ваем  их  "нарцисстическими  неврозами".  Аналитическая  обработка  этих
заболеваний даст нам возможность беспристрастно и верно судить об участии  Я
в невротическом заболевании.
   Но одно из отношений Я к своему неврозу настолько  очевидно,  что  его  с
самого начала можно принять во внимание. Оно,  по-видимому,  встречается  во
всех случаях, но яснее всего  обнаруживается  при  заболевании,  которое  мы
сегодня еще недостаточно понимаем, - при травматическом неврозе.  Вы  должны
знать, что в причине и в  механизме  всех  возможных  форм  неврозов  всегда
действуют одни и те же факторы, только в одном  случае  главное  значение  в
образовании симптомов приобретает один из этих факторов, в другом -  Другой.
Это  подобно  штату  артистической  труппы,  в  котором  каждый  имеет  свое
определенное амплуа: герой, близкий друг, интриган и т. д.;  но  для  своего
бенефиса каждый  выберет  другую  пьесу.  Так,  фантазии,  превращающиеся  в
симптомы, нигде не проявляются более явно, чем при истерии; противоположные,
или реактивные, образования Я  господствуют  в  картине  невроза  навязчивых
состояний; то, что мы назвали вторичной обработкой в  сновидении,  выступает
на первое место в виде бреда при паранойе и т. д.
   Таким образом,  при  травматических  неврозах,  особенно  таких,  которые
возникают из-за ужасов войны, для  нас  несомненен  эгоистический  мотив  Я,
стремящийся к защите и выгоде, который в одиночку еще не создает болезнь, но
санкционирует ее и поддерживает, если она уже  началась.  Этот  мотив  хочет
уберечь
   [171]
   Я от опасностей, угроза которых и послужила поводом для заболевания, и не
допустит выздоровления, прежде чем не будет исключена возможность повторения
этих опасностей или лишь после  того,  как  будет  получена  компенсация  за
перенесенную опасность.
   Но и во всех других случаях Я проявляет аналогичную заинтересованность  в
возникновении и последующем  существовании  невроза.  Мы  уже  сказали,  что
симптом поддерживается также и Я, потому что  у  него  есть  такая  сторона,
благодаря которой он дает  удовлетворение  вытесняющей  тенденции  Я.  Кроме
того, разрешение конфликта посредством образования симптома  является  самым
удобным и желательным выходом из положения для  принципа  удовольствия;  он,
несомненно, избавляет Я от большой и мучительной внутренней  работы.  Бывают
случаи, когда даже врач должен признать, что разрешение  конфликта  в  форме
невроза представляет собой самое безобидное и социально допустимое  решение.
Не удивляйтесь, что порой даже врач становится на сторону болезни, с которой
он ведет борьбу. Ему не пристало играть лишь роль фанатика здоровья  вопреки
всем жизненным ситуациям, он знает, что в мире есть не только  невротическое
бедствие, но и реальное  нескончаемое  страдание,  что  необходимость  может
потребовать от человека пожертвовать своим здоровьем, и он знает, что  такой
жертвой одного человека  часто  сдерживается  бесконечное  несчастье  многих
других. Если можно сказать, что у невротика каждый раз перед лицом конфликта
происходит бегство в болезнь, то следует признать, что в  некоторых  случаях
это бегство вполне оправданно, и врач, понявший это положение  вещей,  молча
отойдет в сторону, щадя больного.
   Но  при  дальнейшем  изложении  мы  воздержимся  от  этих  исключительных
случаев. В обычных условиях мы обнаруживаем, что благодаря отступлению в
   [172]
   невроз Я получает определенную внутреннюю выгоду  от  болезни.  К  ней  в
некоторых случаях жизни присоединяется очевидное внешнее преимущество, более
или менее высоко ценимое в реальности. Посмотрите  на  самый  частый  пример
такого рода. Женщина, с которой муж грубо обращается и беспощадно использует
ее, почти всегда находит выход в  неврозе,  если  ее  предрасположения  дают
такую возможность, если она слишком труслива  или  слишком  нравственна  для
того, чтобы тайно утешаться с другим мужчиной, если она недостаточно сильна,
чтобы, несмотря на все внешние препятствия, расстаться с мужем, если  у  нее
нет надежды содержать себя самой или найти лучшего мужа и  если  она,  кроме
того, еще привязана к этому грубому человеку сексуальным чувством. Тогда  ее
болезнь становится ее оружием в борьбе против сверхсильного  мужа,  оружием,
которым она может воспользоваться для своей защиты и  злоупотребить  им  для
своей мести. На свою болезнь она может пожаловаться, между тем как на  брак,
вероятно, жаловаться не смела. В лице врача она находит помощника, вынуждает
беспощадного мужа  щадить  ее,  тратиться  на  нее,  разрешать  ей  временно
отсутствовать дома и освобождаться таким образом от супружеского гнета. Там,
где такая внешняя или случайная выгода от болезни довольно значительна и  не
может  найти  никакой  реальной  замены,  вы  не  сможете   высоко   оценить
возможность воздействия вашей терапии на невроз.
   Вы упрекнете меня, что то, что я вам здесь рассказал о выгоде от болезни,
как раз говорит в пользу отвергнутого  мной  мнения,  что  Я  само  хочет  и
создает невроз. Спокойно, уважаемые господа, может быть, это означает только
то, что Я мирится с неврозом, которому оно не может помешать,  и  делает  из
него самое лучшее, если из него вообще можно что-нибудь
   [173]
   сделать. Это только одна сторона дела, правда, приятная. Поскольку невроз
имеет  преимущества,  Я  с  ним  согласно,  но  у  него  имеются  не  только
преимущества. Как правило, быстро выясняется,  что  Я  заключило  невыгодную
сделку, соглашаясь на невроз. Оно слишком  дорого  заплатило  за  облегчение
конфликта,  и   ощущения   страдания,   причиняемые   симптомами,   пожалуй,
эквивалентная  замена  мучениям  конфликта  и,  возможно,  с   еще   большим
количеством неудовольствия. Я хотело бы освободиться от этого неудовольствия
из-за симптомов, не уступая выгод от болезни,  но  именно  этого  оно  не  в
состоянии сделать. При этом оказывается, что оно было не таким уж  активным,
как считало, - давайте это запомним.
   Уважаемые господа, когда вы как врачи будете иметь дело с невротиками, то
скоро откажетесь от мысли, что те больные, которые больше всего причитают  и
жалуются на свою болезнь, охотнее всего идут навстречу оказываемой помощи  и
окажут ей наименьшее сопротивление. Скорее наоборот. Но  вы  легко  поймете,
что все, что способствует получению выгоды от болезни, усилит  сопротивление
вытеснения  и  увеличит  трудность  лечения.  К  этой  выгоде  от   болезни,
появившейся, так сказать, вместе с симптомом, нам следует, однако, прибавить
еще и другую, которая появляется позже. Если такая психическая  организация,
как болезнь, существует длительное время, то она ведет себя в  конце  концов
как  самостоятельное  существо,  она   проявляет   нечто   вроде   инстинкта
самосохранения, образуется своего рода modus vivendi* между  нею  и  другими
сторонами душевной жизни, причем даже такими, которые, в сущности, враждебны
ей, и почти всегда встречаются случаи, в которых она опять
   ---------------------------------------* Соглашение (лат.) - Прим. пер.
   [174]
   оказывается полезной и пригодной для  использования,  как  бы  приобретая
вторичную функцию, которая с новой силой укрепляет ее существование.  Вместо
примера из патологии возьмите яркий пример из  повседневной  жизни.  Дельный
рабочий,  зарабатывающий  себе  на  содержание,  становится  калекой   из-за
несчастного случая во время работы; с работой теперь кончено, но со временем
потерпевший получает маленькую пенсию по  увечью  и  научается  пользоваться
своим увечьем как  нищий.  Его  новое,  хотя  и  ухудшившееся  существование
основывается теперь как раз на  том  же,  что  лишило  его  прежних  средств
существования. Если вы устраните его уродство, то сначала лишите его средств
к существованию; возникнет вопрос, способен  ли  он  еще  вновь  взяться  за
прежнюю  работу.  То,  что  при  неврозе  соответствует  такому   вторичному
использованию болезни, мы можем прибавить в  качестве  вторичной  выгоды  от
болезни к первичной.
   Но  в  общем  я  хотел  бы  вам  сказать:  не  оценивайте  слишком  низко
практическое значение выгоды от болезни и не придавайте ей слишком  большого
теоретического  значения.  Не  считая  ранее  упомянутых   исключений,   она
напоминает примеры "ума животных", иллюстрированных Оберлендером в Fliegende
Blatter. Араб едет на верблюде по  узкой  тропинке,  высеченной  в  отвесном
склоне горы. На повороте дороги он неожиданно встречается со львом,  готовым
к прыжку. Он не видит выхода: с одной стороны - отвесная стена, с  другой  -
пропасть,  повернуть  и  спастись  бегством  невозможно;  он  считает   себя
погибшим. Другое дело животное. Вместе со  всадником  оно  делает  прыжок  в
пропасть - и лев остается ни с чем. Не лучший результат для больного дает  и
помощь,  оказываемая  неврозом.  Возможно,  это   происходит   потому,   что
разрешение конфликта посредством образования симпто[175]
   MOB - все же автоматический процесс,  который  не  может  соответствовать
требованиям жизни и при котором человек отказывается от использования  своих
лучших и высших сил. Если бы был выбор, следовало бы предпочесть погибнуть в
честной борьбе с судьбой.
   Уважаемые господа! Я должен, однако, объяснить вам еще другие мотивы,  по
которым при изложении учения о неврозах я не исходил из обычной нервозности.
Может быть, вы думаете, что я сделал это потому, что тогда мне труднее  было
бы доказать сексуальную причину неврозов. Но тут вы ошибаетесь. При неврозах
перенесения нужно проделать сначала работу по  толкованию  симптомов,  чтобы
прийти к такому пониманию. При  обычных  формах  так  называемых  актуальных
неврозов (1)  этиологическое  значение  сексуальной  жизни  является  общим,
доступным наблюдению фактом. Я столкнулся с  ним  более  двадцати  лет  тому
назад, когда однажды задал себе вопрос, почему при расспросах  нервнобольных
обычно не принимаются во внимание их сексуальные проявления. Тогда я  принес
в жертву этим исследованиям  свою  популярность  у  больных,  но  уже  после
непродолжительных усилий мог высказать положение, что  при  нормальной  vita
sexualis* не бывает невроза - я имею в виду  актуального  невроза.  Конечно,
это  положение  не  учитывает  индивидуальных  различий  между  людьми,  оно
страдает также неопределенностью, неотделимой от  оценки  "нормального",  но
для   предварительной   ориентировки   оно   и   до    настоящего    времени
со---------------------------------------(1)    Определение     "актуальный"
приписывается  этой  группе  неврозов,  потому  что  их  причины  кроются  в
обстоятельствах, непосредственно воздействующих на личность, а не в  прошлых
переживаниях пациента, как при психоневрозах.
   * Сексуальной жизни (лат.). - Прим. пер.
   [176]
   хранило  свою  значимость.  Я  дошел  тогда  до   того,   что   установил
специфические отношения между определенными формами нервозности и отдельными
вредными сексуальными проявлениями, и не сомневаюсь в том, что теперь мог бы
повторить эти же  наблюдения,  если  бы  располагал  таким  же  контингентом
больных.  Достаточно  часто  я  узнавал,  что  мужчина,   довольствовавшийся
определенным видом неполного сексуального  удовлетворения,  например  ручным
онанизмом, заболевал определенной формой  актуального  невроза  и  что  этот
невроз быстро уступал место другому, когда он переходил к другому, столь  же
мало безупречному сексуальному режиму. Я был тогда в  состоянии  угадать  по
изменению состояния больного перемену в образе его сексуальной жизни.  Тогда
же я научился упорно настаивать на своих предположениях, пока не преодолевал
неискренности пациентов и не вынуждал  их  подтверждать  мои  предположения.
Верно и то, что затем они предпочитали обращаться к другим  врачам,  которые
не осведомлялись с таким усердием об их сексуальной жизни.
   Уже тогда от меня не могло ускользнуть, что поиск причин  заболевания  не
всегда приводил к сексуальной жизни. Если один и  заболевал  непосредственно
из-за вредного сексуального проявления, то другой - из-за того, что  потерял
состояние или перенес  изнуряющую  органическую  болезнь.  Объяснение  этого
многообразия пришло позже, когда мы  поняли  предполагаемые  взаимоотношения
между Я и либидо, и оно становилось тем более удовлетворительным, чем глубже
было наше понимание. Какое-то лицо заболевает неврозом только  тогда,  когда
его Я теряет способность как-то распределить  либидо.  Чем  сильнее  Я,  тем
легче ему разрешить эту задачу; всякое ослабление Я  по  какой-либо  причине
должно производить то же дей[177]
   ствие, что и слишком большое притязание либидо, т. е.  сделать  возможным
невротическое заболевание. Есть еще другие, более  интимные  отношения  Я  и
либидо, но они еще не вошли в наше поле зрения, и поэтому я  не  привожу  их
здесь для объяснения. Существенным  и  объясняющим  для  нас  [утверждением]
остается то, что в каждом случае  и  независимо  от  пути  развития  болезни
симптомы невроза обусловливаются либидо и, таким образом, свидетельствуют  о
его ненормальном применении.
   Теперь, однако, я должен обратить ваше внимание на существенное  различие
между симптомами актуальных неврозов и психоневрозов, первая группа которых,
группа неврозов перенесения, так много занимала наше внимание до сих пор.  В
обоих случаях симптомы происходят из либидо, т. е. являются ненормальным его
применением, замещением удовлетворения. Но симптомы  актуальных  неврозов  -
давление  в  голове,  ощущение  боли,  раздражение  в   каком-либо   органе,
ослабление или задержка функции  -  не  имеют  никакого  "смысла",  никакого
психического значения. Они не только  проявляются  преимущественно  телесно,
как,  например,  и  истерические  симптомы,  но  сами   представляют   собой
исключительно соматические процессы, в возникновении которых  совершенно  не
участвуют все те сложные душевные механизмы, с  которыми  мы  познакомились.
Таким образом, они действительно являются тем, за что  так  долго  принимали
психоневротические   симптомы.   Но   каким   образом   они   могут    тогда
соответствовать применениям либидо, которое мы считаем действующей  силой  в
психике? Так это, уважаемые господа, очень просто. Позвольте  мне  напомнить
вам один из самых первых упреков, высказанных в  адрес  психоанализа.  Тогда
говорили, что он трудится над психологически[178]
   ми теориями невротических явлений, а это совершенно безнадежно,  так  как
психологические теории никогда не  могли  бы  объяснить  болезнь.  Предпочли
забыть,  что  сексуальная  функция  является  столь  же  мало  чем-то  чисто
психическим, как и чем-то только соматическим. Она оказывает влияние как  на
телесную, так и на душевную жизнь. Если в симптомах психоневрозов мы увидели
проявления нарушений в ее воздействиях на психику, то мы не удивимся, если в
актуальных  неврозах  найдем   непосредственные   соматические   последствия
сексуальных нарушений.
   Для понимания вышесказанного медицинская клиническая  практика  дает  нам
ценное   указание,   которое   также   принимали   во   внимание   различные
исследователи.  В  деталях  своей  симптоматики,  а  также   в   своеобразии
воздействия на все системы органов  и  на  все  функции  актуальные  неврозы
обнаруживают несомненное сходство с болезненными  состояниями,  возникающими
вследствие хронического влияния экзогенных ядовитых  веществ  и  острого  их
лишения, т. е.  с  интоксикациями  и  состояниями  абстиненции.  Обе  группы
заболеваний еще больше сближаются друг с другом благодаря таким  состояниям,
которые мы научились относить тоже на счет действия ядовитых веществ, но  не
введенных в организм, чуждых ему, а  образованных  в  процессе  собственного
обмена веществ, как, например, при базедовой  болезни.  Я  полагаю,  что  на
основании этих аналогий мы не можем не считать неврозы следствием  нарушения
сексуального обмена веществ, будь  оно  из-за  того,  что  этих  сексуальных
токсинов производится больше, чем данное лицо может усвоить, или из-за того,
что внутренние и даже психические условия мешают  правильному  использованию
этих веществ. В народе издавна  придерживались  такого  взгляда  на  природу
сексуального желания, называя любовь "опьянением" и считая возник[179]
   новение влюбленности  действием  любовного  напитка,  перенося  при  этом
действующее начало в известном смысле на внешний мир. Для нас  это  было  бы
поводом вспомнить об эрогенных  зонах  и  об  утверждении,  что  сексуальное
возбуждение может возникнуть  в  самых  различных  органах.  Впрочем,  слова
"сексуальный обмен веществ" или "химизм  сексуальности"  для  нас  не  имеют
содержания; мы ничего об этом не знаем и не можем даже  решить,  следует  ли
нам предполагать существование двух сексуальных веществ, которые  назывались
бы тогда "мужским" и "женским", или мы можем ограничиться одним  сексуальным
токсином, в котором следует видеть носителя  всех  раздражающих  воздействий
либидо(1). Созданное нами научное  здание  психоанализа  в  действительности
является надстройкой, которая должна быть когда-нибудь  поставлена  на  свой
органический фундамент; но пока мы его еще не знаем.
   Психоанализ как науку характеризует не материал, которым он занимается, а
техника, при помощи которой он  работает.  Без  особых  натяжек  психоанализ
можно применять к истории культуры, науке о религии и  мифологии  точно  так
же, как и к учению о неврозах.(2)  Целью  его  является  не  что  иное,  как
раскрытие бессознательного в душевной жизни. Проблемы  актуальных  неврозов,
симптомы  которых,   вероятно,   возникают   из-за   вредного   токсического
воздействия, не дают возможности применять психоанализ, он не  многое  может
сделать для их объяснения и должен предоставить  эту  задачу  биологическому
медицин---------------------------------------(1)   В    дальнейшем    Фрейд
решительно отвергает это предположение о двух сексуальных веществах.
   (2)   О   неправомерности   притязаний   психоанализа    на    объяснение
историко-культурных феноменов и мифа см. "Послесловие".
   [180]
   скому исследованию. Теперь вы, может быть, лучше  поймете,  почему  я  не
расположил свой материал в другом порядке. Если бы я обещал вам "Введение  в
учение о неврозах", то, несомненно, правильным был бы путь от  простых  форм
актуальных неврозов к  более  сложным  психическим  заболеваниям  вследствие
расстройств либидо. При обсуждении  актуальных  неврозов  я  должен  был  бы
собрать с разных сторон все, что мы узнали или полагали, что  знаем,  а  при
психоневрозах речь зашла бы  о  психоанализе  как  о  важнейшем  техническом
вспомогательном средстве для прояснения  этих  состояний.  Но  я  объявил  и
намеревался прочесть "Введение в психоанализ"; для меня было  важнее,  чтобы
вы получили  представление  о  психоанализе,  а  не  определенные  знания  о
неврозах, и поэтому я  не  мог  выдвинуть  на  первый  план  бесплодные  для
психоанализа актуальные неврозы. Думаю  также,  что  сделал  для  вас  более
благоприятный  выбор,  так  как  психоанализ   вследствие   своих   глубоких
предпосылок и обширных  связей  заслуживает  того,  чтобы  привлечь  интерес
любого образованного человека, а  учение  о  неврозах  -  такая  же  область
медицины, как и любая другая.
   Между  тем  вы  обоснованно  надеетесь,  что  мы  должны  будем  проявить
некоторый интерес и к актуальным неврозам. Нас вынуждает к этому их интимная
клиническая связь с психоневрозами. Поэтому я  хочу  вам  сообщить,  что  мы
различаем  три  чистых  формы  актуальных  неврозов:   неврастению,   невроз
страха(1) и ипохондрию. Но и это  разделение  не  осталось  без  возражений.
Названия, правда,  все  употребляются,  но  их  содержание  неопределенно  и
неустойчиво. Есть
   ---------------------------------------(1)       Фрейд       неоднократно
пересматривал свои взгляды  на  невроз  страха.  Его  окончательная  позиция
изложена в 32-й л