е вопрос.
     Ну, теперь вы  точно считаете, что я у вас в руках. Так вот какова ваша
техника исследования, я слышу, говорите  вы. Если сделавший оговорку говорит
о ней то, что вам подходит, то вы оставляете за ним право последней решающей
инстанции.  "Он ведь  сам это сказал!" Если же то, что  он говорит,  вам  не
годится, вы тут же заявляете: нечего с ним считаться, ему нельзя верить.
     Все  это так. Я могу привести вам аналогичный  случай, где дело обстоит
столь  же  невероятно.  Если обвиняемый  признается судье в своем проступке,
судья верит  его признанию; но если обвиняемый отрицает свою вину, судья  не
верит ему. Если бы  было по-другому, то не  было  бы правосудия,  а вы  ведь
признаете эту систему, несмотря на имеющиеся в ней недостатки.
     Да,  но разве вы судья, а сделавший оговорку подсудимый? Разве оговорка
-- преступление?
     Может быть, и не следует отказываться от этого сравнения. Но посмотрите
только,  к  каким серьезным разногласиям мы  пришли,  углубившись  в  такую,
казалось  бы, невинную  проблему, как ошибочные действия.  Пока мы еще не  в
состоянии  сгладить  все  эти  противоречия.  Я  все-таки предлагаю временно
сохранить сравнение с судьей и подсудимым. Согласитесь, что смысл ошибочного
действия не вызывает сомнения, если анализируемый сам признает его. Зато и я
должен согласиться  с вами,  что нельзя  представить  прямого доказательства
предполагаемого смысла ошибочного действия, если анализируемый  отказывается
сообщить  какие-либо  сведения или же он просто отсутствует. В таких случаях
так же,  как  и  в  судопроизводстве, прибегают к  косвенным уликам, которые
позволяют  сделать  более  или  менее  вероятное  заключение.  На  основании
косвенных  улик суд иногда признает  подсудимого виновным.  У нас  нет такой
необходимости, но и нам не следует отказываться от использования таких улик.
Было бы ошибкой предполагать,  что наука состоит только из строго доказанных
положений, да и неправильно от нее этого требовать. Такие требования к науке
может  предъявлять только тот,  кто  ищет  авторитетов и ощущает потребность
заменить  свой  религиозный катехизис на  другой,  хотя бы и  научный. Наука
насчитывает в  своем катехизисе мало аподиктических положений,  в ней больше
утверждений, имеющих определенную  степень  вероятности.  Признаком научного
мышления как раз и является способность довольствоваться лишь приближением к
истине  и продолжать творческую работу, несмотря на отсутствие окончательных
подтверждений.
     На что же  нам опереться в своем толковании, где найти косвенные улики,
если показания  анализируемого не раскрывают  смысла ошибочного действия?  В
разных местах. Сначала будем исходить из аналогии с явлениями, не связанными
с ошибочными  действиями, например, когда мы  утверждаем, что искажение имен
при оговорке имеет  тот же  унижающий смысл, как и при намеренном коверканий
имени.  Далее  мы   будем  исходить  из  психической  ситуации,   в  которой
совершается  ошибочное действие, из знания  характера человека, совершившего
ошибочное действие,  из тех  впечатлений, которые  он получил  до ошибочного
действия, возможно,  что  именно  на  них  он  и  реагировал этим  ошибочным
действием.   Обычно  мы   толкуем   ошибочное  действие,   исходя  из  общих
соображений,
     и высказываем сначала только предположение, гипотезу для  толкования, а
затем,  исследуя  психическую  ситуацию  допустившего  ошибку,  находим  ему
подтверждение.  Иногда   приходится  ждать  событий,  как  бы  предсказанных
ошибочным действием, чтобы найти подтверждение нашему предположению.
     Если я ограничусь одной только областью оговорок, я едва ли сумею столь
же   легко  найти  нужные  доказательства,  хотя  и  здесь  есть   отдельные
впечатляющие примеры. Молодой  человек, который  хотел бы begleitdigen даму,
наверняка робкий; даму, муж которой ест и пьет то, что она хочет, я знаю как
одну из  тех энергичных  женщин,  которые умеют командовать всем в доме. Или
возьмем  такой  пример:  на  общем  собрании "Конкордии" молодой член  этого
общества  произносит  горячую  оппозиционную  речь,  во  время   которой  он
обращается  к  членам  правления,  называя  их  "VorscAssmitglieder"  [члены
ссуды],  словом,  которое   может  получиться   из  слияния   слов  Vorstand
[правление] и AusschuЯ [комиссия].  Мы  предполагаем,  что  у  него возникло
нарушающее  намерение,  противоречащее  его  оппозиционным  высказываниям  и
которое  могло  быть связано со ссудой. Действительно, вскоре мы узнаем, что
оратор постоянно  нуждался в  деньгах и  незадолго до того подал  прошение о
ссуде. Нарушающее намерение действительно  могло  выразиться  в такой мысли:
сдержись в  своей  оппозиции, это ведь  люди, которые разрешат  тебе  выдачу
ссуды.
     Я смогу  привести вам  целый ряд таких  уличающих  доказательств, когда
перейду к другим ошибочным действиям.
     Если  кто-то  забывает  хорошо  известное  ему  имя  и   с  трудом  его
запоминает, то можно предположить, что против носителя этого имени он что-то
имеет и не хочет о нем думать. Рассмотрим психическую ситуацию,
     в которой происходит это ошибочное действие. "Господин У был безнадежно
влюблен в даму, которая вскоре выходит замуж за господина X. Хотя господин У
давно знает господина  Х  и даже  имеет с ним  деловые связи,  он все  время
забывает  его  фамилию  и  всякий раз,  когда должен  писать  ему  по  делу,
справляется о его фамилии у других".* Очевидно, господин У  не  хочет ничего
знать о счастливом сопернике. "И думать о нем не хочу".
     Или другой пример: дама справляется у врача о здоровье  общей знакомой,
называя ее по  девичьей фамилии. Ее фамилию  по мужу  она  забыла. Затем она
признается, что очень недовольна этим замужеством  и  не  выносит мужа своей
подруги.**
     Мы еще вернемся к забыванию имен и обсудим это  с разных сторон, сейчас
же нас интересует преимущественно психическая ситуация, в которой происходит
забывание.
     Забывание  намерений  в  общем можно объяснить  потоком противоположных
намерений,  которые  не позволяют  выполнить  первоначальное намерение.  Так
думаем не только мы,  занимающиеся психоанализом,  это  общепринятое  мнение
людей, которые  придерживаются  его в жизни, но почему-то отрицают в теории.
Покровитель, извиняющийся перед просителем за то,  что  забыл  выполнить его
просьбу, едва ли будет оправдан в его глазах. Проситель  сразу же  подумает:
ему  ведь совершенно все  равно; хотя  он  обещал, он ничего не  сделал. И в
жизни  забывание  тоже  считается  в известном  отношении  предосудительным,
различий между житейской и психоаналитической точкой зрения на эти ошибочные
действия,  по-видимому,  нет. Представьте  себе  хозяйку,  которая встречает
гостя слова-
     ----------------------------------------
     * По К. Г. Юнгу (1907, 52).
     ** По А. А. Бриллу (1912, 191).
     ми:  "Как,  вы пришли  сегодня?  А я и забыла,  что  пригласила вас  на
сегодня". Или  молодого человека, который признался бы  возлюбленной, что он
забыл о назначенном  свидании.  Конечно, он в этом  не признается,  а скорее
придумает самые невероятные  обстоятельства, которые не позволили ему прийти
на  свидание и  даже  не дали  возможности  предупредить об этом. На военной
службе,  как  все знают и  считают  справедливым,  забычивость  не  является
оправданием и не освобождает от наказания. Здесь почему-то все согласны, что
определенное ошибочное действие  имеет смысл, причем все знают какой. Почему
же  нельзя  быть до  конца последовательным  и не признать,  что  и к другим
ошибочным  действиям  должно   быть   такое  же   отношение?   Напрашивается
естественный ответ.
     Если   смысл   этого   забывания  намерений  столь  очевиден  даже  для
неспециалиста, то  вы не  будете удивляться тому,  что и писатели используют
это ошибочное действие в  том же смысле. Кто из вас читал или видел пьесу Б.
Шоу  Цезарь и  Клеопатра, тот  помнит, что в  последней сцене перед отъездом
Цезаря преследует мысль, будто  он намеревался  что-то сделать, о чем теперь
забыл.  В конце концов  оказывается, что он забыл попрощаться с  Клеопатрой.
Этой маленькой сценой писатель хочет приписать великому Цезарю преимущество,
которым  он не обладал  и  к  которому совсем не стремился.  Из исторических
источников  вы можете  узнать, что Цезарь заставил  Клеопатру последовать за
ним в Рим, и она жила  там с маленьким Цезарионом,  пока Цезарь не был убит,
после чего ей пришлось бежать из города.
     Случаи  забывания  намерений в общем настолько  ясны, что мало подходят
для нашей  цели получить косвенные  улики для объяснения  смысла  ошибочного
действия из психической  ситуации. Поэтому обратимся к особенно многозначным
и  малопонятным ошибочным действиям  -- к затериванию и запрятыванию  вещей.
Вам, конечно,  покажется невероятным,  что  в затеривании, которое  мы часто
воспринимаем как досадную случайность, участвует какое-то наше намерение. Но
можно  привести  множество  наблюдений  вроде  следующего.  Молодой  человек
потерял дорогой для  него карандаш. За день до  этого он  получил  письмо от
шурина, которое заканчивалось  словами:  "У меня нет желания  потворствовать
твоему легкомыслию и  лени".* Карандаш был подарком этого шурина. Без такого
совпадения мы, конечно,  не могли бы утверждать, что в затеривании карандаша
участвует  намерение избавиться  от вещи.  Аналогичные  случаи очень  часты.
Затериваются предметы, когда поссоришься с тем, кто их дал и о ком неприятно
вспоминать,  или когда  сами  вещи  перестают  нравиться  и  ищешь  предлога
заменить их другими, лучшими. Проявлением такого же намерения по отношению к
предмету выступает и то, что его роняют, разбивают, ломают. Можно ли считать
случайностью,  что  как раз  накануне своего  дня  рождения школьник теряет,
портит, ломает нужные ему вещи, например ранец или карманные часы?
     Тот, кто пережил  много неприятного из-за того, что  не мог найти вещь,
которую  сам  же  куда-то  заложил,  вряд  ли  поверит,  что  он сделал  это
намеренно. И все-таки  нередки случаи, когда  обстоятельства, сопровождающие
запрятывание, свидетельствуют о намерении избавиться от предмета на короткое
или долгое время. Вот лучший пример такого рода.
     Молодой человек рассказывает мне: "Несколько лет тому назад у меня были
семейные неурядицы, я считал свою жену слишком холодной, и, хотя я признавал
ее прекрасные качества, мы жили без нежных чувств друг к  другу. Однажды она
подарила мне кни-
     ----------------------------------------
     * По Б. Даттнеру.
     гу, которую купила во время прогулки и считала  интересной для меня.  Я
поблагодарил за зтот знак "внимания", обещал прочесть книгу, спрятал ее и не
мог потом найти. Так прошли месяцы, иногда я вспоминал  об исчезнувшей книге
и  напрасно пытался найти  ее. Полгода  спустя  заболела  моя любимая  мать,
которая жила отдельно от нас. Моя жена уехала, чтобы ухаживать за свекровью.
Состояние  больной было  тяжелое, жена показала себя с самой лучшей стороны.
Однажды вечером, охваченный благодарными чувствами к жене, я вернулся домой,
открыл   без  определенного  намерения,   но   как  бы   с  сомнамбулической
уверенностью  определенный  ящик письменного  стола  и  сверху  нашел  давно
исчезнувшую запрятанную книгу". Исчезла причина, и пропажа нашлась.
     Уважаемые дамы  и господа! Я  мог бы продолжить этот ряд примеров. Но я
не буду этого делать. В моей книге "Психопатология обыденной жизни" (впервые
вышла  в  1901  г.)  вы  найдете богатый  материал  для  изучения  ошибочных
действий.*  Все эти примеры свидетельствуют об одном,  а  именно о том,  что
ошибочные действия  имеют свой смысл, и  показывают,  как  этот  смысл можно
узнать  или  подтвердить по  сопутствующим обстоятельствам.  Сегодня я  буду
краток,  поскольку мы должны  при изучении этих явлений получить необходимые
сведения для  подготовки  к психоанализу. Я намерен  остановиться только  на
двух  группах  ошибочных  действий,  повторяющихся и комбинированных,  и  на
подтверждении нашего толкования последующими событиями.
     Повторяющиеся и комбинированные ошибочные действия являются своего рода
вершиной этого вида действий. Если бы нам пришлось доказывать, что
     ----------------------------------------
     *  Также в сочинениях  А. Медера (1906-1908), А.  А.  Брилла (1912), Э.
Джонса (1911), И. Штерне (1916) и др.
     ошибочные действия имеют смысл, мы  бы именно ими и  ограничились,  так
как их смысл очевиден даже ограниченному  уму и самому придирчивому критику.
Повторяемость проявлений  обнаруживает устойчивость, которую  почти  никогда
нельзя приписать случайности, но можно объяснить преднамеренностью. Наконец,
замена отдельных видов ошибочных действий друг другом свидетельствует о том,
что самым  важным и существенным  в ошибочном действии является не форма или
средства,  которыми  оно  пользуется, а  намерение, которому  оно  служит  и
которое  должно быть реализовано самыми различными путями. Хочу привести вам
пример  повторяющегося забывания.  Э. Джонс  (1911,  483)  рассказывает, что
однажды  по неизвестным причинам в течение нескольких дней он забывал письмо
на  письменном  столе. Наконец решился его отправить, но  получил  от  "Dead
letter  office"  обратно, так как  забыл написать адрес. Написав  адрес,  он
принес письмо  на почту, но оказалось, что забыл  наклеить марку. Тут  уж он
был вынужден признать, что вообще не хотел отправлять это письмо.
     В   другом   случае   захватывание   вещей  "по  ошибке"   (Vergreifen)
комбинируется  с  запрятыванием.  Одна  дама  совершает  со  своим  шурином,
известным артистом, путешествие в Рим.  Ему оказывается самый  торжественный
прием живущими в Риме немцами, и среди прочего он получает в подарок золотую
античную медаль. Дама была задета тем, что шурин не может оценить прекрасную
вещь по достоинству. После того как ее сменила сестра и она вернулась домой,
распаковывая вещи, она обнаружила,  что взяла  медаль с собой, сама не  зная
как. Она тут же написала об этом шурину  и заверила его, что на следующий же
день отправит нечаянно попавшую  к  ней медаль в Рим.  Но на следующий  день
медаль была куда-то так запрятана, что ее нельзя  было найти  и отправить, и
тогда
     дама начала  догадываться, что значит ее "рассеянность", --  просто  ей
хотелось оставить медаль у себя.*
     Я  уже  приводил вам  пример комбинации забывания  с ошибкой  (Irrtum),
когда кто-то  сначала забывает о свидании,  а потом  с твердым намерением не
забыть о  нем является не к условленному часу, а  в другое время. Совершенно
аналогичный случай из собственной  жизни рассказывал  мне мой друг,  который
занимался не  только наукой, но  и  литературой. "Несколько лет тому назад я
согласился  вступить в  комиссию одного литературного общества, предполагая,
что оно поможет мне  поставить мою  драму.  Каждую  пятницу  я появлялся  на
заседании,  хотя и  без особого  интереса.  Несколько месяцев  тому назад  я
получил  уведомление о постановке  моей пьесы  в театре в  Ф. и с тех  пор я
постоянно забываю о заседаниях этого общества.  Когда я прочитал Вашу  книгу
об этих явлениях, мне  стало стыдно моей забывчивости, я  упрекал себя,  что
это подлость -- не являться на заседания после того, как люди перестали быть
нужны, и решил ни в коем случае не забыть про ближайшую пятницу. Я все время
напоминал себе  об  этом  намерении, пока, наконец,  не  выполнил его  и  не
очутился  перед  дверью зала заседаний. Но, к моему удивлению, она оказалась
закрытой, а заседание  завершенным,  потому что  я  ошибся в  дне:  была уже
суббота!"
     Весьма  соблазнительно  собирать  подобные  наблюдения, но  нужно  идти
дальше.   Я  хочу   показать  вам  примеры,   в  которых   наше   толкование
подтверждается в будущем.
     Основной  характерной  особенностью  этих  случаев   является  то,  что
настоящая психическая ситуация нам неизвестна или недоступна нашему анализу.
Тогда наше толкование приобретает характер только пред-
     ----------------------------------------
     * По Р. Рейтлеру.
     положения,  которому мы и сами не хотим придавать большого значения. Но
позднее  происходят события, показывающие,  насколько  справедливо было наше
первоначальное толкование. Как-то раз я был в гостях у новобрачных и слышал,
как молодая жена со  смехом рассказывала о недавно происшедшем с ней случае:
на следующий день после возвращения из свадебного путешествия она пригласила
свою незамужнюю сестру, чтобы  пойти с ней, как и раньше, за покупками, в то
время  как  муж  ушел по  своим делам.  Вдруг  на  другой стороне  улицы она
замечает  мужчину и, подталкивая сестру, говорит: "Смотри, вон идет господин
Л.". Она  забыла, что этот господин уже несколько недель был  ее мужем.  Мне
стало не по себе от такого рассказа, но я  не решился сделать должный вывод.
Я  вспомнил  этот маленький  эпизод  спустя годы,  после того как  этот брак
закончился самым печальным образом.
     А. Медер рассказывает об одной  даме, которая за день до свадьбы забыла
померить  свадебное платье и,  к  ужасу своей модистки,  вспомнила  об  этом
только поздно вечером. Он приводит этот пример забывания в связи с  тем, что
вскоре после  этого  она развелась со своим  мужем. Я знаю  одну  теперь уже
разведенную  даму,  которая,  управляя  своим состоянием,  часто подписывала
документы своей девичьей  фамилией  за  несколько  лет  до  того, как она ее
действительно приняла. Я знаю других  женщин,  потерявших обручальное кольцо
во время свадебного путешествия,  и  знаю также,  что  их  супружеская жизнь
придала  этой случайности свой  смысл.  А вот  яркий пример с более приятным
исходом. Об  одном известном  немецком химике рассказывают, что  его брак не
состоялся  потому,  что он забыл о часе  венчания  и вместо  церкви пошел  в
лабораторию. Он  был  так умен, что  ограничился этой одной  попыткой и умер
холостяком в глубокой старости.
     Может быть, вам  тоже пришло в голову,  что в этих  примерах  ошибочные
действия  играют  роль  какого-то  знака  или  предзнаменования  древних.  И
действительно, часть этих знаков была не  чем иным, как ошибочным действием,
когда,  например,  кто-то спотыкался  или  падал.  Другая  же  часть  носила
характер объективного события, а не субъективного деяния. Но вы не поверите,
как трудно иногда в каждом конкретном случае определить, к какой группе  его
отнести. Деяние так часто умеет маскироваться под пассивное переживание.
     Каждый из нас, оглядываясь на долгий жизненный путь,  может,  вероятно,
сказать, что  он избежал бы многих разочарований  и  болезненных потрясений,
если бы нашел в себе смелость толковать мелкие ошибочные  действия в общении
с людьми как предзнаменование и оценивать их как знак еще скрытых намерений.
Чаще  всего  на  это  не  отваживаются:  возникает  впечатление,  что  снова
становишься суеверным  -- теперь уже окольным путем, через науку. Но ведь не
все предзнаменования сбываются, а из нашей теории вы поймете, что не все они
и должны сбываться.



ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕКЦИЯ

     ОШИБОчНЫЕ ДЕЙСТВИџ
     (ОКОНчАНИЕ)

     Уважаемые дамы и господа! В результате наших прошлых бесед мы пришли  к
выводу, что ошибочные  действия имеют  смысл --  это мы и возьмем  за основу
наших дальнейших  исследований.  Следует  еще  раз подчеркнуть,  что  мы  не
утверждаем -- да и для наших целей нет в этом никакой необходимости,  -- что
любое ошибочное действие имеет смысл, хотя это кажется мне весьма вероятным.
Нам  достаточно  того, что  такой  смысл обнаруживается относительно часто в
различных формах ошибочных действий.  В этом  отношении эти различные  формы
предполагают и различные  объяснения:  при оговорке,  описке  и т. д.  могут
встречаться случаи чисто  физиологического характера, в случаях же забывания
имен, намерений, запрятывания предметов и т. д. я едва  ли соглашусь с таким
объяснени