да
имеющихся добавок реактивные образования, которые Я получает сначала в своих
вытеснениях, позднее же, при отклонении нежелательных побуждений, при помощи
более нормальных средств.
   А теперь вернемся назад и обратимся к Оно. Что происходит при  вытеснении
с побежденным влечением, догадаться не так-то  легко.  Ведь  нас  интересует
главным образом, что происходит  с  энергией,  с  либидозным  зарядом  этого
возбуждения, как он использу[372]
   ется. Вы помните, раньше мы  предполагали,  что  именно  он  превращается
благодаря вытеснению в  страх.  Теперь  мы  так  утверждать  не  можем;  наш
скромный ответ  будет  скорее  таким:  по-видимому,  его  судьба  не  всегда
одинакова.  Вероятно,  имеется  интимное   соответствие   между   процессом,
происходившим в Я и  в  Оно  при  вытеснении  влечения,  которое  стало  нам
известно. С тех пор как мы  позволили  себе  включить  в  вытеснение  именно
принцип удовольствия - неудовольствия, который пробуждается сигналом страха,
у  нас  появились  основания  изменить  наши  предположения.  Этот   принцип
управляет  процессами  в  Оно  совершенно  неограниченно.  Мы  считаем   его
способным производить весьма глубокие изменения в соответствующем  влечении.
Мы подготовлены также к тому, что успехи вытеснения будут очень  различными,
более или менее далеко идущими. В  некоторых  случаях  вытесненное  влечение
может сохранить свой либидозный заряд, продолжать существовать без изменения
в Оно, хотя и под  постоянным  давлением  Я.  В  других  случаях,  вероятно,
происходит его полное разрушение, а его либидо окончательно направляется  по
другим каналам. Я полагал, что  так  происходит  при  нормальном  разрешении
Эдипова комплекса, который, таким образом,  в  этом  желательном  случае  не
просто вытесняется, а разрушается в Оно. Далее клинический опыт показал нам,
что во многих случаях  вместо  привычного  успешного  вытеснения  происходит
понижение либидо, его регрессия на более  раннюю  ступень  организации.  Это
может происходить, естественно, только в Оно, и если это происходит, то  под
влиянием того же конфликта, который  начинается  благодаря  сигналу  страха.
Самый  яркий  пример  такого  рода  представляет  собой  невроз   навязчивых
состояний, при котором регрессия либидо и вытеснение взаимодействуют.
   [373]
   Уважаемые дамы и господа!  Я  боюсь,  что  эти  рассуждения  кажутся  вам
малопонятными,  и  вы  догадываетесь,  что  изложены  они  не  исчерпывающим
образом. Сожалею, что вызвал ваше недовольство. Но я не могу поставить перед
собой иной цели, кроме той, чтобы вы получили представление об  особенностях
наших результатов и трудностях их  получения.  Чем  глубже  мы  проникнем  в
изучение  психических  процессов,  тем  больше  мы  узнаем  о  богатстве  их
содержания и об их запутанности. Некоторые простые формулы,  казавшиеся  нам
поначалу приемлемыми, позднее оказались недостаточными. Мы не устанем менять
и исправлять их. В лекции о теории сновидений я ввел вас в  область,  где  в
течение пятнадцати лет не произошло почти ничего нового; здесь же, когда  мы
говорим о страхе, вы видите, что все находится в движении и  изменении.  Эти
новые данные еще недостаточно основательно проработаны, может быть,  поэтому
их изложение вызывает затруднения.  Потерпите,  мы  скоро  оставим  проблему
страха; я не утверждаю, правда,  что  тогда  ее  решение  нас  удовлетворит.
Надеюсь, что хотя бы немного мы все же продвинулись вперед. А по  ходу  дела
мы разобрали все возможные новые взгляды. Так, под влиянием изучения  страха
мы можем теперь к нашему описанию Я добавить новую черту. Мы говорили, что Я
слабо по сравнению с Оно, является его верным слугой, старается  провести  в
жизнь его приказания, выполнить его требования. Мы не собираемся  брать  это
утверждение  назад.  Но  с  другой  стороны,  это   Я   -   все-таки   лучше
организованная, ориентированная  на  реальность  часть  Оно.  Мы  не  должны
чересчур преувеличивать обособленность обоих, а также удивляться, если Я, со
своей стороны, удается оказать влияние на процессы в Оно. Я полагаю,  что  Я
осуществляет это влияние, заставляя действовать посред[374]
   ством  сигнала   страха   почти   всемогущий   принцип   удовольствия   -
неудовольствия. Впрочем, непосредственно после этого оно опять  обнаруживает
свою слабость, отказываясь из-за акта вытеснения от части своей  организации
и допуская, чтобы вытесненное влечение длительное время оставалось  без  его
влияния.
   А теперь еще только одно замечание по  проблеме  страха.  В  наших  руках
невротический  страх  превратился  в   реальный   страх,   в   страх   перед
определенными   внешними   ситуациями   опасности.   Но   на   этом   нельзя
останавливаться, мы должны сделать  следующий  шаг,  однако  это  будет  шаг
назад. Спросим себя, что, собственно говоря, является опасным,  чего  боится
человек в таких ситуациях опасности? Очевидно, не ущерба,  о  котором  можно
судить объективно и который  психологически  мог  бы  совершенно  ничего  не
значить, а того, что причиняется им в душевной  жизни.  Рождение,  например,
прообраз нашего состояния страха, само по себе вряд ли может рассматриваться
как  ущерб,  хотя  опасность  повреждений  при  этом  есть.  Существенным  в
рождении, как и в любой ситуации опасности,  является  то,  что  в  душевном
переживании оно вызывает состояние высоконапряженного  возбуждения,  которое
воспринимается как неудовольствие и с которым человек  не  может  справиться
путем разрядки. Назвав состояние, при котором усилия  принципа  удовольствия
терпят неудачу, травматическим фактором, мы приходим через ряд невротический
страх - реальный страх - опасная ситуация  к  простому  положению:  то,  что
вызывает боязнь, предмет страха, - это каждый раз появление  травматического
фактора, который не может быть устранен действием принципа удовольствия.  Мы
сразу  же  понимаем,  что  благодаря  наличию   принципа   удовольствия   мы
застрахованы не от объективного ущерба, а только от определенного
   [375]
   ущерба нашей психической экономии. От принципа удовольствия до  инстинкта
самосохранения долгий путь, многого не хватает для того,  чтобы  их  цели  с
самого начала совпадали. Но мы видим также кое-что другое: возможно, это  то
решение, которое мы ищем. А именно: здесь везде речь идет  об  относительных
количествах. Только величина суммы возбуждения  приводит  к  травматическому
фактору, парализует работу принципа удовольствия, придает ситуации опасности
ее значение. А если это так, если эта загадка устраняется таким прозаическим
образом, то почему не может быть того, чтобы подобные травматические факторы
возникли в душевной жизни независимо от предполагаемых опасных ситуаций, при
которых страх пробуждается  не  как  сигнал,  а  возникает  заново  на  ином
основании?  Клинический  опыт  с  определенностью  подтверждает,   что   это
действительно так. Только более поздние вытеснения открывают описанный  нами
механизм, при котором страх пробуждается как сигнал  какой-то  более  ранней
ситуации опасности; первые и  первоначальные  из  них  возникают  прямо  при
встрече Я со сверхсильным притязанием либидо из травматических факторов, они
заново образуют свой страх, хотя и по прообразу рождения. То же самое  можно
отнести и к развитию страха при неврозе страха из-за соматического нарушения
сексуальной функции. То, что это само либидо, превращенное при этом в страх,
мы не будем больше утверждать.  Но  я  не  вижу  никаких  возражений  против
признания  двоякого  происхождения  страха,   то   как   прямого   следствия
травматического  фактора,  то  как  сигнала  о  том,  что  возникает  угроза
повторения этого фактора.
   Уважаемые дамы и господа! Вы, конечно, рады тому,  что  вам  не  придется
более ничего выслушивать о страхе. Но это дела не меняет, ибо дальнейшее не
   [376]
   лучше того. Я намерен сегодня же ввести вас в область теории  либидо  или
теории влечений,  где  тоже,  кажется,  появилось  кое-что  новое.  Не  хочу
сказать, что мы достигли  здесь  настолько  больших  успехов,  чтобы  стоило
прилагать усилия для усвоения всего этого. Нет, это такая область, где мы  с
трудом ориентируемся и достигаем понимания; вы будете лишь свидетелями наших
усилий и здесь мне тоже придется вернуться, кстати, к тому, о чем я  говорил
раньше.
   Теория влечений - это, так сказать, наша мифология. Влечения - мифические
существа, грандиозные в своей неопределенности. Мы  в  нашей  работе  ни  на
минуту не можем упускать их из виду и при этом никогда не уверены, что видим
их  ясно.  Вы   знаете,   как   обыденное   мышление   объясняет   влечение.
Предполагается гораздо большее количество разнообразных  влечений,  чем  это
нужно: влечение к самоутверждению, подражанию, игре,  общению  и  многие  им
подобные. Их как бы принимают к сведению, дают каждому из них выполнять свою
функцию и затем опять их отстраняют.  Нам  всегда  казалось,  что  за  этими
многочисленными  мелкими   заимствованными   влечениями   скрывается   нечто
серьезное и могущественное, к чему мы желали бы осторожно приблизиться.  Наш
первый  шаг  был  весьма  скромным.  Мы  сказали  себе,  что,  вероятно,  не
запутаемся, если для начала выделим два основных влечения, вида влечений или
группы влечений по  двум  большим  потребностям:  голод  и  любовь.  Как  бы
ревностно мы ни защищали в иных случаях независимость  психологии  от  любой
другой науки, здесь мы все-таки находимся в плену незыблемого биологического
факта, согласно которому отдельное живое существо  служит  двум  намерениям,
самосохранению и сохранению вида,  кажущимся  независимыми  друг  от  друга,
которые, насколько нам извест[377]
   но, пока еще не сведены к единому источнику и интересы которых в животной
жизни часто противоречат друг другу. Мы как бы занимаемся  здесь  собственно
биологической  психологией,  изучаем  психические  явления,   сопровождающие
биологические процессы.  В  качестве  примеров  этого  рода  в  психоанализе
представлены "влечения Я* и "сексуальные влечения". К первым  мы  причисляем
все,  что  относится  к  сохранению,  утверждению,  возвышению  личности.  В
последние мы вкладывали то богатство содержания,  которого  требует  детская
извращенная сексуальная жизнь. Познакомившись при изучении неврозов с Я  как
с ограничивающей, вытесняющей силой, а с  сексуальными  стремлениями  как  с
подвергающимися ограничению и  вытеснению,  мы  полагали,  что  нащупали  не
только различие, но и конфликт между  обеими  группами  влечений.  Предметом
нашего изучения сначала были только сексуальные влечения, энергию которых мы
назвали "либидо". На их примере мы попытались прояснить наши представления о
том, что такое влечение и что ему можно приписать.  Таково  значение  теории
либидо.
   Итак, влечение отличается от  раздражения  тем,  что  оно  происходит  из
источников раздражения внутри тела, действует  как  постоянная  сила  и  что
человек не может спастись от  него  бегством,  как  это  можно  сделать  при
внешнем раздражении. Во влечении можно различить источник,  объект  и  цель.
Источником является состояние возбуждения в теле, целью -  устранение  этого
возбуждения, на пути от источника  к  цели  влечение  становится  психически
действенным. Мы представляем себе его как определенное  количество  энергии,
которое действует в определенном направлении. Этому действию  дано  название
"влечение" (Trieb). Влечения бывают активными и пассивными; точнее  было  бы
сказать: есть активные и пассивные
   [378]
   цели  влечения;  для  достижения  пассивной  цели  тоже   нужна   затрата
активности. Достигаемая цель может быть в собственном теле, но, как правило,
включается внешний объект, благодаря  которому  влечение  достигает  внешней
цели;  его  внутренней   целью   остается   всякий   раз   изменение   тела,
воспринимаемое как удовлетворение.  Придает  ли  отношение  к  соматическому
источнику какую-либо специфику влечению и какую, остается для  нас  неясным.
То,  что  влечения  из  одного  источника  примыкают  к  таковым  из  других
источников и разделяют их дальнейшую  судьбу  и  что  вообще  удовлетворение
одного  влечения  может  быть  заменено  другим,  это  -  по   свидетельству
аналитического опыта - несомненные  факты.  Признаемся  только,  что  мы  не
особенно хорошо понимаем их.  Отношение  влечения  к  цели  и  объекту  тоже
допускает изменения, оба могут быть заменены другими, но все-таки  отношение
к объекту легче ослабить. Определенный характер  модификации  цели  и  смены
объекта, при которой учитывается наша социальная  оценка,  мы  выделяем  как
сублимацию.  Кроме  того,  мы  имеем  основание  различать   еще   влечения,
задержанные на пути к цели  (zielgehemmte),  влечения  из  хорошо  известных
источников  с  недвусмысленной  целью,  задержавшиеся,  однако,  на  пути  к
удовлетворению, в  результате  чего  наступает  длительная  привязанность  к
объекту и устойчивое стремление. Такого рода, например, отношение  нежности,
которое  несомненно  происходит  из   сексуальной   потребности   и   обычно
отказывается от своего удовлетворения. Можете себе представить, сколько  еще
свойств и судеб влечений  остается  за  пределами  нашего  понимания;  здесь
необходимо также  напомнить  о  различии  между  сексуальными  влечениями  и
инстинктами самосохранения,  которое  имело  бы  чрезвычайное  теоретическое
значение, если бы относилось
   [379]
   ко всей группе. Сексуальные влечения поражают  нас  своей  пластичностью,
способностью менять свои цели, своей замещаемостью, тем, что  удовлетворение
одного влечения позволяет замещение другим, а  также  своей  отсроченностью,
хорошим  примером  которой  являются  именно  задержанные  на  пути  к  цели
влечения. В этих качествах мы хотели бы отказать инстинктам  самосохранения,
сказав о них,  что  они  непреклонны,  безотлагательны,  императивны  совсем
другим образом и имеют совсем другое отношение как к  вытеснению,  так  и  к
страху. Однако следующее размышление говорит  нам,  что  это  исключительное
положение занимают не все  влечения  Я,  а  только  голод  и  жажда  и  что,
очевидно,  оно  обосновано  особенностью  источников  влечений.  Впечатление
запутанности возникает еще и потому, что мы не рассмотрели  отдельно,  какие
изменения  претерпевают  влечения,  первоначально  принадлежавшие  Оно,  под
влиянием организованного Я.
   Мы находимся на более  твердой  почве,  когда  исследуем,  каким  образом
влечения служат сексуальной функции.  Здесь  мы  получили  решающие  данные,
которые и для вас не новы. Ведь сексуальное влечение узнается  не  по  тому,
что ему с  самого  начала  свойственна  устремленность  к  цели  сексуальной
функции - соединению двух половых клеток, но  мы  видим  большое  количество
частных влечений, которые довольно независимо  друг  от  друга  стремятся  к
удовлетворению и находят это удовлетворение в чем-то, что мы  можем  назвать
удовольствием от функционирования органов  (Organlust).  Гениталии  являются
среди этих эрогенных зон самыми поздними, удовольствию  от  функционирования
этих органов нельзя более отказывать в названии сексуальное наслаждение.  Не
все из этих стремящихся к наслаждению побуждений включают[380]
   ся в окончательную организацию  сексуальной  функции.  Некоторые  из  них
устраняются как непригодные  вытеснением  или  каким-либо  другим  способом,
некоторые  уводятся  от  своей  цели  уже  упомянутым   особым   образом   и
используются для усиления иных побуждений, другие остаются на второстепенных
ролях,  служа   осуществлению   вводных   актов,   вызывая   предварительное
удовольствие. Вы узнали, что в  этом  длительном  развитии  можно  усмотреть
несколько фаз предшествующей организации,  а  также  то,  каким  образом  из
развития сексуальной функции объясняются ее отклонения и задержки. Первую из
этих прегенитальных фаз мы называем оральной, потому что  в  соответствии  с
питанием грудного младенца эрогенная зона рта доминирует также и в том,  что
можно назвать сексуальной  деятельностью  этого  периода  жизни.  На  второй
ступени на первый план выдвигаются садистские и анальные  импульсы,  конечно
же, в связи с появлением зубов, усилением мускулатуры и овладением функциями
сфинктера. Как раз об этой примечательной ступени развития мы  узнали  много
интересных подробностей. Третья фаза - фаллическая, в которой у обоих  полов
мужской член и то, что ему соответствует у  девочек,  приобретает  значение,
которое нельзя не  заметить.  Название  генитальная  фаза  мы  оставили  для
окончательной сексуальной организации, которая устанавливается после половой
зрелости, когда женские половые органы находят  такое  же  признание,  какое
мужские получили уже давно.
   Все это повторение давно известного. Не думайте только, что все то, о чем
я на этот раз не сказал, утратило свое значение. Это повторение  было  нужно
для того, чтобы перейти к сообщениям об  изменениях  в  наших  взглядах.  Мы
можем похвалиться, что как раз о ранних организациях либидо мы узнали  много
но[381]
   вого, а значение прежнего поняли яснее, что я и  хочу  продемонстрировать
вам, по крайней мере, на отдельных примерах. В 1924 г. Абрахам показал,  что
в садистско-анальной фазе можно различить две ступени. На  более  ранней  из
них господствуют деструктивные тенденции  уничтожения  и  утраты,  на  более
поздней - дружественные  объекту  тенденции  удержания  и  обладания.  Таким
образом, в середине этой фазы впервые  появляется  внимание  к  объекту  как
предвестник  более  поздней  любовной  привязанности  (Liebesbesetzung).  Мы
вправе также предположить такое разделение и на  первой  оральной  фазе.  На
первой ступени речь идет об оральном поглощении, никакой амбивалентности  по
отношению к  объекту  материнской  груди  нет.  Вторую  ступень,  отмеченную
появлением кусательной деятельности, можно назвать  орально-садистской;  она
впервые  обнаруживает  проявления  амбивалентности,  которые  на  следующей,
садистско-анальной фазе становятся намного отчетливей. Ценность  этой  новой
классификации обнаруживается особенно тогда, когда при определенных неврозах
-   неврозе   навязчивых   состояний,    меланхолии    -    ищут    значение
предрасположенности в развитии либидо. Вернитесь здесь мысленно к тому,  что
мы узнали о связи фиксации либидо, предрасположенности и регрессии.
   Наше отношение к фазам организации либидо вообще немного изменилось. Если
раньше  мы  прежде  всего  подчеркивали,  как  одна  из  них  исчезает   при
наступлении  следующей,  то   теперь   наше   внимание   привлекают   факты,
показывающие, сколько от каждой более ранней фазы сохранилось наряду с более
поздними   образованиями,   скрыто   за   ними   и   насколько    длительное
представительство получают они в бюджете либидо и в  характере  индивидуума.
Еще более значительными стали данные, показавшие нам, как
   [382]
   часто в патологических условиях происходят регрессии к более ранним фазам
и что определенные регрессии характерны для определенных форм болезни. Но  я
не  могу  здесь  это  обсуждать;  это  относится  к  специальной  психологии
неврозов.
   Метаморфозы влечений и сходные процессы мы смогли изучить,  в  частности,
на анальной эротике, на возбуждениях из источников эрогенной анальной зоны и
были поражены тем, какое разнообразное использование находят  эти  влечения.
Возможно, нелегко освободиться от недооценки именно  этой  зоны  в  процессе
развития.  Поэтому  позволим  Абрахаму  (1924)  напомнить  нам,   что   анус
эмбриологически соответствует  первоначальному  рту,  который  сместился  на
конец прямой кишки. Далее мы узнаем, что с обесцениванием собственного кала,
экскрементов, этот инстинктивный интерес переходит от анального источника на
объекты, которые могут даваться  в  качестве  подарка.  И  это  справедливо,
потому что кал был первым подарком, который мог  сделать  гру