азбудите меня не позже часа дня, -  невнятно  пробормотала  Суини,
смежая веки.
   Не позже часа дня? Ричард едва  не  расхохотался.  Бросив  взгляд  на
часы,  он  увидел,  что  не  пробило  еще   и   половины   двенадцатого.
По-видимому, Суини отнеслась как к должному к тому, что он готов полтора
часа нянчить ее на коленях, позабыв  о  назначенных  встречах  и  рискуя
отсидеть ногу. И, что странно, она не  ошиблась.  Любому  месту  в  мире
Ричард предпочел бы то, где находился сейчас.
   Его сотовый телефон  лежал  в  кармане  пиджака.  Действуя  свободной
рукой, он забрался в пиджак, умудрившись не побеспокоить  девушку,  хотя
при этом тыльная сторона ладони скользнула по ее  груди,  и  это  весьма
обеспокоило его. Стараясь не обращать  внимания  на  призывы  твердеющей
плоти, он раскрыл маленький плоский  аппарат  и  набрал  номер,  нажимая
кнопки большим пальцем.
   - Ленч отменяется, -  негромко  произнес  oн,  как  только  в  трубке
послышался голос Эдварда. - Заедете за мной в пятнадцать минут второго.
   - Очень хорошо, сэр.
   Ричард дал отбой и сложил телефон.  Суини  зашевелилась  и  потерлась
носом о его шею, но не открыла глаз. Она крепко спала.
   Ричард принял более удобное положение, прижавшись  плечами  к  спинке
дивана и откинув на нее затылок. Ему предстояло провести  здесь  полтора
часа, так почему бы не расслабиться и не получить удовольствие?  Баюкать
Суини на коленях было для него  истинным  удовольствием.  Ричард  смутно
догадывался, что она даже не понимает, как хороши  ее  огромные  голубые
глаза и буйная шапка кудрявых  волос,  но  уже  при  первой  встрече  он
осознал, что Суини - самая привлекательная женщина  из  всех,  каких  он
знал  в  своей  жизни.  Именно  привлекательная,  не  красавица.   Людям
нравилось смотреть на нее, разговаривать  с  ней.  Мужчины  носились  бы
вокруг Суини стаями, намекни она хоть раз, что видит в них мужчин, а  не
бесполых созданий.  Но  Суини  -  великая  мастерица  держать  людей  на
расстоянии, отвергая  любые  взаимоотношения,  кроме  самых  мимолетных,
поверхностных.
   Однако лишь до вчерашнего дня. Ричард  не  знал,  что  произошло,  но
вчера с глаз Суини упали шоры и она разглядела в нем  личность,  живого,
человека, мужчину. Ричард не мог оторвать  взгляда  от  нее,  когда  она
стояла в салоне в своем красном свитере, облегающем грудь,  от  огромных
голубых  глаз,  которые  делались  все   шире   и   шире,   пока   Суини
прислушивалась к Мак-Милланам. Ричард почти физически ощущал, как на  ее
языке  вертятся  ехидные  уничтожающие  слова,  ведь  Суини   отличалась
способностью говорить все, что думает. В кругах,  где  вращался  Ричард,
подобная  искренность  была  редким,  почти  исчезающим  явлением.  Люди
держали мысли при себе, обмениваясь ничего не значащими, но любезными  и
политически корректными  фразами.  Ричард  видел,  что  Суини  старается
держаться вежливо, но, как  она  призналась  вчера,  ее  нетерпимость  к
пустой болтовне дала о себе знать.
   Всякий раз, когда Ричард встречал Суини, ему хотелось улыбнуться.  Да
что там - рассмеяться. Ему казалось, что он мог бы общаться с ней каждый
день на протяжении двадцати лет, но так и не постиг бы всех  ее  причуд,
не проник до конца в ее мысли.
   Суини нравилась ему. После разрыва  с  Кандрой  у  него  были  другие
женщины,  но  он  старательно  избегал  слишком  близких  отношений.   В
сущности, ни одна из этих женщин не привлекала Ричарда.  Они  развлекали
его, даже возбуждали, но он ни разу не почувствовал, что  хоть  одна  из
них способна стать ему другом. Возможно, именно поэтому Ричард не  желал
спать с ними, хотя Кандра вряд ли верила этому, да и  сам  он  удивлялся
своей сдержанности. Ричард стосковался по сексу. Он очень хотел женщину.
Возбужденный тем, что держит Суини на коленях,  Ричард  испытывал  адовы
муки. По правде говоря, он имел  кучу  возможностей  удовлетворить  свои
потребности, но не воспользовался ими.
   С формальной точки зрения, Ричард все еще оставался женатым человеком
и не мог забывать об этом. Его семейная жизнь кончилась -  он  с  трудом
находился в одной комнате с Кандрой, - но пока судья не расторгнет брак,
ему не видать свободы. Однако нечестно вступать в плотские  отношения  с
женщиной, зная, что не в силах предложить ей нечто большее. Впрочем,  до
вчерашнего  дня,  пока  Ричард  не  встретился  глазами  с  Суини  и  не
почувствовал неистового влечения к ней, это не имело  особого  значения.
Теперь все изменилось.
   Ричард осторожно коснулся локона девушки, приподнял его  и  растянул,
удивляясь тому, что он такой длинный. Если выпрямить волосы  Суини,  они
доставали бы до середины ее спины. Ричард отпустил локон, и  тот  мягкой
пружинкой обвился вокруг его пальца.
   Его беспокоило, что Суини мучает озноб. От  жары  в  квартире,  тепла
девушки и от одеяла, которым  оба  они  были  укутаны,  на  лбу  Ричарда
выступила испарина. Бледная и  холодная,  Суини  выглядела  так,  словно
потеряла много крови, но Ричард  понимал,  что  это  не  так  и  причина
заключается в другом. Однако теперь, приглядевшись к Суини,  он  увидел,
что на ее щеках появился легкий румянец, а внутренний  холод,  терзавший
девушку, как будто прошел.
   К его ребрам прижималась грудь Суини. Ричард сразу заметил,  что  она
без лифчика, а ее соски сжались от холода в крохотные  твердые  бугорки.
Но теперь они,  наверное,  размягчились,  потому  что  Ричард  более  не
чувствовал их давления.
   Пусть не сегодня, но, конечно же,  очень  скоро  он  возьмет  в  руки
обнаженную грудь Суини  и  станет  ласкать  большим  пальцем  ее  соски,
наблюдая, как они  набухают.  Ричард  закрыл  глаза,  представляя  себе,
каково это - чувствовать под собой Суини и глубоко входить  в  ее  тело.
Затащить ее в постель будет непросто; кроме робкой настороженности,  она
ничем не проявляла своего отношения к физической близости. Отчасти виной
тому застенчивость, Ричард понимал это.  Но  есть  и  другая  причина  -
отчаянное упрямство Суини, нежелание сближаться с ним.  Она  хочет  жить
так, как привыкла, без мужчины, который домогался бы ее внимания. И  это
ей прекрасно удавалось, ведь, судя по отдельным замечаниям  Кандры,  все
эти годы Суини жила почти монахиней. Скоро этому придет конец.
   Ричард вновь закрыл глаза, заставляя себя расслабиться, но стоило ему
задремать, он вспомнил, как Суини заявила, будто он захочет,  чтобы  она
тратила на него время, спала с ним и так далее... да, кажется, так она и
сказала. И угодила в точку. Ричард погрузился в сон с легкой улыбкой  на
губах.
   В армии он научился проводить  во  сне  точно  отмеренный  промежуток
времени, пусть даже самый короткий, и пробуждаться  в  намеченный  срок.
Сейчас этот навык называют биологическим будильником, но в  ту  пору  он
был для Ричарда составной частью искусства выживания. Он также  заставил
себя забыть о жаре, не обращать внимания на явный перегрев, словно этого
не было вовсе, - еще одно умение, приобретенное на  службе.  Проснувшись
через полчаса, Ричард почувствовал себя отдохнувшим и свежим,  хотя  его
рубашка промокла от пота. Суини тоже согрелась; она  сдвинула  одеяло  с
лица, а кончики ее пальцев порозовели.  Как  и  ожидал  Ричард,  девушка
зашевелилась раньше, чем истек полуторачасовой срок, отмеренный  ею  для
сна. Сон был ответной реакцией организма на холод, и  как  только  Суини
вновь стало тепло, дремота тут же прошла.
   В этот миг Ричард смотрел на Суини и увидел, как поднялись ее веки. В
распахнувшихся  глазах   девушки,   словно   огонек,   мелькнул   испуг,
сменившийся тревогой. Она рывком уселась, прищемив Ричарду  мошонку.  Он
едва сдержал крик и быстро переместил ее на своих, коленях.
   - О Господи, сама не понимаю, как  меня  угораздило,  -  пробормотала
Суини, сползая с его колен и трепыхаясь под одеялом и пиджаком.
   - Что уж тут понимать... - Ричард болезненно поморщился.
   Суини взглянула на него, и ее глаза расширились.
   - Я не об этом, - выпалила она, - а о  том,  что  заснула  у  вас  на
коленях. Мне так стыдно. - Она закусила губу. - У вас все в порядке?
   Сдавленный  смешок  прорвался  сквозь  стиснутые  зубы  Ричарда.   Он
осторожно шевельнулся, и боль начала утихать.
   - Сам не знаю. - Ричард нарочно заговорил тоненьким голоском.
   Суини откинулась на диван, заливаясь хохотом.
   Ричард наклонился над ней, взял лицо девушки  в  ладони  и  поцеловал
смеющийся рот.
   Суини замерла, как  крохотный  зверек,  увидевший  опасного  хищника.
Приподняв руки, она сомкнула на его запястьях свои искусные пальцы,  под
их мягкой чувствительной кожей прощупывались хрупкие  косточки.  Ричарду
хотелось  смять,  раздавить  ее  рот   своим,   но   он   лишь   смягчил
прикосновение, словно губы  Суини  были  сокровищем,  которое  следовало
бережно хранить, а  не  похищать.  Ее  губы  дрогнули,  чуть-чуть,  едва
заметно. Ричард приоткрыл их, нащупывая  ее  язык  своим.  Его  пронзило
вожделение, слепящее и настойчивое. Все тело  Ричарда  охватило  желание
подмять под себя девушку и вонзиться  в  ее  плоть,  но  он  безжалостно
подавил свой порыв, понимая, что вряд  ли  Суини  готова  разделить  его
страсть.
   Потом она поцеловала его в  ответ.  Поначалу  движения  ее  губ  были
нерешительными, почти застенчивыми, но потом  из  груди  Суини  вырвался
тихий стон, а  пальцы  еще  крепче  сжались  на  запястьях  Ричарда.  Он
чувствовал, как тело Суини с ног до головы наливается напряжением,  хотя
она по-прежнему сидела сбоку от него. Ричард еще неистовее впился в губы
девушки, неторопливо и уверенно лаская и завлекая ее языком.
   Суини вырвалась, вскочила на ноги и  отпрянула  на  несколько  шагов.
Когда она вновь повернулась к Ричарду, ее лицо пылало гневом.
   - Нет, - отрезала Суини. - Вы женаты.
   Ричард поднялся с дивана, не спуская глаз с ее лица:
   - Ненадолго.
   Суини отмахнулась.
   - В настоящее время вы женаты, и только это идет в счет. Вас  ожидает
скандальный развод...
   - А разве бывают разводы  без  скандала?  -  перебил  ее  Ричард  так
невозмутимо, будто спрашивал, который час.
   - Вы понимаете, о чем я говорю.  Кандра  -  мой  деловой  партнер,  а
главное, она мне нравится.
   - Кандра нравится многим.
   - Я не стану путаться с вами. Это грязно и стыдно.
   Темные глаза Ричарда сузились.
   - Ладно, будь по-вашему.
   Суини изумленно вскинула брови.
   - Как это?
   - Я оставлю вас в покое, но только до тех пор, когда с разводом будет
покончено. А уж потом... - Ричард пожал плечами и умолк, но по тому, как
он смотрел на нее, Суини отлично  поняла,  что  значит  это  "потом".  -
Позвольте задать один вопрос: как ваше имя?
   - Что? - У Суини отвалилась челюсть.
   - Ваше имя. Как вас зовут? Я не желаю называть по фамилии женщину,  с
которой спал.
   - Но ведь мы не... - заговорила Суини, но тут  же  сердито  сверкнула
глазам. Чем же еще она занималась только что, если не спала с  Ричардом?
- Вам придется обращаться ко мне по  фамилии,  -  отрезала  она.  -  Это
единственное имя, на которое я отзываюсь.
   - Понятно. И все же я хочу услышать ответ, - нудно настаивал  Ричард.
- Вселяясь в квартиру, вы подписали договор, так что мне ничего не стоит
узнать ваше имя.
   Глаза Суини засверкали еще ярче.
   - Парис, - резко бросила она.
   - Что - Парис? - не понял Ричард.
   - Это мое имя, - буркнула Суини. - Пишется с  одним  "р".  Как  город
Париж. Как древний грек Парис Сэмилл, если  уж  вам  хочется  знать  всю
подноготную. Но если вы когда-нибудь - хоть раз! -  назовете  меня  этим
именем, то пожалеете об этом.
   Ричард поднялся, взял пиджак и, посмотрев на часы, сдержал улыбку.
   - Хорошо, - согласился он. - Обещаю никогда не называть вас так,  как
вам не нравится. - И не успела Суини уклониться, как Ричард  нагнулся  и
еще раз поцеловал ее. - Я оставлю вас в покое, - повторил он. - Но когда
с разводом будет покончено, вернусь.
   Суини, не  вымолвив  ни  слова,  смотрела,  как  Ричард  покидает  ее
квартиру. Что это было? Угроза или обещание? Решение зависело от нее, но
Суини понятия не имела, каким оно будет. Она знала только одно - поцелуй
Ричарда навсегда лишил ее покоя.
   Суини брала то один  холст,  то  другой,  раздумывая,  какие  из  них
отнести в салон. Ни одна картина ей не нравилась, а мысль о том, что  их
увидят посторонние, приводила ее в замешательство. Яркие цвета  казались
художнице ребяческими,  безвкусными.  Дважды  она  порывалась  позвонить
Кандре и сообщить, что в конце концов решила ничего не приносить, и  оба
раза останавливала себя. Если ее работы никуда  не  годятся,  необходимо
выяснить  это  наверняка  и  больше  не  тратить  время  впустую.  Суини
размышляла, что будет делать, если ее картины действительно хлам; может,
отправиться к психоаналитику? Если у писателей бывает творческий  тупик,
то нечто подобное должно случаться и у художников.
   Суини воочию представляла себе, как психоаналитик внушительным  тоном
объясняет ей, что она пытается разрешить свои детские  неурядицы,  вновь
превращаясь  в  ребенка  и  глядя  на  мир  его  глазами.  Ну-ну!  Суини
справилась с детскими комплексами много лет назад.  Она  переборола  их,
решив ни в чем не походить на своих родителей. Суини решила, что никогда
не станет оправдывать свой эгоизм и  инфантильность  тем,  что  наделена
художественными  способностями,  не  станет  заводить  детей,  а   потом
отталкивать их от себя, чтобы не мешали заниматься искусством.  Ее  мать
исповедовала свободу любви, и даже когда-то пыталась освободить Суини от
комплексов, откровенно занимаясь на глазах юной дочери любовью со своими
многочисленными партнерами. Сейчас ее ждал бы  арест;  жаль,  что  в  те
времена не было таких строгостей.
   "Поистине удивительно, -  мрачно  думала  Суини,  -  что  мне  вообще
хватило  духу  заняться  живописью".  И  в  самом  деле,  она  не  стала
программистом или бухгалтером, не выбрала занятие, самое далекое от мира
искусства, поскольку не представляла себя без живописи.  Рисование  было
неотъемлемой частью  ее  жизни,  сколько  она  себя  помнила.  Маленькой
девочкой Суини отказывалась от кукол, ее любимыми игрушками были цветные
карандаши и  блокноты.  Когда  Суини  исполнилось  шесть  лет,  она  уже
рисовала маслом, при любой возможности воруя у матери тюбики. Цвета и их
оттенки захватывали ее на долгие часы; она могла стоять,  с  восхищением
взирая на радугу и даже более обычные явления и вещи  -  дождь,  облако,
небо, травинку, глянец спелого красного яблока.
   Нет, Суини не сомневалась в своих способностях, равно как и  в  своей
преданности искусству. Она всеми силами развивала свои таланты, стараясь
вместе  с  тем  оставаться  нормальным  человеком.   Да,   порой   Суини
спотыкалась на ровном месте или забывала  причесаться;  порой  во  время
работы  забывалась  настолько,  что  приглаживала   волосы   измазанными
пальцами,  оставляя  потеки  краски.  Но  все  это  мелочи.  Суини  вела
размеренную жизнь, вовремя оплачивала  счета,  не  принимала  наркотиков
даже по выходным, не курила, не пила. В ее  квартире  царили  чистота  и
порядок, а в личной жизни она была образцом добродетели.
   Самым  серьезным  отклонением  от  нормы  было  то,  что  она  видела
призраков, но ведь это не такая уж большая беда.
   Суини фыркнула. Придется выбирать - торчать здесь  и  философствовать
весь день напролет или взять какие-нибудь холсты и понести их в салон.
   Памятуя о своем обещании  и  понимая,  что  выбор  не  имеет  особого
значения, она в конце концов взяла три картины наудачу.  На  ее  взгляд,
все они были одинаково плохи, так какая разница?
   В самую последнюю секунду  Суини  прихватила  набросок  с  портретами
торговца хот-догами.. По крайней  мере  этот  коллаж  ей  нравился.  Она
попыталась угадать, как он  выглядел  шестилетним  мальчиком,  юношей  и
молодым человеком, но при этом сохранила на всех лицах, изображенных  на
коллаже, одно и  то  же  добродушное  выражение.  Суини  надеялась,  что
набросок понравится старику.
   Приободрившись, она поспешила уйти из дома, пока ее вновь  не  начали
грызть сомнения. После вчерашнего дождя воздух был чист и свеж;  испытав
секундное замешательство, Суини признала, что прогноз погоды  совершенно
точен и сегодня действительно очень  хороший  день.  Таинственный  озноб
отступил под натиском тепла Ричарда, и сейчас ей впервые за долгое время
было по-настоящему тепло. Если бы не беспокойство,  терзавшее  ее  душу,
Суини  могла  бы  сказать,  что  чувствует  себя  отлично.  Она   решила
насладиться ощущением тепла и постараться забыть, откуда оно взялось.
   Торговца  на  привычном  месте  не  оказалось.  Суини   остановилась,
разочарованная,  охваченная  безотчетным  волнением,  и  уставилась   на
пятачок, где обычно стояла тележка, словно надеясь взглядом  вернуть  ее
на прежнее место. Должно быть, старик заболел, хотя до сих пор Суини  ни
разу не проходила по этой улице, не встретившись с ним.
   Встревоженная, она вошла в салон. Кай поднялся из-за стола и,  шагнув
ей навстречу, взял у нее рулоны холстов.
   - Отлично! Мы с Кандрой говорили о вас. Мне не терпится увидеть,  чем
вы занимаетесь в последнее время.
   - И мне тоже. - Кандра появилась на пороге своего кабинета и дружески
улыбнулась Суини. - Но почему у вас такой затравленный вид? Я  не  верю,
что вы способны плохо рисовать.
   - Вы бы удивились, узнав, на что я способна, - пробормотала Суини.
   - Вряд ли, - нараспев протянул худощавый, с прямыми светлыми волосами
мужчина во всем черном, неторопливо выходя из кабинета Кандры. - Я уж  и
не помню, когда вы в последний раз чем-либо нас удивляли, дорогая.
   Суини подавила стон отвращения. Ван Дерн!  Именно  с  ним  ей  меньше
всего хотелось встречаться.
   - Лео, ведите себя прилично. - Кандра метнула на него жесткий взгляд.
   Суини подумала, что встреча с ван Дерном по крайней мере  поможет  ей
справиться с тревогой. Вражда к нему неизменно пересиливала  все  прочие
эмоции, Она смотрела на него, предостерегающе сузив глаза.
   Как и ее мать, ван Дерн воплощал в  себе  то,  что  Суини  ненавидела
больше всего. Чтобы привлечь к себе внимание, он  носил  черные  кожаные
штаны, черный джемпер и высокие черные башмаки. Вместо пояса  его  тощую
талию перетягивала кованая серебряная цепь. В мочке одного  уха  торчало
три серьги, в другом - кольцо. Он всегда был небрит и  заботливо  лелеял
трехдневную щетину, вероятно,  затрачивая  массу  усилий  на  то,  чтобы
выглядеть заросшим, вместо того чтобы побриться. Суини подозревала,  что
он месяцами - уж точно неделями - ходит с немытыми  волосами.  Ван  Дерн
мог часами распространяться о символизме, о тупике, в котором  оказалось
современное общество, о том, что люди изнасиловали Вселенную, и  о  том,
как он, ван Дерн, единственным мазком краски способен передать на холсте
всю  боль  и  отчаяние  человечества.  По  его  мнению,  он  не  уступал
глубокомыслием самому Далай-Ламе. Суини же  считала  это  глубокомыслием
законченного идиота.
   Кандра  развернула  картины  и  молча  укрепила   их   на   свободных
подрамниках.  Суини  намеренно  отвернулась,  хотя  ее   живот   начинал
скручиваться в узел.
   - Ух ты! - негромко воскликнул Кай. То же самое междометие  он  издал
вчера по поводу красного свитера, но сегодня тон его был иным.
   Кандра молча рассматривала холсты, чуть склонив голову набок.
   Ван Дерн подошел к картинам  и  воззрился  на  них,  пренебрежительно
ухмыляясь.
   - Банально  и  избито,  -  заявил  он.  -  Пейзажи.  Как  свежо,  как
оригинально! Можно подумать, я никогда не видел деревья  и  дюны.  -  Он
уставился на свои ногти. - От избытка чувств того  и  гляди  хлопнусь  в
обморок.
   - Лео, - строго сказала Кандра, не отрывая взгляда от картин.
   - Только не говорите мне, что вам нравятся эти  лубки,  -  насмешливо
отозвался ван Дерн. - Подобные шедевры  можно  купить  на  ра