ивались  сквозь  ветви  и
падали на мокрую бурую землю, чтобы тотчас погибнуть, превратиться в воду.
   - Вот и зима, - сказал Берг и оглушительно чихнул.
   - Точно,  -  поддержал  его  Харальд,  ехавший  впереди.  Руки  его  были
свободны, но оба меча Теневой держал при себе.
   С  момента  схватки  с  варварами  прошло  семь  дней,   за   это   время
путешественникам не встретилось ни единой живой души,  хотя  следы  человека
попадались постоянно. То черная проплешина кострища, то пенек от срубленного
дерева, то какие-то знаки на сосновой коре.
   Хозяева здешних мест избегали встречи, и это Берга нисколько не огорчало.
Как-то раз он все же спросил:
   - Почему они скрываются? Ведь навались они толпой десятка в три - вряд ли
мы отобьемся.
   - Ты забыл, - Харальд зло усмехнулся, - что они  приняли  меня  за  бога.
Поэтому и не решаются подойти, хотя следят за нами постоянно.
   - Откуда ты знаешь? - изумился Теневой.
   - Что знаю? - поинтересовался Харальд. - Что следят? Так  это  слышно.  А
кем они меня посчитали - просто знаю, и все.
   Под безмолвным ливнем снежинок  путники  пересекли  небольшой  осинник  и
спустились в овраг. Склоны его  густо  заросли  малинником,  по  дну  журчал
ручеек, вода в котором отливала  серебром.  Пахло  сырой  землей  и  прелыми
листьями.
   - Река скоро,  -  сказал  Харальд,  потянув  носом  воздух.  Берг  привык
доверять чутью спутника и поэтому  не  удивился,  когда  саженей  через  сто
глазам открылась широкая водная гладь.
   Она была  темной,  и  Теневой  даже  удивился:  река  называлась  Чистая.
Несколько мгновений он приглядывался и  только  потом  сообразил,  что  вода
настолько прозрачна, что сквозь нее видно дно: бурые массы ила, извивающиеся
ленты водорослей, золотистыми и серебристыми каплями снующую рыбу.
   Зрелище было завораживающим.
   - Чистая река, - с благоговением прошептал Харальд, и Берг поднял голову.
   Противоположный берег был закрыт туманом, густым и белым,  словно  парное
молоко. Сквозь него смутно проступали очертания деревьев.
   - Надо переправляться, -  скучным  голосом  проговорил  Берг,  осматривая
берег в поисках подходящих бревен. Но за узкой полоской желтого, словно мед,
песка начинались заросли кустарника. Больших деревьев видно не было.
   Харальд ахнул. Берг мгновенно напрягся и ухватился за  меч.  Но  зрелище,
представшее глазам, заставило его отпустить ребристую и холодную рукоять.
   Туман на противоположном  берегу  рассеивался.  Он  отползал  в  сторону,
словно ширма из белесой ткани. Солнце, неожиданно прорвавшееся через прореху
в тучах, залило реку и берега золотистым сиянием.
   Деревья, вознесшиеся на берегу,  оказались  обыкновенными  лиственницами.
Только таких громадных Берг в жизни не видел. Они стояли  точно  исполинские
зелено-желтые свечи, годные для освещения дома великана.
   А за ними было пустое пространство. Из-за деревьев не удалось разглядеть,
что именно там находится, но лес начинался только в сотне саженей от  Чистой
реки.
   Бергу лиственницы показались уродливыми,  хотя  почему,  он  не  смог  бы
объяснить Но сердце екнуло от отвращения, а в  желудке  объявилось  ощущение
тошноты.
 
*** 
 
   Лиственницы были невыразимо прекрасны. Они словно возносились к  небесам,
всем видом говоря, что смертным такое вырастить не под силу...
   Какое-то движение отвлекло Харальда от созерцания деревьев.
   По водной глади навстречу путникам скользила пустая лодка. Изящная, точно
плывущий лебедь, она легко вспарывала волны золотистыми боками, хотя не было
видно ни весел, ни паруса.
   Путников приглашали на тот берег.
   Впервые за все время путешествия Харальд ощутил беспокойство. Он  не  мог
понять, чем оно вызвано, но уж слишком легкой оказалась дорога.  В  лесу  он
ЗНАЛ, куда свернуть, чтобы избежать нежелательной встречи (один прокол не  в
счет) с варварами, ЗНАЛ, куда именно идти и какой дорогой  следовать,  чтобы
выйти точно к цели. Словно кто-то незримый шептал в самое ухо.
   А теперь еще и лодка.
   - Ну вот, проблема с переправой  решена,  -  попытался  улыбнуться  Берг,
когда  прибрежный  песок  заскрипел  под  днищем  лодки,  но  улыбка   вышла
невеселой.
   - Отдай мне меч, - неожиданно попросил Харальд.
   Светлые глаза мечника удивленно сверкнули, но он без  вопросов  отстегнул
ножны и протянул их Харальду. На ощупь они оказались непривычно  холодны,  а
заняв место на поясе, оттянули его вниз, словно весили пуд.
   - Ну что, вперед? - спросил Берг. В голосе его  звучало  волнение,  почти
нерешительность.
   - Вперед, - ответил Харальд и перенес ногу через невысокий борт.
   Ступать грязными сапогами на девственно чистое дно лодки, которое белело,
точно рыбье брюхо, казалось святотатством, но позыв  разуться  был  и  вовсе
глупым, и Харальд невозмутимо уселся на одно из сидений.
   Едва Берг занял место на другом, лодка вздрогнула и без малейшего усилия,
не разворачиваясь, двинулась назад. Вода слегка  шумела,  расступаясь  перед
заостренным килем.
   Теневой смотрел вниз, созерцая подводную  жизнь,  а  Харальд  не  отрывал
взгляда от приближающихся громадных деревьев. В голове  мартовскими  зайцами
скакали мысли: неужели меня там  исцелят,  неужели  я  смогу  избавиться  от
одержимости? Но что попросит бог в качестве платы или он настолько добр, что
проведет исцеление безвозмездно?
   В последнее верилось с трудом.
   Лодка мягко ткнулась в берег и замерла.
   Вздохнув, Харальд поднялся и одним  движением  оказался  на  земле.  Хотя
сидение в лодке было недолгим,  заныли  ноги.  Захотелось  выдернуть  меч  и
совершить несколько разминочных движений.
   От воды вела дорожка, выложенная розовым,  с  белыми  прожилками  камнем.
Камень напоминал замороженное сало.
   Шагать по камню было легко,  и  казалось,  что  лиственницы,  стоящие  по
сторонам от дорожки, неодобрительно рассматривают пришельцев. Берг, судя  по
недовольному сопению, тоже ощутил нечто похожее.
   За деревьями оказалась каменная стена высотой в несколько саженей.
   Дорожка обрывалась у ворот,  которые  оказались  распахнуты  настежь.  За
створками виднелось обширное пустое пространство, усыпанное белым песком. "И
тут живет бог?" - с сомнением подумал Харальд.
   Сами створки покрывала искусная  резьба,  изображающая  сцены  исцелений.
Признаки болезней были выполнены с чрезвычайным искусством. Даже Харальд, не
являясь  лекарем,  понял,  что  этот  человек,  на  лице  которого  написано
судорожное усилие, а грудь  выпячена,  страдает  легочной  немочью,  а  этот
держащийся за живот - поносом...
   Картинок было много, чтобы осмотреть их все, понадобился бы не один день.
Харальд решительно отвел взгляд в сторону и шагнул вперед,  пересекая  линию
ворот.
   Ударил гром,  прикатившийся  из  ниоткуда,  глаза  резанула  вспышка.  На
мгновение Харальд ослеп и  оглох,  а  когда  зрение  и  слух  вернулись,  то
большого труда стоило сдержать вскрик удивления.
   ... Шелестел зелеными ветвями под ласковым теплым ветром прекрасный  сад.
Ни одного дерева Харальд не мог узнать, ни одно не походило на другое, и  на
каждом были либо цветы, либо плоды. От обилия  сильных  и  сладких  ароматов
кружилась голова.
   Далее был виден небольшой павильон. Колонны белого камня, плоская  крыша,
изысканная простота линий - Харальду  показалось,  что  где-то  он  подобное
строение уже видел...
   Ахнул рядом Берг. Глаза его были выпучены, а в рыжая борода встала дыбом.
   - Где мы? - спросил он, разевая рот, точно умирающий на берегу лещ.
   - Вот уж не знаю, - ответил Харальд, разглядывая небо. Оно было опалового
цвета, без туч и солнца, и свет лился сразу отовсюду, сильный и равномерный.
- Пойдем туда и узнаем.
   К павильону вела тропинка.
   Одежда  на  путниках  была  зимняя,  и  Харальд  сразу   вспотел.   Запах
собственного пота казался до отвращения  грубым  по  сравнению  с  ароматами
сада. Меж ветвей порхали крупные, ярко окрашенные птицы. Золотой,  багряный,
малахитовый, сапфировый - все  цвета  смешивались  в  их  оперении  в  самом
странном беспорядке.
   Птахи поглядывали на людей без удивления.
   Странным было лишь то, что не было слышно птичьего  пения.  Только  шорох
листьев и шум шагов.
   Около самого павильона оказалось  небольшое  пространство,  свободное  от
деревьев. Когда путники ступили на него, то навстречу из тени  колонн  вышел
человек.
   Когда человек, словно соткавшись из воздуха, ступил на освещенное  место,
Харальд ощутил, что не в силах дышать. Уж такое существо он никак не  ожидал
встретить в обиталище божества...
   Чужак был горбат и хром. На шишковатом черепе  торчало  несколько  пучков
волос. С головы сыпалась перхоть.  Один  глаз  был  закрыт  бельмом,  другой
подслеповато щурился. Щеку украшал огромный лиловый лишай.
   Пальцы на руках  были  скрючены,  а  дышал  человек  шумно,  с  хрипом  и
присвистом.
   - Приветствую вас, - сказал он голосом неожиданно глубоким  и  чистым,  а
затем  закашлялся.  На  зеленую  траву  упали  несколько   сгустков   слизи,
окрашенных алым. - В моем обиталище.
   - Кто ты? - спросил Харальд, чувствуя себя так, словно ему в лавке вместо
боевого меча подсунули деревянный, ученический.
   - Ты еще не догадался? - мерзко захихикал чужак, обнажая гнилые зубы. Изо
рта пахнуло дурным запахом разложения.
   Харальд закаменел. Этот смех был ему очень хорошо знаком, впрочем  как  и
голос. Он слышал их не раз, внутри себя.
   - Я оказал тебе большую честь, слуга, - сказал урод, перестав смеяться. -
Ты увидел мой истинный облик. Ведь Больной Бог  может  исцелить  чьи  угодно
болезни, кроме своих!
   "Больной Бог!" Произнесенное имя гулом  отдалось  в  ушах,  и  Харальд  с
трудом расслышал вопрос Берга.
   - Как ты его назвал? - спросил тот,  выступая  чуть  вперед.  В  руке  он
сжимал обнаженный меч.
   Бог молча поднял руку, и Теневой, застонав, повалился  на  колени.  Глаза
его вылезли из орбит, а руки силились дотянуться до собственной поясницы, но
не могли.
   - Кто властен над болью, как не  я?  -  Мерзкий  голос  словно  сдавливал
Харальда со всех сторон.
   Сжав зубы, Харальд напрягся, словно прорываясь через невидимую  преграду.
В сердце потихоньку закипала ярость.
   - Прекрати его мучить! И почему ты назвал меня "слугой"?
   Бог щелкнул пальцами, и Берг замер, распластавшись  на  траве.  Бока  его
судорожно поднимались, а руки дрожали.
   - Я не прав, - произнес мягкий, очень красивый голос. Харальд сморгнул  и
обнаружил, что стоит перед ним вовсе не мерзкий урод, а благообразный старик
в длинном плаще. На ослепительно белой,  словно  первый  снег,  ткани  вышит
рисунок - две спирали, черная и зеленая, свиты в круг.
   И точно такие же спирали - в глазах, на месте зрачков.
   - Да, я не прав, - повторил старик и улыбнулся, обнажив блестящие  ровные
зубы. - Ты - не мой слуга. Точнее - ты и есть я. А еще точнее - я это ты.
   - Как? - Ярость Харальда начала утихать, уступая место удивлению.  -  Это
невозможно!
   - Все возможно, - серьезно кивнул Больной Бог. - Ты слышал  мой  голос  у
себя в голове не раз, когда находился в опасности. Я  помогал  тебе  с  того
самого дня, когда ты согласился принять мою помощь!
   - Не было такого!
   - Ты уже и забыл. - Старик грустно улыбнулся. - Вспомни, как  у  Северных
гор на тебя напал водянец. Тогда ты принял мою  помощь,  и  я  наделил  тебя
неуязвимостью к магии, вложив в тебя частичку себя! Иначе  ты  просто  погиб
бы!
   - Нет-нет, это не правда! - прошептал Харальд, понимая, что бог не лжет.
   - Правда, - кивнул старик, и губы его сложились в хищную усмешку.  -  Все
эти годы ты был моим верным оружием! Я помогал твоей ненависти не угасать, я
кормил твою ярость, я бережно холил и лелеял тебя, как лучший из мечей! И ты
разил! Ты великолепно разил. Ни один из Владетелей, на которых ты  охотился,
не спасся! Ты убил  их,  освобождая  землю  -  ДЛЯ  МЕНЯ!  Ибо  время  богов
наступило вновь!
   Он захохотал, и смех этот был совсем не тот, что прежде.  В  нем  звучали
сила и злобное торжество. От его  звуков  сотрясались  внутренности,  сердце
сбивалось с ритма, а мысли в  голове  замирали  от  ужаса.  Боль  охватывала
каждую клеточку, и хотелось сбежать, зарыться в землю...
   Харальд сам не заметил, что рухнул на колени и  орет,  пытаясь  перекрыть
хохот, который звучал - это трудно было не заметить - в нем самом...
   Когда он понял, что вокруг тихо, то лицо его было мокрым от  слез,  а  во
рту солоно от крови. Телесная боль ушла,  но  осталась  душевная.  Осознание
того, что все эти годы он был марионеткой, исполняющей чужие приказы, и даже
не догадывался о  том,  сдавило  грудь,  подобно  стальному  обручу.  Сердце
стучало глухо и тяжко, словно кузнечный молот, обмотанный  тряпками.  Теперь
стало понятно, кто подсказывал, как работает то или иное  заклинание,  каким
образом легче всего прикончить очередного мага,  куда  направиться  в  лесу,
чтобы избежать встречи с варварами и выйти точно  к  назначенному  месту  на
Чистой реке.
   Харальд все же нашел силы подняться с колен.
   Больной Бог глядел на  него,  прищурясь,  и  в  зеленых  глазах  его  был
интерес, отстраненный, легкий, словно рассмотрению подвергался не человек, а
какое-то занятное неразумное существо
   И интерес этот помог Харальду успокоиться. Харальд сумел выкарабкаться из
пропасти обиды и гнева..
   - Ты сделал меня убийцей, - сказал он  равнодушно.  -  Ты  заставил  меня
превратить жизнь в бесконечную погоню за новыми смертями. Ты взрастил во мне
одержимость, лишил возможности свободно определять свою судьбу. И поэтому  я
убью. тебя Прямо сейчас. Мне все равно, что ты бог, что ты бессмертен. Эпоха
богов наступит, но тебя в ней не будет.
   Меч словно сам прыгнул в руку, и, ощутив его  тяжесть,  мускулы  радостно
заиграли. Готовясь к битве, Харальд не ощущал привычной неистовой злости. Он
был спокоен, лишь в глубине души пряталась легкая грусть - ну вот,  еще  раз
лишать жизни...
   Лицо бога исказилось яростью, став из величаво-притягательного  уродливым
и отталкивающим.
   - Дурак! - взвизгнул он, мгновенно превращаясь из благообразного старца в
бельмастого и  горбатого  урода.  -  Я  одарил  тебя  так,  как  ни  единого
смертного! Я дал тебе дар исцеления и неуязвимости для болезней и магии!  Но
каждый раз, когда ты пользовался моими дарами, моя частичка в тебе росла.  И
теперь меня больше в тебе, чем тебя самого! И сейчас ты не в силах причинить
мне вред, потому что ты - это я, и я повелеваю твоим телом и разумом! Захочу
- ты сам себе уши оторвешь и съешь, захочу - мгновенно умрешь  от  остановки
сердца! Смертная тварь, жалкое насекомое, как  ты  посмел  выступить  против
меня? Ты должен валяться у меня в ногах, благодаря за то,  что  я  для  тебя
сделал! Да ты...
   Слушать дальше Харальд не стал.
   Он попросту ударил. Легко, как в тренировочном бою.
   Два шага вперед, обманный выпад, и лезвие идет к открытой шее.
   В стороне хрипит что-то одобрительное пытающийся встать Берг.
   Но удар  Харальда  был  остановлен.  В  последний  момент,  когда  клинку
оставалось пройти считанные вершки  до  цели,  рука  перестала  повиноваться
хозяину Она вдруг дернулась, мускулы сократились и отклонили меч.
   Харальд попробовал ударить вновь. Еще и еще. Снова и  снова.  Но  меч  не
сдвигался, хотя мышцы на руке корежило судорогой. В ушах нарастал гул, а  по
позвоночнику  катилась  крупная  дрожь.  Две  воли,  две  силы  боролись  за
обладание телом, и ни одна не желала уступать.
   Но силы были неравны.
   Бог одолевал.
   Харальд чувствовал, как рука  его  опускается,  как  разжимаются  пальцы,
выпуская оружие. Он захотел крикнуть и не смог, горло более не  повиновалось
ему.
   Ноги словно сами сделали шаг назад, и тогда он вспомнил. Залитая  солнцем
рыночная площадь, яркие повозки бродячих комедиантов, ширма и  разыгрываемое
над ней представление на тему "Смерть злого мага". Кто был тогда  в  главной
роли?
   Хлынул из уголков глаз знакомый багровый туман, тело наполнилось  тяжелым
жаром. Приступ одержимости на этот раз накатывался  издевательски  медленно,
давая как следует разглядеть свой отвратительный облик.
 
*** 
 
   Когда Харальд очнулся, он стоял на коленях около каменного павильона, а с
неба все так же продолжал струиться мерзкий опаловый свет. Мускулы ног ныли,
жалуясь на неудобную позу.
   Бог стоял все так же недалеко, вновь  приняв  облик  благостного  старца.
Ветерок шевелил седые кудри, величественно загибал недлинную бороду, но  под
потемневшими, словно их залила ночь, глазами залегли тени. Нелегко оказалось
хозяину справиться со строптивым слугой
   - Что, понял, кто сильнее? - спросил Больной Бог.
   Харальд не ответил. Не всегда прав тот, у кого больше  силы.  Но  не  все
люди это понимают, куда уж божеству...
   Взгляд его упал на Берга. Тот лежал неподвижно, в голубых глазах  застыло
изумленное выражение, а изо рта на зеленую траву  стекала  и  все  не  могла
стечь струйка крови, темной и тягучей...
   Ярость подбросила Харальда в воздух. Прыжком он вскочил на ноги. Крик сам
исторгся из груди.
   - Что ты с ним сделал?
   - Убил, - просто ответил бог. - Он более не нужен.
   Жгучее желание броситься вперед, вцепиться руками в  тонкую  шею  опалило
Харальда изнутри. Он даже захрипел, сдерживая  себя.  Бессмысленно  колотить
кулаками скалу, сколько ни бей - только руки разобьешь...
   Лицо Больного Бога выражало искреннее недоумение.
   - Что он тебе? - спросил он  равнодушно.  -  Всего  лишь  человек!  Таких
тысячи в этом мире, и ни один не лучше другого.
   - Он мой друг!
   - Я не понимаю, что значит это слово. -  Благообразный  старец  в  плаще,
украшенном кругом из двух спиралей, пожал плечами. - Поэтому  оно  не  имеет
для меня смысла. Смерть этого человека ничего не меняет  в  моей  жизни.  Ты
будешь служить мне так или иначе.
   - Нет!
   - Будешь, - кивнул бог. -  Или  добровольно,  или  принудительно.  Второй
вариант хуже для тебя. При нем мне придется либо гасить твой  разум  совсем,
вводя в то состояние, которое ты называешь одержимостью, либо причинять тебе
боль. Вот такую...
   Бог поднял ладонь и очень медленно согнул указательный палец.
   Харальд  дернулся,  силясь  сдержать  крик.  В   голову   словно   залили
расплавленный металл. Боль, казалось, сочилась из  каждой  поры,  входила  в
грудь со вдохом и покидала ее  с  выдохом,  обдирая  горло  острыми  краями.
Каждый удар сердца отдавался судорогами по всему телу.
   Бог разогнул палец. Боль исчезла. Харальд обнаружил, что стоит мокрый  от
пота, словно после купания.
   - Это самая меньшая степень боли,  которую  я  готов  тебе  причинить.  -
Старец взирал спокойно и даже ласково, точно дед  на  расшалившегося  внука,
которого надо слегка отшлепать по попке. - Так что не противодействуй мне. А
сейчас - спи.
   Он согнул другой палец.
   У Харальда  подогнулись  ноги,  а  веки  просто  рухнули,  словно  к  ним
привязали груз. Мягкой и тяжелой подушкой  навалилась  усталость,  он  уснул
прежде, чем голова его коснулась травы.
 
*** 
 
   - Эй, парень, подвезти тебя? -  Крестьянин  в  грязной  одежде  придержал
лошадь, и телега, груженная пустыми бочками, сбавила ход.
   - Спасибо, сам дойду, - вежливо ответил Харальд. Быть рядом с людьми  ему
хотелось меньше всего.
   - Ну как знаешь. - Крестьянин стегнул  кнутом  неказистую  лошаденку,  та
добавила ходу, и телега, грохоча и подпрыгивая, укатила вперед.
   Харальд невольно  втянул  чистый  воздух  поглубже,  стремясь  прочистить
горло.
   Вдоль дороги стоял начинающий пробуждаться от спячки лес. На ветвях можно
было разглядеть крошечные зеленые бутоны -  раскрывающиеся  почки,  и  запах
молодой зелени ласкал ноздри. Из небес, из жаркой и светлой  синевы,  лилась
ликующая песня жаворонка.  Последние  остатки  зимы  стыдливо  прятались  от
солнца по тенистым оврагам, чернели от злости и потихоньку  умирали,  орошая
землю и готовя ее к л