Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
тся по большей части кибернетиками и электронщиками, а не
библиотекарями - и если решения далеко не идеальны, они, по крайней мере,
лучше тех, которые принимал в такой ситуации ваш дедушка. Проблема
правительства пока не решена ни "западными демократиями", ни "народными
демократиями". (Любой, полагающий, что народ Соединенных Штатов решил
проблему правительства, пользуется слишком короткой временной шкалой.)
Народы мира вовлечены сейчас в долгую, очень долгую борьбу, конца которой не
видно, и примеряют концепции одну за другой, подбирая лучшую; в этом
конфликте миллионы уже погибли, и вполне возможно, что до 2000 года погибнут
еще сотни миллионов. Но не все.
Предсказывая исход, я выражаю и свое мнение, и свое предпочтение. Но мое
личное предпочтение по большому счету не имеет значения; то, что мы сейчас
переживаем, является эволюционным процессом, в котором личные предпочтения
учитываются в лучшем случае статистически. Биологи, в особенности экологи,
ходят вокруг идеи о том, что естественный отбор и выживание самого
приспособленного больше применимы к группам и тому, как они организованы,
чем к индивидуумам. Нынешняя проблема решится на холодных условиях
эволюционного выживания, и по ходу процесса обе противоборствующие стороны
сделают изменения в структуре своей группы. Система, которая выживет, может
называться "коммунизмом" или же "демократией" (последнее предположение мое),
но в одном мы можем быть уверены: она не будет очень близко напоминать то,
что имели в виду Маркс или Джефферсон. Впрочем, ее могут назвать и другим,
равно неподходящим неологизмом; политические ярлыки редко бывают логичны.
Потому что сам Человек редко бывает логичен. Но я уверен в Человеке, и
моя уверенность основывается на его прежних достижениях. Это существо
злобное, завистливое, сварливое, алогичное, эмоциональное - и поразительно
живучее. Религиозные лидеры верят в духовное спасение Человека; лидеры
гуманистов склоняются к вере в его усовершенствование на пути тех усилий,
которые ему предстоят, но я не стану оспаривать ни ту, ни другую точку
зрения. Моя уверенность в нашем виде уходит корнями в историю и покоится в
равной степени как на так называемых человеческих пороках, так и на
достоинствах. Когда забрала опущены, драчливость и самолюбие могут оказаться
столь же полезными для выживания человеческой расы, как альтруизм, а эгоизм
может оказаться более выгодной чертой характера, чем блаженное
безрассудство. Не будь это правдой, эти "пороки" вымерли бы вместе с их
носителями еще полмиллиона лет назад.
Я испытываю глубокую и непоколебимую уверенность в Человеке таком, какой
он есть, несовершенном и зачастую не вызывающем симпатии, и еще большую
уверенность в его потенциале. Какие бы трудности ни обрушивались на
Человека, он с ними справится. И из алогичных предпосылок выведет подходящий
ответ.
Последней из ящика Пандоры вылетает сверкающая, прекрасная - и вечная
Надежда.
(1980 Не вижу нужды что-либо добавлять. Р. X.)
Роберт ХАЙНЛАЙН
PRAVDA ЗНАЧИТ "ПРАВДА"
Закончив работу над "Звездной пехотой", я переквалифицировался в
каменщика (мой любимый отдых после писательства в молодые годы), сложил
фонтан возле оросительного пруда и привел в порядок местность вокруг него, а
потом вернулся к работе над "Еретиком", он же "Чужак в чужой стране", и
наконец завершил работу через десять лет после того, как замыслил этот
роман. Я не торопился, поскольку он все равно не мог быть опубликован
раньше, чем изменятся общественные "нравы". Я видел, как они меняются, и так
уж вышло, что роман подоспел как раз вовремя.
Многие говорили, будто им совершенно ясно, что "Чужак" написан в два
приема и что разделительная линия четко прослеживается. Но не оказалось и
двоих, указавших бы на одну и ту же разделительную линию... а я впервые
признаюсь, что роман был написан не в два приема, а в четыре.
Никто не сможет ткнуть пальцем в реальные начало и конец каждой из
частей, потому что "Чужак" - одно из немногих моих произведений, каждая
деталь в котором расписана еще до начала работы и скрупулезно следует плану.
А места, на которые читатели указывают как на возможные "перерывы в работе",
на самом деле запланированные "разделители", придающие тексту драматизм.
Затем мне пришлось этот чертов роман сокращать: в результате работы по
сложному и подробному плану рукопись оказалась вдвое больше, чем ей
следовало быть исходя как из коммерческих, так и сюжетных соображений. И на
это сокращение ушло вдвое больше рабочего времени, чем на само написание.
Пока я работал, моя жена запасалась на курсы углубленного изучения
русского языка в университете штата Колорадо. Она всегда считала, что если
уж берешься за какое-либо дело, то надо делать его на совесть, иначе не
стоит и время на него тратить, поэтому целых два года она жила и дышала
русским языком. Она не пропустила ни единого занятия, всегда тщательно
готовилась к ним, наняла репетитора для устных занятий в дополнение к
университетскому курсу, купила всевозможнейшие пособия по русскому языку на
пластинках, установила их стопкой в автоматический проигрыватель и целыми
днями слушала записи, занимаясь прочими делами, - у нас дома в каждой
комнате стоит по динамику, а в саду еще два большкх.
(Моей работе это нисколько не мешало; поскольку я тогда не знал русского
совсем, для меня эти записи были просто шумом.)
Через два года она смогла читать, писать и говорить по-русски, понимать
этот язык - и думать на нем.
Затем мы отправились в СССР.
Разумеется, и в другие страны тоже - моя симпатия к Польше и Чехословакии
никогда не умирала, ровно как и к захваченным странам Балтии. Следовало бы
включить и страны Туркестана, но они, кажется, не сталь угнетены - гораздо
дальше от Москвы и меньше пострадали. В целом мы пропутешествовали по СССР
около 10 тысяч миль и увидели около двадцати городов. Тяжкий труд Джинни
полностью окупился; мы увидели и услышали очень много, гораздо больше, чем
узнали бы от политически инструктированного гида, нам часто удавалось от
него отделаться. Я нахватался кое-каких слов на русском, но говорить так и
не научился: мог спросить или показать, как пройти в нужное место, заказать
обед, оплатить счет - и ругаться по-русски (что очень важно!).
Эту статью я написал в отеле "Торни" в Хельсинки сразу после "бегства" (я
испытывал именно такое ощущение) из Советского Союза. Более легкую по тону
статью, следующую за "Pravdой", я написал две-три недели спустя в
Стокгольме. К тому времени мои нервы в свободном воздухе Скандинавии
успокоились, и я смог разглядеть юмор в том, что вовсе не казалось смешным в
тот момент, когда происходило.
"Pravda" - значит "правда".
Так написано в моем англо-русском словаре: "Pravda - правда". Словарям,
конечно, можно доверять.
1 мая 1960 года американский самолет-разведчик U-2 совершил нечто вроде
незапланированной посадки в СССР. Это одновременно и "правда", и "pravda".
За пределами этого голого факта "правда" и "pravda" весьма сильно
расходятся.
ПРАВДА: 1 мая этот самолет приземлился неподалеку от Свердловска, в самом
сердце Советского Союза, в 1500 милях от границы, которую он пересек.
Самолет был покалечен, но пилот остался жив. Большая часть оборудования
самолета, например радиоаппаратура, осталась целой. То, что уцелели пилот и
оборудование, а также состояние поврежденного самолета предполагает
вынужденную посадку, например, из-за отказа двигателей.
Самолет U-2 весьма скоростной и совершает полеты на очень больших
высотах, 60-70 тысяч футов или 18-21 км. Летящий с такой скоростью самолет
обладает колоссальным запасом кинетической энергии. И если в него попадает
зенитная ракета, то происходит такое, по сравнению с чем лобовое
столкновение двух водителей-лихачей покажется ласковым материнским шлепком.
Столкновение с ракетой лишь дает толчок к разрушению самолета, основные же
разрушения происходят из-за его огромной скорости - он буквально взрывается!
В одно мгновение небо усеивается обломками.
Шансы пилота на выживание невелики. Он может спастись, если капсула
катапультирования при попадании ракеты остается целой. Но шансы на то, что
радио и другая относительно уязвимая аппаратура останется неповрежденной,
совершенно ничтожны. Тем не менее подобное оборудование было "извлечено" из
"сбитого" U-2. С тем же успехом можно утверждать, что с неба упала корзина с
яйцами и они не разбились.
Мы можем никогда не узнать правды о том, что же случилось с U-2. С
невезучим пилотом Пауэрсом перед судом разговаривали только советские
официальные лица.
Однако некоторым слишком нервным нашим согражданам следует прекратить
бить себя в грудь и скорбеть о постигшем нас позоре. Фоторазведка - далеко
не то же самое, что рейд бомбардировщика. Полет безоружного самолета над
чужой территорией сильно отличается по весовой категории от того, что Хрущев
сделал в Будапеште. В данном случае мы имеем дело с безопасностью
Соединенных Штатов, а также - очень вероятно - с выживанием, и уж наверняка
со свободой всего человечества.
По международному законодательству, шпионаж не является ни незаконным, ни
аморальным. Наказание же для пойманного шпиона всегда очень сурово - обычно
он расплачивается собственной головой. По законам США, попытки шпионажа на
территории СССР не являются наказуемыми, и точно так же законами СССР не
запрещен шпионаж на территории США. В любом случае, такие попытки не
являются актом войны. На всем протяжении истории каждая страна пыталась
узнать военные секреты потенциального противника и защитить свои
собственные. Шпионаж - мудрая и необходимая страховка против непоправимой
военной катастрофы.
Самой обнадеживающей новостью за последнее десятилетие является то, что
нам целых четыре жизненно важных года успешно удавалось проводить над
Советским Союзом воздушную фоторазведку. Кроме всего прочего, это означает,
что у нас теперь имеются точные карты для нанесения ответного удара. СССР не
нужно досылать самолеты-шпионы на территорию США для получения подобной
информации, потому что прекрасные крупномасштабные карты с ясным указанием
наших военных объектов и промышленных комплексов можно бесплатно получить, к
примеру, от компании "Стандард Ойл". Карты еще лучшего качества советское
посольство может совсем недорого заказать у нашей службы береговой и
геодезической разведки. Советские агенты беспрепятственно перемещаются по
стране, многие из них наслаждаются личной неприкосновенностью и полной
свободой передвижения, обеспеченной паспортом ООН. Если красному шпиону
требовались цветные воздушные снимки базы ВВС чуть южнее Канзас-сити - в
самом центре Америки, - то до недавнего времени он мог нанять пилота и
самолет в аэропорту Канзас-сити долларов за двадцать пять в час и щелкать
камерой сколько душе угодно без риска угодить на виселицу или попасть под
расстрел, чем рисковал за нас Френсис Пауэре. И если мистер Эйзенхауэр не
смог, использовав все возможные средства военной разведки, раздобыть ту
информацию, которую СССР столь легко и дешево получил на нашей территории,
то он в таком случае пренебрегал своими обязанностями.
Поэтому, если вы услышите, как некто воет о том, насколько "постыдными"
были полеты U-2, отнимите у него леденец и отшлепайте его этим же леденцом.
PRAVDA: Толстому парню со скверными манерами потребовалось пять дней,
чтобы решить, какую именно pravdu скормить своему народу. Должно быть,
ситуация для него оказалась еще более затруднительной, чем для нас, потому
что целых четыре года он был совершенно не способен остановить эти полеты,
несмотря на похвальбы и все новые типы ракет, несмотря на то что каждый
полет наверняка наблюдался на экранах советских радаров.
Хрущев мог и промолчать. В этом случае у информационных агентств Запада
почти не было бы шансов узнать об инциденте, а у миллионов русских шансов не
осталось бы и вовсе. Конечно, в ЦРУ стало бы известно о пропавшем
самолете-разведчике. Но зачем им разглашать секретные сведения?
Хрущев мог подлакировать инцидент и разменять его на пропагандистские
мелочи.
Или же он мог просто сказать ПРАВДУ. Эта альтернатива упоминается лишь
как теоретическая возможность, поскольку простая правда
марксистско-ленинскими доктринами не предусматривается. Здесь и пролегает
существенное различие между правдой и pravdой!.
Для Запада правда состоит из неискаженных фактов.
Pravda - это то, что служит Мировой Коммунистической Революции. Она может
быть смесью фактов и фальсификаций или же просто явной, звонкой и
оглушительной ложью. В редких случаях и по чистой случайности pravda может
соответствовать действительности. Мне такие случаи неизвестны, но
статистически вероятно, что за последние 43 года они могли несколько раз
произойти.
Это сравнение не является простым цинизмом. Я взываю к авторитету самого
Ленина, к его тактике революции. Согласно доктринам диалектического
материализма, простая правда (какой мы ее знаем) отвергается на уровне
концепции. Она не может иметь собственного существования, отделенного от
потребностей и целей коммунистической партии и Мировой Революции. Наша
врожденная привычка полагать, что собеседник по большей части обычно говорит
правду, может оказаться нашей величайшей слабостью в отношениях с Кремлем.
Очевидно, Хрущев и его единомышленники испытывали значительные
затруднения, решая, какой же должна быть pravda об U-2. Они потратили на
размышления почти неделю. Я в это время был в Москве и не видел совершенно
никаких признаков того, что 1 мая произошел какой-либо инцидент. Русские
продолжали относиться к нам, американским туристам, со своей обычной
приторной вежливостью, а в ежедневной газете (я все никак не решаюсь назвать
ее источником информации) под названием "PRAVDA" не было и намека на U-2.
Так продолжалось несколько дней. Это впечатление сложилось у меня вовсе не
потому, что я зависел от гида-переводчика "Интуриста", поскольку моя жена
читает, пишет, понимает и достаточно свободно говорит по-русски. Она выучила
русский язык за два года упорных занятий на вечерних курсах Колорадского
университета и у частного преподавателя.
После 1 мая мы отправились в Казахстан, в город Алма-Ату, расположенный в
2000 милях от Москвы. Это севернее Индии и совсем недалеко от границы
Красного Китая. "Неделя вежливости с американцами" продолжалась. Трое
американцев, единственные иностранные путешественники в этой отдаленной
части Азии, пользовались безраздельным вниманием со стороны алма-атинского
директора "Интуриста", двух школьных учителей (оторванных от преподавания
ради выполнения роли гидов), двух шоферов и большей части персонала
гостиницы. Нам нужно было лишь высказать пожелание - и его тут же исполняли.
В четверг, 5 мая, pravda все еще заключалась в том, что ничего не
случилось. Но только с утра.
После полудня климат резко изменился. Хрущев наконец решил выдать такую
pravdu: американский военный самолет пытался пересечь границу Советского
Союза. Едва он пересек границу, советская ракета сбила его на высоте 60
тысяч футов. Советский народ очень обеспокоен тем, что Америка совершила
подобный акт неприкрытой агрессии. Советский народ хочет мира. Таких
агрессий он больше не потерпит. И в будущем будут сбиваться не только такие
самолеты, но будут также атакованы и уничтожены базы, с которых они взлетят.
Такова оказалась новая pravda Хрущева в конце его пятичасовой речи.
Единственная связь между pravdой и фактом заключается в существовании
американского самолета, лежащего на советской земле. Место инцидента
сдвинуто на 1500 миль. Самолет "сбит" на необычайной высоте (если это так,
то выставленные в парке Горького останки самолета столь же фальшивы, как и
обещания безопасности, которые Хрущев давал Надю и Палу Малетеру). Четыре
долгих года унизительных неудач даже не упоминаются. Pravda подавила истину
и превратила инцидент в триумф советского оружия. Советские газеты и
радиостанции (все - государственные) высказывали ту же версию. Весь этот
период "Голос Америки" глушился. Хрущев хотел быть уверен, что его рабы не
услышат ничего, кроме pravdы.
Мы узнали о ней, когда нам приказали - а не пригласили - явиться в
алма-атинский офис директора "Интуриста". Там нам прочитали длительную,
очень суровую, но отеческую лекцию об агрессивной политике нашего
правительства, в которой была тщательно пересказана pravdу об U-2.
Едва я все понял, я сделал то, что ни одному американцу не следует делать
в Советском Союзе. Я совершенно вышел из себя и накричал на директора,
изложив ему все претензии США к Советскому Союзу. Моя жена весьма решительно
поддержала меня, обрушив на него все, что она думает по поводу советских
лагерей рабского труда, перечислив их названия и показав их местонахождения
на висевшей в кабинете директора большой карте СССР, да еще упомянув,
сколько людей в них погибло, включая американцев.
Мы выскочили из кабинета директора, вернулись в свою комнату, и тут нас
затрясло. Я вышел из себя, потерял самообладание и тем самым подверг
опасности не только себя, но и жену. Я забыл, что сейчас меня не защищает
наш Билль о правах, что я сейчас не настолько свободен, чтобы без
последствий накричать на официальное лицо, и что от возможной помощи меня
отделяет как минимум 2000 миль.
Коммунизму нет дела до личности. Советы уничтожили во время
"строительства социализма" от 20 до 30 миллионов своих же граждан. За
Троцким шли по пятам, пока не прикончили. Моего школьного товарища убили в
поезде в Восточной Европе на перегоне между станциями, а тело сбросили на
ходу. Террор и смерть - такие же неотъемлемые части их тактики, как и
искажение правды. А сейчас их команду возглавляет "освободитель" Будапешта,
"миротворец" Украины - комик-мясник, лично ответственный за смерть миллионов
невинных людей.
Все это мне было известно. Я знал также и то, что наша политика
неузнаваемо изменилась, смягчилась по сравнению с тем временем, когда Тедди
Рузвельт пригрозил смертью всем виновным в гибели американских граждан за
границей - и привел эту угрозу в исполнение. В наше печальное время ни один
американский гражданин за рубежом не может рассчитывать на защиту
Государственного департамента. Мы сознательно лишили своих солдат
конституционных прав, призывая их в армию и посылая, не спросив их желания,
в чужие страны. Мы до сих пор позволяем красным китайцам держать в плену
сотни наших парней, захваченных почти десять лет назад в Корее. Мы даже
пальцем не шевельнули, чтобы их вызволить. Я с холодным удовлетворением
осознавал, что вел себя как свободный человек, как американец. Но я не мог
искренне похлопать себя по спине. Гнев мой был скорее рефлексом, а не
мужеством. И если нам с женой придется отправиться в советский лагерь, то
гордостью там сыт не будешь.
Я начал ожидать стука в дверь - того самого, означающего, что следующим
твоим адресом будет Воркута или Караганда. Сам адрес значения не имеет. Ты
уже никогда больше н