ас же воспользовался этим,  еще  крепче  прижимаясь  к  ней.  Он
положил руку ей на грудь и почувствовал, как девушка задрожала. Горячими
и влажными губами он коснулся ее шеи около уха.
   У тебя  уже  был  мужчина?  -  хрипло  спросил  он,  мечтая  услышать
утвердительный ответ.
   - Нет, никогда, - девушка покачала головой.
   Бен беззвучно выругался, припомнив все старые ругательства и прибавив
к ним несколько новых, родившихся в его возбужденном мозгу прямо сейчас.
Черт побери, что ей мешало переспать с кем-нибудь хоть разок?
   Но  стоило  ему  только  подумать  об  этом,  как  все  существо  его
возмутилось. Она должна принадлежать  только  ему.  Хотя,  не  будь  она
девственницей, он мог бы овладеть  ею  прямо  сейчас,  не  испытывая  ни
малейших угрызений совести.
   Для Бена существовало только два типа женщин - достойные и развратные
женщины. Достойными  были  те,  которые  только  одному  мужу  разрешали
наслаждаться своими прелестями. Но стоило  достойной  женщине  хоть  раз
оступиться, и она переходила в разряд развратных, причем навсегда.
   Достойных женщин следовало уважать и защищать. Если кто-то из  мужчин
пытался  взять  достойную  женщину  силой,  его  следовало  схватить   и
повесить. Если Эмма ляжет с ним в постель, она  немедленно  перейдет  из
разряда достойных в разряд развратных. Эти две категории в его понимании
были четко разграничены. Здесь - белое,  здесь  -  черное.  Поэтому  Бен
вынужден был отступить, ведь он вовсе не собирался  жениться.  Он  хотел
Эмму, но решать ей самой, ведь все неприятности обрушатся на ее  голову.
Он будет честен с ней и не станет соблазнять девушку.
   - Эмма, решай сама, - голос Бена был низким и хриплым. Слова с трудом
срывались с его губ. -  Мы  можем  прямо  сейчас  пойти  наверх,  в  мою
спальню, или остановиться. Но ты должна знать, что  я  не  из  тех,  кто
женится.
   Что ж, по крайней мере он был с ней честен,  хотя  его  откровенность
причиняла ей боль. Эмма смотрела на него,  потрясенная  своей  внезапной
свободой, хотя тело ее жаждало продолжения ласк.
   Но и она не думала о женитьбе. Она  была  не  в  состоянии  думать  о
чем-либо, кроме его первого предложения. Гнев,  охвативший  ее  вначале,
был просто  защитной  реакцией  ее  организма,  но  теперь,  возобладали
проснувшиеся инстинкты, которые требовали выхода. Свадьба? Но она  вовсе
не собиралась выходить замуж за человека, которого едва знала, с которым
буквально едва обмолвилась парой слов в течение минуты... И  еще  минуту
пролежала, придавленная весом его возбужденного тела.
   Слова Бена вернули Эмму к суровой реальности. Да, ее тянет лечь с ним
в постель, но это в ней заговорила похоть. И если она ей  поддастся,  то
наутро встанет падшей женщиной. А она  еще  не  потеряла  надежды  выйти
замуж. И тогда ей придется  объяснить  своему  мужу,  как  она  лишилась
невинности. Она, правда, могла уйти из семьи  и  начать  новую  жизнь  в
качестве "вдовы". Тогда никаких объяснений не потребовалось  бы.  Но  уж
слишком  много  она  теряла,  не  приобретая  почти  ничего.   Несколько
счастливых минут или спокойная и достойная жизнь? Она выбрала последнее.
Может, если бы она любила его, все было бы по-другому. Но этого не было.
   С присущим ей достоинством, которое  всегда  выручало  ее  в  трудных
ситуациях, она собралась с духом и отчеканила:
   - Я тоже не стремлюсь к замужеству. Благодарю вас за то, что оставили
мне выбор.
   - Так что вы решили? - спросил Бен, криво улыбнувшись, хотя уже знал,
каким будет ответ.
   - Нет, - ответила Эмма и ушла.

Глава 14

   В девять часов Виктория, извинившись, ушла в  свою  комнату.  Она  не
знала, скоро ли последует за ней Джейк,  и  поэтому  спешила.  Торопливо
скинув одежду, она вымылась и натянула  ночную  рубашку.  Ей  необходимо
было побыть одной и собраться с мыслями. События в ее жизни  развивались
стремительно. Ей только двадцать один год, а  она  уже  дважды  выходила
замуж. В первый раз ее взяли в жены  из-за  благородного  происхождения,
второй - из-за доставшейся ей по наследству собственности. И ни  разу  -
по любви. Таковы были печальные итоги.
   Виктория едва успела переодеться, как дверь  открылась  и  в  спальню
вошел Джейк.
   - Ну и прыть, усмехнулся он, оглядев ее с ног до головы.
   Она не ответила. Да и что было говорить - он все понял.
   Джейк скинул  рубашку  и  начал  расстегивать  кожаную  перевязь,  на
которой носил пистолеты. Только сейчас Виктория сообразила, что  прошлой
ночью он приходил к ней безоружный. Уж не потому ли, что  опасался,  как
бы она не воспользовалась одним из них и не прикончила его сгоряча?
   Пока Джейк умывался, Виктория не сводила глаз  с  мощного  торса,  на
котором  отчетливо  выделялись  натруженные  мышцы.  Он  еще   даже   не
прикоснулся  к  ней,  а  она  уже  вся  трепетала  от  возбуждения.  Она
рассматривала его с вниманием и любовью. Тело его было покрыто  шрамами.
Большинство из них были уже едва заметны, но несколько  свежих  красными
штрихами пересекали загорелую кожу. Виктория хотелось прикоснуться к ним
пальцем и ощутить тепло его тела.  Джейк  насухо  вытер  лицо  и  плечи,
поглядывая на Викторию. Он, конечно, заметил, как она смотрела на него.
   - Ну что ж, теперь распусти волосы, -  деловито  распорядился  он,  и
Виктория послушно подняла руки к волосам.
   Когда все шпильки были вынуты и шелковистая  масса  каштановых  волос
заструилась  по  спине,  она  подошла  к  зеркалу.  Аккуратно   расчесав
доходящие до пояса волнистые волосы, она откинула их назад. Джейк снимал
сапоги и носки, но при этом глаз не сводил с Виктории.
   - Вот и хорошо, - мягко сказал он, - а теперь сними рубашку.
   Виктория облизнула губы:
   - Я всегда сплю в ночной рубашке.
   - Ты спала в ней раньше. Теперь уже нет. Джейк продолжал раздеваться,
а она так и стояла неподвижно.
   Виктория!  Снимай  рубашку!  -  скомандовал  он,   стоя   перед   ней
обнаженным.
   Она вздрогнула и, оценив его решимость,  взялась  за  подол.  К  чему
оттягивать неизбежное? Так или иначе, с рубашкой придется расстаться.
   Медленно поднимая руки, Виктория сначала обнажила стройные щиколотки,
потом   колени   и   наконец   бедра.   Джейк   смотрел   на   нее   как
загипнотизированный. Подол пополз выше, и его  глазам  предстали  мягкие
очертания живота. На этом она остановилась, руки ее дрожали от волнения.
   - Хочешь, я помогу тебе? - прошептал он, и она кивнула в ответ.
   Джейк подошел к ней, положил руки  на  бедра  и,  вместо  того  чтобы
заниматься рубашкой, притянул ее к себе и поцеловал в губы. Поцелуй  был
медленным и пьянящим. Руки Виктории обвили  его  плечи,  легкая  рубашка
сползла вниз и задержалась на его руках. Избавившись от нее, Джейк понес
Викторию на кровать. Его обнаженное тело было  горячим,  как  огонь.  Он
целовал ее соски, низ живота, потом перевернул ее  и  стал  целовать  ее
спину,  опускаясь  все  ниже...  Это  заставляло  Викторию  стонать   от
удовольствия. Он  переходил  от  одного  потаенного  уголка  ее  тела  к
другому, как пчела, собирающая нектар с цветка.  Он  упивался  вкусом  и
запахом, ее кожи. Наконец он снова перевернул ее на спину и увидел,  что
глаза Виктории подернулись поволокой, груди  порозовели,  а  бедра  сами
раскрываются  ему  навстречу.  Он  воспользовался  этим  приглашением  и
прильнул  к  ней  губами,  вызвав  новый  стон  восторга,  смешанного  с
протестом. И прежде чем она успела прийти в ужас от новой  ласки,  Джейк
накрыл ее рот своим и осторожно взял ее.
   На этот раз было легче, чем прошлой  ночью,  и  Виктория  не  поняла,
почувствовала ли она боль или только наслаждение.  Да  это  было  уже  и
неважно.  Тело  ее  трепетало  и  поднималось  ему  навстречу.  Она   не
сознавала, что делает, отдаваясь  ему  без  остатка.  Джейк  откинул  ей
волосы с лица и целовал ее снова и снова, пока все глубже проникал в  ее
плоть.
   В страстном порыве она вонзила ногти  в  его  плечи,  поражаясь  силе
новых ощущений. Неужели теперь каждую ночь она будет испытывать подобный
восторг? Он делал с ней удивительные вещи. Виктория никогда  не  слышала
ни о чем подобном,  да  если  бы  кто-нибудь  рассказал  ей,  что  такое
возможно, - никогда бы не поверила. Она больше не владела собой,  и  вся
ее скованность и скромность были смыты мощным потоком чувственности.
   - Детка, чувствуешь, как ты обхватила меня?
   Виктория задыхалась и билась в его объятиях. Ее стон казался  мольбой
об облегчении, которое мог дать ей только он.
   На этот раз  все  происходило  гораздо  быстрее.  Джейк  уже  не  мог
остановиться. Он  только  боялся,  что  слишком  груб,  но  ее  ответные
движения говорили о том, что она принимает его с  радостью.  Кульминация
была близка. Наконец он конвульсивно сжал ее  в  своих  объятиях,  теряя
силы и расслабляясь.
   Удовлетворение было таким же потрясающе полным, как и в прошлый раз.
   Виктория была не в силах шевельнуться. Ее тело отяжелело  и  казалось
чужим. Ей было бесконечно хорошо, и когда Джейк медленно вышел  из  нее,
она протестующе покачала головой. Он  лег  рядом  с  ней,  и  ее  голова
оказалась на его плече. Виктория чуть приподняла  ресницы.  Лампа,  ярко
светила ей в глаза, но ее это совсем не смущало.
   Джейк легонько поглаживал ее от плеч до бедер, упиваясь нежностью  ее
кожи. Виктория впала в забытье.  Ей  было  так  хорошо,  что  совсем  не
хотелось думать, но слова сами сорвались с ее губ:
   - А если бы я не вышла за тебя замуж, то сейчас была бы мертва?
   Джейк замер, и Виктория ужаснулась тому, что  сказала.  Ах,  если  бы
вернуть эти слова обратно! Даже если это правда, она не хотела ее знать!
Ведь он женился на ней! Пусть  он  сделал  это  из-за  ранчо,  пусть  им
двигала корысть, все равно они теперь супруги, и он так хорошо обращался
с ней в постели, стараясь подарить ей радость! И она вовсе не собиралась
ее лишаться, не  хотела  вспоминать  ни  о  чем  дурном  и  все-таки  не
удержалась...
   Джейк приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза:
   - Я хочу, чтобы ты раз и навсегда поняла, что тебе никогда  и  ничего
не угрожало. Запомни это  хорошенько,  чтобы  не  возвращаться  к  этому
всякий раз, как ты на меня надуешься. Я никогда не помышлял о том, чтобы
причинить тебе вред.
   - В самом деле? А как же понимать твое  поведение,  -  от  возмущения
Виктория попыталась вскочить с кровати, но Джейк удержал ее. -  Ты  лгал
мне с самого начала. Ты бросил меня  одну,  когда  мне  угрожал  Гарнет,
ты...
   - Но я же сказал Эмме, а Черт... Наверное, я не  успел.  Мне  помешал
Гарнет, - Джейк откинулся на подушку. - Тогда мне было не до разговоров.
Я пытался все объяснить Эмме, но Гарнет прервал меня в тот момент, когда
речь зашла о нашем  возвращении.  Я  вовсе  тебя  не  бросал!  Я  поехал
встретить брата. Мне очень жаль,  что  так  получилось,  но  теперь  уже
ничего не изменишь.
   Так вот в чем дело! Виктория решила, что он предал ее. Вот почему она
решилась на побег.
   Джейк внимательно посмотрел на жену.
   - Теперь ты  знаешь,  что  произошло  на  самом  деле,  -  сказал  он
спокойно, - и я больше не желаю слышать про убийство.
   - Но ты говорил это Бену, - начала было Виктория, но Джейк  остановил
ее протестующим жестом.
   Конечно, она испытала огромное облегчение, узнав, что он никогда и не
помышлял расправиться с ней, но все-таки  она  мечтала  услышать  совсем
другое. Она ждала объяснения в любви, а его не  было.  Как  ей  хотелось
услышать от него, что он женился на ней не из-за ранчо, а потому, что не
представляет своей жизни без нее. Но она не будет просить его  об  этом,
никогда!
   - Да, я понимаю, - сказала она, - ты планировал это с самого начала.
   Виктория сделала жест рукой, показывая,  что  она  имеет  в  виду:  и
ранчо, и Мак-Лейна, и себя саму. Все, что он делал, даже вчерашнюю ночь,
он запланировал заранее. Он думал,  наверное,  что  после  близости  Она
охотнее пойдет с ним к алтарю, и, пожалуй, был  прав.  Возможно,  и  его
страсть была рассчитана заранее, но, к  сожалению,  ее  привязанность  к
нему так сильна, что все это уже не имело значения.
   Разумеется! - Джейк не видел оснований для того, чтобы вводить  ее  в
заблуждение. - Мне было тринадцать, а Бену одиннадцать,  когда  Мак-Лейн
убил наших родителей и захватил ранчо. Он был уверен, что мы погибли, но
нам чудом удалось выжить. У Бена была очень серьезная рана, и я  боялся,
что он умрет. Мы планировали все это в течение двадцати  лет,  мы  много
работали, откладывали  деньги,  часами  упражнялись  в  стрельбе,  чтобы
отобрать у него наш дом, и ничто не могло нас остановить.
   Ничто и не остановило, - мягко добавила Виктория. - Я понимаю,  ранчо
для тебя важнее всего. - Она замолчала в надежде, что он  возмутится  и,
яростно целуя, скажет наконец, как он любит ее, объяснит ей, что она ему
дороже всех поместий на свете, вместе  взятых.  Но  он  не  произнес  ни
слова, и она закрыла глаза.
   Виктория пролежала так несколько минут, не желая, чтобы он заметил ее
огорчение или услышал дрожь, в голосе.
   - Что ты собирался делать, если бы я отказалась выйти за тебя?
   - Но ведь этого не случилось,  так  нечего  об  этом  и  говорить,  -
ответил Джейк.
   Волна холода снова охватила Викторию  и  заставила  задрожать.  Джейк
притянул ее ближе к себе и погладил.
   - Ты замерзла?
   - Нет.
   Он так ничего и не понял. Этот холод шел  изнутри,  из  сердца,  ведь
самые сокровенные для нее слова так и не были произнесены им.
   - Я согрею тебя, - прошептал Джейк. Сердце Виктории  громко  стучало.
Ее тело уже начало привыкать к радостям, которые  он  дарил  ей,  и  она
потянулась к нему навстречу.
   - Джейк, - умоляюще простонала она.
   От  его  прикосновения  у  Виктории  перехватило  дыхание.  Тело   ее
напряглось, она обвила Джейка руками, ноги их сплелись, их уже ничто  не
разделяло.
   Удовлетворенный, он погрузился в сон, лежа на животе, а она еще долго
не могла сомкнуть глаз и,  глядя  в  потолок,  перебирала  в  уме  новые
непривычные ощущения.

***

   Когда на следующее утро Льюис вошел в конюшню,  он  увидел  в  пустом
стойле край чьей-то одежды. Казалось, там, возле Рубио, кто-то прячется.
Жеребец поразил Льюиса своей красотой и своим злобным нравом. Такого ему
еще не доводилось встречать. Он знал, что у Джейка были большие планы на
Рубио.
   Льюис подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и прошел  внутрь.  Он
двигался бесшумно, как кошка, обмотав сапоги  соломой,  чтобы  шпоры  не
звенели. Услышав шорох, он скользнул на звук, взял пистолет на изготовку
и взвел курок. Но заглянув между прутьями, он  поспешно  отвел  ствол  в
сторону.  Из-под  соломы  выглядывал  край  женской   юбки.   Облегченно
вздохнув, он сунул пистолет в кобуру и подошел к ограде.
   - Мисс Уэйверлн, - вежливо обратился он к прятавшейся девушке, -  вам
нужна помощь?
   Девушка лежала совершенно неподвижно, и Льюис видел, как напряжено ее
тело. Что она делает там, в соломе? Играет? Но как только он  заговорил,
Селия вскочила и повернула к нему испуганное лицо.
   - Нет, - ответила она, дрожа от страха.
   Стоя посреди стойла с налипшей  на  платье  соломой  и  растрепанными
волосами, она была похожа на насторожившуюся лань, готовую к бегству.
   Льюису было двадцать два года, уже много лет подряд он  добывал  себе
пропитание с помощью pyжья, и не один соперник на своей шкуре ощутил его
быстроту и ловкость. В жизни Льюиса не было  ни  любви,  ни  тепла,  но,
видно, еще в детстве его мать сумела внушить ему совершенно трепетное  и
нежное отношение к женщине. Ему нравилось смотреть на них,  нравился  их
запах, нравилось, как они ходили  и  разговаривали.  Молодые  и  старые,
шлюхи и благовоспитанные дамы, болтушки-школьницы и девушки из  салунов,
почтенные матроны - все они нравились ему и для каждой у него находилась
приветливая улыбка.  Голос  его,  обычно  грубый,  становился  мягким  и
ласковым,  когда  он  заговаривал  с  женщинами,  и  они  отвечали   ему
симпатией, приветливым взглядом.
   Но почему эта очаровательная девушка смотрела на него с  нескрываемым
ужасом? Это задело его за живое. Он вовсе не хотел ее пугать,  напротив,
он готов был защищать ее. Льюис считал, что женщины существуют для того,
чтобы их любили и дарили им радость. Ему захотелось взять Селию за  руки
и успокоить, объяснив, что ей нечего его бояться.
   Но вместо этого он продолжал стоять неподвижно и улыбаться.
   - Ты рассматривала жеребца, малышка? Он очень хорош!
   Глаза  девушки  были  темно-синими,  как  глубокие  океанские   воды.
Когда-то Льюис побывал в  Калифорнии  и  видел  океан.  Красота  девушки
потрясла Льюиса, но она продолжала  смотреть  на  него  со  страхом,  не
отвечая на его улыбку и ласковый голос.
   Тогда Льюис отступил назад и представился:
   - Меня зовут Льюис. Льюис Фронтерас.
   На самом деле он понятия не имел о  том,  какую  фамилию  носили  его
родители. Фронтерас было названием села, где он рос.
   Страх в глазах Селии начал постепенно таять.
   - Ты отважная девушка, раз решилась бежать через пустыню, - продолжал
он мягко. - Три женщины, одни, среди ночи! Я восхищался  тобой  и  хотел
сказать тогда, что ты в безопасности. Ничто тебе не угрожает. Пока мы  с
вами, у вас надежная защита.
   - Я вовсе не отважная! - решилась наконец ответить ему  Селия.  Голос
ее был слабым и тихим. - Я ужасно боялась. Это Виктория храбрая.
   Да, старшая сестра, жена Джейка, была  удивительной  женщиной.  Какая
осанка, какой гордый, холодный взгляд!
   - Ты права, - ответил Льюис, - и куда вы направлялись?
   - На Юг, в Санта-Фе, но увидели, что оттуда  скачут  всадники,  и  не
могли продолжать путь в ту сторону. Виктория говорила,  что  на  востоке
индейцы, поэтому мы двинулись на запад. А на юг мы собирались  повернуть
на следующее утро, когда отъедем далеко от ранчо.
   Льюис отметил, что план был вполне удачным, и если бы  женщины  лучше
знали здешние места, он мог бы  удаться.  Открыв  стоило,  он  отошел  в
сторону, давая девушке дорогу.
   - А третья девушка, с красивыми карими глазами, ваша кузина?
   Он прекрасно знал, что это так, но хотел заставить ее разговориться.
   Селия кивнула. Она сделала несколько шагов к выходу и снова  замерла,
не решаясь подойти ближе к молодому человеку.
   - Эмма. Ее зовут Эмма. Во время войны она приехала к нам в  Огасту  и
поселилась у нас. Ее родители умерли, жениха убили на войне, и ей некуда
было деться.
   - Вы все трое - смелые девушки. Селия покачала головой.
   - Только не я. Я ужасная трусиха. Все  время  ищу  место,  где  можно
спрятаться. Виктория и Эмма сказали мне, что  мы  должны  уехать,  иначе
Гарнет и майор могут обидеть меня.
   Выражение ужаса вновь появилось  на  лице  девушки,  как  только  она
произнесла эти имена.
   Теперь Льюису не нужны были никакие объяснения. Она была  так  хороша
собой, что вряд  ли  нашелся  бы  мужчина,  которому  она  могла  бы  не
понравиться. Что же касается Гарнета и Мак-Лейна,  эти  проходимцы  были
известны  на  всю  округу.  Уж  они-то  не  пропускали  мимо  ни   одной
хорошенькой мордашки.
   Молодой человек отошел, давай  Селии  дорогу.  Всем  своим  видом  он
старался показать, что не собирается делать ничего такого, что могло  бы
ее  испугать.  Он  остановился  около  стойла   Рубио,   и   жеребец   с
беспокойством наблюдал за подошедшим  человеком.  Льюис  был  достаточно
осторожен и не прислонялся к ограде, чтобы жеребец не  мог  достать  его
зубами и копытами. Но не восхищаться его красотой он тоже не мог.
   - Ну, ты и хорош, чертов сын,  -  по-испански  пробормотал  Льюис.  -
Хорош зверюга. Но  годишься  только  на  то,  чтобы  покрывать  лошадей.
Слишком важный, чтобы всадника носить, да? Но что у тебя за жизнь? Есть,
спать да с бабами играть...
   Селия вышла из стойла и наблюдала за Льюисом, каждую  минуту  готовая
пуститься в бегство. Он ободряюще улыбнулся Девушке.