кинуть двадцать
четыре  очка. Потом стаканчик  взял Израэль.  Он выбрасывал кости  в  лучшем
стиле, раскачивая  стаканчик в гибкой кисти  и  далеко  закидывая его назад.
После  третьего  раза, набрав  двадцать пять  очков, негр  любезно спрятал в
карман стоимость шести рюмок. Харпер пощупал пальцем костяные кубики.
     - Иззи, а это те же самые кости? - спросил он.
     - Мистер Харпер! - Лицо негра приняло обиженное выражение.
     -  Ну ладно,  забудь, -  вздохнул  Харпер.  -  Зря  я  вздумал  с тобой
тягаться.  За  шесть недель я  не  выиграл  еще ни разу.  Так что  ты  хотел
сказать, Густав?
     -  Я  хотел  сказать, что  должен быть  другой,  более  надежный способ
получения энергии из...
     Но тут их опять прервали. На сей  раз это  было  весьма соблазнительное
существо в вечернем платье, которое словно стекало с пышной фигуры. Существу
было  лет  девятнадцать-двадцать,  не  больше.  Опустившись  в  кресло,  оно
промурлыкало:
     - Скучаете, мальчики?
     - Спасибо  за внимание, но мы не скучаем, - терпеливо и вежливо ответил
Эриксон. Потом, указав пальцем на одинокою фигуру за столом у другой  стены,
предложил: - Поди-ка поболтай с Ханнинганом! Видишь, он один.
     Существо скосило глаза и недовольно фыркнуло:
     - Этот? От него никакого толку! Он  так сидит здесь третью неделю. И ни
с кем ни словечком не перемолвился. Если хотите знать, он уже тронулся.
     -   В   самом   деле?   -  равнодушно  проговорил   Эриксон,   доставая
пятидолларовую бумажку. - Вот, пойди пока выпей. Может быть, мы позовем тебя
позднее.
     - Спасибо, мальчики! - Деньги исчезли где-то под струящимся платьем,  и
она встала. - Спросите Элит, и я приду.
     - Ханнинган и в самом деле  плох, - согласился Харпер, отметив про себя
мрачный  взгляд  и  апатичное  выражение  лица  одинокого  посетителя.  -  И
последнее  время он что-то слишком  самоуверен. Это на  него  не похоже. Как
думаешь, мы должны об этом сообщить?
     -  Не  беспокойся,  -  ответил Эриксон. - Здесь  уже  есть  соглядатай.
Видишь?
     Проследив   за  его   взглядом,   Харпер   узнал   доктора   Мотта   из
психологического отдела. Он сидел в дальнем углу бара, вертя в руках высокий
бокал, чтобы не бросаться здесь в  глаза.  Со своего  места ему  было  очень
удобно наблюдать не только за Ханнинганом, но и за Харпером и Эриксоном.
     -  Да, ты  прав,  -  пробормотал Харпер.  - И он следит за нами тоже. О
дьявольщина, почему, когда  я вижу кого-нибудь из них, у меня прямо мороз по
коже?!
     Вопрос был чисто риторический, и Эриксон на него не ответил.
     - Пойдем отсюда, - предложил он. - Закусим где-нибудь в другом месте.
     - Пойдем.
     У выхода их перехватил сам де Лансей.
     - Вы уходите так рано, джентльмены? - спросил он, и по его голосу можно
было  догадаться, что  после их ухода  ему останется  только закрыть бар.  -
Сегодня у  нас превосходные омары. Если они вам не понравятся, можете за них
не платить. - Он широко улыбнулся.
     -  Нет, Лансей,  сегодня  никаких даров моря!  - объяснил ему Харпер. -
Скажите  мне лучше  другое: какого черта вы здесь  околачиваетесь, зная, что
реактор в  любую  минуту может отправить  вас  к  праотцам?  Неужели  вы  не
боитесь?
     Хозяин бара удивленно вскинул брови:
     - Бояться реактора? Да ведь это же мой лучший друг!
     - Делает вам деньги, не так ли?
     -  О,  об этом я  даже не  думаю. - Де Лансей доверительно наклонился к
ним.  - Пять  лет  назад я  приехал сюда,  чтобы быстро подработать для моей
семьи, пока меня не изгрыз рак желудка. Но в  клинике новые изотопы, которые
вы, джентльмены, создаете в  своей  Большой Бомбе, излечили меня, и я  вновь
живу. Нет, я не боюсь реактора, мы с ним хорошие друзья.
     - А что, если он взорвется?
     - Господь Бог призовет меня, когда  я ему  понадоблюсь, -  ответил он и
быстро перекрестился.
     Когда они уже уходили, Эриксон тихо сказал Харперу:
     - Ты слышал? Вот тебе ответ. Если бы все инженеры могли так  же верить,
наша работа была бы куда легче.
     Но Харпер не был в этом убежден.
     - Не думаю,  - проворчал  он. - Не думаю, чтобы это  была  вера. Просто
недостаток воображения. И знаний.

     Ленц не оправдал самоуверенности Кинга  и  прибыл  только  на следующий
день. Его внешность невольно поразила генерал-директора: он представлял себе
выдающегося  психолога эдаким длинноволосым старцем  в рединготе и с черными
пронизывающими  глазами.  Но перед ним  предстал крепко  сколоченный,  почти
толстый  мужчина хорошего  роста,  который с тем же успехом мог  бы сойти за
мясника.  Маленькие,  поросячьи   глазки  блекло-голубого  цвета  добродушно
посматривали из-под  кустистых белесых бровей. Больше на его огромной голове
не было ни волоска, даже  круглый, как яблоко, -  подбородок  был гладким  и
розовым.  И  одет  он  был  в мятый костюм  из небеленого  полотна.  Длинный
мундштук  постоянно торчал из угла его широкого рта, казавшегося еще шире от
неизменной  улыбки,  выражавшей бесхитростное  удивление  перед  всем  злом,
которое творят люди. В Ленце определенно был свой смак.
     Оказалось, что договориться с ним не составляет труда. По просьбе Ленца
Кинг начал с истории вопроса.
     Был только один способ экономически выгодного производства плутония - с
помощью высокого  напряжения в реакторе с неустойчивой реакцией  природного,
слегка  обогащенного  урана.  Под  воздействием  тока  в  миллион  с  лишним
электронвольт уран- 238 начинал расщепляться. При  незначительном уменьшении
напряжения он превращался в плутоний.  Такой реактор сам поддерживал в  себе
"огонь"  и  вырабатывал  больше "топлива", чем  сжигал.  Он  мог  поставлять
"топливо"  для  множества  обычных  энергетических  реакторов  с  устойчивой
реакцией.
     Но  реактор с неустойчивой реакцией представлял собой,  по  сути  дела,
атомную бомбу. Что может произойти в таком  реакторе - этого не знал  никто.
Он будет вырабатывать большое количество плутония, ну а если он взорвется?
     Инженерам-атомникам пришлось пережить мучительный период неуверенности.
Может, быть, неуправляемая реакция все-таки управляема? Или в крайнем случае
при  взрыве будет  уничтожен только сам  реактор и этим все кончится?  Может
быть,  он даже взорвется, как несколько атомных бомб, но не причинит особого
ущерба? Но могло быть -  и эта возможность оставалась, - что вся многотонная
масса урана взорвется одновременно.
     -  Выход  из тупика подсказала  дестреевская  механика бесконечно малых
величин,  - продолжал Кинг. -  Его уравнения доказывали, что  если бы  такой
атомный взрыв произошел,  он начал  бы разрушать окружающую  массу молекул с
такой скоростью, что утечка нейтронов из частиц тотчас замедлила  бы  цепную
реакцию  и  взрыва  всей  массы  все  равно  бы  не  произошло.  Такие  вещи
действительно случаются даже в атомных бомбах. Для нашего реактора уравнение
предсказывает силу  возможного взрыва, равную одной седьмой  процента взрыва
всей  массы  урана.  Одного этого, разумеется, больше чем достаточно - такой
взрыв  опустошит половину штата. Но я  лично никогда не был уверен, что дело
ограничится только этим.
     - Наверное, потому вы и согласились здесь работать? - спросил Ленц.
     Прежде чем ответить, Кинг долго возился с бумагами на столе.
     -  Да,  - сказал он наконец. -  Я не мог  от этого отказаться,  доктор,
понимаете - не мог! Если бы я отказался, они бы нашли кого-нибудь другого, а
такая возможность выпадает физику один раз в жизни.
     Ленц кивнул:
     - И к тому же они могли найти кого-нибудь менее компетентного. Понимаю.
У  вас, доктор Кинг, типичный комплекс "поиска истины", свойственный ученым.
Вы должны  находиться там,  где эту истину можно  найти, даже  если она  вас
убьет.  А  что  касается  этого  Дестрея, то  мне  его  выкладки никогда  не
нравились: он слишком много предполагает.
     - В том-то и беда! -  согласился Кинг.  - Его работа блистательна, но я
не  уверен, стоят ли все его предсказания  хотя  бы бумаги,  на  которой они
написаны. И мои инженеры, видимо, думают так же, - признался он с горечью.
     Кинг  рассказал  Ленцу  о  трудностях  работы  и  о,  том,  как   самые
проверенные люди в конце концов не выдерживают постоянного напряжения.
     - Вначале  я думал, что на них угнетающе влияет какая-нибудь нейтронная
радиация,   проникающая   сквозь  все  щиты.  Мы  установили  дополнительную
экранировку, ввели  индивидуальные защитные панцири, но это не помогло. Один
юноша,  который пришел к нам уже после установки экранов, однажды вечером за
обедом  вдруг сошел с ума: он кричал, что  свиной окорок сейчас взорвется. Я
боюсь даже думать, что было бы, если бы он взбесился во время дежурства!
     Система постоянного психиатрического контроля намного снизила опасность
внезапных помешательств у дежурных инженеров, но Кинг вынужден был признать,
что эта система была неудачна: количество неврозов даже увеличилось.
     - Вот так обстоят дела, доктор Ленц, - закончил он. -  И с  каждым днем
они идут хуже. Вы можете нам помочь?
     Но Ленц не имел готовых рецептов.
     - Не так быстро? - предупредил он. -  Вы нарисовали мне  общую картину,
но у  меня пока нет  точных данных, нет фактов. Мне надо осмотреться, самому
разобраться  в ситуации, поговорить с вашими  инженерами,  может  быть, даже
выпить  с  ними, чтобы  познакомиться.  Надеюсь, это  возможно?  Тогда через
несколько дней мы, может быть, сообразим, что делать.
     Кингу оставалось только согласиться.
     - И очень хорошо, что ваши инженеры не знают, кто я такой. Предположим,
для них я ваш старый друг, такой же физик, который приехал вас  навестить, -
вы не возражаете?
     - Конечно, почему бы и нет! Я сам им так скажу.

     - Так мы ничего не добьемся, Густав!
     Харпер отложил логарифмическую линейку и нахмурился.
     - Похоже на то, - мрачно согласился Эриксон - Но, черт  возьми,  должен
же  быть  какой-то   путь  к  решению   этой   проблемы!   Что   нам  нужно?
Концентрированная и управляемая  энергия ракетного  горючего. Что мы  имеем?
Энергию  атомного распада.  Должен  отыскаться  и способ,  как удержать  эту
энергию и использовать по  мере надобности. И  ответ  надо  искать  где-то в
одной из серий радиоактивных изотопов. Я в этом уверен!
     Он сердито  оглядел лабораторию, словно надеялся увидеть ответ на одной
из обшитых свинцовыми листами стен.
     - Только не вешай носа!  - сказал Харпер.  - Ты убедил  меня, что ответ
должен  быть. Давай подумаем,  как  его  найти. Прежде  всего  -  три  серии
естественных изотопов уже проверены, так?
     -  Так. Во всяком  случае,  мы исходили из того, что в этом направлении
все уже проверено-перепроверено.
     -   Прекрасно.  Остается   предположить,   что   другие   исследователи
испробовали все, что зафиксировано в их  записях,  - иначе ни  во что нельзя
верить и надо все проверять самим, начиная с Архимеда и до наших дней. Может
быть,  так оно  и следовало  бы сделать,  но с такой задачей не справился бы
даже Мафусаил. Значит, что нам остается?
     - Искусственные изотопы.
     -  Совершенно  верно.  Давай  составим  список  изотопов,  которые  уже
получены, и  тех, которые возможно получить. Назовем  это  нашей группой или
нашим  полем исследования, если ты за точные определения. С каждым элементом
этой  группы и  с  каждой  из их  комбинаций  можно  произвести определенное
количество опытов. Запишем и это.
     Эриксон записал,  пользуясь странными символами  исчисления  состояния,
Харпер одобрительно кивнул:
     - Хорошо, теперь расшифруй.
     Эриксон несколько минут вглядывался в свои построения, потом спросил:
     - Ты хотя бы представляешь, сколько величин получится при расшифровке?
     - Не очень. Несколько сот, а может быть, и тысяч.
     - Ну, ты слишком скромен! Речь идет о десятках тысяч, не считая будущих
изотопов! С таким количеством опытов ты не справишься и за сто лет.
     Эриксон угрюмо  отбросил карандаш. Харпер посмотрел на него насмешливо,
но доброжелательно.
     - Густав, - сказал он, - похоже, эта работа и тебя доконала.
     - С чего ты взял?
     - Ты еще никогда ни от чего так легко не  отказывался. Разумеется, мы с
тобой  никогда  не перепробуем  всех комбинаций  и в  худшем  случае  только
избавим кого-  нибудь другого от повторения  наших ошибок. Вспомни Эдисона -
шестьдесят лет бесконечных опытов по  двадцать часов в день, а ведь он так и
не  нашел того, что искал! Но если он  мог это  выдержать,  я думаю, мы тоже
сможем.
     Эриксон уже до какой-то степени стряхнул уныние.
     -  Наверное, сможем,  -  согласился он. -  Может быть, даже нам удастся
придумать   какое-нибудь  приспособление,  чтобы  ставить  несколько  опытов
одновременно.
     Харпер хлопнул его по плечу:
     - Узнаю старого бойца!  А кроме того,  нам ведь  совсем не  обязательно
проверять все  комбинации,  чтобы отыскать подходящее  горючее.  Насколько я
понимаю, на  наш вопрос должно быть десять, а может  быть,  и сто правильных
ответов.  И  мы  можем натолкнуться на любой из них  хоть сегодня Во  всяком
случае, если ты  будешь мне помогать в свободное время, я не выйду  из игры,
пока не поймаю черта за хвост!

     Ленц за несколько  дней облазил  весь завод и административные службы и
успел примелькаться. Все  привыкли к нему и  охотно отвечали на вопросы.  На
него смотрели как на безобидного чудака, которого приходится терпеть, потому
что он друг генерал-директора. Ленц сунул свой нос даже в коммерческий отдел
предприятия и выслушал  подробнейшие  объяснения о том, как энергия реактора
превращается  в   электричество  с  помощью  усовершенствованных   солнечных
батарей.  Одного  этого  было  достаточно,  чтобы отвести  от него последние
подозрения,  потому  что психиатры никогда не обращали внимания на прошедших
огонь и воду техников отдела превращения энергии. В этом не было нужды: даже
явная психическая неуравновешенность этих людей ничем не угрожала  реактору,
да  они  и не  испытывали убийственного  гнета  ответственности перед  родом
человеческим. Здесь шла обычная  работа, конечно опасная для самих техников,
но к такому люди привыкли еще в каменном веке.
     Так,  совершая свой  обход,  Ленц добрался  и  до лаборатории  изотопов
Кальвина Харпера. Он  позвонил, подождал. Дверь открыл сам Харпер в защитном
шлеме с откинутым забралом, - казалось, он напялил на себя какой-то дурацкий
колпак.
     - В  чем дело? - спросил Харпер - О, это вы, доктор Ленц Вы хотели меня
видеть?
     -  Собственно,  и да и нет, - ответил  толстяк.  -  Я просто осматривал
экспериментальные корпуса, и мне захотелось узнать, что вы здесь делаете. Но
может быть, я помешаю?
     - Нисколько, заходите Густав!
     Эриксон  вышел  из-за   щита,  где   он  возился  с  силовыми  кабелями
лабораторного триггера - скорее видоизмененного бетатрона,  чем резонансного
ускорителя.
     - Хэлло! - сказал он.
     - Густав, это доктор Ленц. Познакомьтесь - Густав Эриксон.
     -  Мы уже  знакомы, -  отозвался  Эриксон,  стаскивая  перчатки,  чтобы
поздороваться он раза два  выпивал с Ленцем в городе и считал его  "милейшим
стариком". - Вы  попали в  антракт, но подождите немного, и  мы покажем  вам
очередной номер. Хотя смотреть, по совести, нечего.
     Пока Эриксон готовил опыт, Харпер водил Ленца по лаборатории и объяснял
смысл  их  исследований  с   такой  гордостью,  с  какой  счастливый  папаша
показывает  своих близнецов.  Психиатр  слушал,  время  от  времени вставлял
подходящие  замечания, но главным образом приглядывался к молодому инженеру,
пытаясь обнаружить признаки неуравновешенности, о которых  говорилось в  его
деле.
     - Видите ли, -  с  явным увлечением  объяснял  Харпер, - мы  испытываем
радиоактивные изотопы, чтобы вызвать такой же их  распад, как в реакторе, но
только  в  минимальных,  почти  микроскопических  масштабах.  Если  это  нам
удастся,  можно  будет  использовать  нашу  Большую Бомбу  для  производства
безопасного, удобного атомного горючего для ракет и вообще для чего угодно.
     Он объяснил последовательность экспериментов.
     - Понимаю, - вежливо сказал Ленц. - Какой элемент вы изучаете сейчас?
     - Дело не в элементе, а в его изотопах, - поправил его Харпер. - Мы уже
испытали изотоп-два, и результат отрицательный. По программе следующим  идет
изотоп пять. Вот этот.
     Харпер взял  свинцовую  капсулу  и показал Ленцу образец.  Потом быстро
прошел за щит, ограждающий бетатрон. Эриксон оставил камеру открытой, и Ленц
видел, как  Харпер, предварительно опустив забрало шлема,  раскрыл капсулу и
манипулировал  с  помощью длинных щипцов. Через минуту он  завинтил камеру и
опустил заслонку.
     - Густав, как там у тебя? - крикнул он. - Можно начинать?
     -  Пожалуй,   начнем,  -  проворчал   Эриксон.  Он  выбрался  из  хаоса
аппаратуры,  и  они зашли за  толстый  щит  из многослойного  металлобетона,
который заслонял их от бетатрона.
     - Мне тоже надеть защитный панцирь? - спросил Ленц.
     -  Незачем, - успокоил  его Эриксон. -  Мы носим эти латы  потому,  что
крутимся возле  этих штуковин  каждый день. А  вы... Просто не высовывайтесь
из-за щита, и все будет в порядке.
     Эриксон  посмотрел  на  Харпера  -  тот  утвердительно кивнул  и впился
взглядом в приборы. Ленц увидел, что Эриксон нажал кнопку  посреди приборной
доски, потом услышал щелканье многочисленных  реле там, по ту  сторону щита.
На мгновение все стихло.
     Пол затрясся у него под ногами в судорожных конвульсиях - ощущение было
такое, словно его с  невероятной быстротой лупят палками по пяткам. Давление
на  уши парализовало слуховой нерв, прежде чем он смог воспринять немыслимый
звук. Воздушная волна обрушилась на каждый квадратный дюйм его тела как один
непреодолимый, сокрушающий удар.  И  когда  Ленц  пришел наконец в себя, его
била неудержимая дрожь - первый раз в жизни он почувствовал, что стареет.
     Харпер сидел на  полу.  Из  носа  у  него сочилась  кровь.  Эриксон уже
поднялся  - у  него  была порезана щека. Он  прикоснулся  к ране  и  с тупым
удивлением уставился на свои окровавленные пальцы.
     - Вы ранены? - бессмысленно спросил Ленц. - Что бы это могло?..
     - Густав! - заорал Харпер. - Мы нашли, нашли! Изотоп-пять сработал!
     Эриксон посмотрел на него с еще большим удивлением.
     - Пять?  -  недоуменно  переспросил  он. - При чем здесь  пять? Это был
изотоп-два. Я заложил его сам.
     - Ты заложил? Это я заложил образец. И это был изотоп-пять! Понятно?
     Все еще  оглушенные взрывом, они стояли  друг  против друга, и, судя по
выражению их лиц, каждый считал другого упрямым тупицей.
     - Постойте,  мальчики,  - нерешительно  вмешался Ленц. - Может быть, вы
оба правы. Густав, вы заложили в камеру изотоп-два?
     - Ну конечно! Я был недоволен результатом предыдущего опыта и решил его
повторить.
     - Джентльмены, значит, во всем виноват я!  - радостно признался Ленц. -
Я  пришел, отвлек вас,  и вы оба зарядили камеру.  Во всяком случае, я знаю,
что Харпер это сделал, потому  что сам видел, как он закладывал изотоп-пять.
Прошу меня извинить.
     Лицо Харпера осветилось, и он в восторге хлопнул толстяка по плечу.
     -  Не извиняйтесь! -  воскликнул он, хохоча. - Можете  приходить в нашу
лабораторию и вот так отвлекать нас сколько угодно! Ты согласен, Густав? Вот
мы и нашли ответ. Доктор Ленц подсказал его.
     - Но ведь вы не знаете, какой изотоп взорвался, - заметил психиатр.
     -  А,  пустяки!  -  отрезал  Харпер.  -  Может  быть,  взорвались  оба,
одновременно.  Но теперь  мы это узнаем.  Орешек  дал трещину,  и  теперь мы
расколем его до конца!
     И он со счастливым видом оглядел разгромленную лабораторию.

     Несмотря на  все  настояния  Кинга, Ленц все еще отказывался  высказать
свое  мнение о сложившейся  ситуации. Поэтому, когда он вдруг  сам явился  в
кабинет генерал- директора и заявил, что готов пр