й
религий  является  чуть  ли  не  сознательной  и намеренно  подчеркнутой:  к
примеру, там, где одна сурово осуждает всякую магию и  колдовство, в  другой
они процветают в изобилии; а там где египтяне с ненасытным жаром создают все
новые  подобия  своих  богов  в  камне   глине  и  металле,  другая  религия
категорически  запрещает  творить любые  подобия живых или даже воображаемых
существ.

     Существует еще одно различие между этими двумя религиями,  в объяснение
которого  не  хотелось бы вдаваться. Ни один древний народ не  посвятил  так
много сил преодолению смерти, не предпринимал таких тщательных приготовлений
к загробной жизни, как египтяне:  не случайно самым популярным и неоспоримым
из египетских  богов  был  именно  Осирис, правитель иного  мира.  Напротив,
ранняя  еврейская  религия  начисто  отказывалась  от  бессмертия и  даже не
упоминала  о возможности загробной жизни. Это тем более примечательно,  что,
как показало последующее развитие, вера в такую жизнь  вполне  согласуется с
монотеизмом.

     Я надеялся, что, приняв египетское  происхождение Моисея, покажу, какой
это  проливает свет и  какие дальнейшие стимулы дает. И вот, первый же вывод
из  этого предположения о том, что религия, которую он  дал евреям, была его
собственной, египетской, - натолкнулся  на  различие да где там' - на полную
противоположность этих двух религий.

     II

     Но тут открывается новый  подход, основанный на одном странном факте из
истории египетской религии,  который  был обнаружен и  по достоинству оценен
лишь сравнительно недавно. Оказывается, можно  все-таки  думать,  что Моисей
дал евреям некую свою тоже египетскую религию - хотя это не обязательно была
господствующая религия Египта.

     Во времена  великой Восемнадцатой династии,  когда Египет впервые  стал
мировой державой примерно в 1375 году до н.э.,  на трон взошел некий молодой
фараон,  который поначалу  взял себе имя Аменхотеп (IV),  по  примеру своего
отца, а затем сменил это имя - да и не только одно  имя. Этот фараон задался
целью  навязать своим подданным  новую  религию,  которая отличалась  от  их
древних традиций и  всех знакомых обычаев. То был последовательный монотеизм
первый в  своем роде, насколько нам  известно, в  истории человечества, а из
этой  веры  в  единого  Бога  вытекала религиозная  нетерпимость,  неведомая
древним ни до, ни после того. Однако правление Аменхотепа продолжалось всего
семнадцать  лет;  вскоре после его смерти (в 1358  году) новая религия  была
отвергнута, а память о царе  еретике предана проклятию.  Развалины его новой
столицы построенной в честь единого Бога,  да надписи на могильных плитах  -
вот  и  все  источники, из  которых мы  узнаем то  немногое, что нам  о  нем
известно. Все связанное с этим необыкновенным, поистине уникальным человеком
вызывает величайший интерес. Новое всегда имеет корни в том, что  уже  было.
Корни   египетского  монотеизма  тоже   можно  с  определенной  уверенностью
проследить на некоторое  время вспять*. В жреческой  школе храма Солнца в Он
(Гелиополис)  издавна  развивалась   идея  универсального  божества  и   его
нравственных  законов.  Маат -  богиня  справедливости, правды  и  порядка -
считалась  дочерью  солнечного  бога  Ра. Уже  при  Аменхотепе  III,  Отце и
предшественнике реформатора, поклонение  солнечному  богу было на  подъеме -
вероятно,  как  оппозиция  преклонению перед  Амоном  из  Фив,  который стал
слишком могущественным. Было заново  открыто древнее имя  солнечного  бога -
Атон (или Атум), и в этой религии Атона молодой фараон нашел учение, которое
даже не надо было создавать - достаточно было к нему примкнуть.

     Здесь  я  следую  за   книгами  Брестеда  и   соответствующими  главами
"Кембриджскои древней истории".

     Примерно  в то  же  самое  время возникли политические  обстоятельства,
которые  оказали  длительное воздействие  на  египетскую  религию. Благодаря
победоносным походам  великого завоевателя Тутмоса III Египет  стал  мировой
державой.  Он  подчинил  себе  Нубию  на  юге,  Палестину,  Сирию  и   часть
Месопотамии  на  севере.  Египет стал империей,  и это отразилось  в религии
становлением универсальности  и монотеизма.  Поскольку власть фараона теперь
простиралась на Нубию и Сирию, боги тоже  должны были  выйти за национальные
пределы,  и  новый   бог  египтян  должен  был  стать  подобным   фараону  -
единственным и всемогущим повелителем всего известного египтянам мира. Кроме
того,  было  лишь  естественным,   что  по  мере  расширения  границ  Египет
открывался  чужеземным  влияниям - некоторые  жены фараона  были  азиатскими
принцессами (возможно, даже Нефертити, любимая жена  Аменхотепа  IV),  и  не
исключено, что идеи монотеизма тоже пришли прямиком из Сирии.

     Аменхотеп  никогда  не отрицал своего вклада  в  культ  солнца. В  двух
гимнах  Атону, которые сохранились на  могильных  плитах  и были,  вероятно,
сочинены им самим, фараон восхваляет солнце, как создателя и хранителя всего
живого в Египте и вне его,  с такой страстью, которую можно  встретить разве
что  в  написанных столетия  спустя  еврейских  псалмах  в  честь  Ягве.  Но
Аменхотеп не  ограничился этим поразительным  предвосхищением наших нынешних
познаний  о  благотворности солнечного света.  Нет  сомнений,  что  он пошел
дальше:  он поклонялся солнцу не только как материальному  объекту, но и как
символу божества, всесилие которого проявляется в его сиянии*.

     * Брестед:  "Как  бы ни было очевидно гелиопольское происхождение новой
государственной  религии,  она не была  простым поклонением солнцу: в  одном
месте слово Атон используется вместо старого  "бог" (нутер), и этот бог явно
отличается  от материального солнца... Фараон  явно обожествлял  ту силу,  с
которой солнце проявляет себя на земле". То  же самое говорит  Эрман в книге
"Религия  Египта":   "Употребляются  слова,  которые   в  абстрактной  форме
выражают, что поклоняются не самому солнцу, а Существу, проявляющемуся через
него".

     Но  мы принизили бы значение фараона,  если бы видели в нем  всего лишь
поклонника  и  покровителя  религии  Атона,  уже существовшей  до  него. Его
деятельность была  куда  более энергичной.  Он добавил кое-что, превратившее
доктрину  универсального бога в монотеизм: исключительность.  В одном из его
гимнов это выражено  следующими словами: "О Ты, единственный Бог, нет других
Богов, кроме Тебя". А при оценке любой новой  доктрины нельзя ограничиваться
только  тем, что она  утверждает; не менее важно, что она отвергает. Было бы
ошибкой думать также, будто новая  религия возникла сразу во всем всеоружии,
как  Афина  из  головы  Зевса.  Напротив,  все  указывает,  что  во  времена
Аменхотепа    она    постепенно    приобретала    все    большую    ясность,
последовательность,  жесткость  и нетерпимость. Возможно, это произошло  под
влиянием  яростной  оппозиции  со  стороны  жрецов  Амона,  которые   однако
по-настоящему подняли голову только после смерти фараона.

     Во  всяком случае на шестом году царствования  Аменхотепа эта оппозиция
так усилилась, что фараон решил поменять свое имя, в  которое входило частью
имя ныне  опального Амона. Он стал называть себя Эхнатоном. (По Брестеду это
означает примерно то же, что прежнее имя: "Бог доволен".) Он изгнал  старого
бога не только из своего имени, но также изо  всех  надписей и даже из имени
своего отца, Аменхотепа III. Вскоре после смены имени Эхнатон покинул старую
столицу,  Фивы,  где главенствовал бог Амон, и основал новую  ниже  по реке,
назвав ее Ахетатон (Горизонт Атона). Развалины этого города известны сегодня
как Тель-аль-Амарна. (Именно в этих  развалинах  была  в  1887 году  найдена
переписка  египетских   царей  с  их   азиатскими  вассалами,  которая  дала
неоценимые сведения о древней истории.)

     Преследования коснулись прежде всего Амона - но отнюдь  не его  одного.
Повсюду  в  Египте  были  закрыты   старые  храмы,   запрещены  традиционные
богослужения  и конфискована  собственность  жрецов.  В  своем рвении фараон
дошел  до того, что учинил расследование  древних надписей, дабы  удалить из
них   слово  "Бог",   если   оно  употреблялось   во  множественном   числе.
Неудивительно,   что  все  эти  приказы   породили  фанатическую   ненависть
притесняемых жрецов и недовольного населения, которая вырвалась наружу сразу
после  смерти  фараона.  Культ Атона  не  привлекал  людей; поклонение  ему,
вероятно,  ограничивалось тесным  кругом  придворных.  Конец Эхнатона окутан
тайной. Известно, что ему наследовало несколько членов его семьи, но все они
правили очень недолго. Уже его сын Тутанхамон вынужден  был вернуться в Фивы
и заменить  в своем  имени  слово "Атон"  на  "Амон".  Затем наступил период
всеобщей анархии, пока  военачальник Харемхаб, захвативший трон в 1350 году,
не восстановил порядок. Великая  Восемнадцатая  династия была истреблена; ее
завоевания в  Нубии и Азии были утрачены; и в эти же печальные  времена была
восстановлена  старая религия.  С  культом  Атона  было  покончено,  столица
Эхнатона  была разрушена  и  разграблена,  а сам он - предан  проклятию  как
совратитель.

     Отметим некоторые негативные  особенности этого культа,  которые  будут
важны  нам для  дальнейшего.  Прежде  всего, он  отвергает всякую мифологию,
магию и волшебство*.

     Вейгал в книге "Жизнь и дни Эхнатона" говорит, что Эхнатон не признавал
адских ужасов, от которых  следует-де  защищаться магическими  заклинаниями.
"Все  эти заклинания он  предал огню. Джипы, духи, чудовища, полубоги  и сам
Озирис вспыхнули ярким пламенем и превратились в прах".

     Далее,  интересен  способ,  которым  представлялся  Бог-Солнце,   -  не
маленькой  пирамидой  с соколом над ней,  как  прежде, а  почти продуманно -
круглым  диском, из которого исходят лучи, кончающиеся в человеческих руках.
При всей любви к фигуративному искусству, характерной для периода Амарны, не
сохранилось ни одного фигуративного изображения солнечного бога Атона - да и
не могло, скажем  с уверенностью,  сохраниться.  (Вейгал:  "Эхнатон запретил
делать идолы и кумиры в честь нового бога.  Истинный Бог, говорил фараон, не
имеет обличья: и этого мнения он придерживался всю жизнь".)

     Наконец  мы  видим полное  молчание относительно  бога  Озириса  и  его
царства мертвых. Ни гимны, ни могильные надписи Амарны ничего не упоминают о
том, что было, вероятно, ближе всего египетскому сердцу. Вряд ли можно найти
более яркое противоречие с массовой религией Египта*.

     * Эрман: "Об  Озирисе  и его  царстве больше не  упоминается". Брестед:
"Озирис абсолютно забыт. Он не упоминается ни в  одном тексте  Эхнатона и ни
на одной из могил Амарны".

     III

     Я рискну сделать следующий вывод: если Моисей был египтянином и передал
евреям свою религию, то религия эта была эхнатоновой, то есть культом Атона.

     Я  уже  сравнивал выше еврейскую религию  с  массовой религией Египта и
показал,  как отличны  они  друг  от друга. Теперь я сравню  эту  религию  с
культом Атона в надежде показать, что поначалу они были  идентичны. Понятно,
это нелегкая  задача.  О  культе  Атона мы  знаем  довольно  мало -  об этом
позаботились мстительные жрецы Амона.  Моисееву религию мы знаем только в ее
окончательной  форме, запечатленной еврейскими  жрецами через  восемь  веков
после Исхода. Если, несмотря на это,  нам  удастся найти подтверждения своей
гипотезы, ценность их будет тем более высока.

     Кажется,  самый  простой   способ  доказать  тождественность  моисеевой
религии культу Атона - это сравнить исповедания веры в обоих случаях. Боюсь,
однако,  что  такой путь  нам  не подходит. Еврейское  исповедание веры, как
хорошо известно, гласит: "Шма  Исраэль  Адонай  Элоэйну  Адонай Эхад".  Если
сходство египетского имени Атон с еврейским Адонай (и сирийским божественным
именем  Адонис) не  простая  случайность,  а следствие  исходного  тождества
звучания  и значения,  то приведенную формулу можно перевести так:  "Слушай,
Израиль, наш Бог Атон (Адонай) - единственный  Бог". Увы, у  меня нет нужных
познаний  в  этом  вопросе,  и  я  ничего не  мог  найти  в  соответствующей
литературе; да, пожалуй, нам и не стоит  так облегчать себе задачу. Впрочем,
мы еще вернемся к проблеме божественного имени.

     Как сходство,  так и различия  обеих религий легко обнаружить -  но это
мало что  дает. Если ограничиться  самым  принципиальным совпадением, то оно
состоит  в том, что обе религии -  это  разновидности строгого монотеизма. В
некоторых   отношениях  еврейский  монотеизм  даже  бескомпромисснее  -  он,
например,  запрещает любые зримые изображения  Бога. Самое  же  существенное
различие, если не считать имени  Бога, состоит в том, что еврейская  религия
начисто отвергает поклонение солнцу, которого  придерживались египтяне. Если
же сравнить еврейскую  религию  со старой, массовой  египетской религией, то
невозможно избежать впечатления, что кроме принципиальной  противоположности
тут еще есть элемент сознательного противопоставления. Это впечатление можно
объяснить, если в  нашем сравнении заменить еврейскую религию культом Атона,
который  Эхнатон  и   в  самом  деле  намеренно  противопоставлял   массовой
египетской  религии. Нас  удивляло, и вполне законно, что  еврейская религия
ничего  не  говорит  о  загробном  мире,  хотя  такое  представление  вполне
согласуется  с самым строгим  монотеизмом. Но  и это удивление исчезает, как
только мы перейдем  от  еврейской религии к культу Атона  и предположим, что
эта  особенность  была  заимствована  евреями  из  него  - ведь  Эхнатон был
вынужден бороться с массовыми верованиями, в которых бог смерти Озирис играл
большую  роль,  чем  все другие  боги.  Совпадение культа Атона  с еврейской
религией  в этом  важном пункте  -  первый  сильный  довод  в  пользу  нашей
концепции.

     Моисей не  только дал евреям новую религию;  совершенно несомненно, что
он  ввел   также  обычай  обрезания.   Это  важное  для  наших   рассуждений
обстоятельство  никто  вообще,  кажется,  не   учитывал.  Следует,  впрочем,
сказать,  что  ему  противоречит  библейский  текст.  В этом  тексте  обычай
обрезания  возводится   ко  временам   патриархов  -  как   символ   завета,
заключенного между  Богом и Авраамом. С другой стороны, тот же текст в одном
из особенно темных абзацев упоминает, что Бог взъярился на Моисея за то, что
тот  пренебрег  этим  священным обычаем, и  даже обещал в наказание покарать
его. Жена  Моисея,  мидианитка, спасла  мужа  от  гнева  Господня  тем,  что
быстренько проделала необходимую операцию. Но все эти библейские детали - на
самом деле - искажения исходного текста, которые  не должны нас  смущать; мы
вскоре займемся их причинами. Остается  несомненным, что вопрос об обрезании
имеет один-единственный  ответ: оно  пришло из Египта.  Геродот, этот  "отец
истории", рассказывает, что обычай обрезания давно практиковался в Египте, и
его слова подтверждаются  исследованием мумий и  рисунков  на саркофагах. Ни
один другой  народ восточного Средиземноморья, насколько  нам  известно,  не
имел  такого обычая; можно с уверенностью сказать, что семиты, вавилоняне  и
шумеры не были  обрезаны.  Сама  Библия подтверждает это в отношении жителей
Ханаана - в рассказе о дочери Яакова и царе Шхема*. Мысль о том, что евреи в
Египте восприняли  обычай обрезания каким-либо иным путем, не через религию,
дарованную  им  Моисеем,  можно отвергнуть  как  абсолютно несостояте-льную.
Теперь,  запомнив,  что  обрезание  было  широко  распространено  в  Египте,
попробуем на минуту предположить, что Моисей был в  действительности евреем,
который  задумал  освободить  своих соотечественников от служения египетским
властителям  и  вывести  их  из  страны,   чтобы  они   обрели  независимое,
самостоятельное  существование, - чего он  в  конце концов  и  достиг. Какой
смысл  был  одновременно   навязывать  им  обременительный  обычай,  который
превращал  их, так сказать, в египтян и  неизбежно подкреплял воспоминания о
Египте, если  его цель была  прямо противоположной - оторвать свой народ  от
страны рабства,  и преодолеть его тоску по египетским "мясным горшкам"? Нет,
то, с  чего мы начали,  и то, чем мы кончили, настолько несовместимо,  что я
осмелюсь предположить  следующее: если  Моисей  дал  евреям не только  новую
религию,  но  и  обычай  обрезания,  то  он  наверняка  был   не  евреем,  а
египтянином, а  потому и  моисеева  религия была  скорее  всего  египетской;
учитывая же  ее  противоположность массовой  религии Египта, она  могла быть
только  религией  Атона,  с  которой  еврейская   религия  имеет   несколько
примечательных совпадений.

     *  Используя Библию  столь произвольно и деспотически, то есть принимая
ее, когда  это  мне удобно,  и отвергая,  когда  ее детали противоречат моим
выводам, я  сознательно подставляю свой метод под огонь суровой  критики. Но
это единственный  способ использовать материал,  достоверность которого, как
нам   наверняка  известно,   весьма  подпорчена  сознательными  искажениями.
Надеюсь, когда мы покажем причины этих искажений, кое-что  в таком отношении
к  Библии  станет  оправданным; в  любом  случае.  Библия  не дает  надежных
оснований, да и все другие авторы трактуют ее так же.

     Как я  уже отмечал,  мое предположение,  будто Моисей был не  евреем, а
египтянином, порождает  новую загадку.  То,  что он сделал,  вполне понятно,
если это сделал еврей, но необъяснимо для египтянина. Однако если мы отнесем
Моисея  к  временам  Эхнатона  и  свяжем  его  с  фараоном,  загадка  тотчас
разрешается и  возможные причины  такого поступка напрашиваются сами  собой,
отвечая  на  все  наши  недоумения.  Предположим,  что  Моисей  был  знатным
аристократом, возможно даже членом  царской семьи,  как и утверждает миф. Он
несомненно был выдающимся, амбициозным и энергичным человеком; быть может, в
отдаленном  будущем он  даже видел себя  на престоле фараона, вождем народа,
правителем  империи.  Будучи тесно связан  с фараоном,  он  стал  убежденным
сторонником  новой  религии,  и  ее  основные принципы, которые  он  глубоко
постиг, стали его жизненными убеждениями. После смерти фараона и наступившей
реакции он увидел, что все его мечты и планы развеялись как дым. Если только
он не готов был отречься от дорогих ему  убеждений, ему нечего было делать в
Египте -  он потерял родину. В этот тяжелый час он пришел  к  поразительному
решению. Мечтатель  Эхнатон  оторвался  от народа  и  позволил своей империи
рухнуть. Активная  натура  Моисея изобрела план  создания новой  империи,  с
новым народом, которому можно даровать  религию, отвергнутую египтянами. Это
была, на мой взгляд, героическая попытка сразиться с судьбой, компенсировать
себе -  сразу  в  двух  направлениях  -  утраченное  в  катастрофе Эхнатона.
Возможно, во время  этой  катастрофы Моисей  был  правителем той пограничной
провинции  (Гошем),  в  которой  (уже  в  "гиксосский  период")   поселились
некоторые семитские племена. Их-то он и избрал на роль своего нового народа.
Историческое решение!

     Моисей установил  связь с  ними, он стал их вождем и возглавил их Исход
"мышцей простертой". В полном противоречии с библейской  традицией мы  можем
смело предположить, что Исход  проходил мирно и не вызвал преследования. Это
оказалось возможным  благодаря авторитету  Моисея и отсутствию в  тот момент
центральной власти, которая могла бы его предотвратить.

     По  нашей  реконструкции  Исход  из Египта должен был  произойти где-то
между  1358  и 1350 годами до  н. э.  -  иными  словами, сразу  после смерти
Эхнатона,  но еще до  того, как Харемхаб восстановил государственную власть.
Целью странствия мог быть  только Ханаан. После того, как владычество Египта
рухнуло, туда хлынули орды воинственных арамеев, которые разрушали и грабили
все на своем пути и тем самым  пока