обессиливающий.
   Борясь со все усиливающимся желанием убежать, приблизился  Харальд  к
невзрачному  на  вид,  невысокому   кустику.   Бледно-зеленые   листочки
воинственно топорщились на странно  гладких  ветвях.  Обычное  растение,
каких тысячи в каждом лесу. Вот только запах...
   Осторожно опустился  Харальд  на  колени,  погрузил  ладони  в  бурую
плотную  почву,  ведь  каждому  известно,   что   прикосновение   любого
материала, кроме живой плоти, убивает магическую силу мандрагоры.
   Едва ладонь прикоснулась к шершавому твердому корню,  как  ее  словно
обожгло огнем. С криком выдернул Харальд руку, и крик его перерос в вой:
на  кончиках  пальцев  шевелились  белесые  лоснящиеся   черви,   быстро
вгрызаясь в плоть.
   По лицу градом катился пот, желудок горячим тяжелым комом подскочил к
самому горлу,  намереваясь  выскочить  на  волю.  Успокаивая  дыхание  и
сдерживая тошноту, Харальд смотрел  на  руку  до  тех  пор,  пока  перед
глазами  не  возникла  розовая  неповрежденная  кожа,  лишь  испачканная
землей. Отвратительное видение исчезло без следа.
   Харальд копал, не обращая внимания на ожоги, что  следовали  один  за
другим, не реагируя на дикие звуки, что неслись со всех сторон:  детский
плач, страстные стоны, дикий хохот и рев, топот по-нечеловечески тяжелых
ног. Время от времени  краем  глаза  замечал  какое-то  движение,  вроде
приближается нечто огромное, мохнатое, черное...
   Но он продолжал копать, не  отрываясь.  Солнце  почти  опустилось  за
горизонт, и на лес стремительно падали  сумерки,  когда  обнажился  весь
корень. Темный и узловатый, он походил на сморщенного пузатого человечка
с  искаженным  от  ярости  лицом.  Из  заостренной  макушки  причудливой
прической торчал собственно куст.
   Ухватив пузанчика поперек туловища, Харальд  потащил  его  из  земли,
стараясь не особенно  сдавливать,  словно  опасаясь  причинить  растению
боль. В тот миг,  когда  кончики  веретенообразных  "ног"  выскочили  из
земли, по лесу раскатился крик, полный боли  и  ненависти.  Так  мог  бы
кричать истязаемый человек. Харальд вздрогнул, но добычу не выпустил.
   Когда шел назад, к шалашу,  ужасно  болела  голова  и  саднили  руки,
словно на самом деле побывали в костре.
   Оставалось  еще  растолочь  корень  и  смешать   его   с   остальными
составляющими...
 
*** 
 
   Все приготовления Харальд завершил только к  началу  августа.  Погода
стояла ясная, хоть и не очень теплая. К вечеру полнолуния, когда  только
и  надлежит  творить  столь  великое   колдовство,   воцарилось   полное
безветрие.
   Харальд заранее занял место в центре чертежа, лицом на север. Рядом -
куча дров. На обычных углях за  неимением  жаровни  и  придется  сжигать
благовоние. Сама смесь, ничем особенно  не  пахнущая  пока,  похожая  на
серую глину - здесь же, на куске коры.
   К тому моменту, когда из-за  деревьев  серебряным  блюдом  выкатилась
луна, Харальд успел несколько раз повторить про себя  текст  заклинания,
что услужливо появилось на  желтых  страницах  книги  по  требованию  ее
хозяина. Того волнения, что еще недавно появлялось при любых  магических
действиях, не было, лишь где-то в глубине души, словно  карась  в  тине,
таился  страх,  что  заклинание  не  сработает  или  поведет   себя   не
правильно...
   Когда разжигал костер, в лесу вокруг холма парила тишина,  лишь  едва
слышно шумела речка да где-то далеко гукал филин. Пламя занялось  сразу,
облизнулось ярко-алым языком и принялось с треском пожирать дрова.
   Когда серый  ком  шлепнулся  на  угли,  от  него  потек  сладковатый,
дурманящий, но в то же время приятный запах. Вскоре все заволокло  белым
дымом, а Харальд неожиданно перестал ощущать собственное тело. Нет  его,
и все, словно стал бесплотным созданием, столь же легким и текучим,  как
туман.
   Сквозь закрытые веки Харальд видел одновременно весь рисунок, даже те
части, что за спиной. Линии светились едва  заметно,  белым  и  каким-то
мертвенным светом, как гнилушки.
   Но едва с губ мага  сорвались  первые  звуки  заклинания,  гигантский
чертеж вспыхнул  ярко-желтым.  Яичного  цвета  пламя  с  легким  шорохом
взметнулось на высоту около полусажени и застыло,
   В  такт  словам  заклинания  рисунок  пульсировал,  а  когда  Харальд
закончил вступление, то  сияние  замерло,  застыло,  став  чем-то  вроде
диковинного строения, невысокого лабиринта без проходов между  комнатами
и залами.
   Все шло как надо, и, облизнув пересохшие губы, маг перешел  к  вызову
стихий.  Запах  благовония  стал  привычен,  чувство  невесомости   тела
пропало,  и,  когда  Харальд  воздел  руки,  они  показались  неимоверно
тяжелыми.
   Обращенные на  полночь  слова  вызвали  шевеление  в  северной  части
большого  круга.  Земля  причудливо  вспучилась  уродливым  горбом,   из
которого  начала  расти  колонна  темно-синего  цвета,  толстая,  словно
туловище великана. Если в первом своем  ритуале  Харальд  видел  внешний
облик стихий, то теперь он обращался к  самой  их  сути,  которую  может
выразить разве что цвет, да еще символ Истинного Алфавита...
   Когда синяя колонна  достигла  высоты  примерно  в  десяток  саженей,
раздался глубокий вздох, столь  мощный,  словно  вздохнула  сама  земля.
Твердь ощутимо поднялась и опустилась, и Харальд замолчал.  Запах  моря,
соли и водорослей, такой непривычный здесь, лез в ноздри, говоря о  том,
что эта часть обряда прошла успешно.
   Отрывая от земли тяжелые, будто  каменные  ноги,  Харальд  повернулся
лицом к восходу, который, правда, придет еще не скоро. Именно на востоке
имеет исток стихия Воздуха, переменчивая, неуловимая, безжалостная,..
   Столб, растущий в небеса с пронзительным шелестом, был светло-желтого
цвета. По его поверхности бежала легкая рябь, и сам столб  раскачивался,
вихляясь, словно танцовщица. Достигнув верхней точки,  он  спазматически
вздрогнул и замер, согнувшись, как тростинка под  ветром.  Шелест  стих.
Над развалинами распространился легкий аромат цветов...
   Поворачиваясь к югу, Харальд на миг прислушался к продолжающему  жить
обычной жизнью лесу. Река шумела, но в остальном царила  полная  тишина.
Филин, похоже, бежал, устрашившись магии.
   Усмехнувшись собственным мыслям, Харальд принялся читать обращение  к
Огню. Повинуясь ритмичным, странно звучащим словам,  появилась  на  свет
колонна, свитая из ярко-алых струй.  От  нее  исходило  мощное  гудение,
словно сразу сотня майских жуков вздумала поработать крыльями над  самым
ухом Харальда. От рдяного столпа шел ощутимый запах гари...
   С Землей получилось проще всего,  несмотря  на  все  сильнее  давящую
усталость. Зеленая колонна ползла вверх быстрее прочих, хоть и  издавала
при этом чавкающие неприятные звуки. От нее пошел очень  сильный  аромат
сырой плодородной земли, чернозема.
   К Верхнему миру пришлось обращаться, задрав голову.  Очень  неудобно,
затекает шея, начинает болеть голова. Но иначе  никак,  в  любом  другом
положении слова заклинания не будут "услышаны".
   В черном как деготь небе, подчиняясь воле мага, постепенно  проявился
и стал  наливаться  серебристым  свечением  огромный  крест.  Концы  его
дрожали, словно на ветру, а из самой середины лился тонкий, едва слышный
хрустальный перезвон. Когда Харальд закончил, крест лег  огромным  телом
на четыре стихийные колонны, и те ощутимо просели, словно под  настоящей
тяжестью.
   Шестую силу Харальд вызывал, будучи уже на пределе сил. Руки дрожали,
язык заплетался, как у записного пьяницы, а в голове поселилась холодная
пустота - верный признак перенапряжения. Земля  под  ногами  исчезла,  а
висеть над черной бездной, откуда доносится мощный  рокот,  -  не  самое
приятное ощущение.
   Из тьмы постепенно проступил крест - двойник верхнему, только черный.
Он беззвучно выплыл из рокочущего  провала  и  своеобразным  фундаментом
подпер магическое строение из четырех столбов.
   Светился золотом чертеж вокруг, и в звенящей в ушах  тишине  посетила
вдруг Харальда крамольная мысль. "Зачем я делаю это? Для чего  мне  этот
замок, эта война, месть?" - подумал он, обливаясь холодным  потом.  Лишь
жжение в ладонях, напомнившее о том,  что  долго  держать  заклинание  в
напряжении, как и тетиву лука, нельзя, позволило сосредоточиться.
   Он глубоко  вздохнул,  отгоняя  сомнения,  и  начал  финальную  часть
заклинания. Пока говорил, кругом ничего не менялось, молчал лес, дрожало
в напряжении чародейское сооружение - ставшее видимым заклинание.
   Зато когда было произнесено последнее слово, все пришло  в  движение.
Словно невиданной силы вихрь закрутился вокруг мага,  ломая  и  смешивая
казавшиеся несокрушимыми колонны. Раскинув руки, Харальд стоял в  центре
бури. Его трясло, мотало, словно в водовороте, но он  упорно  стоял,  не
давая стихиям сбить себя с ног.
   Из корчащегося, как полураздавленный червь,  холма,  словно  зубы  из
десен, лезли стены замка, ровные, толстые, словно только что  сложенные.
Прямо перед Харальдом диковинным стеблем прорастал донжон. Стоял  жуткий
шум. Свистел  ветер,  грохотала  вода,  ревел  огонь  и  стонала  земля,
создавая дикую какофонию, что легко свела бы с ума обычного человека.
   Но Харальд стоял. Прокусив губу до крови, он успел еще  увидеть,  как
начинает гаснуть, таять, как лед на весенней реке,  магический  круг  со
всеми его фигурами. Только когда последняя  линия  перестала  светиться,
маг позволил себе упасть в обморок.
 
*** 
 
   Когда очнулся, было утро. Небосвод  сиял  голубизной,  обещая  теплый
день, беспечно свистели где-то птицы, но вокруг был уже не  голый  холм,
покрытый лишаями руин, а могучее, хоть и небольшое,  укрепление.  Грозно
торчали  зубцы  на  десятисаженных  стенах,  двойные  ворота   выглядели
непреодолимыми для любого тарана.
   С  трудом  Харалъд  поднялся,  встряхнул  тело,  больше  похожее   по
состоянию  на  мешок  со  слизью,  и  двинулся  к  воротам,  оказавшимся
открытыми;  мост  за  ними  был  соответственно   опущен.   За   стенами
обнаружился запланированный ров. Вода из реки  успела  заполнить  его  и
весело колыхалась под легким ветерком. Наклонившись,  Харалъд  разглядел
даже свое отражение, встрепанное и поникшее.
   Решив осмотреть замок со стороны, Харальд отошел саженей на двадцать.
Поднял глаза, и обомлел: над донжоном колыхался,  демонстрируя  себя  во
всей красе, флаг.  Белый,  как  снег,  как  молоко,  как  свежевытканное
полотно.
   Гладкий, без каких либо  знаков,  стяг  -  принадлежность  Владетеля.
"Владетель - это маг, которого признала земля"  -  донесся  из  далекого
прошлого голос Хельги.
   "Вот как! - прошептал Харальд. - Белый цвет, знак пустоты,  холода  и
равнодушия. Неужели это мой?"
   "Твой!" - насмешливо свистнул ветер, пролетая мимо.
   "Твой!" - прошептала  шумящая  неподалеку  река  "Твой!"  -  уверенно
подтвердил, шурша листьями лес.
   "Твой!" - улыбнулось солнце, бросив теплый луч Харальду в лицо.
   "Твой!" - молчало небо, огромный лазурный глаз без зрачка.
   И когда понимание того, что с белым цветом на  флагах,  с  холодом  и
пустотой ему жить теперь  всегда,  наполнило  сердце,  Харальд  упал  на
колени и закричал.
 
*** 
 
   Кричали так, что испуганные прохожие шарахались от дверей "Спившегося
демона", вдруг и впрямь там пируют выходцы  из  Нижнего  мира?  Нет  уж,
лучше сторонкой обойти...
   Сами вопящие издаваемые звуки называли  пением  и  были  собою  очень
довольны И  откуда  взяться  недовольству,  если  ты  сидишь  в  хорошей
компании, да после пяти кружек пива? И как тут удержаться от песни?
 
   Не жди ты, красотка, вояку домой!
   Он голову в битве сложит!
   Пусть каркает ворон над ним вороной!
   Он славно, он славно пожил!
 
   Наемники допели, утерли  слезы,  которые  и  должна  вызывать  всякая
жалостная баллада, и тут же кто-то грохнул кулаком по столу:
   - Хозяин, пива!
   - Промочим глотки! - поддержал высказавшегося товарищ.
   Харальд расслабленно облокотился  о  стол.  Горло  после  громогласно
исполненной песни саднило, требуя жидкости. Почти так же горело  сердце,
отвечая зову захватившей Бабиль  в  плен  весны.  Хотелось  действовать,
совершать подвиги, на худой конец любовные. А приходилось  слоняться  по
кабакам и ждать заказов.
   Денег у Харальда после работы  на  Владетеля,  закончившейся  осенью,
оказалось достаточно, чтобы прожить в сытости и покое несколько лет.  Но
кого интересует покой в двадцать четыре года? Разве что ненормального...
   Невозможность хоть на шаг приблизиться к мечте угнетала даже  больше,
чем скука. Практиковать магию Харальд боялся, опасаясь привлечь внимание
Владетелей, а шансов обрести достаточную силу, чтобы бросить  им  вызов,
не находилось. Всю зиму провел в гулянках, заглушая тоску.
   Принесли  пива,  и  почти  сразу  скрипнула  входная  дверь.  Харальд
потянулся к кружке, но тут  же  насторожился,  такая  тишина  воцарилась
вокруг. Наемники смолкли в один миг, и взгляды  их  были  направлены  на
того, кто вошел
   Харальд посмотрел в сторону двери,  ожидая  увидеть  там  выходца  из
Нижнего или Верхнего миров или же, на худой конец,  Владетеля.  Пожалуй,
только  явление  персоны  такого  ранга  способно  заставить   умолкнуть
гуляющих наемников.
   Закутанный в простой коричневый плащ, у входа стоял Иаред.  В  темных
глазах поблескивали смешинки, седые волосы топорщились  ежиком.  За  три
года, что прошли с момента знакомства, Харальд не видел пожилого  воина,
но тот совсем не изменился.
   - Что замолчали? - спросил Иаред с улыбкой. - Или боитесь?
   Все загомонили разом, перебивая друг друга, только Харальд молчал. Он
понял по  лицу  Иареда,  по  голосу,  что  пришел  тот  неспроста,  а  с
определенной, наверняка деловой целью.
   Стоило Иареду поднять руку, как шум стих.
   - Спокойнее, - сказал старый наемник. - Занимайтесь своими делами, не
обращайте на меня внимания. А мне надо поговорить с Харальдом.
   Сразу же освободили стул, перед усевшимся  Иаредом  поставили  кружку
пива. Харальд слышал немало баек о похождениях того, кто еще в молодости
за ловкость и гибкость, за умение  беспощадно  поражать  врагов,  обходя
любые препятствия, получил прозвище  Хлыст,  но  всегда  поражался  тому
почтению,  почти  поклонению,  каким  Иареда  окружали  наемники.  Такой
человек помимо своей воли внушает уважение.
   - Какими судьбами? - криво ухмыляясь,  спросил  Харальд,  глядя,  как
исчезает пиво в кружке соседа.
   - Да вот, попутными ветрами.  -  Иаред  закончил  пить,  обтер  белые
пенные усы с верхней губы.
   - Давно не виделись. - Харальд отхлебнул  из  кружки.  Опьянение  еще
бродило в голове, делая движения замедленными, а мысли - рваными, но под
острым взором Иареда он ощутил, что стремительно трезвеет.
   - Давно, - согласился Хлыст. - Я ездил на юго-восток, на родину.
   - И что же вынудило тебя искать встречи со мной?
   - Есть работа, - ответил Иаред. -  Очень  денежная.  И  мне  поручено
набрать людей. Я пришел к тебе с предложением.
   - Почему именно ко мне? - несколько деланно изумился Харальд.
   - Потому что ты - маг, -  Иаред  наморщил  лоб.  -  И  твои  таланты,
которые будут хорошо оплачены, могут пригодиться в путешествии,  которое
нам предстоит.
   - Что за поездка? - Упоминание о деньгах пробудило интерес, но больше
Харальд оживился из-за слова "путешествие", так как сидеть безвылазно  в
Бабиле ему изрядно надоело.
   - Не здесь. - Иаред оглянулся, но  на  беседующих  никто  не  обращал
внимания, словно их вообще не было. Наемники продолжали веселиться, хоть
и не так громко, как раньше, - Могу  только  сказать  тебе,  что  работа
займет пару месяцев, а оплата - сотня золотых.
   - Я согласен, - ответил Харальд поспешно и тоже огляделся, не  следят
ли тайком завистливые глаза, не торчат ли откуда любопытные уши?
 
*** 
 
   На следующий день он узнал все о предполагаемой  работе.  Поездка  на
юг, на Острова, в  компании  двадцати  наемников  во  главе  с  Иаредом.
Сопровождать столь большая и дорогостоящая компания будет груз,  который
легко уместится на одной телеге. В Тире, главном городе  Островов,  груз
надлежит доставить на постоялый двор  "Сушеная  камбала",  где  передать
человеку, который подаст условный знак. О том, на перевозку  чего  можно
затратить такое количество денег, Харальд мог только гадать.
   Среди спутников, за исключением знакомых,  привлек  к  себе  внимание
высокий парень с рыжими,  как  лисья  шерсть,  волосами.  На  виске  его
выделялся шрам, а прозвище вызывало удивление: Авимелех Жестокий.  Чтобы
прослыть  жестоким  среди  наемников,  которые  все,  мягко  говоря,  не
отличаются добротой, это надо постараться.
   Выехали ранним утром, в первый день апреля.  Кое-где  лежал  снег,  и
дороги находились в ужасном состоянии, но заказчик не хотел ждать.  Груз
должен достигнуть Островов к началу лета.
   Двигались боевым порядком - трое спереди,  трое  сзади,  по  двое  по
сторонам прочесывают лес, остальные около повозки, той, что с грузом. На
ночь обязательно выставляли часовых.
   Первый раз на них напали на третий день  пути.  Повозка  преодолевала
неглубокую ложбину, по дну которой тек раздувшийся  от  стаявшего  снега
ручей. Движение несколько  замедлилось,  и  тут  же  закричали  дозорные
спереди и сзади.
   Разнесся топот копыт, и на  маленький  отряд  обрушились  две  группы
всадников. Харальд оказался среди тех, кто прикрывал повозку спереди.
   - К бою! - рявкнул Иаред, и зазвенела сталь.
   Справа от Харальда размахивал огромным мечом Эрик Бычья Нога.  Первым
же ударом он разрубил налетевшего на  него  всадника  до  седла,  и  при
каждом замахе с исполинского лезвия капала кровь. Слева с  остервенелым,
налитым багрянцем лицом дрался Авимелех. В глазах  его  была  ярость,  и
всякий  раз,  когда  его  оружие  находило  плоть  противника,  из   губ
рыжеволосого раздавался сладострастный стон.
   Харальд довольно бестолково отмахивался  от  наседающих  противников,
стараясь особенно не мешать соседям.  А  нападавшие,  похоже,  не  ждали
отпора и быстро откатились, оставив пятерых убитых и столько же раненых.
Среди наемников не был убит никто, раны же получили лишь трое.
   - Здорово ты мечом машешь. - Подошел Харальд к Авимелеху,  когда  тот
закончил допрашивать раненых. Поскольку они ничего не сказали,  Авимелех
распорол им животы и набил внутренности грязью.  Жить  не  будут,  но  и
быстро не умрут.
   - Да, умею, - отозвался  рыжеволосый.  В  речи  его  звучал  какой-то
странный акцент. - Но и ты неплох.
   - По коням! - донесся зычный крик Иареда, и наемники разошлись.
 
*** 
 
   Второе нападение отличалось  от  первого  практически  во  всем:  его
совершили ночью, напали пешими и использовали луки. Если бы не  звериная
чуткость одного из стражников, лежать бы всем в сырой  земле.  А  так  -
недосчитались всего троих.
   Похоронив павших, воины уселись вокруг костра. Лица были мрачны, и  в
бросаемых  на  Иареда  взорах  читались  схожие  чувства:   любопытство,
недоумение и гнев.
   - Что мы везем такое?! - наконец не выдержал кто-то.
   - Не знаю, - отрезал Иаред.  Лицо  его  в  отсветах  костра  казалось
вырубленным из красного гранита. Под глазами залегли тени.
   - Так давай вскроем этот ящик! - рявкнул Эрик Бычья Нога. Его ручищи,
каждая толщиной с хорошее дерево, яростно сжимались.  Эрик  в  прошедшем
бою потерял брата.
   - Нет! - хлестко сказал Иаред, поднимая голову. -  Нам  платят  очень
хорошие деньги за то, чтобы мы довезли этот груз до нужного места, а  не
за то, чтобы мы в нем копались!
   - Но мы должны знать, за что  умираем,  -  подал  голос  Авимелех,  и
Харальда вновь поразил акцент,  очень  непривычный.  Похоже  говорят  на
востоке, у границы степей, но лишь похоже.
   - Мы умираем за деньги, - спокойно ответил Иаред. - И  я  не  позволю
вам заглянуть в тот груз, что мы везем. Вы можете  меня  убить  и  тогда
смотрите, сколько угодно.
   Над  лагерем  повисла  гнетущая  тишина.  Пот