ерывно  превращается  в  кажущийся  реальным
страх, и  таким  образом  малейшая  внешняя  опасность  замещает  требования
либидо. В этом соответствии нет ничего странного, потому что  детские  фобии
являются не только прообразом более поздних,  причисляемых  нами  к  истерии
страха,  но  и  непосредственной  их   предпосылкой   и   прелюдией.   Любая
истерическая фобия восходит к детскому страху и продолжает  его,  даже  если
она имеет другое содержание и, следовательно,  должна  быть  иначе  названа.
Различие обоих заболеваний кроется в [их] механизме. Для превращения  либидо
в страх у взрослого недостаточно того, чтобы либидо в форме тоски  оказалось
неиспользованным в данный момент. Он давно научился держать его свободным  и
использовать по-другому. Но если либидо относится к  психическому  импульсу,
подвергшемуся вытеснению, то создаются такие же условия, как  у  ребенка,  у
которого еще нет разделения на сознательное и бессознательное,  и  благодаря
регрессии на инфантильную фобию как бы открывается проход, по которому легко
осуществляется превращение либидо в страх. Как вы помните, мы много говорили
о вытеснении, но  при  этом  всегда  прослеживали  лишь  судьбу  подлежащего
вытеснению представления, разумеется, потому, что ее  легче  было  узнать  и
изложить. То, что происходит с аффектом, который был  связан  с  вытесненным
представлением, мы оставляли в стороне и только теперь узнали, что ближайшая
участь этого аффекта состоит в превращении в  страх,  в  форме  которого  он
всегда проявился бы при нормальном течении. Но  это  превращение  аффекта  -
гораздо более важная часть процесса вытеснения.  Об  этом  не  так-то  легко
говорить, потому что мы не можем утверждать, что существуют  бессознательные
аффекты в том же смысле, как  бессознательные  представления.  Представление
остается
   [204]
   тем же независимо от того, сознательно оно или бессознательно;  мы  можем
указать, что соответствует бессознательному представлению.  Но  об  аффекте,
являющемся процессом разрядки [напряжения] (Abfuhrvorgang),  следует  судить
совсем иначе, чем о представлении; что ему соответствует в  бессознательном,
нельзя сказать  без  глубоких  раздумий  и  выяснения  наших  предпосылок  о
психических процессах. Этого мы  здесь  не  можем  предпринять.  Но  давайте
сохраним  полученное  впечатление,  что  развитие  страха  тесно  связано  с
системой бессознательного.
   Я сказал, что превращение в страх, или, лучше, разрядка (Abfuhr) в  форме
страха является ближайшей участью подвергнутого  вытеснению  либидо.  Должен
добавить:  не  единственной  или  окончательной.  При  неврозах  развиваются
процессы,  стремящиеся  связать  это  развитие  страха,  и  это  им  удается
различными путями. При фобиях,  например,  можно  ясно  различить  две  фазы
невротического процесса. Первая осуществляет вытеснение и перевод  либидо  в
страх, связанный с внешней опасностью. Вторая заключается в выдвижении  всех
тех  предосторожностей  и  предупреждений,  благодаря  чему  предотвращается
столкновение  с  этой  опасностью,  которая  считается  внешней.  Вытеснение
соответствует попытке бегства Я от либидо,  воспринимаемого  как  опасность.
Фобию можно сравнить с  окопом  против  внешней  опасности,  которую  теперь
представляет собой внушающее  страх  либидо.  Слабость  системы  защиты  при
фобиях заключается, конечно, в том, что крепость,  настолько  укрепленная  с
внешней стороны, остается открытой  для  нападения  с  внутренней.  Проекция
либидозной опасности вовне никогда не  может  удастся  вполне.  Поэтому  при
других  неврозах  употребляются  другие  системы  защиты  против  возможного
развития страха. Это очень интересная область психологии неврозов, к
   [205]
   сожалению,  она  уведет  нас  слишком   далеко   и   предполагает   более
основательные специальные знания. Я хочу добавить еще  только  одно.  Я  уже
говорил вам о "противодействии",* к которому Я прибегает  при  вытеснении  и
должно постоянно его поддерживать, чтобы вытеснение  осуществилось.  На  это
противодействие возлагается миссия воплотить в жизнь различные формы  защиты
против развития страха после вытеснения.
   Вернемся к  фобиям.  Теперь,  пожалуй,  я  могу  сказать;  вы  понимаете,
насколько недостаточно объяснять их  только  содержанием,  интересуясь  лишь
тем, откуда происходит то, что тот или иной  объект  или  какая-то  ситуация
становится предметом фобии. Содержание фобии имеет для нее  примерно  то  же
значение, какое  явная  часть  сновидения  для  всего  сновидения.  Соблюдая
необходимые ограничения, следует признать, что среди этих  содержаний  фобий
находятся такие, которые, как подчеркивает  Стенли  Холл  (1),  могут  стать
объектами  страха  благодаря   филогенетическому   унаследованию.   С   этим
согласуется и то, что многие из этих внушающих страх  вещей  могут  иметь  с
опасностью только символическую связь.
   Так мы убедились, какое, можно сказать, центральное место среди  вопросов
психологии неврозов занимает  проблема  страха.  На  нас  произвело  сильное
впечатление то, насколько развитие страха связано  с  судьбами  либидо  и  с
системой бессознательного. Только один момент мы воспринимаем как выпадающий
из
   ---------------------------------------* "Контрзаполнения" [энергией].
   (1)  Холл  Стенли  (1844-1924)  -  американский  психолог.  Представитель
функционального направления. Распространил биогенетический закон (см.  выше)
на развитие детской психики. По инициативе Стенли Холла Фрейд был  приглашен
для чтения лекций в США, где его психоанализ впервые получил признание.
   [206]
   связи, как пробел в нашем понимании, - это тот трудно оспариваемый  факт,
что  реальный  страх  должен  рассматриваться  как   проявление   инстинктов
самосохранения Я.



   [207]

   ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ ЛЕКЦИЯ

   Теория либидо и нарциссизм

   Уважаемые дамы и господа! Мы неоднократно и лишь недавно вновь имели дело
с разделением инстинктов Я и сексуальных влечений.  Сначала  вытеснение  нам
показало, что они могут вступить в противоречие друг с  другом,  что  затем,
формально   побежденные,    сексуальные    влечения    вынуждены    получать
удовлетворение регрессивными обходными путями,  компенсируя  при  этом  свое
поражение своей непреодолимостью. Далее мы узнали, что они с  самого  начала
по-разному относятся к воспитательнице-необходимости,  так  что  проделывают
неодинаковое развитие и имеют неодинаковое отношение к принципу  реальности.
Наконец,  мы  полагаем,  что  сексуальные  влечения  связаны  с  аффективным
состоянием страха гораздо более тесными узами, чем инстинкты Я, - результат,
который кажется неполным только в  одном  важном  пункте.  Поэтому  для  его
дополнительного подтверждения мы хотим привлечь достойный внимания факт, что
неудовлетворение  голода  и  жажды,  двух  самых   элементарных   инстинктов
самосохранения, никогда не ведет  к  возникновению  страха,  между  тем  как
превращение в страх неудовлетворенного либидо, как мы знаем,  принадлежит  к
числу самых известных и чаще всего наблюдаемых феноменов.
   [208]
   Но нельзя  отменить  наше  право  разделять  инстинкты  Я  и  сексуальные
влечения. Оно дано вместе с  существованием  сексуальной  жизни  как  особой
деятельности индивида. Можно лишь спросить, какое значение мы придаем  этому
разделению, насколько существенным считаем его.  Но  ответ  на  этот  вопрос
будет зависеть от определения того, насколько иначе ведут  себя  сексуальные
влечения в соматических и  душевных  проявлениях  по  сравнению  с  другими,
которые мы противопоставляем им, и насколько  значительны  последствия  этих
различий. Настаивать на существенном, хотя  и  не  очень  уловимом  различии
обеих групп влечений, у нас, разумеется, нет никаких оснований.  Обе  группы
выступают перед нами  лишь  как  названия  источников  энергии  индивида,  и
дискуссия о том, являются ли они в основе одним и  тем  же  или  существенно
различным (и если одним, то где  они  отделились  друг  от  друга?),  должна
вестись не о понятиях, а о биологических фактах, стоящих за ними. Об этом мы
пока  знаем  слишком  мало,  а  если  бы  даже  знали  больше,  то  к  нашей
аналитической задаче это не имело бы отношения.
   Мы, очевидно, также очень мало выиграем, если по примеру Юнга  подчеркнем
первоначальное единство всех влечений и назовем  "либидо"  проявляющуюся  во
всем энергию. Так как сексуальную функцию нельзя устранить из душевной жизни
никакими искусственными приемами, то мы были бы вынуждены тогда  говорить  о
сексуальном и асексуальном либидо. Однако для движущих сил сексуальной жизни
сохраним по праву, как мы это и делали до сих пор, название либидо.
   Я думаю поэтому, что вопрос о том, как далеко  следует  вести  несомненно
оправданное разделение на сексуальные влечения и инстинкты самосохранения,
   [209]
   для психоанализа большого значения не имеет, да он  и  не  компетентен  в
этом. Со стороны биологии, разумеется, есть различные основания считать  это
разделение чем-то важным. Ведь сексуальность - единственная  функция  живого
организма, выходящая за пределы индивида и обеспечивающая его связь с видом.
Несомненно, что ее выполнение не всегда приносит пользу отдельному существу,
как  его  другие  функции,  а  ценой  необыкновенно   высокого   наслаждения
подвергает опасностям,  угрожающим  жизни  и  довольно  часто  лишающим  ее.
Вероятно, необходимы  также  совершенно  особые,  отличные  от  всех  других
процессы обмена веществ, чтобы сохранять для потомства часть  индивидуальной
жизни в виде предрасположений. И наконец, отдельное существо,  которое,  как
другие, считает себя самым главным, а свою  сексуальность  средством  своего
удовлетворения, с биологической точки зрения лишь эпизод в  ряду  поколений,
кратковременный  придаток   зародышевой   плазмы,   наделенной   виртуальной
бессмертностью, подобно временному владельцу майоратного имущества,  которое
его переживает.
   Однако для психоаналитического объяснения неврозов не нужны столь широкие
обобщения. С помощью  исследования  в  отдельности  сексуальных  влечений  и
инстинктов Я мы нашли ключ  к  пониманию  группы  неврозов  перенесения.  Мы
сумели объяснить их основным положением, что сексуальные влечения вступают в
борьбу с инстинктами сохранения или, выражаясь биологическим языком, хотя  и
менее точно, что одна позиция Я  как  самостоятельного  отдельного  существа
противоречит другой его позиции как звена в цепи поколений. Возможно, что до
такого раздвоения дело доходит только у человека, и поэтому в общем и  целом
невроз является его преимуществом пе[210]
   ред  животными.  Слишком  сильное  развитие   его   либидо   и   ставшее,
по-видимому,  благодаря  этому  возможным  богатое  развитие   многообразной
душевной жизни,  как  кажется,  создали  условия  для  возникновения  такого
конфликта. Совершенно очевидно, что в этом  заключаются  также  условия  его
больших успехов, которые поставили человека над его общностью  с  животными,
так что его  способность  к  неврозу  -  это  только  обратная  сторона  его
одаренности в остальном. Но и это лишь  умозаключения,  отвлекающие  нас  от
нашей задачи.
   До сих пор предпосылкой нашей работы выступало то, что мы можем  отличить
друг от друга стремления Я и сексуальные влечения  по  их  проявлениям.  При
неврозах перенесения это удавалось без труда.  Энергию,  направляемую  Я  на
объекты сексуальных  стремлений,  мы  называли  "либидо",  все  другие  виды
энергии, исходящие из инстинктов самосохранения, - "интересом", и  мы  могли
получить первое представление о механизме душевных сил благодаря  наблюдению
за привязанностями либидо, их превращениями и окончательной судьбой. Неврозы
перенесения предоставили нам для этого самый подходящий материал. Но Я,  его
состав из различных  структур,  их  организация  и  способ  функционирования
оставались скрытыми от нас, и  мы  могли  предполагать,  что  только  анализ
других невротических нарушений помог бы нам это понять.
   Мы давно начали распространять психоаналитические  взгляды  на  понимание
этих других заболеваний. Уже в 1908 г. после  обмена  мнениями  со  мной  К.
Абрахам  высказал   положение,   что   главной   чертой   Dementia   praecox
[причисляемой к психозам] является то, что при ней отсутствует привязанность
либидо (Libidobesetzung) к объектам ("Психосексуаль[211]
   ные различия истерии и Dementia praecox"). Но тогда возник вопрос, что же
происходит с либидо слабоумных, которое отвернулось от объектов? Абрахам  не
замедлил дать ответ:  оно  обращается  на  Я,  и  это  отраженное  обращение
является источником  бреда  величия  при  Dementia  praecox.  Бред  величия,
безусловно,  можно  сравнить  с  известной  в  (нормальной)  любовной  жизни
сексуальной переоценкой  объекта  любви.  Так  нам  впервые  удалось  понять
какую-то черту психотического заболевания по  связи  с  нормальной  любовной
жизнью.
   Скажу сразу, что эти первые взгляды Абрахама сохранились в психоанализе и
были положены в основу нашей позиции по отношению к  психозам.  Со  временем
укрепилось представление, что  либидо,  которое  мы  находим  привязанным  к
объектам, которое является выражением стремления получить удовлетворение  от
этих  объектов,  может  оставить  эти  объекты  и  поставить  на  их   место
собственное Я; постепенно  это  представление  развивалось  со  все  большей
последовательностью. Название для такого размещения либидо - нарциссизм - мы
заимствовали из описанного П. Некке (1899) извращения, при котором  взрослый
индивид дарит своему собственному телу все нежности,  обычно  проявляемые  к
постороннему сексуальному объекту.
   Но вскоре говоришь себе, что если существует  такая  фиксация  либидо  на
собственном теле и собственной личности вместо объекта, то это не может быть
исключительным и маловажным явлением. Гораздо вероятнее, что этот нарциссизм
- общее и первоначальное состояние, из  которого  только  позднее  развилась
любовь к объекту, причем из-за этого нарциссизм вовсе не  должен  исчезнуть.
Из истории развития объект-либидо нужно вспомнить, что многие сексу[212]
   альные влечения сначала  удовлетворяются  на  собственном  теле,  как  мы
говорим, аутоэротически, и  что  эта  способность  к  аутоэротизму  является
причиной  отставания  развития  сексуальности  при  воспитании  по  принципу
реальности.  Таким  образом,   аутоэротизм   был   сексуальным   проявлением
нарцисстической стадии размещения либидо.
   Короче говоря, мы составили себе представление об отношении  .Я-либидо  и
объект-либидо,  которое  я  могу  показать  вам  наглядно  на  сравнении  из
зоологии.  Вспомните  о  тех  простейших  живых  существах,   состоящих   из
малодифференцированного   комочка   протоплазматической   субстанции.    Они
протягивают  отростки,  называемые  псевдоподиями,  в   которые   переливают
субстанцию   своего   тела.   Вытягивание   отростков   мы   сравниваем    с
распространением либидо на объекты, между тем как основное количество либидо
может оставаться в Я, и мы предполагаем, что в нормальных условиях  Я-либидо
беспрепятственно переходит в объект-либидо, а оно опять может вернуться в Я.
   С помощью этих представлений мы теперь можем объяснить целый ряд душевных
состояний или, выражаясь скромнее, описать их на языке  теории  либидо;  это
состояния, которые мы должны причислить к нормальной жизни,  как,  например,
психическое поведение при влюбленности,  при  органическом  заболевании,  во
сне. Для состояния сна мы сделали предположение, что оно основано  на  уходе
от внешнего мира и установке на желание спать. То, что  проявлялось  во  сне
как ночная душевная деятельность, служит, как мы обнаружим, желанию спать и,
кроме того, находится во власти исключительно эгоистических мотивов.  Теперь
в соответствии с теорией либидо мы  заявляем,  что  сон  есть  состояние,  в
котором все привязанности к объектам, как либидозные, так и эгоистические,
   [213]
   оставляются и возвращаются в Я. Не проливается  ли  этим  новый  свет  на
отдых во сне и на природу усталости вообще? Впечатление  блаженной  изоляции
во  внутриутробной  жизни,  которое  вызывает  у  нас  спящий  каждую  ночь,
восполняется, таким образом, и со стороны психики. У спящего  восстановилось
первобытное состояние распределения либидо, полный нарциссизм,  при  котором
либидо и интерес Я живут еще вместе и нераздельно в самоудовлетворяющемся Я.
   Здесь уместны два замечания. Во-первых, чем отличаются понятия нарциссизм
и эгоизм? Я полагаю, что нарциссизм является либидозным дополнением эгоизма.
Когда говорят об эгоизме, имеют в виду только пользу для индивида: говоря  о
нарциссизме, принимают  во  внимание  и  его  либидозное  удовлетворение.  В
качестве практических мотивов их можно  проследить  порознь  на  целом  ряде
явлений.  Можно  быть  абсолютно  эгоистичным  и  все-таки   иметь   сильные
либидозные привязанности к объектам, поскольку либидозное удовлетворение  от
объекта относится к потребностям Я. Эгоизм будет следить тогда за тем, чтобы
стремление к объекту не причинило вреда Я. Можно быть эгоистичным и при этом
также очень нарцисстичным, т. е. иметь очень  незначительную  потребность  в
объекте, и это опять-таки или в прямом сексуальном удовлетворении, или также
в тех высоких, исходящих из сексуальной потребности стремлениях, которые  мы
как "любовь" иногда имеем обыкновение противопоставлять "чувственности".  Во
всех этих отношениях эгоизм является само  собой  разумеющимся,  постоянным,
нарциссизм же - меняющимся элементом. Противоположность эгоизма -  альтруизм
- как понятие не  совпадает  с  либидозной  привязанностью  к  объектам,  он
отличается от нее отсутствием стремлений к сексуальному  удовлетворению.  Но
при
   [214]
   сильной влюбленности альтруизм совпадает с  либидозной  привязанностью  к
объектам. Обыкновенно сексуальный объект привлекает к себе часть нарциссизма
Я, что  становится  заметным  по  так  называемой  "сексуальной  переоценке"
объекта. Если к  этому  прибавляется  еще  альтруистическое  перенесение  от
эгоизма  на   сексуальный   объект,   то   сексуальный   объект   становится
могущественным; он как бы поглотил Я.
   Я думаю, вы сочтете за отдых, если после сухой,  в  сущности,  фантастики
науки я приведу вам поэтическое изображение экономической  противоположности
(1) нарциссизма и влюбленности. Я заимствую его из Западно-восточного дивана
Гете:

   Зулейка
   Раб, народ и угнетатель
   Вечны в беге наших дней.
   Счастлив мира обитатель
   Только личностью своей.
   Жизнь расходуй как сумеешь.
   Но иди своей тропой.
   Всем пожертвуй, что имеешь,
   Только будь самим собой.

   Хатем
   Да, я слышал это мненье,
   Но иначе я скажу:
   Счастье, радость, утешенье -
   Все в Зулейке нахожу.
   Чуть она мне улыбнется -
   Мне себя дороже нет.
   Чуть, нахмурясь, отвернется -
   ---------------------------------------(1) Здесь, как и в других лекциях,
под "экономическим" понимается все то, что связано с количеством психической
энергии.
   [215]
   Потерял себя и след.
   Хатем кончился б на этом.
   К счастью, он сообразил:
   Надо срочно стать поэтом
   Иль другим, кто все ж ей мил.
   (Перевод В. Левика)
   Второе замечание является дополнением к теории сновидений.  Мы  не  можем
объяснить  себе  возникновение  сновидения,   если   не   предположим,   что
вытесненное бессознательное получило известную независимость от Я,  так  что
оно не подчиняется желанию спать и сохраняет свои привязанности,  даже  если
все зависящие от Я привязанности к объектам оставлены  ради  сна.  Только  в
этом  случае  можно  понять,  что  это  бессознательное  имеет   возможность
воспользоваться ночным отсутствием или уменьшением цензуры и умеет  овладеть
остатками дневных впечатлений, для того чтобы  образовать  из  их  материала
запретное  желание  сновидения.  С  другой  сто