,
хотя и совершенно вымышленный, но ни в коей мере  не  лишенный  вероятности.
Ссылаясь на заглавие комедии Нестройя, я дам примеру характерное название "В
подвале и на первом этаже". В подвале  живет  дворник,  на  первом  этаже  -
домовладелец, богатый и знатный человек. У обоих есть дети,  и  предположим,
что  дочери  домовладельца  разрешается  без  присмотра  играть  с  ребенком
пролетария. Легко может случиться, что игры детей примут непристойный, т. е.
сексуальный характер, что они будут играть "в  папу  и  маму",  разглядывать
друг друга при интимных отправлениях и раздражать гениталии.
   [137]
   Девочка дворника, которая, несмотря на свои пять  или  шесть  лет,  могла
наблюдать кое-что из сексуальной жизни взрослых, пожалуй, сыграет  при  этом
роль соблазнительницы. Этих переживаний, даже если они продолжаются недолго,
достаточно, чтобы активизировать  у  обоих  детей  определенные  сексуальные
импульсы, которые после прекращения совместных игр в течение нескольких  лет
будут выражаться в мастурбации. Таково общее, конечный же результат у  обоих
детей будет очень различным. Дочь дворника будет продолжать  мастурбацию  до
наступления менструаций, затем без труда прекратит ее, несколько лет  спустя
найдет себе любовника и, возможно, родит ребенка, пойдет по тому или другому
жизненному пути, который, может быть, приведет  ее  к  положению  популярной
актрисы, и закончит жизнь аристократкой.  Вполне  возможно,  что  ее  судьба
окажется  менее  блестящей,  но  во  всяком   случае   она   выполнит   свое
предназначение в жизни, не пострадав от  преждевременного  проявления  своей
сексуальности, свободная от невроза. Другое дело - дочь  домовладельца.  Она
еще ребенком начнет подозревать, что сделала  что-то  скверное,  скоро,  но,
возможно,  лишь  после  тяжелой   борьбы   откажется   от   мастурбационного
удовольствия, и, несмотря на это, в ней  сохранится  какая-то  удрученность.
Когда в девичьи годы она сможет  кое-что  узнать  о  половых  сношениях,  то
отвернется от этого с  необъяснимым  отвращением  и  предпочтет  остаться  в
неведении. Вероятно, теперь она уступит вновь охватившему ее  непреодолимому
стремлению к мастурбации, о котором не решается пожаловаться. В годы,  когда
она могла бы понравиться  мужчине  как  женщина,  у  нее  прорвется  невроз,
который лишит ее брака и жизненной надежды. Если при помощи анализа  удастся
понять этот
   [138]
   невроз, то окажется, что эта хорошо воспитанная, интеллигентная девушка с
высокими стремлениями  совершенно  вытеснила  сексуальные  чувства,  а  они,
бессознательно  для  нее,  застряли  на  жалких  переживаниях   с   подругой
детства(1).
   Различие двух судеб, несмотря на одинаковые  переживания,  происходит  от
того, что Я одной девушки проделало развитие, не  имевшее  места  у  другой.
Дочери дворника сексуальная деятельность казалась столь же естественной и не
вызывающей сомнения, как в детстве. Дочь домовладельца испытала  воздействие
воспитания и приняла его требования. Ее Я из предоставленных ему  побуждений
создало себе идеалы женской чистоты и непорочности, с которыми  несовместима
сексуальная деятельность; ее интеллектуальное развитие снизило ее интерес  к
женской роли,  предназначенной  для  нее.  Благодаря  этому  более  высокому
моральному и интеллектуальному развитию своего Я она  попала  в  конфликт  с
требованиями своей сексуальности.
   Сегодня я хочу остановиться еще на одном  пункте  развития  Я  как  из-за
известных далеких перспектив, так и потому, что именно то, о чем будет речь,
оправдывает излюбленное нами, резкое и не само собой разумеющееся  отделение
влечений Я от сексуальных влечений. В оценке обоих развитии, Я и либидо,  мы
должны выдвинуть на первый план точку зрения, на которую до сих пор не часто
обращали внимание. Оба  они  представляют  собой  в  основе  унаследованные,
сокращенные повторения развития, пройденного всем  человечеством  в  течение
очень длительного времени,
   ---------------------------------------(1) Приведенный  пример  не  имеет
никаких научных оснований и лишь отражает классовую ориентацию мировоззрения
Фрейда, считающего, что ребенок  из  бедной  семьи  отрицательно  влияет  на
ребенка из зажиточной семьи.
   [139]
   начиная с первобытных времен.*  Мне  кажется,  что  это  филогенетическое
происхождение развития либидо  вполне  очевидно.  Представьте  себе,  что  у
одного класса животных генитальный аппарат находится  в  теснейшей  связи  с
ртом, у другого  неотделим  от  аппарата  выделения,  у  третьего  связан  с
органами движения, все эти данные прекрасно описаны в ценной книге В. Б„льше
(1911-1913). У животных можно видеть, так сказать, застывшими в  сексуальной
организации все виды извращений. Но у человека филогенетическое рассмотрение
отчасти заслоняется тем обстоятельством, что то, что является, по  существу,
унаследованным, вновь приобретается в индивидуальном развитии  и,  вероятно,
потому, что те  же  самые  обстоятельства,  которые  в  свое  время  вызвали
необходимость  приобретения  новых  свойств,   продолжают   существовать   и
действовать на каждого в отдельности. Я бы сказал,  что  в  свое  время  они
оказали творческое влияние, теперь же вызывают к жизни уже созданное.  Кроме
того, несомненно, что ход предначертанного развития у каждого в  отдельности
может быть нарушен и изменен новыми  влияниями  извне.  Но  мы  знаем  силу,
которая  вынудила  человечество  на  такое  развитие  и  сегодня  продолжает
оказывать свое давление в том же  направлении:  это  опять-таки  вынужденный
реальностью  отказ,  или,  если  называть  ее  настоящим  именем,  жизненная
необходимость (??????). Она была строгой воспитательницей и  многое  сделала
из нас. Невротики относятся к тем  детям,  которым  эта  строгость  принесла
горькие плоды, но такой риск есть в любом
   ---------------------------------------(1)      Фрейд      распространяет
биогенетический  закон  Мюллера-Геккеля  (см.  выше)  на   отношение   между
психическим развитием индивида и всего человечества. Неправомерность  такого
подхода доказана последующими исследованиями развития психики в онтогенезе.
   [140]
   воспитании. Впрочем, данная оценка жизненной необходимости как  двигателя
развития не должна восстанавливать нас против значения "внутренних тенденций
развития", если таковые можно доказать.
   Весьма  достойно  внимания  то,  что  сексуальные  влечения  и  инстинкты
самосохранения не одинаковым образом ведут  себя  по  отношению  к  реальной
необходимости. Инстинкты самосохранения и все, что  с  ними  связано,  легче
поддаются  воспитанию;  они  рано  научаются  подчиняться  необходимости   и
направлять свое развитие по указаниям реальности. Это  понятно,  потому  что
они не могут приобрести себе нужные объекты  никаким  другим  способом;  без
этих объектов индивидуум  должен  погибнуть.  Сексуальные  влечения  труднее
воспитать, потому что вначале у них нет необходимости в объекте. Так как они
присоединяются к другим функциям тела, как бы паразитируя, и  аутоэротически
удовлетворяются   собственным   телом,   то   сначала   ускользают    из-под
воспитательного  влияния  реальной  необходимости  и  у  большинства   людей
утверждают этот характер своеволия, недоступности  влиянию  воспитания,  то,
что мы называем "неразумностью", в каком-то отношении в течение всей  жизни.
И  подверженности  воспитатательным  воздействиям  молодой   личности,   как
правило, приходит  конец,  когда  ее  сексуальные  потребности  окончательно
просыпаются. Это известно воспитателям, и они действуют сообразно этому; но,
может быть, благодаря результатам, полученным  в  психоанализе,  их  удастся
склонить к тому, чтобы перенести  главный  акцент  на  воспитание  в  первые
детские годы, начиная с младенческого возраста. Маленький человек часто  уже
к четвертому или пятому году бывает закончен и только  постепенно  проявляет
то, что в нем уже заложено.
   Чтобы  полностью  оценить  значение  указанного  различия  между   обеими
группами влечений, мы дол[141]
   жны  начать  издалека  и  привести  одно  из  тех  рассуждений,   которое
заслуживает названия экономического. Тем самым мы вступаем в одну  из  самых
важных, но, к сожалению, и самых темных  областей  психоанализа.  Мы  ставим
вопрос, можно ли в работе нашего душевного аппарата найти  главную  цель,  и
отвечаем на него в первом приближении, что  эта  цель  состоит  в  получении
удовольствия. Кажется, что вся наша душевная деятельность направлена на  то,
чтобы получать удовольствие и избегать неудовольствия, что она автоматически
регулируется принципом удовольствия (Lustprinzip). Больше всего на свете  мы
хотели бы знать, каковы условия возникновения удовольствия и неудовольствия,
но именно этого-то нам и не хватает. С уверенностью можно утверждать  только
то, что удовольствие каким-то образом связано с уменьшением,  снижением  или
угасанием  имеющегося  в  душевном  аппарате   количества   раздражения,   а
неудовольствие  -  с  его  увеличением.  Исследование  самого   интенсивного
удовольствия, доступного человеку, -  наслаждения  при  совершении  полового
акта - не оставляет сомнения в этом пункте.  Так  как  при  таких  процессах
удовольствия речь  идет  о  судьбе  количества  душевного  возбуждения,  или
энергии, то рассуждения такого рода мы называем экономическими. Мы замечаем,
что можем описать задачу и функцию душевного аппарата также иначе и в  более
общем виде, чем выдвигая на первый план  получение  удовольствия.  Мы  можем
сказать, что душевный аппарат служит цели одолеть поступающие в него извне и
изнутри раздражения и возбуждения  и  освободиться  от  них.  В  сексуальных
влечениях совершенно ясно проглядывает то, что они как в  начале,  так  и  в
конце своего развития стремятся к получению удовольствия; они сохраняют  эту
первоначальную функцию без изменения. К тому же самому стремятся  сначала  и
другие влечения Я. Но под влия[142]
   нием  наставницы-необходимости  влечения  Я  быстро  научаются   заменять
принцип   удовольствия   какой-либо   модификацией.   Задача   предотвращать
неудовольствие  ставится  для  них  почти  наравне   с   задачей   получения
удовольствия;   Я   узнает,   что   неизбежно   придется    отказаться    от
непосредственного удовлетворения, отложить получение удовольствия,  пережить
немного неудовольствия, а  от  определенных  источников  наслаждения  вообще
отказаться. Воспитанное таким образом Я стало "разумным", оно  не  позволяет
больше принципу удовольствия владеть собой, а  следует  принципу  реальности
(Realitatsprinzip), который, в сущности, тоже хочет  получить  удовольствие,
хотя  и  отсроченное  и  уменьшенное,  но  зато  надежное  благодаря   учету
реальности.
   Переход от принципа удовольствия к принципу реальности является одним  из
важнейших успехов в развитии Я.  Мы  уже  знаем,  что  сексуальные  влечения
поздно и лишь нехотя проходят этот этап развития  Я,  а  позже  мы  услышим,
какие  последствия  имеет   для   человека   то,   что   его   сексуальность
довольствуется  таким  непрочным  отношением  к  внешней  реальности.  И   в
заключение - еще одно относящееся сюда  замечание.  Если  Я  человека  имеет
историю развития, как либидо, то вы не  удивитесь,  услышав,  что  бывают  и
"регрессии Я", и захотите узнать, какую роль этот возврат Я на более  ранние
фазы развития может играть в невротических заболеваниях.



   [143]

   ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ЛЕКЦИЯ

   Пути образования симптомов

   Уважаемые дамы и господа! Для неспециалиста сущность  болезни  составляют
симптомы, выздоровление, как он считает, -  устранение  симптомов.  Врач  же
признает существенным отличие симптомов от болезни и считает, что устранение
симптомов еще не является излечением болезни. Но что реального  остается  от
болезни после устранения симптомов - то это  лишь  способность  образовывать
новые. Давайте поэтому встанем пока на точку зрения  неспециалиста  и  будем
считать, что проникновение в суть симптомов означает понимание болезни.
   Симптомы - мы говорим здесь, разумеется, о психических (или  психогенных)
симптомах и психическом заболевании - представляют собой  вредные  для  всей
жизни или, по крайней мере, бесполезные акты, на  которые  лицо,  страдающее
ими, часто жалуется как на вынужденные и связанные для него с неприятностями
или страданиями. Их главный вред заключается в  душевных  затратах,  которых
стоят они сами, а в дальнейшем в затратах, необходимых для  их  преодоления.
При интенсивном образовании симптомов оба вида этих затрат могут привести  к
чрезвычайному обеднению личности в отношении находящейся в ее
   [144]
   распоряжении душевной энергии и тем самым к ее беспомощности при  решении
всех важных жизненных задач. Так как этот результат зависит главным  образом
от количества затребованной таким образом энергии, то вы легко поймете,  что
"быть больным" - в сущности, практическое понятие. Но если  вы  встанете  на
теоретическую точку зрения и не будете обращать внимания на эти  количества,
то легко можете сказать, что все  мы  больны,  т.  е.  невротичны,  так  как
условия для образования симптомов можно обнаружить и у нормальных людей.
   О невротических симптомах нам уже известно, что они являются  результатом
конфликта,  возникающего  из-за  нового  вида  удовлетворения  либидо.   Обе
разошедшиеся было силы снова встречаются в симптоме, как  будто  примиряются
благодаря компромиссу - образованию симптомов. Поэтому симптом так  устойчив
- он поддерживается с двух сторон. Мы знаем также, что одной из двух  сторон
конфликта  является  неудовлетворенное,  отвергнутое   реальностью   либидо,
вынужденное теперь искать  других  путей  для  своего  удовлетворения.  Если
реальность остается неумолимой, даже  когда  либидо  готово  согласиться  на
другой объект вместо запретного, то оно вынуждено в конце концов  встать  на
путь  регрессии  и  стремиться  к  удовлетворению  в  рамках  одной  из  уже
преодоленных организаций или благодаря одному из ранее оставленных объектов.
На путь регрессии либидо увлекает фиксация, которая  оставила  его  на  этих
участках его развития.
   Тут пути, ведущие к извращению и к неврозу, резко  расходятся.  Если  эти
регрессии не вызывают возражений со стороны Я,  то  дело  и  не  доходит  до
невроза,  а  либидо  добивается  какого-нибудь   реального,   хотя   уже   и
ненормального удовлетворения. Если же Я, имеющее  в  своем  распоряжении  не
только сознание, но и доступ к моторной иннервации и тем самым к
   [145]
   реализации душевных стремлений,  не  согласно  с  этими  регрессиями,  то
создается конфликт. Либидо как бы отрезано  и  должно  попытаться  отступить
куда-то,  где  найдет  отток  для  своей  энергии  по  требованию   принципа
удовольствия. Оно должно выйти из-под власти Я.  Но  такое  отступление  ему
предоставляют фиксации на его пути развития, проходимом теперь  регрессивно,
против которых Я защищалось в свое время вытеснениями.  Занимая  в  обратном
движении эти вытесненные позиции, либидо  выходит  из-под  власти  Я  и  его
законов, отказываясь при этом также от  всего  полученного  под  влиянием  Я
воспитания. Оно было послушно, пока надеялось на удовлетворение; под двойным
гнетом внутренне и внешне вынужденного отказа оно  становится  непокорным  и
вспоминает прежние лучшие времена. Таков его, по сути неизменный,  характер.
Представления, которые либидо теперь заполняет своей  энергией,  принадлежат
системе  бессознательного  и  подчиняются  возможным  в  нем  процессам,   в
частности сгущению и смещению. Так возникают условия, совершенно аналогичные
условиям  образования  сновидений.   Подобно   тому   как   сложившемуся   в
бессознательном собственному (eigentliche) сновидению, представляющему собой
исполнение бессознательной желанной фантазии, приходит  на  помощь  какая-то
часть (пред) сознательной деятельности, осуществляющая цензуру и допускающая
после удовлетворения ее требований  образование  явного  сновидения  в  виде
компромисса, так и представители либидо в бессознательном должны считаться с
силой предсознательного  Я.  Возражение,  поднявшееся  против  либидо  в  Я,
принимает         форму         "противодействия"         (Gegenbesetzung),*
вынуж---------------------------------------*    Букв.:    "контрзаполнения"
[энергией]. В английском языке эквивалентом является "антикатексис". - Прим.
ред. перевода.
   [146]
   дая  выбрать  такое  выражение,  которое  может  стать  одновременно  его
собственным выражением. Так возникает симптом,  как  многократно  искаженное
производное  бессознательного  либидозного   исполнения   желания,   искусно
выбранная двусмысленность с  двумя  совершенно  противоречащими  друг  другу
значениями. Только в этом последнем  пункте  можно  увидеть  различие  между
образованием сновидения и образованием симптома, потому что предсознательная
цель при образовании сновидения заключается лишь в том, чтобы сохранить сон,
не пропустить в сознание ничего, что могло бы его нарушить, и не  настаивает
на том, чтобы резко ответить бессознательному желанию:  нет,  напротив!  Она
может быть более толерантной,  так  как  положение  спящего  внушает  меньше
опасений. Выход в реальность закрыт уже самим состоянием сна.
   Вы видите, что отступление либидо в условиях  конфликта  стало  возможным
благодаря наличию фиксаций. Регрессивное  заполнение  этих  фиксаций  либидо
ведет к обходу вытеснения и  выводу  -  или  удовлетворению  -  либидо,  при
котором   сохраняются   компромиссные   условия.   Обходным   путем    через
бессознательное и прежние фиксации либидо наконец удается добиться реального
удовлетворения, хотя и чрезвычайно ограниченного и едва заметного. Позвольте
мне добавить по поводу этого окончательного исхода два замечания. Во-первых,
обратите  внимание,  как  тесно   здесь   оказываются   связаны   либидо   и
бессознательное, с одной стороны, и Я, сознание и реальность,  -  с  другой,
хотя с самого начала они  вовсе  не  составляют  одно  целое,  и  примите  к
сведению далее мое сообщение, что все сказанное здесь  и  рассматриваемое  в
дальнейшем  относится  только  к  образованию  симптомов  при   истерическом
неврозе.
   Где же либидо находит те фиксации, в которых оно  нуждается  для  прорыва
вытесненного? В проявле[147]
   ниях и переживаниях инфантильной  сексуальности,  в  оставленных  частных
стремлениях и в объектах периода  детства,  от  которых  оно  отказалось.  К
ним-то либидо и возвращается опять. Значение этого периода детства  двоякое:
с одной стороны, в нем сначала проявляются направленности влечений,  которые
ребенок  имеет  в   своих   врожденных   предрасположениях,   а   во-вторых,
активизируются другие  его  влечения,  разбуженные  внешними  воздействиями,
случайными переживаниями.
   Я  полагаю,  что  мы,  несомненно,  имеем  право  на  такое   разделение.
Проявление врожденной предрасположенности не подлежит никакому  критическому
сомнению, но аналитический опыт вынуждает нас допустить, что чисто случайные
переживания детства в состоянии оставить фиксации либидо. И я не вижу в этом
никаких  теоретических  затруднений.  Конституциональные   предрасположения,
несомненно, являются последствиями переживаний  далеких  предков,  они  тоже
были  когда-то   приобретены;   без   такого   приобретения   не   было   бы
наследственности.  И  разве  мыслимо,  что  такое  ведущее  к   наследованию
приобретение прекратится именно у рассматриваемого нами  поколения?  Поэтому
не следует, как  это  часто  случается,  полностью  игнорировать  значимость
инфантильных переживаний по сравнению со значимостью переживаний  предков  и
собственной зрелости, а, напротив, дать им  особую  оценку.  Они  имеют  тем
более тяжелые последствия, что попадают на время незавершенного  развития  и
благодаря именно этому обстоятельству  способны  действовать  травматически.
Работы по меха