их  положении  может  оказаться  опасной,
поскольку они еще не выбрались за  пределы  Ирана.  Поэтому  их  тревога
вполне оправдана. Но самое главное, и Такеру пришлось это признать,  был
мужской инстинкт, побуждающий защищать и  оберегать  слабую  женщину.  И
дело не только в том, что Ниема единственная женщина в их группе, но она
совсем недавно понесла тяжелую утрату и к тому же  поранилась.  Вдобавок
ко всему она очаровательная молодая женщина,  которая  быстро  завоевала
симпатии всей команды своей выдержкой и  профессионализмом.  Потому  они
так рьяно бросаются на ее защиту.
   Умом он все это понимал. И еще твердо знал, что сам он готов свернуть
горы, только чтобы облегчить тяжесть, свалившуюся ей на плечи. Он обещал
Далласу, что позаботится о ней, и выполнит это обещание любой ценой.
   Под лучами солнца ее плечо отливало перламутром. Хотя волосы и  глаза
у нее черные, кожа - белоснежная.  Накладывая  мазь  с  антибиотиком  на
рану, Такер невольно любовался  изящным  изгибом  ее  шеи  и  прекрасной
фигурой. Несмотря на  грубую  одежду,  отсутствие  косметики,  нечесаные
волосы, несмотря на то что всем им давным-давно пора принять ванну,  она
умудрялась  выглядеть  элегантно  и  женственно,  и  Такер   все   время
удивлялся, как такая хрупкая внешность может сочетаться с  упрямством  и
жесткостью.
   - Таких, как она, хочется водрузить на пьедестал и смахивать пылинки,
- говорил Даллас еще до того, как  Такер  впервые  увидел  Ниему,  когда
собирал команду. - Но если ты попытаешься это сделать, то она даст  тебе
в зубы. - Он произнес это с особой гордостью собственника, поскольку она
принадлежала ему, и Такер покачал головой в немом изумлении: и  как  это
Даллас Бердок мог так влюбиться!
   Такер наложил на рану тампон, закрепил пластырем и снова  натянул  на
плечо Ниемы рубашку. Он бы и пуговицы застегнул,  но  она  справилась  с
этим сама, склонив голову и медленно перебирая пальцами.
   Ее реакция стала замедленной - результат шока и усталости. Если вдруг
потребуется действовать быстро, у Ниемы это вряд ли получится. "Ей  и  в
самом деле необходимо поспать и отдохнуть, - подумал он. - Со снотворным
или без".
   Он сделал знак Хади и отошел с ним в сторонку.
   - Я  не  могу  больше  заставлять  ее  идти.  Если  верить  карте,  в
пятнадцати милях к  северу  отсюда  есть  маленькая  деревушка.  Сможешь
раздобыть нам четыре колеса?
   - Я буду не я, если не раздобуду.
   - Не рискуй понапрасну. Не хватало  нам  еще  погони.  Подожди,  пока
стемнеет.
   Хади согласно кивнул.
   - Если не вернешься до рассвета, мы тронемся в путь без тебя.
   Хади снова кивнул:
   - Не волнуйся за меня. Главное, выведи ее отсюда.
   - Так я и сделаю.
   Хади взял с собой немного еды и питья на дорогу  и  вскоре  исчез  из
виду.  Ниема  не  спросила,  куда  он  пошел;  усевшись  на  землю,  она
безучастно уставилась в пустоту. Нет, не безучастно, подумал Такер. В ее
глазах он видел бездонную пропасть страданий.
   День  тянулся  медленно.  Такер  соорудил  временный   навес,   чтобы
спрятаться от  солнца  днем  и  от  ветра  ночью.  После  того  как  они
спустились с  гор,  стало  гораздо  теплее,  но  ночи  были  по-прежнему
холодные. Они поели, по  крайней  мере  Такер;  Ниема  проглотила  всего
несколько кусочков. Зато воды она выпила больше, чем обычно.
   К вечеру ее щеки покрыл лихорадочный румянец. Такер пощупал ее лоб  и
не удивился, что тот пылает.
   - У тебя жар, - сказал он ей. - Все из-за гвоздя.
   Жар у нее несильный, тревожиться не о чем, однако ее организм  и  так
измотан, чтобы еще бороться с болезнью.
   Он поел при свете фонарика. Ниему лихорадило, и она  совсем  лишилась
аппетита, но снова выпила много воды. - Попытайся заснуть,  -  промолвил
он,  и  она  послушно  легла  на  одеяло,  расстеленное  на  земле,  но,
понаблюдав за ней некоторое время, он понял по ее дыханию,  что  она  не
спит. Она лежала, глядя в темноту и тоскуя по мужу, которого рядом с ней
нет и никогда уже не будет.
   Такер посмотрел ей в спину. И она,  и  Даллас  отличались  сдержанным
поведением и  никогда  не  выказывали  друг  другу  знаков  внимания  на
публике, но ночью они спали рядом. Даллас заботливо обнимал ее, и в  его
объятиях, она спала как дитя, чувствуя себя в полной безопасности.
   Возможно, она никак не может теперь заснуть, поскольку ей  одиноко  и
холодно. Это же так просто: супружеские пары быстро привыкают  к  теплым
объятиям друг друга и сонному дыханию любимого в темноте. Наверное,  все
дело во взаимном доверии и желании близости  с  дорогим  человеком.  Сам
Такер не очень доверял людям и уж тем более не  стремился  быть  с  ними
близким, но он признавал, что отношения Ниемы и Далласа построены именно
на тех ценностях, которые он отвергал. Смерть Далласа  явилась  для  нее
страшной  утратой,  она  лишилась  всего,   что   давало   ей   ощущение
безопасности и покоя.
   Такер вздохнул. Он знал, что должен сделать и какой ценой.
   Он подхватил бутылку с водой и молча подошел к Ниеме, лег рядом с ней
на одеяло и положил бутылку поблизости.
   - Тише, тише, - пробормотал,  почувствовав,  как  она  напряглась.  -
Постарайся уснуть. - Он прижал ее к себе, согревая своим телом.  Натянув
второе одеяло, чтобы защитить Ниему и себя от холода, обнял ее за талию.
   Такер физически  ощущал,  как  ее  тело  излучает  лихорадочный  жар,
который окутывает их обоих, как третье покрывало. Ниему  слегка  колотил
озноб, и Такер крепче притиснул ее к себе. Она  лежала  на  левом  боку,
чтобы не прижать правое раненое плечо.
   - Организм борется с  инфекцией,  -  негромко  произнес  Такер.  -  В
аптечке есть аспирин, на случай если тебе будет совсем худо, а пока  жар
несильный, пусть он делает свое дело.
   - Да. - Голос ее звучал тихо, устало.
   Он погладил ее по волосам,  а  сам  старался  придумать,  чем  бы  ее
отвлечь. Может, если она хоть на время забудет о том, что произошло,  то
сразу уснет.
   - Однажды мне довелось наблюдать солнечное затмение. Я  был  тогда  в
Южной Африке. - Он не стал сообщать ничего конкретного. - Стояла ужасная
жара, так что воздух казался  раскаленным.  Холодный  душ  нисколько  не
помогал - стоило мне вытереться полотенцем, как я снова  был  мокрый  от
пота. Все старались сбросить с себя как можно больше одежды.
   Такер не знал, слушает ли она его; ему было все равно.  Он  продолжал
размеренно и монотонно рассказывать еле слышным шепотом. Если он надоест
ей своими историями и она уснет от скуки, тем лучше.
   - По радио передали, что ожидается солнечное затмение,  но  всех  так
измучила жара, что никто  не  обратил  на  это  внимания.  Дело  было  в
маленькой деревушке, куда любители затмений обычно не  добираются.  Я  и
сам, признаться, о нем забыл. День  стоял  жаркий,  солнце  светило  так
ярко, что приходилось носить темные  очки.  Солнечное  затмение  застало
меня врасплох. Сияющее солнце, голубое небо,  как  вдруг  словно  облако
заслонило  солнечный  диск.  Птицы  разом  умолкли,  домашняя   живность
попряталась по углам.
   Кто-то  из  деревенских  жителей   взглянул   вверх   и   воскликнул:
"Посмотрите-ка  на  небо!"  -  и  я  тут  же  вспомнил  про  затмение  и
посоветовал им не смотреть на солнце, чтобы не ослепнуть. Вообрази  себе
черное солнце - жуткая картина. Небо потемнело, стало заметно  холоднее.
Мрак сгущался, но небо по-прежнему было голубым. Наконец луна  полностью
закрыла солнце, и солнечная корона.., захватывающее  зрелище.  На  землю
опустились зловещие сумерки, все стихло, и  только  ослепительный  ореол
вокруг черного диска сверкал в небе. Сумрачная  тьма  царила  не  дольше
двух минут, и все это время ни одна живая душа не  проронила  ни  звука.
Мужчины, женщины,  дети  -  все  стояли  не  шевелясь,  затаив  дыхание.
Постепенно свет возвращался на землю, запели птицы. Из сараев повылезали
куры, залаяли собаки. Луна ушла, и вернулся солнечный  зной,  но  больше
уже никто не жаловался на жару. - Два дня спустя во всей деревне  никого
не осталось в живых, всех перерезали, правда, об этом Такер умолчал.
   Он прислушался. Ее дыхание было частым, неглубоким, она еще не спала,
но по крайней мере успокоилась и расслабилась. Значит,  скоро  усталость
возьмет свое и ее сморит сон.
   Потом он рассказал ей про собаку, которая  была  у  него  в  детстве.
Никакой такой собаки на самом деле не существовало, но Ниема об этом  не
знала. Такер придумал забавную псину с длинным  гибким  тельцем,  как  у
таксы, и кудрявой шерсткой, как у пуделя.
   - Беспородная дворняжка, - негромко усмехнулся он.
   - А как его звали?
   Такер не ожидал услышать ее голос - тихий, робкий. В  груди  его  все
сжалось от боли.
   - Не его, а ее, - ответил он. - Я дал ей имя Фифи, поскольку  считал,
что оно подходит пуделям.
   Такер стал рассказывать ей историю  за  историей,  описывая  проделки
шаловливой Фифи.  Собачонка  была  просто  чудо.  Она  могла  лазать  по
деревьям, сама открывала  двери,  а  ее  любимая  еда  (о  Господи,  как
называются эти детские  хлопья?)  -  "Фрут-лупс".  Фифи  спала  рядом  с
кошкой, прятала тапки под  кровать,  а  однажды  умудрилась  съесть  его
тетрадь с домашним заданием.
   Целых полчаса Такер выдумывал похождения мифической  Фифи,  стараясь,
чтобы голос его звучал спокойно, убаюкивающе, то и дело прислушиваясь  к
дыханию Ниемы. Оно становилось все  медленнее,  глубже,  и  наконец  она
заснула.
   Тогда он тоже  позволил  себе  немного  вздремнуть.  Он  спал  чутко,
ожидая, когда вернется Хади, несколько раз  просыпался  и  проверял,  не
спадает ли жар у  Ниемы.  Ее  все  еще  лихорадило,  но  он  успокоился:
состояние не критическое, организм успешно борется с инфекцией. И все же
он время от времени будил ее и давал ей  пить.  Как  он  и  предполагал,
стоило ей наконец уснуть,  природа  взяла  свое,  и,  просыпаясь,  чтобы
попить, она тут же снова проваливалась в глубокий сон.
   Время шло, а Хади все не  возвращался.  Такер  не  волновался.  Перед
рассветом самый крепкий сон, и Хади, вероятно,  поджидает,  пока  все  в
деревушке уснут. Тем не менее, просыпаясь, он каждый раз смотрел на часы
и прикидывал, сколько еще времени в их распоряжении.  Чем  дольше  будет
спать Ниема, тем лучше она отдохнет и тем быстрее  сможет  передвигаться
на следующий день. С другой стороны, не стоит ждать слишком долго.
   В пять утра он включил фонарик и выпил воды, затем осторожно разбудил
Ниему. Она сделала несколько глотков воды, затем снова прильнула к  нему
и сонно зевнула.
   - Пора вставать, - негромко промолвил Такер. Она зажмурилась.
   - Еще рано. - Повернувшись к нему лицом, она обняла его рукой за  шею
и спрятала голову у него на груди.
   Она думает, что он Даллас. Должно быть, она не  очнулась  от  сна,  а
может, ей снился погибший муж.  Она  ведь  привыкла  просыпаться  в  его
объятиях, даже если они и не занимались любовью, а так  как  женаты  они
были совсем немного, то Такер готов был поспорить, что Даллас не упускал
ни одной ночи.
   Надо  растолкать  ее,  разбудить,  накормить,  осмотреть  ее  рану  и
подготовиться к дневному переходу независимо от того, вернется Хади  или
нет. Такер понимал, что должен  сделать,  но  впервые  в  жизни  изменил
своему долгу. Он крепко сжал ее в объятиях,  всего  на  одно  мгновение,
чтобы снова почувствовать, как она прильнула к нему в ответ.
   Нет, не к нему. Она обнимает Далласа,  своего  мужа,  которого  видит
сейчас во сне.
   Ценой неимоверных усилий он со вздохом отстранился от нее.
   - Ниема, проснись, - мягко промолвил он. - Это сон.
   Сонные глаза медленно  раскрылись,  в  свете  фонарика  они  казались
черными как ночь.  В  следующий  миг  в  глубине  этих  глаз  отразились
удивление, шок, ужас. Она отпрянула от него, губы ее задрожали.
   - Я... - начала было она, но не смогла больше вымолвить ни слова.
   Рыдания подступили у нее к горлу. Она отвернулась от  него  и  ничком
упала на одеяло, все тело ее сотрясалось  в  конвульсиях.  Из  груди  ее
вырвались протяжный резкий стон и отчаянные  рыдания.  Ее  самообладание
прорвало, как плотину, и теперь она никак не  могла  успокоиться.  Ниема
безутешно рыдала, изливая свое горе в слезах. Она все  еще  всхлипывала,
когда  Такер  в  холодной  предрассветной   тьме   вдруг   услышал   шум
подъезжающего автомобиля и пошел встречать Хади.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 3

Атланта, Джорджия, 1999 год

   Самолет компании "Дельта", рейс 183 Атланта - Лондон, был заполнен до
отказа. Пассажиры первого класса уже расселись по  местам  и  устроились
поудобнее, просматривая периодику или попивая напитки.
   Конгрессмен Дональд Брукс вместе со своей женой Элейн летели отдыхать
- Дональд впервые за много лет взял отпуск, а Элейн уж и  не  надеялась,
что он когда-нибудь освободится. Он работал  ежедневно  по  восемнадцать
часов в сутки, с тех пор как его избрали на  этот  пост  пятнадцать  лет
назад. Однако даже столь долгое пребывание на правительственном посту не
истребило  в  нем  идеализм:  он  считал,   что   должен   добросовестно
отрабатывать  деньги  налогоплательщиков.  Со  временем   она   привыкла
ложиться спать одна, но всегда просыпалась, когда  он  приходил,  и  они
подолгу разговаривали. В первые годы его вступления в должность они  еще
не имели известности, и ей  приходилось  все  вечера  проводить  дома  с
детьми.
   Но мало-помалу все изменилось. Дональд стал председателем Комиссии по
внешнеполитическим связям, и они сразу попали в список особо влиятельных
персон. Теперь супруги то и дело вместе посещали официальные приемы.
   Да, на  период  перерыва  в  работе  конгресса  они  ездили  домой  в
Иллинойс, но Дональд и там встречался с избирателями. Так что с  момента
его избрания у них ни разу не было полноценного отдыха.
   Элейн мечтала, как она будет отсыпаться, заказывать завтрак в номер и
гулять по Лондону. Пять дней они проведут в  Лондоне,  потом  полетят  в
Париж еще дней на пять, потом в Рим и Флоренцию. Как в сказке!
   Через два ряда сзади от них Гарвин Уиттейкер уже погрузился в бумаги,
которые  вынул  из  портфеля.  Он  был  президентом  крупной  фирмы   по
производству программного обеспечения, которая  за  последние  семь  лет
повысила свои доходы, составляющие  теперь  почти  пятьдесят  миллиардов
долларов. Конечно, меньше, чем у такого гиганта, как "Майкрософт", ну  и
что с того? Когда  его  продукция  стала  понемногу  завоевывать  рынок,
Гарвин подсчитал, что лет через пять его фирма удвоит свой  капитал.  По
крайней мере надеялся на это и мечтал об этом день и ночь.  А  пока  его
детище потихоньку накапливало силы, стараясь не наступать на пятки более
влиятельным конкурентам. Но как только  придет  удобный  момент,  Гарвин
выпустит   разработанную   им   операционную   систему   -   упрощенную,
быстродействующую,  без  ошибок.  Эта  система  повергнет  в  прах   все
существовавшие ранее программные продукты.
   В первом ряду сидел делегат от ЮНЕСКО  из  Германии;  он  прижимал  к
голове стакан с ледяным питьем, чтобы хоть  немного  облегчить  головную
боль и поспать во время длинного перелета. На  сиденье  "2F"  находилась
представительница "Мирового банка";  нахмурив  лоб,  она  сосредоточенно
листала "Уолл-стрит джорнэл". В  юности  она  мечтала  о  гораздо  более
романтической профессии, к примеру, работать в  области  хирургии  мозга
или стать кинозвездой,  но  потом  поняла,  что  деньги  куда  важнее  и
могущественнее. Благодаря им она объездила весь мир; обедала в парижских
ресторанах, покупала одежду в Гонконге, каталась на лыжах в  швейцарских
горах. Жизнь прекрасна, и она намерена сделать ее еще лучше.
   На сиденье "4D" расположился дипломат. В годы правления Буша  он  был
послом во Франции, но с тех пор занимал более скромные посты. Он недавно
женился на уроженке Чикаго, чье богатое приданое  значительно  поправило
его дела.  Теперь  он  надеялся  вскоре  снова  стать  послом,  и  не  в
какой-нибудь захолустной стране, которую и на карте-то не сразу отыщешь.
   На одном из дешевых мест сидел Чарльз Лански и вытирал  пот  со  лба,
стараясь не думать о взлете. Он хорошо переносил полеты,  когда  самолет
был уже в воздухе на большой высоте, а во время взлетов  и  посадок  его
тошнило от страха. После небольшой остановки в  Лондоне  ему  предстояло
лететь во Франкфурт, что означает два взлета и  две  посадки.  На  такое
испытание его вынудила только неотложная встреча.
   Студенты  колледжа  летели  по  туристской  путевке,  чтобы  посетить
Англию, Шотландию и Ирландию. У каждого из них был за спиной  неизменный
рюкзак со всем необходимым: бутылка воды "Эвиан", CD-плейер и  коллекция
модных  компакт-дисков,  набор  косметики  (если  это   студентка)   или
портативная  компьютерная  игра  (для  студента)  да   немного   одежды.
Загорелые, спортивные, они были похожи друг на друга, словно зубы  Тедди
Рузвельта, но по молодости каждый из  них  считал  себя  единственным  и
неповторимым.
   Деловые люди и просто туристы толпились  в  проходе,  занимая  места.
Одна молодая дама взволнованно прижимала к  себе  огромную  сумку,  пока
стюардесса не предложила убрать ее в багажный отсек.  Дама  отрицательно
затрясла  головой  и  умудрилась  запихать  сумку  под  впереди  стоящее
сиденье, и теперь ей некуда было девать  ноги.  Дама  была  полновата  и
ужасно вспотела во время этой процедуры, несмотря на вентиляцию.
   Наконец гигантский  "Л-1011"  медленно  покатился  по  дороге,  чтобы
занять свое место на взлетной полосе. Впереди него в очереди стояли  еще
семнадцать самолетов. Один  из  пилотов  объявил  по  внутреннему  радио
ориентировочное время взлета. Большинство пассажиров первого класса  уже
сбросили  обувь  и  надели  черные  носки,  которые  компания   "Дельта"
раздавала пассажирам первого класса вместе с другими  предметами  первой
необходимости в фирменной сумочке. Пассажиры листали газеты  и  журналы,
читали книги, многие уже храпели.
   Подошла очередь и рейса 183. Огромные двигатели взревели,  и  самолет
стал набирать скорость и  понесся  по  взлетной  полосе  все  быстрее  и
быстрее, пока наконец не оторвался от земли.  Послышалось  металлическое
громыхание: шасси убирались в "брюхо" самолета. "Л-1011" взмыл в голубое
небо, уверенно набирая высоту и выходя  на  курс,  который  лежит  вдоль
восточного побережья, а потом в районе Нью-Йорка повернет на восток  над
Атлантикой.
   Тридцать три минуты спустя, пролетая над горами к западу от  Северной
Каролины, самолет рейса 183 взорвался,  превратившись  в  огненный  шар.
Осколки фюзеляжа описали в небе дугу и  с  огромной  высоты  рухнули  на
землю.

Глава 4

Вашингтон, округ Колумбия

   Двое мужчин расположились за столом девятнадцатого века из  орехового
дерева  с  матовым  блеском,  столешница  которого  была  инкрустирована
розовым итальянским мрамором. На столе  красовалась  шахматная  доска  с
фигурками ручной работы. Библиотека, в которой они сидели, была уютной и
слегка обветшалой, но вовсе  не  потому,  что  Франклин  Виней  не  имел
средств на ремонт: просто ему все нравилось так, как есть. Миссис  Виней
заново отделала эту комнату за  год  до  смерти,  и  теперь  он  находил
успокоение и комфорт среди вещей, которые она для него выбрала.
   А шахматы она  купила  на  барахолке  в  Нью-Гемпшире.  Доди  обожала
распродажи и  барахолки.  Она  любила  жизнь  и  умела  радоваться  даже
мелочам. Умерла она десять лет назад, и с  тех  пор  не  проходило  дня,
чтобы Фрэнк не вспоминал ее, порой с грустью, а чаще с  улыбкой,  потому
что это были добрые, приятные воспоминания. Как  обычно,  они  с  Джоном
кинули монетку, чтобы выяснить, кому играть белыми. На этот раз начинать
выпало Фрэнку, и он ринулся в атаку, выставив королевскую пешку  на  две
клетки  вперед.  Порой  он  отдавал  предпочтение  традиционному   ходу,
поскольку в некоторых случаях он может дать неожиданный эффект.
   Фр