бещаний, которая, с одной стороны, с завидной полнотой объясняет
загадки этого мира, с другой же - уверяет человека в том, что заботливое
Провидение стоит на страже его жизни и возместит ему лишения посюсторон-
него существования. Это Провидение обычный человек представляет не  ина-
че, как в облике чрезвычайно возвеличенного отца. Только ему ведомы нуж-
ды детей человеческих, а они могут его умилостивить мольбами  и  знаками
раскаяния. Все это настолько инфантильно, так далеко от  действительнос-
ти, что стороннику гуманистических убеждений становится больно от  одной
мысли о том, что подавляющее большинство смертных никогда не  поднимется
над подобным пониманием жизни. Но еще постыднее попытки  защиты  религии
большим числом наших современников, которые должны были бы  видеть,  что
такой религии нельзя придерживаться. Они отстаивают ее пункт за  пунктом
в жалких арьергардных боях. Может возникнуть даже желание влиться в ряды
верующих, чтобы напомнить философам, спасающим Бога религии, заменяя его
безличным, призрачно абстрактным принципом, о предостережении: оНе поми-
най всуе имени Господа Бога твоего! п Не стоило бы им ссылаться на  иных
великих мыслителей прошлого - известно, почему  тем  приходилось  делать
нечто подобное.
   Вернемся к нашему обычному человеку и его религии - единственной, ко-
торая заслуживает этого имени. Тут можно вспомнить известное  высказыва-
ние одного из наших великих поэтов и мудрецов, который так выразился  об
отношении религии к искусству и науке:

   Кто владеет наукой и искусством,
   Тот владеет и религией;
   Кто лишен их обоих,
   Тому остается религия5. Это изречение, с одной  стороны,  противопос-
тавляет религию двум величайшим достижениям человеческого рода, а с дру-
гой стороны, предполагает, что они сопоставимы по своей  жизненной  цен-
ности, могут заменять друг друга. Если мы хотим удалить от религии  даже
рядового человека, то авторитет поэта явно не на нашей стороне.  Изберем
поэтому такой путь, который мог бы нас приблизить к высотам  его  мысли.
Данная нам жизнь слишком тяжела, она приносит нам  слишком  много  боли,
разочарований, неразрешимых проблем. Чтобы ее вынести, нам  не  обойтись
без облегчающих средств (как говаривал Теодор Фонтане, нам  не  обойтись
без вспомогательных конструкций). Такие  средства,  по  всей  видимости,
подразделяются на три группы: сильное отвлечение, позволяющее  нам  едва
замечать  свои  несчастья;  заменители  удовлетворения,   несколько   их
уменьшающие; и наркотики, делающие несчастья неощутимыми. Что-нибудь по-
добное всегда необходимо6. На отвлечения указывал  Вольтер,  когда,  под
конец соКандидап, давал совет возделывать свой сад". Таким же отвлечени-
ем является.и научная деятельность. Заменители удовлетворения, предлага-
емые, например,  искусством,  при  всей  своей  иллюзорности  психически
действенны - благодаря той роли, которую играет фантазия в душевной жиз-
ни. Наркотические средства оказывают влияние на наше тело, изменяют  его
химизм. Не так уж просто определить место религии в этом ряду, для этого
нам нужно начать издалека.
   Вопрос о смысле человеческой жизни ставился  бесчисленное  количество
раз; удовлетворительный ответ на него пока  что  не  был  найден,  может
быть, его вообще не найти.  Некоторые  из  вопрошавших  добавляли:  если
жизнь не имеет никакого смысла, то она теряет для них  всякую  ценность.
Но угроза такого рода ничего не меняет. Скорее, может показаться, что мы
вправе отклонить этот вопрос. Его предпосылкой является человеческое са-
момнение, с многообразными проявлениями которого мы уже знакомы. Ведь не
говорят о смысле жизни животных, разве что в связи с их  предназначением
служить человеку. Но и это несостоятельно, поскольку он  не  знает,  что
ему делать со многими животными, помимо их описания, классификации, изу-
чения. Бесчисленные виды животных избежали, однако, даже подобного  при-
менения, так как жили и вымерли еще до того, как за них взялся  человек.
Только религия берется отвечать на вопрос о смысле  жизни.  Мы  вряд  ли
ошибемся, если скажем, что идея смысла жизни возникает вместе с  религи-
озными системами и рушится вместе с ними.
   Мы обратимся поэтому к более скромному вопросу: что сами люди полага-
ют целью и смыслом жизни, если судить по их поведению, чего они  требуют
от жизни, чего хотят в ней достичь? Отвечая на этот вопрос, трудно  оши-
биться: они стремятся к счастью, они хотят стать и пребывать  счастливы-
ми. Две стороны этого стремления - положительная и отрицательная цели; с
одной стороны, отсутствие боли и неудовольствия, с другой -  переживание
сильного чувства удовольствия. В узком смысле слова под осчастьемп пони-
мается только последнее. В  соответствии  с  этим  удвоением  цели  дея-
тельность людей идет по двум направлениям в зависимости от  того,  какую
из этих целей - преимущественно или даже исключительно - стремится  осу-
ществить деятельность.
   Как мы видим, цель жизни просто задана принципом  удовольствия,  Этот
принцип с самого начала руководит работой душевного аппарата; не  подле-
жит сомнению его целенаправленность, и все же  программа  принципа  удо-
вольствия вступает в противоречие со всем миром, как с макрокосмом,  так
и с микрокосмом. Она вообще  неосуществима,  ей  противостоит  все  уст-
ройство Вселенной: можно было бы сказать, что  намерение  оосчастливитьп
человека не входит в планы отворенияп. То, что в  строгом  смысле  слова
называется счастьем, проистекает, скорее, из внезапного  удовлетворения,
разрядки достигшей высокого уровня напряжения потребности. По самой сво-
ей природе это возможно только как эпизодическое явление.  Любое  посто-
янство, длительность ситуации, страстно желательной с точки зрения прин-
ципа удовольствия, вызывает у нас лишь чувство равнодушного  довольства,
Мы устроены таким образом, что способны наслаждаться  лишь  при  наличии
контраста и в малой степени самим состоянием7. Так что возможности наше-
го счастья ограничиваются уже нашей конституцией. Куда меньше трудностей
с испытанием несчастья. С трех сторон нам угрожают страдания: со стороны
нашего собственного тела, приговоренного к упадку и разложению,  предуп-
редительными сигналами которых являются боль и страх - без них нам  тоже
не обойтись. Со стороны внешнего мира, который может яростна обрушить на
нас свои огромные, неумолимые и разрушительные силы. И, наконец, со сто-
роны наших отношений с другими людьми. Страдания, проистекающие из  пос-
леднего источника, вероятно, воспринимаются нами  болезненнее  всех  ос-
тальных; мы склонны считать их каким-то излишеством, хотя они ничуть  не
менее неизбежны и неотвратимы, чем страдания иного происхождения.
   Не удивительно поэтому, что под давлением этих потенциальных  страда-
ний люди несколько умеряют свои притязания на счастье. Подобно тому  как
сам принцип удовольствия под влиянием внешнего мира преобразуется в  бо-
лее скромный принцип реальности, мы уже считаем себя  счастливыми,  если
нам удалось избегнуть несчастья, превозмочь страдания, Задача  избегнуть
страдания вытесняет на второй план стремление к удовольствию.  Размышле-
ние подводит нас к пониманию того, что к решению этой задачи ведут  раз-
ные пути; все они рекомендовались различными школами житейской  мудрости
и были испробованы людьми. Ничем  не  ограниченное  удовлетворение  всех
нужд выдвигается как самый что ни на есть соблазнительный  образ  жизни,
но такая программа ставит наслаждение  выше  осторожности,  что  слишком
быстро ведет к наказанию. Другие методы, основной целью которых является
уклонение от неудовольствия, различаются в зависимости от  того,  какому
источнику неудовольствия уделяется основное внимание. Имеются крайние  и
умеренные методы, односторонние или действующие сразу по нескольким нап-
равлениям, Добровольное одиночество, уход от других людей является самым
обычным видом защиты от страдания, возникающего во взаимоотношениях меж-
ду людьми. Понятно, какого рода счастья можно достичь  на  этом  пути  -
счастья покоя. Если задача защиты от угроз внешнего мира ставится исклю-
чительно перед самим собой, но нет иного пути, кроме какого-нибудь ухода
от мира. Конечно, есть иной и лучший путь: в качестве члена человеческо-
го общества с помощью науки и техники перейти в наступление на природу и
подчинить ее человеческой воле. Тогда человек действует со всеми и  ради
счастья всех. Самыми интересными методами предотвращения страданий явля-
ются, однако, методы воздействия на  собственный  организм.  В  конечном
счете любое страдание есть лишь наше ощущение, оно существует только по-
тому, что мы его испытываем вследствие определенного  устройства  нашего
организма.
   Самым грубым, но и наиболее действенным методом  является  химическое
воздействие, интоксикация. Не думаю, что кому-либо удалось разгадать его
механизм, но мы имеем дело с фактом существования чуждых  организму  ве-
ществ, наличие которых в крови и тканях вызывает у нас  непосредственное
чувство удовольствия; к тому же оно так изменяет нашу  чувствительность,
что мы теряем способность ощущать неприятное.  Оба  эти  воздействия  не
только одновременны, они кажутся и внутренне взаимосвязанными.  В  нашем
собственном химизме, однако, должны существовать  вещества,  действующие
подобным же образом. Мы знаем по крайней мере одно болезненное состояние
- манию, при котором поведение напоминает воздействие наркотиков без  их
реального употребления.  Кроме  того,  наша  нормальная  душевная  жизнь
представляет собой колебание между легкими и отягощенными  формами  раз-
рядки чувства наслаждения, параллельно которым уменьшается или  увеличи-
вается чувствительность к неприятному. Очень жаль, что  эта  токсическая
сторона душевных процессов до сих пор ускользала от научного  исследова-
ния. Действие наркотиков в борьбе за счастье и  избавление  от  бедствий
оценивается как такое благодеяние, что и индивиды, и целые народы  отво-
дят им почетное место в своей экономии либидо. Наркотикам благодарны  не
только за непосредственное удовольствие, но также за высокую степень не-
зависимости от внешнего мира. С помощью этого  оосвободителя  от  заботп
можно в любое время уклониться от гнета реальности и найти  прибежище  в
своем собственном мире, где условия получения ощущений отличаются в луч-
шую сторону. Известно, что именно с этим свойством наркотиков связаны их
опасность и вредность. Временами они повинны в том, что впустую  растра-
чивается большое количество энергии, которую можно  было  бы  употребить
для улучшения человеческого удела.
   Сложное строение нашего душевного аппарата допускает,  однако,  целый
ряд  иных  воздействий.  Удовлетворение  влечений  дает  нам  не  только
счастье, оно представляет собой и первопричину тягчайших страданий, ког-
да внешний мир отказывает нам в удовлетворении потребностей  и  обрекает
на лишения. Поэтому можно надеяться на освобождение от  части  страданий
путем воздействия на эти влечения. Такого рода защита от страданий  нап-
равлена уже не на аппарат ощущений, она желает подчинить внутренние  ис-
точники потребностей. Крайним случаем такой защиты является  умерщвление
влечений - как тому учит восточная мудрость и как  это  осуществляет  на
практике йога. Если это удается, то тем самым достигается и отречение от
любой другой деятельности (в жертву приносится жизнь), и мы  иным  путем
достигаем опять-таки лишь счастья покоя. На этом пути можно ставить уме-
ренные цели, скажем, когда стремятся только к контролю над жизнью  наших
влечений, Господствующими становятся в таком случае  высшие  психические
инстанции, подчиненные принципу реальности. Здесь вовсе нет отречения от
цели удовлетворения влечений; определенного рода защита против страданий
достигается благодаря менее  болезненному  ощущению  неудовлетворенности
контролируемых влечений в сравнении с необузданными первичными влечения-
ми. Но следствием этого является  и  несомненное  снижение  возможностей
наслаждения. Чувство счастья при удовлетворении диких, не укрощенных оЯп
влечений несравнимо интенсивнее, чем насыщение контролируемых  влечений.
Непреодолимость извращенных импульсов, а может быть  и  притягательность
запретного плода вообще, находят здесь свое экономическое объяснение.
   Другая техника защиты от страданий пользуется смещениями либидо, дос-
тупными нашему душевному аппарату. Благодаря этому его  функционирование
становится более гибким. Задача состоит в  такого  рода  смещении  целей
влечений, чтобы они не сталкивались с отказом со стороны внешнего  мира,
чему способствует сублимация влечений. Человек достигает  больше  всего,
повысив уровень наслаждения от психической  и  интеллектуальной  работы.
Тогда судьба мало чем может ему повредить.  Такое  удовлетворение,  как,
например, радость творчества художника при воплощении образов своей фан-
тазии или радость ученого при решении проблем и познании истины, облада-
ют особым качеством, которое нам, наверное, удастся когда-нибудь охарак-
теризовать с точки зрения метапсихологии. Сейчас мы можем  лишь  образно
сказать, что они кажутся нам самыми оутонченными и возвышеннымип, но  их
интенсивность невысока в сравнении с грубыми первичными влечениями;  они
не потрясают нашу плоть. Слабость этого метода состоит в  том,  что  его
применимость не универсальна. Он доступен лишь немногим людям, предпола-
гает наличие особых, не слишком часто встречающихся способностей и даро-
ваний. Но и этим немногим избранным он не обеспечивает совершенной защи-
ты от страданий: он не  одевает  их  в  латы,  непроницаемые  для  стрел
судьбы,  и  отказывает,  как  только  источником  страданий  оказывается
собственная плоть8. Если уже этот метод дает наглядное  представление  о
стремлении сделаться независимым от внешнего мира, о поисках  удовлетво-
рения во внутреннем мире психических процессов, то  в  следующем  методе
защиты от страданий эти черты еще более усиливаются. Связь с реальностью
здесь еще меньше, удовлетворение достигается за счет иллюзий, признавае-
мых как таковые людьми, что не мешает им тем не менее находить наслажде-
ние в уклонении от реальности. Эти иллюзии суть порождения  фантазии.  В
свое время, когда завершалось развитие аппарата  восприятия  реальности,
фантазия  осталась  за  пределами  требований   проверки   представлений
действительностью и сохранилась как иллюзорное исполнение труднодостижи-
мых желаний. На самой вершине такого рода фантастических  удовлетворений
стоит наслаждение произведениями искусства;  посредством  художника  это
наслаждение становится доступным и для  нетворческой  личности9.  Любому
восприимчивому к воздействию искусства человеку оно знакомо как  незаме-
нимый источник наслаждения и утешения. Но легкий наркоз, в  который  нас
погружает искусство, дает не больше, чем мимолетное отвлечение от  тягот
жизни. Он недостаточно силен, чтобы заставить нас забыть о реальных  бе-
дах.
   Энергичнее и основательнее другой метод, который видит  единственного
врага в реальности, являющейся источником всех страданий,- с нею  невоз-
можно сосуществовать, с нею нужно порвать всякие отношения, чтобы хоть в
каком-то смысле быть счастливым. Отшельник отворачивается от мира, он не
хочет иметь с ним дела. Но можно подвигнуться на большее,  можно  возже-
лать переделать мир, создать вместо него другой, в котором были бы унич-
тожены самые невыносимые его черты - они  заменяются  на  другие,  соот-
ветствующие нашим желаниям. Тот, кто в  отчаянном  бунте  становится  на
этот путь, как правило, ничего не достигает -  действительность  слишком
сильна для него. Он становится безумцем и чаще всего не находит себе по-
мощников в попытках реализации своих иллюзий. Впрочем,  можно  предполо-
жить, что у каждого из нас есть свой опунктикп, и мы ведем себя  подобно
параноику, желая своими мечтаниями исправить  ту  или  иную  невыносимую
сторону мира, привнося свои иллюзии в реальность. На  особую  значимость
претендует тот случай, когда множество людей совместными усилиями  пыта-
ются обеспечить себе счастье и защиту  от  страданий  путем  иллюзорного
преобразования действительности. Мы должны признать религии человечества
видами такого массового безумия. Естественно, каждый, сопричастный этому
безумию, таковым себя не считает.
   Я не думаю, что этот список методов  обретения  счастья  и  избегания
страданий является исчерпывающим; знаю также, что этот материал допуска-
ет и иную классификацию. Мною пока что не приводился один из методов  не
потому, что я о нем забыл, но по той причине, что мы к нему еще обратим-
ся в иной связи. Да и как можно забыть об этой технике искусства  жизни!
Она отличается удивительным соединением весьма  своеобразных  черт.  Ес-
тественно, ее целью также является достижение независимости от судьбы  -
назовем ее так за неимением лучшего - и для этого переносит удовлетворе-
ние во внутренние душевные процессы, пользуясь при  этом  вышеупомянутым
свойством перемещаемости либидо. Правда, либидо теперь не отвращается от
внешнего мира, а напротив, цепляется за объекты мира и обретает  счастье
в чувственной к нему привязанности, Эта техника не довольствуется целями
усталого примирения с миром - избегания страданий. Скорее,  она  обходит
такую цель стороной и твердо держится изначального стремления к  положи-
тельному достижению счастья. Быть может, она подходит к этой цели ближе,
чем любой другой метод. Я имею в виду, конечно, ту жизненную ориентацию,
которая ставит в центр любовь и ожидает, что всякое удовлетворение будет
следствием главного: любить и быть любимым. Такая психическая  установка
всем нам слишком хорошо известна; одна из форм любви - половая любовь  -
дала нам прообраз наших стремлений к счастью, приобщив нас к сильнейшему
опыту потрясающего наслаждения. Вполне естественно, что мы  упорно  ищем
счастья на том пути, где оно нам  встретилось  впервые.  Слабая  сторона
этой техники жизни очевидна, иначе кому бы  пришло  в  голову  променять
этот путь к счастью на другой. Никогда мы не оказываемся столь беззащит-
ными перед лицом страдания, чем когда любим;  никогда  не  бываем  столь
безнадежно несчастными, как при потере любимого существа или его  любви.
Этим не исчерпывается техника жизни, основанная на  любви  как  средстве
достижения счастья,- о ней еще многое можно было бы сказать.
   К этому присоединяется интересное обстоятельство:  жизненное  cчастье
ищут преимущественно в наслаждении прекрасным, где бы оно ни представало
перед нашими чувствами или нашим рассудком,- красота человеческих форм и
жестов, природных объектов или ландшафтов, красота в художественных  или
даже в научных творениях. Эстетическая установка как жизненная  цель  не
дает нам подлинной защиты от угрозы страданий, но она  обещает  нам  ряд
компенсаций. Наслаждение прекрасным обладает особым, слегка наркотизиру-
ющим характером  ощущений.  Польза  прекрасного  не  слишком  ясна,  его
культурная ценность тоже не очевидна, и все  же  без  него  культуре  не
обойтись. Эстетика как наука изучает  условия  ощущения  прекрасного;  о
природе и происхождении прекрасного она ничего не может сказать. Как по-
велось, отсутствие результатов прикрывается высокопарной  и  бессодержа-
тельной болтовней. К сожалению, и психоанализ может немногое  уяснить  в
природе прекрасного. Только производность прекрасного от области  сексу-
альных ощущений кажется установленной: она могла бы считаться превосход-
ным примером заторможенного по цели влечения. оПрекрасноеп и овозбуждаю-
щееп суть изначальные свойства сексуального объекта. Заслуживает  внима-
ния тот факт, что сами половые органы, вид которых вызывает возбуждение,
почти никогда не считались красивыми; характер прекрасного связывался  с
известными вторичными половыми признаками.
   Несмотря на неполноту анализа, я все же  осмелюсь  сделать  несколько
заключительных замечаний, в связи с темой на