можем ли  мы приходить к суждениям помимо опыта или только
через  него.  Более  того,  для  непредвзятого мышления такая  независимость
кажется заранее  невозможной.  Так  как,  что бы  ни было  предметом  нашего
знания,   оно   должно  встретиться   нам   сначала   как   непосредственное
индивидуальное  переживание,  то есть стать  опытом.  Ведь  и математические
суждения  мы  добываем не иным путем, как получая опыт о них  в определенных
отдельных случаях.  Даже  если,  как  это  делает, например,  Отто  Либман9,
считать их основанными на известной организации нашего сознания, то все-таки
дело не  изменится.  Можно  тогда, конечно, сказать: то  или  иное положение
имеет принудительную значимость,  потому что, если снимается его истинность,
то вместе с тем снималось  бы и сознание; но его  содержание как познание мы
можем получить, только если  оно станет для нас  переживанием совершенно так
же, как какое-нибудь событие во внешней природе.

     4Kritik der  reinen  Vernunft  P.  61  ff.  по изданию  Kirchmann'a,  к
каковому изданию надо относить и все другие обозначения страниц в цитатах из
"Критики чистого разума" и "Пролегомен".
     5Prolegomena, §5.
     6Kritik d. г. V. P. 53 f.
     7Die Welt als Wahrnehmung und Begriff. P. 161 ff.
     8Мы под этим подразумеваем, конечно, простую возможность мышления.

     Пусть  содержание  такого положения будет  заключать элементы,  которые
служат  залогом  его   абсолютной  значимости,  или   пусть  эта  значимость
обеспечена в силу других оснований, я все же не могу ими овладеть иначе, как
при условии, что это положение явится мне как опыт. Это одно.
     Второе     сомнение    заключается    в    том,    что     в     начале
теоретико-познавательных исследований никак  нельзя утверждать, что из опыта
не  может  исходить  никаких  безусловно  значимых  познаний. Без  сомнения,
отлично  можно мыслить, что сам опыт мог бы дать такой признак, которым была
бы обеспечена достоверность добытых из него истин.
     Итак,  в   кантовской  постановке  вопроса  заложены  две  предпосылки:
во-первых,  что  кроме  опыта мы должны иметь  еще один  путь для достижения
познаний,  и,  во-вторых, что всякое  опытное знание  имеет  только условную
значимость.  Что  эти положения  нуждаются  в  проверке,  что  в  них  можно
сомневаться, этого Кант  совершенно  не сознает. Он просто переносит их, как
предрассудки,  из  догматической  философии  и  кладет  их  в  основу  своих
критических исследований. Догматическая философия предполагает  их значимыми
и  просто применяет  их  для достижения  соответствующего  им  знания.  Кант
предполагает их значимыми и только спрашивает себя: при каких условиях могут
они  быть  значимыми?  Ну, а если они вообще не имеют значимости? Тогда  все
здание кантовского учения лишено всякого основания.
     Все,  что излагает Кант в пяти параграфах, предшествующих  формулировке
его основного  вопроса,  есть  попытка  доказательства,  что  математические
суждения синтетичны10. Но приведенные нами выше предпосылки как раз остаются
в  качестве научных  предрассудков. Во втором введении  к  "Критике  чистого
разума" говорится: "Опыт, правда, учит нас, что нечто создано так или  этак,
но не

     учить, что это нечто не могло бы быть другим", и: "Опыт никогда не дает
вашим суждениям  истинной или  строгой всеобщности,  но  только допущенную и
относительную (через индукцию)". В ''Пролегоменах" §1 мы находим:  "Сначала,
что касается источников метафизического-познания, то уже в самом его понятии
заложено, что  оно  не  может быть  эмпирическим.  Принципы  такового  (сюда
относятся не  только основные положения, но и основные его понятия) никогда,
таким образом, не могут  быть добыты из опыта,  так как  оно  должно быть не
только  физическим, но и  метафизическим, то  есть познанием, лежащим по  ту
сторону опыта''. Наконец, в "Критике чистого разума"11 Кант говорит: "Прежде
всего  нужно заметить,  что собственно математические положения  суть всегда
суждения  a priori  и  не  эмпиричны,  потому  что они  в  себе  самих несут
необходимость, которую нельзя  добыть  из опыта. Если же  этого  не  захотят
признать,   пусть  будет  так:  тогда  я   ограничу  мое   положение  чистой
математикой, понятие которой  уже  включает в  себя,  что  оно  содержит  не
эмпирическое, а только чистое познание a priori". Мы можем  открыть "Критику
чистого разума"  на любом месте,  и мы найдем всюду, что все исследования  в
этом сочинении ведутся с предпосылкой этих догматических  положений. Коген12
и   Штадлер13  пытаются  доказать,  что   Кант  выяснил   априорную  природу
математических и чисто естественно -научных положений.  Но все, что пыталась
сделать критика,  может  быть  сведено  к следующему: так  как математика  и
чистое  естествознание суть  априорные науки, то  форма всякого опыта должна
основываться  в  самом  субъекте.  Итак, данным  эмпирически  остается  лить
материал  ощущений.  Этот  материал,  посредством  заложенных  л  душе форм,
перестраивается  в  систему опыта.  Формальные истины априорных теорий имеют
свой смысл и  значение лишь в качестве регулирующих принципов  для материала
ощущений; они делают возможным опыт, но  не выходят за его пределы. Ведь эти
формальные истины суть синтетические суждения a priori, которые  этим самым,
как условия всякого возможного опыта, должны идти не дальше самого опыта.

     9Analyse der Wirklichkeit. Gedanken und Thatsachen.
     Попытка,  которая, однако, если не совершенно  опровергнута,  то все же
сделана   очень  спорной  возражениями  Роберта  Циммермана   (Uebcr   Kants
mathematisches Vorurtheil und dessen Folgen).
     11 Р. 58.
     12Cohen, Kant's Theorie der Erfalirung. P. 90 ff.
     13Stadler,   Die   Grunds tze  der  reinen  Erkenntnistheorie   in  der
Kant'sehen Philosophie. P. 76 f.

     Таким  образом,   "Критика   чистого  разума"   отнюдь   не  доказывает
априорности математики и чистого естествознания, а только определяет область
их значимости при той предпосылке, что истины этих наук  должны  быть добыты
независимо  от  опыта. Кант  даже  так мало  вдается  в  доказательство этой
априорности, что просто  выпускает всю ту часть математики (смотри выше),  в
которой эта априорность также и по его мнению
     может  быть  подвергнута  сомнению,  и  ограничивается  той  частью,  в
которой,  как он думает,  он может вывести априорность  из  чистого понятия.
Иоганн  Фолькельт  также  находит,  что   Кант   исходит  "из   определенной
предпосылки, что существует  фактически  всеобщее  и необходимое знание". Он
говорит  об  этом далее: "Эта никогда  не  подвергнутая Кантом  исследованию
предпосылка находится в таком противоречии  с характером критической  теории
познания, что приходится серьезно задавать  себе вопрос,  может  ли "Критика
чистого разума"  считаться критической теорией познания". Правда,  Фолькельт
находит,  что  по  веским  основаниям  необходимо  ответить на  этот  вопрос
утвердительно, но  через эту догматическую предпосылку  критическая  позиция
кантовской  теории  познания  коренным   образом  нарушается14.  Словом,   и
Фолькельт  находит,  что  "Критика  чистого  разума"  не  является  лишенной
предпосылок теорией познания.
     В  существенном  согласуются с нашим  взгляды О. Либмана15, Гэльдера16,
Виндельбанда17, Ибервега18, Эд. ф. Гартмана19  и  Куно Фишера20 в  отношении
того обстоятельства, что Кант ставит априорную значимость чистой  математики
и естествознания в качестве предпосылки во главе своих рассуждений.
     То,  что мы действительно обладаем познаниями, независимыми  от всякого
опыта, и что этот последний дает  нам знания лишь относительной всеобщности,
мы  можем  признать  лишь как вывод  из других  суждений. Этим  утверждениям
должно  было  бы обязательно  предшествовать исследование сущности  опыта, а
также сущности нашего познания. Из  первого исследования могло  бы следовать
первое, из второго - второе из вышеприведенных положений.

     14Erfahrung und Denken. P. 21.
     15Zur Analysis der Wirklichkeit P. 211 Я.
     16Alfr. Holder, Darstellung der Kantischen Erkenntnistheorie P. 14 f.
     17Vierteljahrsschrift fьr wiss. Philosophie. P. 239. Jahrg. 1877.
     18System der Logik 3. Aufl. P. 380 f.
     "Kritische Grundlegung des transccndentalen Realismus. P. 142-172.
     20Geschichte" der  neueren  Philosophie V. В. Р. СО.  В отношении  Куно
Фишера Фолькельт  ошибается, когда  он (Kant's Erkenntnistheorie  P.  198 f.
Anmerkung)  говорит: "Из изложения Куно Фишера не ясно, что, по его  мнению,
Кант  предполагает:  психологическую   ли  только  фактичность  всеобщих   и
необходимых  суждений  или  одновременно   и  объективную  их  значимость  и
правомерность".  Так  как Фишер  в приведенном  месте  говорит, что  главную
трудность "Критики  чистого разума"  надо искать  в том, что ее "обоснования
зависят  от известных  предпосылок,  которые  надо принять,  чтобы  признать
последующее". Эти предпосылки являются и для  Фишера обстоятельством, почему
"сначала" должен быть установлен "факт познания"  и затем при помощи анализа
должны быть найдены способности познания, "из которых объясняется самый факт
познания".

     На  наши  направленные  против  критики  разума доводы  можно  было  бы
возразить  еще следующее. Можно было бы  сказать, что всякая теория познания
должна была  бы еще только приводить читателя туда, где можно найти лишенную
предпосылок исходную точку. Так  как то, чем мы обладаем в качестве познания
в какой-нибудь момент нашей жизни, уже очень удалено от этой исходной точки,
и мы должны вновь искусственно к ней возвратиться. В самом деле, такой чисто
дидактический уговор относительно начала своей науки является необходимостью
для каждого  гносеолога. Но  эта наука  должна во всяком случае ограничиться
указанием,  насколько   то  начало  познания,  о  котором  идет  речь,  есть
действительно начало; она  должна  была бы состоять из совершенно само собою
разумеющихся  аналитических положений и  не  ставить никаких  действительных
содержательных утверждений,  оказывающих влияние  на  содержание  дальнейших
рассуждений,  как это происходит у Канта. Гносеолог  обязан также  показать,
что принятое им начало действительно  свободно от предпосылок. Но все это не
имеет ничего  общего с самой  сущностью этого начала, стоит  совершенно  вне
его, ничего не говорит  о нем. При  начале преподавания математики  я  также
должен  стараться  убедить ученика  в  аксиоматическом  характере  известных
истин. Но никто не захочет  утверждать,  что  содержание аксиомы ставится  в
зависимость  от этих предварительных соображений21.  Точно таким  же образом
гносеолог в  своих  вводных замечаниях  должен был бы показать  путь,  каким
можно  прийти к свободному от предпосылок началу; но  самое содержание этого
начала должно быть независимым от этих соображений. Но  от такого введения в
теорию  познания  во всяком  случае далек  тот, кто подобно Канту  в  начале
ставит утверждения совершенно определенного догматического характера.


     3 Теория познания после Канта
     Ошибочная  постановка  вопроса  у  Канта  оказала  большее или  меньшее
влияние  на всех  последующих  гносеологов. У  Канта взгляд, что  все данные
предметы  суть наши представления, является как  результат его априоризма. С
тех пор этот взгляд  сделался основным положением  и исходной  точкой  почти
всех теоретико-познавательных систем. Все, что является для нас прежде всего
и непосредственно достоверным, - это единственно  то положение, что мы имеем
знание  о наших представлениях; это стало  почти  общепризнанным  убеждением
философов. Г.  Э. Шульце уже в 1792 году  в своем "Aenesidemus"  утверждает,
что  все наши  познания  суть просто представления и что мы не можем никогда
выйти  за  пределы  наших  представлений.  Шопенгауэр  со  свойственным  ему
философским  пафосом  высказывает  тот  взгляд,  что  прочным  приобретением
кантовской философии является воззрение, что мир есть мое представление.

     21  Обращаемся  ли  мы точно  таким  же образом с  нашими  собственными
теоретико-познавательными  соображениями,  мы показываем  в главе  "Исходные
точки теории познания".


     Эдуард  фон  Гартман находит это  положение настолько бесспорным, что в
своем   труде   "Критическое   обоснование   трансцендентального   реализма"
предполагает вообще только таких читателей,  которые освободились критически
от наивного отождествления образа своих восприятий с вещью в себе и дошли до
признания   абсолютной   гетерогенности   данного   через  посредство   акта
представления,  в  виде субъективно-идеального содержания  сознания, объекта
созерцания  и   независимой   от   акта   представления  и  формы  сознания,
существующей  самой по себе  вещи; т.е. таких  читателей, которые проникнуты
убеждением,  что вся совокупность того, что нам непосредственно  дано,  есть
ряд  представлений22.  В  своей  последней  теоретико-познавательной  работе
Гартман  пытается,  правда, еще  и обосновать свой взгляд.  Наши  дальнейшие
рассуждения покажут, как должна отнестись к  такому обоснованию свободная от
предпосылок   теория  познания.   Отто   Либман   высказывает   в   качестве
священнейшего, высшего основного положения всякой теории познания следующее:
"Сознание  не может  перепрыгнуть  через само  себя"23.  Фолькельт  высказал
суждение,  что первая, самая непосредственная истина та, что все наше знание
простирается  прежде  всего  только  на  наши  представления,  и  назвал это
позитивистическим  принципом  познания;  он  рассматривает  как  "в  высокой
степени критическую" только  такую теорию познания, которая ставит  во главе
этот принцип, "в качестве того, что единственно  твердо установлено в начале
всякого философствования, и уже затем его  последовательно продумывает"24. У
других  философов мы  находим поставленными во главе теории познания  другие
утверждения,  как,   например,  что   настоящая  проблема  теории   познания
заключается в вопросе об  отношении между мышлением и бытием и в возможности
посредства между обоими (Дорнер25); или в вопросе о том, каким образом сущее
становится   сознательным  (Ремке)   и  т.  д.   Кирхман   исходит  из  двух
гносеологических  аксиом:  "воспринятое   существует"  и   "противоречие  не
существует"26. По Л. Э.  Фишеру познавание состоит в  знании о  фактическом,
реальном27, и  он оставляет эту догму столь же не проверенной, как и Геринг,
утверждающий также нечто сходное:  "Познавать всегда  значит познавать нечто
сущее;  это  факт,  которого не может отрицать ни  скептицизм ни  кантовский
критицизм"28. Эти два последних просто объявляют: вот что такое познание, не
спрашивая, по какому праву они это делают.
     Даже  если  бы эти различные  утверждения были верны или вели к  верной
постановке  проблемы,  совершенно   невозможно  было  бы  поставить   их  на
обсуждение  в начале  теории познания.  Так:  как  они все,  как  совершенно
определенные воззрения, заключаются уже в пределах области познания. Когда я
говорю:  мое   знание   распространяется  прежде   всего   только   на   мои
представления, то это  уже совершенно определенное познавательное  суждение.
Через это  положение я  присоединяю  к  данному  мне миру  предикат,  именно
существование  в  форме  представления.  Откуда же,  однако,  прежде всякого
познания должен я знать, что данные мне вещи суть представления?
     Мы лучше  всего  убедимся  в  верности  утверждения, что  это положение
нельзя  ставить во  главе теории  познания, если мы проследим  тот  путь, по
которому  должен  пойти человеческий  дух,  чтобы  прийти к этому положению.
Положение  это  стало  почти  составной частью  всего  современного научного
сознания.  Доводы,  которые к  нему  привели,  мы  находим  с  сравнительной
полнотой  систематически  сопоставленными  в  I  отделе  труда  Эдуарда  фон
Гартмана "Основная проблема теории познания". Изложенное в этом  труде может
служить  своего  рода  руководящей   нитью,  если   поставить  себе  задачей
объяснение всех оснований, могущих привести к принятию указанного положения.
     Эти  основания  суть  физические,  психофизические,  физиологические  и
собственно-философские.

     22Kritische Grundlegung des transcendentalen  Realismus. Vorrede. P. X.
23Otto Liebmann,  Zur  Analysis der  Wirklichkeit. Strassb. 1876. P.  28 ff.
24Volkelt,  Kant's  Erkenntnistheorie.  §1. 25  A  Dorner,  Das  menschliche
Erkennen. Berlin 1887.

     26Kirchmann, Die Lehre vom Wissen, Berlin 1768.
     27Die Grundfragen der Erkenntnistheorie. Mainz 1887 P. 5. 385.
     28Gering, System der Kritischen Philosophie. I. Theil. P: 257.


     Через наблюдение тех  явлений, которые разыгрываются  в окружающей  нас
обстановке,  например, когда  мы имеем  ощущение  звука,  физик  приходит  к
признанию, что в основе этих явлений не лежит ровно ничего такого, что имело
бы   хотя   самое   отдаленное   сходство  с  тем,   что   мы   воспринимаем
непосредственно, как звук. Там снаружи, в окружающем нас пространстве, можно
найти одни только продольные колебания тел  и  воздуха.  Из  этого  делается
вывод, что  то, что  мы  в  обыкновенной жизни  называем  звуком  или тоном,
является  исключительно  субъективной   реакцией  нашего  организма  на  это
волнообразное  движение.  Совершенно  так  же находят, что свет и  цвет  или
теплота  суть  нечто   чисто   субъективное.   Явление   разложения   света,
преломления,  интерференции   и  поляризации  учат  нас,  что  вышеуказанным
качествам   ощущения   соответствуют   во  внешнем   пространстве  известные
поперечные колебания,  которые  мы  чувствуем  себя  вынужденными  приписать
частью телам, частью неизмеримо тонкому эластическому флюиду - эфиру. Далее,
физик чувствует себя  вынужденным  из-за некоторых явлений  в телесном  мире
отказаться  от  веры  в непрерывность предметов в  пространстве и свести эти
предметы к системам мельчайших частиц (молекул, атомов), величины которых, в
отношении  к  их расстояниям  друг  от  друга,  неизмеримо  малы.  Из  этого
заключают,  что всякое действие тел  друг  на друга происходит  через пустое
пространство и, таким  образом, является настоящим actio in distans.  Физика
считает себя вправе принять, что действие  тел на наши  чувства  осязания  и
теплоты  происходит  не  через непосредственное соприкосновение,  потому что
ведь всегда  должно  существовать  известное, хотя бы малое расстояние между
касающимся тела местом  кожи и самим  этим телом. Из этого  следует, что то,
что мы ощущаем  как  твердость или теплоту тела, есть лишь реакция окончания
наших  осязательных  или  тепловых  нервов   на  действующие  через   пустое
пространство молекулярные силы тел.
     К  этим  доводам  физика,  в  виде  дополнения,  присоединяются  доводы
психофизика,  находящие  себе  выражение  в учении  о специфических энергиях
чувств. И.  Мюллер показал, что каждое  чувство может быть возбуждено только
свойственным  ему  образом,  обусловленным  его  организацией,  и   что  оно
реагирует всегда одинаково,  какое бы внешнее впечатление  ни было  на  него
произведено.  Если возбуждать  зрительный  нерв, то мы  будем ощущать  свет,
безразлично, будет  ли то,  что действует на  нерв, давлением, электрическим
током или светом. С  другой  стороны,  одинаковые внешние  процессы вызывают
совершенно  различные  ощущения,   смотря  по   тому,  каким   чувством  они
воспринимаются.  Из этого  сделан был  вывод,  что существует лишь один  род
процессов   во  внешнем   мире,  именно   движения,   и   что   многообразие
воспринимаемого нами  мира  по существу  есть  реакция наших  чувств  на эти
процессы.  Согласно  этому  взгляду, мы  воспринимаем  не внешний  мир,  как
таковой, а только лишь вызванные им в нас субъективные ощущения.
     К доводам физики надо прибавить еще доводы физиологии. Первая исследует
я