себе искусство чтения и письма. Но мы не могли бы ни читать, ни
писать,  если бы мы не прошита через эти переживания, и если бы
их плоды не сохранились в нас в форме способностей. Это и  есть
то превращение, которое производит дух с сокровищами памяти. Он
предоставляет  картины отдельных переживаний их судьбе, и берет
из них лишь  силу  для  возвышения  своих  способностей.  Таким
образом,  несомненно,  что  ни  одно  переживание  не  проходит
бесплодным:  душа  сохраняет  его  как  воспоминание,   а   дух
извлекает  из  него  то,  что  может обогатить его способности,
содержание  его  жизни.  Человеческий  дух   растет   благодаря
переработанным переживаниям.

     И  поэтому,  хотя  и  нельзя  искать прошлые переживания в
духе, как если бы они были сложены в кладовой, но мы находим их
воздействие в свойствах, приобретенных человеком.

     До сих  пор  мы  рассматривали  дух  и  душу  лишь  в  тех
границах,   которые  поставлены  рождением  и  смертью.  Нельзя
ограничиться этим; кто ограничился бы лишь этим, походил бы  на
того,  кто  и человеческое тело захотел бы рассматривать лишь в
этих границах. Безусловно, в этих границах  можно  найти  очень
многое.  Но  никак  нельзя объяснить себе человеческий облик на
основании того, что  лежит  между  рождением  и  смертью.  Этот
человеческий  облик  не  может быть построен непосредственно из
одних  только  физических  веществ  и  сил.  Он  происходит  от
подобного его облика, который путем воспроизведения был передан
ему  по  наследству.  Физические  вещества и силы строят тело в
течение жизни; силы воспроизведения дают  возможность  рождения
от   него   другого   тела,   которое   наследует   его  облик;
следовательно, такого, которое может стать  носителем  того  же
жизненного тела.

     Каждое  жизненное  тело  -- есть повторение своего предка.
Только потому, что оно является таковым, оно не принимает любой
облик, а лишь тот, что передан  ему  по  наследству.  Те  силы,
которые  дали мне человеческий облик, лежали в моих предках. Но
и дух человека является в  определенном  облике  (причем  слово
"облик",  конечно,  употребляется  в духовном смысле). И облики
духа бывают самые различные у отдельных людей. Нет двух людей с
одинаковым духовным обликом. Надо лишь так же спокойно и  точно
наблюдать  в  этой области, как и в физической. Нельзя сказать,
что различия Людей в духовном отношении  происходят  только  от
различия  окружающей  их обстановки, их воспитания и т.д. Вовсе
нет; ибо два человека развиваются в одинаковых условиях  среды,
воспитания   и   т.д.  совершенно  различным  образом.  Поэтому
необходимо признать, что  они  вступили  на  жизненный  путь  с
совершенно различными задатками.

     Здесь  мы  стоим  перед  важным  фактом, бросающим свет на
сущность человека, если только мы вполне признаем его значение.

     Своим физическим обликом люди отличаются от своих животных
собратьев на земле. Но в известных  границах,  по  отношению  к
этому   облику,   они   сходны  между  собой.  Есть  лишь  один
человеческий  род.  Как  бы  ни  были  велики   различия   рас,
поколений, народов и личностей в физическом отношении, сходства
между  человеком  и  человеком  больше,  чем  между человеком и
какой-либо   породой   животных.   Все,   что   запечатлено   в
человеческом   роде,  переходит  по  наследству  от  предков  к
потомкам. И человеческий облик связан с этой наследственностью.
Как лев может унаследовать свой облик лишь от львиных  предков,
так  и  человек  лишь  от  человеческих  предков наследует свой
физический облик.

     Насколько  очевидно  физическое  сходство  между   людьми,
настолько   для  беспристрастного  духовного  взора  несомненно
различие их духовных обликов.

     Существует  один  очевидный  факт,  посредством   которого
обнаруживается  это. Это -- наличность биографии человека. Если
бы человек был просто  существом,  принадлежащим  к  известному
роду,  не  могло  бы  быть  биографии.  Лев,  голубь возбуждают
интерес лишь поскольку они принадлежат к  львиной  и  голубиной
породе.  Мы  поймем  каждого  из  них  в  отдельности,  во всем
существенном, если мы опишем породу. Почти  безразлично,  имеем
ли  мы  тут  дело  с отцом, сыном или внуком. То, что нас в них
интересует, одинаково общим  имеют  и  отец,  и  сын,  и  внук.
Значение  же  человека  начинается лишь там, где он является не
только  существом  известного  рода  или  вида,  но   отдельным
существом.  Я  еще  вовсе не понял существа господина Шульце из
Крэвинкеля, если я опишу его сына или его отца. Я должен узнать
его собственную биографию. Тот, кто правильно  поразмыслит  над
сущностью  биографии,  тот  заметит,  что  в духовном отношении
каждый человек сам по себе есть отдельный род.

     Тот,  кто  понимает  биографию  лишь  как  чисто   внешний
перечень  событий жизни, тот, конечно, может утверждать, что он
совершенно в том же смысле мог бы отписать  собачью  биографию,
как   и  человеческую.  Но  тот,  кто  в  биографии  изображает
истинную, самобытную природу  человека,  тот  понимает,  что  в
биографии  одного человека есть нечто, соответствующее описанию
целого вида в животном царстве. Дело не в том, что --  как  это
само  собою  понятно  --  о  животном, -- особенно об умном, --
можно рассказать нечто, подобное биографии,  дело  в  том,  что
человеческая  биография  соответствует  не  этой  биографии, но
описанию животного вида.

     Как вид или род в  физическом  смысле  нам  понятны,  лишь
когда  мы  их  принимаем,  как  явление наследственности; точно
также и духовное существо может быть понято лишь путем подобной
же духовной наследственности. Мой физический облик я получил от
своих человеческих предков. Откуда же у меня  явилось  то,  что
выражается в моей биографии? Как физический человек, я повторяю
облик  моих предков. Но что же я повторяю как духовный человек?
Тот, кто будет утверждать, что никакого дальнейшего разъяснения
не требуется для того, что заключается в мой биографии, что все
это должно, просто принять,  тот  мог  бы  с  таким  же  правом
утверждать,  что  он где-то видел земляной пригорок, на котором
комки  земли  сами  собой  складывались,   образовывая   живого
человека.

     Как  физический  человек, я происхожу от других физических
людей, потому что я имею тот же облик, как и весь  человеческий
род.  Таким образом, свойства рода могли быть унаследованы мной
в  пределах  рода.  Как  духовный  человек  я   обладаю   своим
собственны""   обликом   так   же,   как  и  своей  собственной
биографией. Следовательно, этот облик я не могу получить ни  от
кого  другого,  кроме себя самого. И так как я вошел в мир не с
неопределенными, а  с  определенными  задатками,  так  как  эти
задатки определяют мой жизненный путь, как он отражается в моей
биографии, то моя работа над самим собой не могла начаться лишь
с   моего   рождения.   Как   духовный   человек.я  должен  был
существовать до моего рождения. В моих предках  я  очевидно  не
существовал  раньше, потому что, как духовные люди, они отличны
от меня. Моя биография  не  разъясняется  их  биографиями.  Как
духовное  существо,  я  должен быть скорее повторением кого-то,
чьей биографией уясняется моя.

     Физический облик, который носил Шиллер, он унаследовал  от
своих  предков.  Но  так  же,  как этот физический облик не мог
вырасти из земли,  так  не  могла  этого  и  духовная  сущность
Шиллера. Он должен быть повторением другого духовного существа,
биография   которого   выясняет   его  биографию  так  же,  как
физический    облик    Шиллера     объясняется     человеческим
воспроизведением.

     Итак,  подобно  тому,  как  физический облик человека есть
постоянное  повторение,  перевоплощение  родовой   человеческой
сущности,  так  и  духовный человек должен быть перевоплощением
этого же самого  духовного  человека,  потому  что  в  качестве
духовного человека каждый составляет свой особый род.

     Против  вышесказанного  можно возразить, что это чистейшие
измышления   ума,   и   можно   потребовать    здесь    внешних
доказательств, к которым привыкла обычная наука естествознания.
Но на эта должно сказать, что перевоплощение духовного человека
есть  явление, не принадлежащее к области физических фактов, но
проходящее всецело в духовной области.  И  к  этой  области  не
имеют доступа ни одна из наших обыкновенных духовных сил, кроме
мышления.  Тот,  кто  не хочет доверять силе мышления, тот и не
может уяснить себе высшие духовные факты.

     Для  того,  чьи  духовные  очи  открылись,   вышеуказанные
течения  мысли действуют с точно, такой же силой, как действует
какое-нибудь  явление,  происходящее  перед   его   физическими
глазами.  Кто  признает  за так называемыми "доказательствами",
построенными  по  методу  обыкновенном  науки  естествоведения,
больше  силы и убедительности, чем за вышеприведенными доводами
о значении биографии, тот может быть великим ученым, в  обычном
значении   этого   слова,   но   от   путей  истинно  духовного
исследования он еще очень далек.

     Одним из самых дурных  предрассудков  является  то,  когда
духовные  свойства  человека стараются объяснить унаследованием
от  отца,  матери  или  иных  предков.  Тот,   кто,   например,
придерживается  предрассудка,  что Гете унаследовал от матери и
отца то, что является его  главной  сутью,  с  таким  человеком
навряд  ли  что  поделаешь  доводами,  ибо в нем лежит глубокая
антипатия  к  беспристрастному  наблюдению.  Материалистический
гипноз  мешает  ему  увидеть соотношения явлений в их настоящем
свете.

     В  подобных  разъяснениях   даны   указания,   позволяющие
проследить   человеческое  существо  за  пределами  рождения  и
смерти. В границах, определенных рождением и  смертью,  человек
принадлежит  к  трем  мирам: телесности, душевному и духовному.
Душа  образует  посредствующий  член  между  телом   и   духом,
пронизывая  третий  член  тела,  душевное  тело, способностью к
ощущениям, и, проникая в первый член духа. Само-дух,  как  душа
сознательная.  Поэтому  в  течение  жизни  душа сопричастна как
телу, так и духу. Эта  сопричастность  выражается  во  всем  ее
бытии. От организации душевного тела будет зависеть, как сможет
развернуть душа ощущающая свои качества. И с другой стороны, от
жизни   души  сознательной  будет  зависеть,  насколько  сможет
развиться в ней Само-дух. Чем лучше  строение  душевного  тела,
тем  совершеннее  становятся  сношения души ощущающей с внешним
миром. И тем богаче и сильнее становится Само-дух,  чем  больше
пищи  доставляет  ему  душа сознательная. Мы уже указали на то,
что в течение жизни через переработанные  переживания  и  через
плоды   этих   переживаний  Само-дух  получает  эту  пищу.  Ибо
указанное взаимодействие между душой и духом  может  быть  лишь
там,  где  душа  и  дух заключены друг в друге, проникнуты друг
другом, значит,  в  пределах  объединения  "Само-духа  с  душой
сознательной".

     Прежде  всего  рассмотрим  взаимодействие душевного тела и
души ощущающей. Правда, душевное  тело,  как  выяснилось,  есть
тончайшее  преобразование телесности, но все же оно принадлежит
к телесности и зависит от нее. Тело физическое, эфирное тело  и
тело  душевное  в  известном  отношении  образуют  одно  целое.
Поэтому  и   душевное   тело   подчинено   законам   физической
наследственности, через которую тело получает свой облик. И так
как  оно есть наиболее подвижная, как бы самая преходящая форма
телесности, то оно и выказывает самые  подвижные  и  преходящие
явления  наследственности.  И оттого, в то время как физическое
тело менее всего разнится в расах,  народах,  поколениях,  и  в
эфирном  теле,  хотя оно и являет собой большие отклонения, для
отдельных людей все же преобладает несомненное сходство --  это
различие  очень  велико  в  отношении  тела  душевного.  В  нем
выражается  то,  что  мы  уже  ощущаем  как   внешнюю,   личную
особенность  человека.  Поэтому,  оно есть также носитель того,
что из этих личных особенностей унаследовано  потомками  --  от
родителей, дедов и т.д.

     Правда, душа, как таковая, как это уже разъяснялось, ведет
собственную,  вполне  обособленную жизнь: она замыкается в себе
самой,  со  своими  склонностями  и  отвращениями,  со   своими
чувствами  и  страстями.  Но все же она действует, как целое, и
поэтому это целое выражается и в душе ощущающей. И так как душа
ощущающая проникает душевное тело, как бы наполняет его, то оно
строится сообразно природе души, и, таким образам, как носитель
наследственностью может передавать склонности, страсти  и  т.д.
от  предков  к потомкам. На этом факте основано то, что говорит
Гете: "От отца у меня осанка, строгий строй  жизни;  от  матери
веселость  нрава  и  охота  к сочинительству". Но, конечно, его
гениальность не от них.  Таким  образом,  нам  выясняется,  что
именно из своих душевных свойств может передать человек полиции
физической наследственности.

     Вещества пеплы физического тела, как таковые, находятся во
всем круге внешней физической природы. Они постоянно берутся из
нее и  снова  отдаются  ей  обратно.  В  течение нескольких лет
совершенно  обновляется  состав  вещества,   образующего   наше
физическое  тело.  Что  этот  состав  вещества  принимает форму
человеческого  тела  и  что  он  внутри  этого  тела  постоянно
обновляется,  -- это зависит от того, что он сдерживается телом
эфирным. И форма эфирного тела определяется не только событиями
между  рождением  или  зачатием  и  смертью,  но  находится   в
зависимости  от  законов наследственности, переходящих за грани
рождения   и   смерти.    То    обстоятельство,    что    путем
наследственности  могут передаваться также и душевные свойства,
т.е., что при  своем  продолжении  физическая  наследственность
получает  душевный  вклад,  это  имеет  свою  основу в том, что
душевное тело может находиться под влиянием души ощущающей.

     Каким же образом складывается взаимодействие между душой и
духом? Влечение жизни дух связан с душой вышеуказанным образом.
Душа получает от лука дар жить в истине и добре и этим выявляет
самый дух в  своей  собственной  жизни,  в  своих  склонностях,
стремлениях  и страстях. Само-дух приносит для "Я" из мира духа
вечные  законы  истины  и  добра.   Эти   законы   через   душу
сознательную  связуются  с  переживанием  собственной  душевной
жизни. Сами эти переживания преходящи. Но плоды их остаются.  И
то,   что   Само-дух,   был  связан  с  ними,  кладет  на  него
неизгладимый  отпечаток.  Когда  человеческий  дух  подходит  к
такому  переживанию,  которое сходно с другим, с которым он уже
однажды был связан, то он видит в этом  переживании  нечто  уже
знакомое  и относится к нему иначе, чем если бы он встретился с
ним впервые. На этом ведь основано всякое обучение.  И  плодами
обучения  являются  усвоенные  способности.  Таким  образом,  в
вечный дух запечатлеваются плоды преходящей жизни.

     И разве мы не видим эти плоды? На  чем  основаны  задатки,
которые   изложены  выше,  как  отличительные  черты  духовного
человека? Что такое они, как не способности к тому или другому,
которые приносит с собой человек, когда он начинает свой земной
путь. В известных отношениях  эти  способности  вполне  подобны
тем,  которые  мы  можем  усвоить себе также и в течение жизни.
Возьмем гений человека. О Моцарте известно, что он ребенком мог
написать по памяти всего раз услышанное им длинное  музыкальное
произведение. Он мог это лишь потому, что был в состоянии сразу
окинуть  взором  все  произведение  целиком.  И в течение жизни
человек, в  известных  пределах,  увеличивает  способность  все
охватывать   взором,   улавливать   связи   так,  что  этим  он
приоб