тся ли и  они  исполнением желания, как мы
предполагаем;  из их  явного  содержания  мы  не знаем,  какому психическому
раздражению они  обязаны  своим происхождением, и мы не  можем доказать, что
они также стремятся устранить  это раздражение.  Они, вероятно,  должны быть
истолкованы, т. е. переведены, их искажение надо устранить, явное содержание
заменить  скрытым,  прежде  чем сделать вывод,  что открытое  нами в детских
сновидениях подтверждается для всех сновидений.



ДЕВЯТАЯ ЛЕКЦИЯ

     ЦЕНЗУРА СНОВИДЕНИџ

     Уважаемые дамы и  господа! Мы познакомились с возникновением, сущностью
и   функцией  сновидения,  изучая  сновидения  детей.   Сновидения  являются
устранением нарушающих  сон (психических) раздражений путем галлюцинаторного
удовлетворения. Правда, из сновидений взрослых мы  смогли  объяснить  только
одну группу, которую мы назвали сновидениями инфантильного типа. Как обстоит
дело  с другими сновидениями, мы пока не  знаем, мы также и не  понимаем их.
Пока мы получили результат, значение которого не хотим недооценивать. Всякий
раз,  когда сновидение нам абсолютно понятно,  оно  является галлюцинаторным
исполнением   желания.   Такое  совпадение  не   может  быть   случайным   и
незначительным.
     Исходя из  некоторых соображений  и  по аналогии с пониманием ошибочных
действий  мы  предполагаем, что сновидение другого  рода является искаженным
заместителем  для неизвестного содержания  и  только им  должно объясняться.
Исследование,  понимание   этого  искажения  сновидения   и  является  нашей
ближайшей задачей.
     Искажение  сновидения  -- это то,  что нам  кажется  в  нем  странным и
непонятным. Мы хотим многое узнать о нем: во-первых, откуда оно берется, его
динамизм, во-вторых, что оно делает и, наконец, как оно это делает. Мы можем
также сказать, что искажение сновидения -- это продукт работы сновидения. Мы
хотим описать работу сновидения и указать на действующие при этом силы.
     А теперь выслушайте пример сновидения. Его записала дама нашего круга,*
по ее словам, оно принадлежит одной почтенной высокообразованной престарелой
даме. Анализ  этого сновидения не был  произведен. Наша референтка замечает,
что для психоаналитика  оно не нуждается в толковании. Сама видевшая сон его
не толковала, но  она высказала о нем свое суждение, как будто она сумела бы
его  истолковать.  Вот  как  она высказалась  о нем: и такая  отвратительная
глупость снится женщине 50 лет, которая день и ночь не имеет других  мыслей,
кроме заботы о своем ребенке.
     А вот и сновидение о "любовной службе". "Она отправляется в гарнизонный
госпиталь No 1 и говорит часовому у ворот, что ей нужно поговорить с главным
врачом  (она называет  незнакомое ей имя), так как  она хочет  поступить  на
службу  в  госпиталь. При  этом  она  так подчеркивает  слово  "служба", что
унтер-офицер тотчас догадывается, что речь идет о "любовной службе". Так как
она  старая  женщина, то он  пропускает ее  после некоторого  колебания.  Но
вместо того  чтобы  пройти к  главному врачу, она попадает в большую  темную
комнату, где вокруг длинного  стола сидит и стоит много  офицеров и  военных
врачей.  Она обращается со  своим  предложением  к какому-то штабному врачу,
который понимает ее с нескольких слов. Дословно ее речь во сне следующая: "Я
и многие  другие женщины и молодые  девушки Вены готовы  солдатам, рядовым и
офице-
     ----------------------------------------
     * Госпожа д-р фон Гуг-Гелльмут (1915).
     рам без различия." Здесь  в сновидений следует  какое-то бормотание. Но
то, что ее правильно поняли, видно по  отчасти смущенному, отчасти  лукавому
выражению лиц офицеров. Дама продолжает: "Я знаю, что наше решение несколько
странно,  но оно для нас чрезвычайно  серьезно.  Солдата на поле боя тоже не
спрашивают,   хочет  он  умирать  или  нет".  Следует  минутное  мучительное
молчание.  Штабной  врач  обнимает  ее  за  талию  и  говорит:   "Милостивая
государыня,  представьте  себе,  что   дело  действительно  дошло  бы  до  .
(бормотание)".  Она  освобождается  от  его  объятии  с  мыслью:  "Все   они
одинаковы"  --  и возражает: "Господи,  я старая  женщина и,  может быть, не
окажусь в таком положении. Впрочем, одно условие должно быть соблюдено: учет
возраста; чтобы немолодая дама совсем молодому парню. (бормотание); это было
бы ужасно". Штабной врач:  "Я прекрасно понимаю". Некоторые офицеры, и среди
них  тот, кто сделал  ей  в  молодости  предложение, громко  смеются, и дама
желает,  чтобы ее проводили к  знакомому  главному врачу  для окончательного
выяснения. При  этом,  к великому смущению, ей приходит в голову, что она не
знает его  имени.  Штабной врач тем  временем  очень  вежливо предлагает  ей
подняться на верхний этаж по узкой железной винтовой лестнице, которая ведет
прямо из  комнаты на верхние  этажи. Поднимаясь, она слышит, как один офицер
говорит: "Это колоссальное  решение, безразлично, молодая  или старая; нужно
отдать должное". С чувством, что просто выполняет свой долг, она поднимается
по бесконечной лестнице".
     Это сновидение повторяется на протяжении нескольких недель еще два раза
с  совершенно  незначительными и довольно  бессмысленными  изменениями,  как
замечает дама.
     В своем течении  сновидение соответствует дневной фантазии: в нем  мало
перерывов, некоторые  частности в его содержании могли  бы  быть  разъяснены
расспросами,  чего,  как  вы  знаете,  не  было. Но  самое  замечательное  и
интересное для нас то, что в сновидении  есть несколько пропусков, пропусков
не в воспоминании, а в  содержании. В трех местах содержание  как бы стерто;
речи, в  которых  имеются пропуски,  прерываются бормотанием. Так как  мы не
проводили  анализа,  то, строго говоря,  не имеем права  что-либо говорить о
смысле сновидения. Правда,  в  нем  есть  намеки, из  которых можно  кое-что
заключить,  например,   выражение  "любовная   служба",   но   части   речи,
непосредственно предшествующие бормотанию,  требуют прежде всего дополнений,
которые могут иметь один смысл. Если мы их используем, то получится фантазия
такого  содержания,  что видевшая сон готова, исполняя  патриотический долг,
предоставить  себя  для  удовлетворения  любовных потребностей  военных, как
офицеров,  так и рядовых. Это,  безусловно,  совершенно неприлично,  образец
дерзкой либидозной  фантазии, но в  сновидении этого вовсе нет. Как раз там,
где  ход  мыслей привел бы к  этому  признанию, в явном  сновидении  неясное
бормотание, что-то утрачено или подавлено.
     Вы согласитесь, надеюсь,  что  именно неприличие этих мест было мотивом
для их подавления. Где, однако, найти аналогию этому случаю? В  наши дни вам
не придется ее долго искать. Возьмите какую-нибудь политическую газету, и вы
найдете, что  в нескольких  местах текст изъят, на его  месте светится белая
бумага. Вы знаете, что это дело газетной цензуры. На этих пустых местах было
что-то, что не понравилось высоким цензурным властям и поэтому было удалено.
Вы думаете, как жаль, это  было, может быть, самое интересное, "самое лучшее
место".
     В других случаях  цензура  оказывает свое действие не на готовый текст.
Автор  предвидел,  какие  высказывания  могут вызвать  возражения цензуры, и
предусмотрительно смягчил их, слегка изменил или удовольствовался намеками и
неполным изложением того, что хотел сказать. Тогда в газете нет пустых мест,
а по  некоторым намекам и  неясностям выражения  вы  можете  догадаться, что
требования цензуры уже заранее приняты во внимание.
     Будем придерживаться этого сравнения.  Мы утверждаем, что  пропущенные,
скрытые за бормотанием слова сновидения принесены в жертву цензуре. Мы прямо
говорим о цензуре сновидения, которой следует  приписать известное участие в
искажении сновидения. Везде, где  в явном сновидении  есть пропуски,  в  них
виновата цензура сновидения.  Нам следовало бы пойти еще  дальше и  считать,
что действие  цензуры  сказывается  каждый  раз там,  где элемент сновидения
вспоминается особенно  слабо,  неопределенно  и с сомнением  по  сравнению с
другими,  более   ясными  элементами.  Но  цензура  редко   проявляется  так
откровенно, так,  хотелось бы сказать,  наивно,  как  в примере сновидения о
"любовной  службе".  Гораздо  чаще  цензура  проявляется  по  второму  типу,
подставляя  на  место того, что  должно быть,  смягченное,  приблизительное,
намекающее.
     Третий  способ  действия цензуры  нельзя сравнить  с приемами  газетной
цензуры; но я  могу продемонстрировать его на уже проанализированном примере
сновидения. Вспомните сновидение  с "тремя плохими билетами в театр за 1 фл.
50  кр.".  В скрытых  мыслях  этого  сновидения на первом  месте был элемент
"поспешно, слишком рано". Это означало: нелепо было так рано выходить замуж,
также бессмысленно было  покупать так  рано билеты  в театр, смешно  было со
стороны  невестки  так  поспешно  истратить деньги на  украшения.  От  этого
центрального  элемента сновидения ничего не осталось в  явном сновидении;  в
нем
     центр  тяжести  переместился  на  посещение  театра и покупку  билетов.
Благодаря  этому смещению акцента, этой перегруппировке элементов содержания
явное сновидение становится настолько непохожим на скрытые мысли сновидения,
что мы и не  подозреваем о  наличии  этих последних за  первым. Это смещение
акцента является главным средством искажения сновидения и придает сновидению
ту странность,  из-за которой видевший  сон сам не хотел бы признать его  за
собственный продукт.
     Пропуск,  модификация,  перегруппировка  материала  --  таковы действия
цензуры  сновидения  и  средства  его  искажения.  Сама  цензура  сновидения
является  причиной  или  одной  из  причин  искажения  сновидения, изучением
которого  мы  теперь займемся.  Модификацию  и  перегруппировку  мы привыкли
называть "смещением" (Verschiebung).
     После  этих замечаний о действии цензуры сновидения обратимся к вопросу
о ее динамизме. Надеюсь, вы не воспринимаете выражение слишком антропоморфно
и  не представляете себе цензора сновидения маленьким строгим человечком или
духом, поселившимся  в мозговом желудочке и оттуда управляющим делами, но не
связываете  его  также  и  с  пространственным  представлением  о   каком-то
"мозговом  центре",  оказывающем   такое   цензурирующее   влияние,  которое
прекратилось бы с нарушением или удалением этого центра.  Пока  это не более
чем весьма удобный термин для обозначения динамического отношения. Это слово
не  мешает нам задать вопрос, какие тенденции и на какие элементы сновидения
оказывают  это  влияние,  мы  не  удивимся  также,  узнав,  что  раньше  уже
сталкивались с цензурой сновидения, может быть, не узнав ее.
     А это  было действительно так. Вспомните,  с каким поразительным фактом
мы встретились, когда начали применять нашу технику свободной ассоциации. Мы
почувствовали тогда, что наши  усилия перейти от  элемента сновидения  к его
бессознательному,  заместителем   которого   он  является,  натолкнулись  на
сопротивление.  Мы  говорили,  что  это  сопротивление различается  по своей
величине, в одних случаях  оно огромно, в других  незначительно. В последнем
случае  для работы  толкования нужно  было  только  несколько  промежуточных
звеньев, но если оно было велико, тогда мы должны были анализировать длинные
цепочки ассоциаций от элемента, далеко уходили бы  от него и вынуждены  были
бы преодолевать много трудностей  в виде критических  возражений против этих
ассоциаций. То, что при  толковании проявляется как  сопротивление, теперь в
работе сновидения выступает  его  цензурой. Сопротивление толкованию --  это
только объективация цензуры сновидения. Оно доказывает нам, что сила цензуры
не исчерпывается внесением в сновидение искажения и после этого  не угасает,
но что она как постоянно действующая сила продолжает существовать,  стремясь
сохранить  искажение.  Кстати, как  и  сопротивление при толковании  каждого
элемента меняется по своей силе, так и внесенное цензурой искажение в  одном
и том же сновидении  различно для  каждого элемента. Если сравнить  явное  и
скрытое сновидения, то обнаружится, что отдельные скрытые элементы полностью
отсутствуют, другие более  или  менее модифицированы, а третьи остались  без
изменений и даже, может быть, усилены в явном содержании сновидения.
     Но мы собирались исследовать, какие  тенденции осуществляют  цензуру  и
против чего она направлена. На этот  вопрос, имеющий важнейшее значение  для
понимания  сновидения  и  даже,  может  быть,  всей  жизни  человека,  легко
ответить,  если   просмотреть   ряд  истолкованных   сновидений.  Тенденции,
осуществляющие цензуру, -- те, которые признаются видевшим
     сон в бодрствующем состоянии, с которыми он  согласен. Будьте  уверены,
что если  вы  отказываетесь  от  вполне правильного толкования  собственного
сновидения, то  вы  поступаете  по  тем  же мотивам, по которым  действовала
цензура  сновидения,  произошло  искажение  и  стало  необходимо толкование.
Вспомните о сновидении нашей 50-летней дамы. Без толкования она  считает его
отвратительным, была  бы еще больше  возмущена, если бы д-р фон Гуг-Гелльмут
сообщила  ей  что-то  необходимое  для  толкования,  и  именно  из-за  этого
осуждения в ее сновидении самые неприличные места заменены бормотанием.
     Однако тенденции, против которых направлена цензура сновидения, следует
сначала описать по отношению к этой последней. Тогда можно  только  сказать,
что  они  по  своей  природе  безусловно достойны  осуждения,  неприличны  в
этическом,  эстетическом,  социальном отношении,  это  явления, о которых не
смеют думать  или думают  только с  отвращением.  Эти отвергнутые цензурой и
нашедшие в сновидении  искаженное  выражение желания  являются  прежде всего
проявлением   безграничного   и   беспощадного  эгоизма.   И  действительно,
собственное  Я появляется в любом сновидении  и играет в  нем главную  роль,
даже  если  это  умело скрыто  в  явном содержании.  Этот  "sacro  egoismo"*
сновидения, конечно,  связан с установкой  на сон, которая состоит в падении
интереса ко всему внешнему миру.
     Свободное  от  всех  этических уз  Я  идет  навстречу  всем притязаниям
сексуального влечения, в том  числе и таким, которые  давно  осуждены  нашим
эстетическим  воспитанием  и  противоречат  всем  этическим  ограничительным
требованиям. Стремление  к удовольствию -- либидо (Libido), как  мы говорим,
-- беспре-
     ----------------------------------------
     * Священный эгоизом. -- Прим. пер.
     пятственно выбирает свои объекты и охотнее  всего  именно запретные. Не
только  жену  другого,  но  прежде  всего   инцестуозные,  свято  охраняемые
человеческим обществом объекты, мать  и сестру  со  стороны  мужчины, отца и
брата со стороны женщины. (Сновидение нашей 50-летней дамы тоже инцестуозно,
ее либидо, несомненно, направлено на сына).  Вожделения, которые кажутся нам
чуждыми человеческой природе, оказываются достаточно сильными, чтобы вызвать
сновидения. Безудержно  может проявляться  также ненависть.  Желания мести и
смерти самым  близким и любимым в  жизни -- родителям,  братьям  и  сестрам,
супругу или супруге, собственным детям -- не  являются ничем  необычным. Эти
отвергнутые цензурой желания как  будто  бы поднимаются из настоящего ада; в
бодрствующем  состоянии  после  толкования  никакая  цензура против  них  не
кажется нам достаточно строгой.
     Но  не  ставьте  это  страшное содержание в  вину самому сновидению. Не
забывайте, что оно  имеет безобидную, даже полезную функцию оградить сон  от
нарушения. Такая низость не имеет  отношения  к сущности сновидения. Вы ведь
знаете также, что есть сновидения, которые, следует  признать, удовлетворяют
оправданные желания и насущные физические потребности. Но в этих сновидениях
нет искажения; они в нем не нуждаются, они  могут выполнять свою функцию, не
оскорбляя этических и эстетических  тенденций Я. Примите также  во внимание,
что искажение сновидения зависит от двух факторов.  С одной стороны, оно тем
больше, чем  хуже отвергаемое цензурой желание, но  с другой -- чем строже в
это  время  требования  цензуры.  Поэтому  у  молодой,  строго  воспитанной,
щепетильной  девушки  неумолимая  цензура  исказит  побуждения   сновидения,
которые, например, мы, врачи, считаем  дозволенными, безобидными либидозными
желаниями и которые она сама десять лет спустя сочтет такими же.
     Впрочем,  мы  еще далеки от  того, чтобы  возмущаться  этим результатом
нашего толкования.  Я полагаю, что мы его еще недостаточно хорошо  понимаем;
но прежде всего перед нами стоит задача  защитить его  от известных нападок.
Совсем  не  трудно  найти  для  этого  зацепку. Наши  толкования  сновидений
производились  с  учетом объявленных  заранее предположений,  что сновидение
вообще имеет смысл, что  бессознательные в какое-то  время душевные процессы
существуют  не только при гипнотическом,  но и при нормальном сне и что  все
возникающие по поводу сновидения мысли детерминированы. Если бы на основании
этих предположений мы пришли к приемлемым результатам толкования сновидений,
то  по праву  могли бы заключить, что эти  предположения правильны.  Но  как
быть, если  эти результаты выглядят  так,  как  только что описанные?  Тогда
можно было бы сказать: это невозможные, бессмысленные результаты, по меньшей
мере,  они  весьма  невероятны,  так   что  в   предположениях  было  что-то
неправильно.  Или  сновидение  не  психический  феномен,  или  в  нормальном
состоянии   нет  ничего  бессознательного,   или   наша   техника  в  чем-то
несовершенна. Не проще и не приятнее  ли предположить  это, чем признать все
те мерзости, которые мы будто бы открыли на основании наших предположений?
     И то  и другое! И  проще  и  приятнее, но из-за  этого  не  обязательно
правильнее. Не будем спешить, вопрос  еще  не решен.  Прежде всего  мы можем
усилить  критику  наших толкований  сновидений.  То, что  их  результаты так
неприятны и  неаппетитны, может  быть, еще не  самое худшее.  Более  сильным
аргументом является то, что видевшие  сон решительнейшим образом и  с полным
основанием отвергают желания,  которые мы им  приписываем  благодаря  нашему
толкованию. "Что?  -- говорит один. -- Основываясь на сновидении, вы  хотите
доказать, что  мне жаль денег на приданое сестры и воспитание брата? Но ведь
этого не может быть; я только для них и работаю, у меня нет других интересов
в жизни, кроме выполнения моего долга перед ними,  --  как старший, я обещал
это покойной  матери". Или  дама,  видевшая  сон,  говорит: "Я  желаю смерти
своему мужу. Да  ведь  это возмутительная  нелепость!  Вы мне, вероятно,  не
поверите, что у нас не только самый счастливый брак, но его смерть отняла бы
у  меня  все,  что я  имею  в  жизни".  Или третий возразит нам:  "Я  должен
испытывать  чувственные желания  к своей  сестре?  Это смешно; я на  нее  не
обращаю никакого внимания, у  нас плохие отношения  друг с  другом,  и  я  в
течение многих лет не обменялся с ней ни  словом".  Мы могли  бы с легкостью
отнестись  к   тому,  что   видевшие  сон  не   подтверждают  или   отрицают
приписываемые им намерения;  мы могли  бы сказать,  что именно об этих вещах
они и не знают. Но то, что они чувствуют в себе как раз противоположное тому
желанию,   которое  приписывает  им   толкование,  и   могут   доказать  нам
преобладание  этого противоположного  своим  образом жизни, это  нас наконец
озадачивает. Не  бросить ли теперь всю  эту работу по толкованию сновидений,
поскольку ее результаты вроде бы и привели к абсурду?
     Нет,   все   еще   нет.   И   этот  более   сильный  аргумент  окажется
несостоятельным,  если  к  нему подойти  критически.  Предположение,  что  в
душевной жизни есть бессознательные  тенденции,  еще не  доказательство, что
противоположные им являются господствующими  в сознательной жизни. Возможно,
что  в  душевной  жизни  есть   м