но наступает период инфантильной мастурбации,  т.  е.  генитального
удовлетворения. Уже больше нет надобности не замечать душевные и  социальные
проявления сексуальной жизни; выбор объекта, нежное  предпочтение  отдельных
лиц,  даже  решение  в  пользу  одного  из   полов,   ревность   установлены
беспристрастными наблюдениями независимо от психоанализа и до его  появления
и могут быть  подтверждены  любым  наблюдателем,  желающим  это  видеть.  Вы
возразите, что сомневались не в раннем пробуждении нежности, а только в том,
что нежность эта носит сексуальный характер. Хотя дети от трех до восьми лет
уже научились его скрывать,  но  если  вы  будете  внимательны,  то  сможете
все-таки собрать достаточно доказательств "чувственных" целей этой нежности,
а чего вам будет  недоставать,  в  большом  количестве  дадут  аналитические
исследования. Сексуальные цели этого периода жизни находятся в самой  тесной
связи с одновременным сексуальным исследованием  самого  ребенка,  некоторые
примеры которого я вам приводил.  Извращенный  характер  некоторых  из  этих
целей зависит, конечно, от конституциональной  незрелости  ребенка,  который
еще не открыл цели акта совокупления.
   Примерно с шестого до восьмого года жизни наблюдается затишье  и  спад  в
сексуальном развитии,
   [104]
   который в самых благоприятных в культурном отношении случаях  заслуживает
названия латентного периода (Latenzzeit).  Латентного  периода  может  и  не
быть, он вовсе не обязательно прерывает на время сексуальную деятельность  и
гасит сексуальные интересы по всей линии. Большинство переживаний и душевных
движений  перед   наступлением   латентного   периода   подвергается   затем
инфантильной амнезии, уже обсуждавшемуся ранее забвению,  которое  окутывает
наши первые годы и отчуждает их от нас.  При  каждом  психоанализе  ставится
задача  восстановить  в  памяти  этот  забытый  период   жизни;   невозможно
отделаться от мысли, что мотивом этого забвения оказались содержащиеся в нем
истоки сексуальной жизни,  т.  е.  что  это  забвение  является  результатом
вытеснения.
   С трехлетнего возраста сексуальная жизнь ребенка во многом  соответствует
сексуальной жизни взрослого; она отличается от последней, как уже  известно,
отсутствием твердой организации с приматом  гениталий,  неизбежными  чертами
извращения и, разумеется, гораздо меньшей интенсивностью всего влечения.  Но
самые  интересные  для  теории  фазы  сексуального  развития,  или,  как  мы
предпочитаем говорить, развитие либидо, идут вслед  за  этим  моментом.  Это
развитие протекает так быстро, что непосредственному наблюдению  никогда  не
удалось  бы  задержать   его   мимолетные   картины.   Только   при   помощи
психоаналитического исследования неврозов можно было догадаться о еще  более
ранних фазах развития либидо. Это, конечно, всего лишь конструкции, но  если
вы займетесь анализом практически, то найдете эти конструкции необходимыми и
полезными. Вы  скоро  поймете,  как  происходит,  что  патология  может  нам
раскрыть здесь отношения, которые нельзя заметить в нормальном объекте.
   [105]
   Итак, мы  можем  теперь  показать,  как  складывается  сексуальная  жизнь
ребенка, прежде чем установится примат гениталий, который подготавливается в
первую инфантильную эпоху до латентного периода и непрерывно организуется  в
период полового созревания. В этот ранний  период  существует  особого  рода
неустойчивая организация, которую мы называем прегенитальной. Но  на  первом
плане в этой фазе выступают не генитальные частные влечения, а садистские  и
анальные. Противоположность мужского и  женского  здесь  не  играет  никакой
роли; ее место занимает противоположность активного  и  пассивного,  которую
можно назвать предшественницей сексуальной полярности, с которой она позднее
и  сливается.  То,  что  в  проявлениях  этой  фазы  нам  кажется   мужским,
рассмотренное  с  точки  зрения  генитальной  фазы  оказывается   выражением
стремления к овладению, легко переходящего в жестокость. Стремления, имеющие
пассивную цель, связываются с очень значимыми для этого  времени  эрогенными
зонами у выхода кишечника. Сильно проявляется  влечение  к  разглядыванию  и
познанию; гениталии принимают участие в сексуальной жизни, собственно,  лишь
в роли органа выделения мочи. У частных влечений этой фазы нет недостатка  в
объектах, но все эти объекты  не  обязательно  соединены  в  одном  объекте.
Садистско-анальная  организация   является   ближайшей   ступенью   к   фазе
генитального господства. Более подробное  изучение  показывает,  сколько  от
этой  организации  сохраняется   в   более   поздней   окончательной   форме
сексуальности и какими путями ее частные  влечения  вынуждены  включаться  в
новую генитальную организацию. За садистско-анальной фазой  развития  либидо
нам открывается еще более ранняя, еще более примитивная ступень организации,
в которой главную роль играет эроген[106]
   ная зона рта. Вы можете  догадаться,  что  к  ней  относится  сексуальная
деятельность сосания, и восхищаться пониманием древних египтян, в  искусстве
которых ребенок, даже божественный Хорус, изображается  с  пальцем  во  рту.
Только недавно (1916) Абрахам сделал сообщение о том, какие следы  оставляет
эта примитивная оральная фаза в сексуальной жизни более поздних лет.
   Уважаемые  господа!  Могу  предположить,  что   последние   сообщения   о
сексуальных организациях скорее обременили вас, чем вразумили. Может быть, я
опять слишком углубился в подробности. Но имейте терпение; то, что вы теперь
слышали, станет более ценным для вас при последующем использовании.  А  пока
сохраните впечатление, что сексуальная  жизнь  -  как  мы  говорим,  функция
либидо - появляется не как нечто готовое и не обнаруживает простого роста, а
проходит ряд следующих друг  за  другом  фаз,  не  похожих  друг  на  друга,
являясь, таким образом, неоднократно повторяющимся развитием, как, например,
развитие от гусеницы до  бабочки.  Поворотным  пунктом  развития  становится
подчинение всех сексуальных частных влечений примату гениталий  и  вместе  с
этим подчинение сексуальности функции продолжения рода. До этого существует,
так  сказать,  рассеянная  сексуальная  жизнь,  самостоятельное   проявление
отдельных  частных  влечений,  стремящихся  к  получению   удовольствия   от
функционирования  органов.  Эта  анархия  смягчается  благодаря  переходу  к
"прегенитальным" организациям, сначала садистско-анальной  фазы,  до  нее  -
оральной, возможно, самой примитивной. К этому присоединяются различные  еще
плохо изученные  процессы  смены  одной  фазы  другой.  Какое  значение  для
понимания  неврозов  имеет  то,  что  либидо  проделывает  такой  длинный  и
многоступенчатый путь, вы узнаете в следующий раз.
   [107]
   Сегодня мы проследим еще одну сторону этого развития, а именно  отношение
частных сексуальных влечений к объекту.  Вернее,  мы  сделаем  беглый  обзор
этого развития с тем, чтобы подольше остановиться на одном довольно  позднем
его результате. Итак, некоторые из компонентов сексуальной  жизни  с  самого
начала имеют объект и сохраняют его, как, например, стремление  к  овладению
(садизм),  стремление  к  разглядыванию  и  познанию.  Другие,  более   явно
связанные с определенными эрогенными зонами, имеют объект лишь вначале, пока
они  выполняют  несексуальные  функции,  и  отказываются  от   него,   когда
освобождаются от этих функций. Так,  первым  объектом  орального  компонента
сексуального   влечения   является   материнская   грудь,    удовлетворяющая
потребность  младенца  в  пище.  В  акте  сосания   эротический   компонент,
получавший удовлетворение при кормлении грудью, становится  самостоятельным,
отказываясь от постороннего  объекта  и  замещая  его  каким-нибудь  органом
собственного тела. Оральное влечение  становится  аутоэротическим,  каковыми
анальные и другие эрогенные влечения являются с  самого  начала.  Дальнейшее
развитие  имеет,  коротко  говоря,  две  цели:  во-первых,   отказаться   от
аутоэротизма, снова заменить объект  собственного  тела  на  посторонний  и,
во-вторых, объединить различные объекты отдельных влечений, заменив их одним
объектом. Разумеется, это удается  только  тогда,  когда  этот  один  объект
представляет собой целое, похожее на собственное  тело.  При  этом  какое-то
число аутоэротических влечений как непригодное может быть также оставлено.
   Процессы нахождения объекта довольно запутанны и до сих пор не были  ясно
изложены. Подчеркнем для нашей цели, что когда в детские годы до  латентного
периода  процесс   достиг   определенного   завершения,   найденный   объект
оказывается почти идентич[108]
   ным  первому  благодаря  присоединению  к  нему  орального  стремления  к
удовольствию. Если это и не материнская грудь, то все-таки мать. Мы называем
мать первым объектом любви. Мы говорим именно о любви,  когда  выдвигаем  на
первый план душевную сторону сексуальных стремлений и отодвигаем  назад  или
хотим  на  какой-то  момент  забыть  лежащие  в   основе   физические,   или
"чувственные", требования влечений. К тому времени,  когда  мать  становится
объектом любви, у ребенка уже началась также психическая работа  вытеснения,
которая лишает его знания какой-то части своих сексуальных  целей.  К  этому
выбору матери объектом  любви  присоединяется  все  то,  что  под  названием
Эдипова комплекса приобрело  такое  большое  значение  в  психоаналитическом
объяснении неврозов и, может быть, сыграло не меньшую роль  в  сопротивлении
психоанализу.
   Послушайте небольшую историю, которая произошла во время этой войны: один
из смелых последователей психоанализа находится в качестве врача на немецком
фронте где-то в Польше и привлекает к себе внимание коллег тем, что  однажды
ему  удается  оказать  неожиданное  воздействие  на  больного.  В  ответ  на
расспросы он  признается,  что  работает  методом  психоанализа  и  согласен
поделиться своими знаниями с товарищами. И  вот  врачи  корпуса,  коллеги  и
начальники, собираются каждый вечер, чтобы послушать тайные учения  анализа.
Какое-то время все идет хорошо, но после того как он рассказал слушателям об
Эдиповом комплексе, встает один начальник и заявляет, что этому он не верит,
что  гнусно  со  стороны  докладчика  рассказывать  такие  вещи  им,  бравым
мужчинам, борющимся за свое отечество, и отцам семейства, и что он запрещает
продолжение лекций. Этим дело и кончилось. Аналитик просил перевести его  на
другой участок фронта. Но, я думаю, плохо дело, если немецкая
   [109]
   победа нуждается в такой  "организации"  науки  и  немецкая  наука  плохо
переносит эту организацию(1).
   А теперь вы с нетерпением хотите  узнать,  что  же  такое  этот  страшный
Эдипов комплекс. Само имя вам говорит  об  этом.  Вы  все  знаете  греческое
сказание о царе Эдипе, которому судьбой  было  предопределено  убить  своего
отца и взять в жены мать, который  делает  все,  чтобы  избежать  исполнения
предсказаний оракула, и после того как  узнает,  что  по  незнанию  все-таки
совершил оба этих преступления, в наказание выкалывает себе глаза.  Надеюсь,
многие из вас сами пережили потрясающее действие трагедии, в которой  Софокл
представил этот материал. Произведение  аттического  поэта  изображает,  как
благодаря искусно задерживаемому и опять возбуждаемому  все  новыми  уликами
расследованию постепенно раскрывается давно совершенное преступление  Эдипа;
в этом отношении оно имеет определенное сходство  с  ходом  психоанализа.  В
процессе  диалога  оказывается,   что   ослепленная   мать-супруга   Иокаста
противится продолжению расследования. Она ссылается на то, что многим  людям
приходится видеть во сне, будто они имеют сношения с матерью, но на  сны  не
стоит обращать внимания. Мы не  считаем  сновидения  маловажными,  и  меньше
всего  типичные  сновидения,  такие,  которые  снятся  многим  людям,  и  не
сомневаемся, что упомянутое
   ---------------------------------------(1)  Из  изложения  Фрейдом  этого
эпизода явствует, что  отдельные  немецкие  врачи  использовали  фрейдовскую
технику психоанализа (в том числе приемы  выявления  Эдипова  комплекса)  во
время первой мировой войны; к  тому  же  во  фронтовых  условиях  запрет  на
ознакомление с идеями психоанализа со  стороны  одного  военачальника  Фрейд
рассматривал как проявление формы "организации" науки. Очевидно, что речь  в
данном случае идет о препятствиях науке, чинимых людьми, не имеющими  к  ней
отношения.
   [110]
   Иокастой сновидение тесно связано  со  странным  и  страшным  содержанием
сказания.
   Удивительно, что трагедия Софокла не вызывает у слушателя по меньшей мере
возмущенного протеста, сходной и  гораздо  более  оправданной  реакции,  чем
реакция нашего простоватого военного врача.  Потому  что,  в  сущности,  эта
трагедия -  безнравственная  пьеса,  она  снимает  с  человека  нравственную
ответственность, показывает божественные силы организаторов  преступления  и
бессилие нравственных побуждений  человека,  сопротивляющихся  преступлению.
Можно было бы легко представить себе,  что  материал  сказания  имеет  целью
обвинить богов и судьбу, и в руках критичного Эврипида, который был с богами
не в ладах, это, вероятно, и стало  бы  таким  обвинением.  Но  у  верующего
Софокла о таком использовании сказания не  может  быть  и  речи;  преодолеть
затруднения  помогает  богобоязненная  изворотливость,  подчиняющая   высшую
нравственность воле богов, даже если она  предписывает  преступление.  Я  не
могу считать, что эта мораль относится к сильным сторонам пьесы, но  она  не
имеет значения для производимого ею впечатления. Слушатель реагирует  не  на
нее, а на тайный смысл и содержание сказания. Он реагирует  так,  как  будто
путем самоанализа обнаружил в себе Эдипов комплекс и разоблачил волю богов и
оракула как замаскированное под возвышенное собственное бессознательное.  Он
как будто вспоминает желания устранить отца и взять вместо него в жены  мать
и ужасается им. И голос поэта он понимает  так,  как  будто  тот  хотел  ему
сказать: напрасно ты  противишься  своей  ответственности  и  уверяешь,  что
боролся против этих преступных намерений. Ты все-таки виноват, потому что не
смог  их  уничтожить;  они  существуют  в  тебе  бессознательно.  И  в  этом
заключается психологическая правда. Даже если человек вытеснил свои дурные
   [111]
   побуждения в бессознательное и хотел бы убедить себя, что он  за  них  не
ответствен, он все-таки вынужден чувствовать эту ответственность как чувство
вины от неизвестной ему причины.
   Совершенно несомненно, что в Эдиповом  комплексе  можно  видеть  один  из
самых важных источников сознания вины, которое так часто мучает  невротиков.
Даже более того: в  исследовании  о  происхождении  человеческой  религии  и
нравственности, которое я опубликовал в 1913 г. под названием Тотем и  табу,
я высказал предположение, что, возможно, человечество в целом приобрело свое
сознание вины, источник религии и нравственности, в начале своей истории  из
Эдипова  комплекса(1).  Я  охотно  сказал  бы  больше  об  этом,  но   лучше
воздержусь. Трудно оставить эту тему, если уже начал, но нам нужно вернуться
к индивидуальной психологии.
   Итак, что же можно узнать  об  Эдиповом  комплексе  при  непосредственном
наблюдении за ребенком в период выбора  объекта  до  наступления  латентного
периода? Легко заметить, что маленький мужчина один хочет обладать  матерью,
воспринимает присутствие отца как помеху, возмущается, когда  тот  позволяет
себе нежности по отношению к матери, выражает свое удовольствие,  если  отец
уезжает или отсутствует. Часто он  выражает  свои  чувства  словами,  обещая
матери жениться на ней. Скажут, что этого
   ---------------------------------------(1)  В  этих   положениях   Фрейда
выражена   его   установка   на    объяснение    психоаналитической    схемы
культурно-исторических процессов. В предшествовавшей "Лекциям" работе "Тотем
и табу" (1913) он, используя данные  антропологии  (в  частности,  известные
исследования  Дж.  Фрезера  "Золотая  ветвь"),  проводил   параллели   между
психической жизнью невротиков и происхождением древних верований и обычаев.
   [112]
   мало по сравнению с деяниями  Эдипа,  но  на  самом  деле  достаточно,  в
зародыше это то же самое. Часто дело затемняется тем,  что  тот  же  ребенок
одновременно при других обстоятельствах проявляет большую нежность  к  отцу;
только  такие  противоположные  -  или,  лучше  сказать,   амбивалентные   -
эмоциональные установки, которые у  взрослого  привели  бы  к  конфликту,  у
ребенка прекрасно уживаются в течение длительного времени, подобно тому  как
позднее они постоянно находятся друг возле друга в  бессознательном.  Станут
возражать также,  что  поведение  маленького  мальчика  имеет  эгоистические
мотивы и не позволяет  предположить  существование  эротического  комплекса.
Мать заботится о всех нуждах ребенка, и поэтому ребенок заинтересован в том,
чтобы она ни о ком другом не беспокоилась. И это верно, но скоро  становится
ясно, что эгоистический интерес в этой и подобной  ситуациях  является  лишь
поводом, которым пользуется эротическое стремление.  Когда  малыш  проявляет
самое неприкрытое сексуальное любопытство по  отношению  к  матери,  требуя,
чтобы она брала его ночью спать с  собой,  просится  присутствовать  при  ее
туалете или даже предпринимает попытки соблазнить ее, как  это  часто  может
заметить и со смехом рассказать мать,  то  в  этом,  вне  всякого  сомнения,
обнаруживается эротическая природа  привязанности  к  матери.  Нельзя  также
забывать, что такую же заботу мать проявляет к своей  маленькой  дочери,  не
достигая того же результата, и что отец достаточно часто соперничает с ней в
заботе о мальчике, но ему не удается стать  столь  же  значимым,  как  мать.
Короче говоря, никакой критикой нельзя исключить из ситуации момент полового
предпочтения. С точки зрения эгоистического интереса со  стороны  маленького
мужчины, было бы лишь неразумно не пожелать иметь к своим услугам  двух  лиц
вместо одного из них.
   [113]
   Как вы заметили, я охарактеризовал только отношение  мальчика  к  отцу  и
матери. У маленькой девочки  оно  складывается  с  необходимыми  изменениями
совершенно аналогично. Нежная привязанность к  отцу,  потребность  устранить
мать как лишнюю и занять ее место, кокетство, пользующееся средствами  более
позднего  периода  женственности,  именно  у  маленькой   девочки   образуют
прелестную картину, которая заставляет забывать о  серьезности  и  возможных
тяжелых последствиях, стоящих за этой  инфантильной  ситуацией.  Не  забудем
прибавить, что часто сами родители оказывают решающее влияние на пробуждение
эдиповой установки  у  ребенка,  следуя  половому  притяжению,  и  там,  где
несколько детей, отец самым явным образом отдает нежное предпочтение дочери,
а мать сыну. Но и этот  момент  не  может  серьезно  поколебать  независимую
природу детского Эдипова комплекса. Эдипов комплекс разрастается в  семейный
комплекс, когда появляются другие  дети.  Вновь  опираясь  на  эгоистическое
чувство, он мотивирует отрицательное отношение к появлению братьев и  сестер
и желание непременно устранить их. Об этих чувствах ненависти дети заявляют,
как правило, даже гораздо чаще, чем о  чувствах,  имеющих  своим  источником
родительский комплекс. Если  такое  желание  исполняется,  и  смерть  быстро
уносит нежелательного нового члена семьи, то из анализа в более поздние годы
можно узнать, каким важным переживанием был для ребенка этот случай  смерти,
хотя он мог и не сохраниться в памяти. Ребенок, отодвинутый рождением нового
ребенка на второй план, первое время почти изолированный от матери, с трудом
прощает ей  это  свое  положение;  у  него  появляются  чувства,  которые  у
взрослого  можно  было  бы  назвать  глубоким  ожесточением,  и  часто   они
становятся  причиной  длительног