между социальными и нарцистическими -- Bleuler сказал бы,
может быть, аутистическими --душевными актами принадлежит к области
индивидуальной психологии и не может служить признаком, отделяющим ее от
социальной психологии или психологии масс.
В вышеупомянутых взаимоотношениях с родителями, с братьями и сестрами, с любимым
лицом, с другом и с врачом, человек испытывает всегда влияние одного лишь лица
или очень ограниченного числа лиц, из которых каждое имеет огромное значение для
него. Вошло в обыкновение, говоря о социальной психологии или о психологии масс,
не обращать внимания на эти взаимоотношения и выделять в качестве предмета
исследования одновременное влияние, оказываемое на человека большим числом
людей, с которыми он связан в каком-нибудь одном отношении, в то время, как во
многих других отношениях он может быть им чужд. Итак, психология масс занимается
исследованием отдельного человека как члена племени, народа, касты, сословия,
института или как составной части человеческой толпы, организовавшейся в массу к
определенному времени для определенной цели. После того, как эта естественная
связь прекращалась, можно было оценивать явления, происходящие при этих особых
условиях, как выражение особого, неподдающегося дальнейшему разложению влечения,
социального влечения -- herd instinct, group mind, -- не проявляющегося в других
ситуациях. Против этого мы возражаем, что нам трудно придать моменту численности
такое большое значение, в силу которого он сам по себе мог бы будить в душевной
жизни человека новое, до тех пор инактивное влечение. Обратим внимание на две
другие возможности: что социальное влечение может не быть первоначальным, может
подвергнуться дальнейшему разложению и что корни его развития можно найти в
более тесном кругу как, например, в семье.
Психология масс, хотя и находящаяся в зачаточном состоянии, обнимает необозримое
множество индивидуальных проблем и ставит перед исследователем необозримое
множество задач, которые в настоящее время даже не обособлены еще вполне друг от
друга. Одна лишь классификация различных форм масс и описание выявляемых ими
психических феноменов требует огромного наблюдения и подробного изложения; по
этому вопросу имеется уже богатая литература. Всякий, кто сравнит размеры этой
небольшой работы с объемом психологии масс, тот, конечно, сразу поймет, что
здесь будут затронуты лишь немногие вопросы из всего материала. И действительно,
здесь будут разобраны некоторые вопросы, к которым исследование глубин
психоанализа проявляет особый интерес.
II. ОПИСАНИЕ МАССОВОЙ ДУШИ У ЛЕБОНА
Вместо определения массовой души, мне кажется более целесообразным начать с
указания на ее проявления и выхватить из них некоторые особенно поразительные и
характерные факты, с которых можно начать исследование. Мы достигнем и той и
другой цели, если обратимся к некоторым страницам из книги Лебона "Психология
масс"1, вполне заслуженно пользующейся известностью.
Уясним себе еще раз суть дела: если бы психология, предметом исследования
которой являются наклонности, влечения, мотивы и намерения индивида вплоть до
его действий и отношений к своим ближним, до конца разрешила свою задачу и
выяснила бы все эти взаимоотношения, то она очутилась бы внезапно перед новой
задачей, которая оказалась бы для нее неразрешимой: она должна была бы объяснить
тот поразительный факт, что ставший ей понятным индивид при определенном условии
чувствует, мыслит и действует иначе, чем этого можно было бы ожидать, и этим
условием является приобщение к человеческой толпе, которая приобрела качество
психологической массы. Что такое "масса", благодаря чему она приобретает
способность оказывать такое сильное влияние на душевную жизнь индивида и в чем
заключается душевное изменение, к которому она обязывает индивида?
Ответ на эти три вопроса является задачей теоретической психологии. Очевидно,
лучше всего исходить из третьего вопроса. Наблюдение измененной реакции индивида
дает материал для психологии масс; каждой попытке объяснения должно
предшествовать описание того, что должно быть объяснено.
Я привожу слова Лебона. Он пишет (стр. 165). "Самый поразительный факт,
наблюдающийся в одухотворенной толпе (psychologische Masse), следующий: каковы
бы ни были индивиды, составляющие ее, каков бы ни был их образ жизни, занятия,
их характер или ум, одного их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у
них образовался род коллективной души, заставляющей их чувствовать, думать и
действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из
них в отдельности. Существуют такие идеи и чувства, которые возникают и
превращаются в действия лишь у индивидов, составляющих толпу. Одухотворенная
толпа представляет временный организм, образовавшийся из разнородных элементов,
на одно мгновение соединившихся вместе подобно тому, как соединяются клетки,
входящие в состав живого тела и образующие путем этого соединения новое
существо, обладающее свойствами, отличающимися от тех, которыми обладает каждая
клетка в отдельности".
Мы позволяем себе прервать изложение Лебона нашими комментариями и высказываем
здесь следующее замечание: если индивиды в массе связаны в одно целое, то должно
существовать нечто связывающее их друг с другом, и этим связующим звеном может
быть именно то, что характерно для массы. Однако Лебон не отвечает на этот
вопрос; он занимается исследованием перемены, происходящей с индивидом в массе,
и описывает его в выражениях, вполне согласующихся с основными предпосылками
нашей психологии глубин.
(Стр. 166). "Нетрудно заметить, насколько изолированный индивид отличается от
индивида в толпе, но гораздо труднее определить причины этой разницы.
Для того, чтобы хоть несколько разъяснить себе эти причины, мы должны вспомнить
одно из положений современной психологии, а именно: что явления бессознательного
играют выдающуюся роль не только в органической жизни, но и в отправлениях ума.
Сознательная жизнь ума составляет лишь очень малую часть по сравнению с его
бессознательной жизнью. Самый тонкий аналитик, самый проницательный наблюдатель
в состоянии подметить лишь очень небольшое число бессознательных двигателей,
которым он повинуется. Наши сознательные поступки вытекают из субстрата
бессознательного, создаваемого в особенности влияниями наследственности. В этом
субстрате заключаются бесчисленные наследственные остатки, составляющие
собственно душу расы. Кроме открыто признаваемых нами причин, руководящих нашими
действиями, существуют еще тайные причины, в которых мы не признаемся, но за
этими тайными есть еще более тайные, потому что они неизвестны нам самим.
Большинство наших ежедневных действий вызывается скрытыми двигателями,
ускользающими от нашего наблюдения".
В массе стираются, по мнению Лебона, индивидуальные достижения людей, и
благодаря этому исчезает их оригинальность. Расовое бессознательное выступает на
первый план, гетерогенное утопает в гомогенном. Мы скажем: психическая
надстройка, развивавшаяся столь различно у различных индивидов, рушится, и при
этом обнаруживается однородный у всех бессознательный фундамент.
Таким образом была бы осуществлена средняя характеристика индивидов,
составляющих массу. Однако Лебон находит, что у них проявляются и новые
качества, которыми они до сих пор не обладали. Обоснование этого он ищет в трех
различных моментах.
(Стр. 168). "Первая из этих причин заключается в том, что индивид в толпе
приобретает, благодаря только численности, сознание непреодолимой силы, и это
сознание позволяет ему поддаться таким инстинктам, которым он никогда не дает
волю, когда он бывает один. В толпе же он тем менее склонен обуздывать эти
инстинкты, что толпа анонимна и потому не несет на себе ответственности. Чувство
ответственности, сдерживающее всегда отдельных индивидов, совершенно исчезает в
толпе".
Мы, с нашей точки зрения, придаем небольшое значение появлению новых качеств.
Нам достаточно сказать, что индивид находится в массе в таких условиях, которые
позволяют ему отбросить вытеснение своих бессознательных влечений. Мнимо новые
качества, обнаруживаемые индивидом, суть проявления этого бессознательного, в
котором содержится все зло человеческой души; нам нетрудно понять исчезновение
совести или чувства ответственности при этих условиях. Мы уже давно утверждали,
что ядром так называемой совести является "социальный страх".
Некоторое отличие взгляда Лебона от нашего возникает благодаря тому, что его
понятие бессознательного не вполне совпадает с понятием о том же, принятым
психоанализом. Бессознательное Лебона содержит прежде всего глубочайшие
отличительные черты расовой души, находящейся собственно вне рассмотрения
психоанализа. Правда, мы признаем, что ядро человеческого "Я", которому
принадлежит "архаическое наследство" человеческой души бессознательно; но кроме
того, мы обособляем "вытесненное бессознательное", явившееся результатом
некоторой части этого наследства. Это понятие вытесненного отсутствует у Лебона.

(Стр. 168). "Вторая причина, -- зараза, также способствует образованию в толпе
специальных свойств и определяет их направление. Зараза представляет такое
явление, которое легко указать, но не объяснить; ее надо причислить к разряду
гипнотических явлений, к которым мы сейчас перейдем. В толпе всякое чувство,
всякое действие заразительно, и притом в такой степени, что индивид очень легко
приносит в жертву свои личные интересы интересу коллективному. Подобное
поведение, однако, противоречит человеческой природе, и потому человек способен
на него лишь тогда, когда он составляет частицу толпы".
Эта фраза послужит впоследствии основанием для одного важного предположения.
(Стр. 169). "Третья причина, и притом самая важная, обусловливающая появление у
индивидов в толпе таких специальных свойств, которые могут не встречаться у них
в изолированном положении, это -- восприимчивость к внушению; зараза, о которой
мы только что говорили, служит лишь следствием этой восприимчивости.
Чтобы понять это явление, следует припомнить некоторые новейшие открытия
физиологии. Мы знаем теперь, что различными способами можно привести индивида в
такое состояние, когда у него исчезает сознательная личность, и он подчиняется
всем внушениям лица, заставившего его придти в это состояние, совершая по его
приказанию поступки, часто совершенно противоречащие его личному характеру и
привычкам. Наблюдения же указывают, что индивид, пробыв несколько времени среди
действующей толпы, под влиянием ли токов, исходящих от этой толпы, или
каких-либо других причин, -- неизвестно, приходит скоро в такое состояние,
которое очень напоминает состояние загипнотизированного субъекта... Сознательная
личность у загипнотизированного совершенно исчезает, так же как воля и рассудок,
и все чувства и мысли направляются волей гипнотизера.
Таково же приблизительно положение индивида, составляющего частицу
одухотворенной толпы. Он уже не сознает своих поступков, и у него, как у
загипнотизированного, одни способности исчезают, другие же доходят до крайней
степени напряжения. Под влиянием внушения такой субъект будет совершать
известные действия с неудержимой стремительностью; в толпе же эта неудержимая
стремительность проявляется с еще большей силой, так как влияние внушения,
одинакового для всех, увеличивается путем взаимности".
(Стр. 170). "Итак, исчезновение сознательной личности, преобладание личности
бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, и
стремление превратить немедленно в действие внушенные идеи -- вот главные черты,
характеризующие индивида в толпе. Он уже перестает быть сам собою и становится
автоматом, у которого своей воли не существует".
Я привел эту цитату так подробно для того, чтобы подтвердить, что Лебон
действительно считает состояние индивида в толпе гипнотическим, а не только
сравнивает его с таковым. Мы не усматриваем здесь никакого противоречия, мы
хотим только подчеркнуть, что обе последние причины перемены, происходящей с
индивидом в массе, заразительность и повышенная внушаемость, очевидно, не
равноценны, так как заразительность тоже есть проявление внушаемости. Нам
кажется, что влияние обоих моментов также не резко разграничено в тексте Лебона.
Может быть, мы лучше всего истолкуем его мнение, если мы отнесем заразительность
за счет влияния отдельных участников массы друг на друга, суггестивные же
явления в массе, связанные с феноменами гипнотического воздействия, указывают на
другой источник. На какой? У нас должно получиться ощущение неполноты от того,
что одна из главных составных частей этого воздействия, а именно: лицо,
являющееся для массы гипнотизером, не упомянуто в изложении Лебона. Все-таки он
отличает от этого покрытого мраком обворожительного влияния заразительное
действие, оказываемое отдельными лицами друг на друга, благодаря которому
усиливается первоначальная суггестия.
Лебон указывает еще один важный момент для суждения об индивиде, участвующем в
массе. (Стр. 170). "Таким образом, становясь частицей организованной толпы,
человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. В
изолированном положении он, быть может, был бы культурным человеком; в толпе --
это варвар, т. е. существо инстинктивное. У него обнаруживается склонность к
произволу, буйству, свирепости, но также и к энтузиазму и героизму, свойственным
первобытному человеку. Он останавливается особенно еще на понижении
интеллектуальной деятельности, которое претерпевает человек благодаря
причастности к массе"2.
Оставим теперь индивида и обратимся к описанию массовой души в том виде, в каком
она очерчена у Лебона. В этом отношении нет ни одной черты, происхождение и
выявление которой представило бы трудности для психоаналитика. Лебон сам
указывает нам путь, отмечая аналогию с душевной жизнью первобытных людей и
детей. (Стр. 176).
Масса импульсивна, изменчива, раздражительна. Ею руководит почти исключительно
бессознательная сфера3. Импульсы, которым повинуется масса, могут быть, смотря
по обстоятельствам, благородными или жестокими, героическими или трусливыми, но
во всяком случае они настолько повелительны, что они побеждают личное и даже
инстинкт самосохранения. (Стр. 193). Масса ничего не делает преднамеренно. Если
масса даже страстно чего-нибудь хочет, то все-таки это продолжается недолго, она
неспособна к длительному хотенью. Она не выносит никакой отсрочки между своим
желанием и осуществлением его. У нее есть чувство всемогущества, для индивида в
толпе исчезает понятие о невозможном4.
Масса чрезвычайно легко поддается внушению, она легковерна, она лишена критики,
невероятное для нее не существует. Она мыслит картинами, которые вызывают одна
другую так, как они появляются у индивида в состоянии свободного фантазирования.
Они не могут быть измерены никакой разумной инстанцией по аналогии с
действительностью. Чувства массы всегда очень просты и чрезмерны. Итак, масса не
знает ни сомнений, ни колебаний.
В толковании сновидений, которому мы обязаны наилучшим познанием бессознательной
душевной жизни, мы следуем техническому правилу, согласно которому мы не
обращаем внимания на сомнения и неуверенность в передаче сновидения и трактуем
каждый элемент явного содержания сновидения как нечто вполне достоверное. Мы
относим сомнение и неуверенность за счет воздействия цензуры, которой
подвергается работа сновидения, и предполагаем, что первичные мысли сновидения
не знают сомнений и неуверенности, как вида критической работы. Как содержание,
они могут, конечно, иметь место, как и все другое, в дневных остатках, ведущих к
сновидению. (См. "Толкование сновидений", 5. Изд. 1919 г. стр. 386.)
Она переходит немедленно к самым крайним действиям; высказанное подозрение
превращается у нее тотчас в неопровержимую истину, зародыш антипатии -- в дикую
ненависть (стр. 186).
Такое же повышение всех эмоциональных побуждений до крайности, до безграничности
характерно для аффективности ребенка; оно повторяется в жизни сновидения, где,
благодаря господствующему в бессознательном изолированию отдельных эмоциональных
побуждений, легкая досада днем проявляется в виде пожелания смерти виновному
лицу, а намек на какое-либо искушение превращается в причину преступного
действия, изображенного в сновидении. Д-р Hans Sachs сделал отличное замечание
по этому поводу: "То, что сновидение сообщило нам о наших взаимоотношениях с
настоящей действительностью, то мы затем находим в сознании, и нас не должно
удивить, если мы находим чудовище, виденное нами под увеличительным стеклом
анализа, в виде инфузории" (cм. "Толкование сновидений").
Склонная сама ко всему крайнему, масса возбуждается только чрезмерными
раздражениями. Тот, кто хочет влиять на нее, не нуждается ни в какой логической
оценке своих аргументов; он должен рисовать самые яркие картины, преувеличивать
и повторять все одно и то же.
Так как масса не сомневается в истинности или ложности своих аргументов и имеет
при этом сознание своей силы, то она столь же нетерпима, как и доверчива к
авторитету. Она уважает силу и мало поддается воздействию доброты, означающей
для нее лишь своего рода слабость. Она требует от своих героев силы, и даже
насилия. Она хочет, чтобы ею владели, чтобы ее подавляли. Она хочет бояться
своего властелина. Будучи в основе чрезвычайно консервативна, она питает
глубокое отвращение ко всем новшествам и успехам -- и безграничное благоговение
перед традицией (стр. 189).
Чтобы иметь правильное суждение о нравственности масс, нужно принять во
внимание, что при совокупности индивидов, составляющих массу, отпадают все
индивидуальные задержки; и все жестокие, грубые, разрушительные инстинкты,
дремлющие в человеке как пережиток первобытных времен, пробуждаются для
свободного удовлетворения влечений. Но массы способны под влиянием внушения и на
поступки высшего порядка: отречение, преданность идеалу, бескорыстие. В то время
как у индивида личная выгода является очень сильной, почти единственной
двигательной пружиной, у масс она очень редко выступает на первый план. Можно
говорить об облагораживающем действии массы на индивида.
(Стр. 192). В то время как интеллектуальная деятельность массы всегда далеко
отстает от интеллектуальной деятельности индивида, ее поведение в этическом
отношении может: либо значительно превосходить поведение индивида, либо далеко
отставать от него.
Некоторые другие черты характеристики, данной Лебоном, проливают свет на
правильность отождествления массовой души с душой первобытных людей. У масс
могут существовать и уживаться наряду друг с другом самые противоположные идеи
без того, чтобы из их логического противоречия рождался конфликт. Но то же самое
имеет место в бессознательной душевной жизни отдельных людей, детей и
невротиков, как это было уже давно доказано психоанализом.
У маленького ребенка существуют, например, в течение очень долгого времени
амбивалентные установки чувствований в отношении к самому близкому лицу без
того, чтобы одна из них мешала проявлению другой, ей противоположной. Если дело
доходит, наконец, до конфликта между обеими установками, то он разрешается таким
образом, что ребенок меняет объект, передвигая одно из амбивалентных
чувствований на замещающий объект. Из истории развития невроза у взрослого можно
также узнать, что подавленное чувствование часто продолжает существовать в
течение долгого времени в бессознательных или даже сознательных фантазиях,
содержание которых, разумеется, прямо противоречит господствующему стремлению,
без того, чтобы из этой противоположности родился протест "Я" против того, что
оно отвергает. Фантазия в течение некоторого времени терпима, пока внезапно --
обычно вследствие повышения аффективного состояния -- не рождается конфликт
между нею и "Я" со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В процессе развития от ребенка до взрослого человека дело вообще доходит до все
больше и больше распространяющейся интеграции личн