- Что? Этого не может быть!
     - Давай, повторим ходы, - и он перечислил их один за другим.
     Я мысленно провел всю игру заново и только тогда сообразил:
     - Ах, черт меня побери! Ты же сделал мне детский мат! Он захихикал:
     - Тебе надо было следить за  моим ферзем,  а  не  за  этой рыжей из
рассказа. Я громко расхохотался.
     - У тебя есть в запасе еще какие-нибудь истории?
     - Найдутся.  -  И Конски рассказал мне еще одну. А когда я попросил
его продолжать, сказал; - Думаю, мне надо малость передохнуть, Джек.
     Я вскочил с места.
     - Все в порядке, Толстяк?
     Он  не  отзывался,  и  мне  пришлось искать его на  ощупь.  Когда я
коснулся его лица,  оно было холодным,  а  сам он  молчал.  Прижав ухо к
груди, я услышал слабое сердцебиение, но руки и ноги его были словно изо
льда.
     Конски примерз к  дыре,  и я изрядно намучался,  прежде чем оттащил
его в сторону.  Я нащупал корку из льда,  хотя понимал, что скорее всего
это  замерзшая кровь.  Я  попытался привести его  в  чувство  и  тут  же
принялся  растирать,   но  остановился,  услышав  доносившееся  из  дыры
шипение.  Я сорвал с себя брюки, потом мне пришлось понервничать, прежде
чем я отыскал в темноте дыру, а когда я ее нашел - сел, плотно закрыв ее
правой ягодицей.
     Было ощущение,  будто я  сел  на  мощный ледяной насос.  Затем тело
словно обожгло.  А  через  некоторое время я  уже  не  чувствовал вообще
ничего - кроме холода и тупой боли.
     Где-то вспыхнул свет.  Помигал и снова погас.  До меня донесся лязг
двери. И я что было сил закричал.
     - Ноулз! - орал я. - Мистер Ноулз!
     Фонарик снова замигал.
     - Иду, Джек...
     - Вам удалось...- громко зарыдал я. - Вам удалось...
     - Нет,  Джек. Я не смог пройти следующую секцию. А когда я добрался
назад  к  гермодвери,  то  потерял сознание.  -  Он  остановился,  чтобы
перевести дыхание. - Там воронка. - Фонарик перестал мигать и ударился о
пол.
     - Помоги мне,  Джек,  - странным голосом произнес он. - Разве ты не
видишь, что мне нужна помощь? Я пытался...
     Я  услышал,  как он  споткнулся и  упал.  Я  позвал его,  но  он не
ответил.
     Я попытался встать,  но мне это не удалось - я застрял как пробка в
бутылке...

     Я пришел в себя, лежа лицом вниз, - подо мной была чистая простыня.
     - Ну как, получше? - спросил кто-то. Это был Ноулз, одетый в пижаму
и стоящий возле моей постели.
     - Вы мертвы, - ответил я.
     - Ничуть, - усмехнулся он, - Они вовремя добрались до нас.
     - Что произошло? - Я смотрел на него, не веря своим глазам.
     - Как  мы  и  думали -  взрыв  ракеты.  Беспилотная почтовая ракета
потеряла управление и врезалась в туннель.
     - А где Толстяк?
     - Здесь!
     Я повернулся и увидел Толстяка, лежавшего на животе, как и я.
     - С тебя двадцатка, - весело сказал он.
     - С  меня...  -  Я  обнаружил,  что у меня без всякой причины текут
слезы,  -  Ладно,  с меня двадцатка. Но чтобы получить ее, тебе придется
приехать за ней в Де-Мойн.




                            РОБЕРТ ХАЙНЛАЙН
                            ТЕМНЫЕ ЯМЫ ЛУНЫ


     Пер. с англ. Г. Усова

     В Резерфорд мы двинулись на другое утро после прибытия на Луну.  То
есть  папе и  мистеру Лэтему (мистер Лэтем -  служащий треста Харримана,
папа на Луну прилетел,  чтобы с ним встретиться) - папе и мистеру Лэтему
нужно было туда по делу.  Я приставал к папе,  пока он не пообещал взять
меня с  собой,  -  ведь смахивало на  то,  что это мой единственный шанс
выбраться на поверхность Луны. В Луна-Сити, по-моему, подходяще, но ведь
его  коридоры не  отличишь от  обыкновенных улиц Нью-Йорка.  Разве что в
Луна-Сити не идешь, а почти летишь.
     Когда папа пришел к нам в номер гостиницы сказать, что скоро ехать,
мы с братишкой играли на полу в ножички.  Мама прилегла и попросила меня
занять шкета,  чтобы не  мешал.  Ее одолевала космическая болезнь с  той
самой  минуты,  как  мы  оторвались от  Земли,  и  она  чувствовала себя
неважнецки.   Шкет  баловался  с  осветительными  плафонами:   переводил
регулятор с  "сумерек" до "палящего солнца" и  наоборот.  Я  взял его за
шиворот и посадил на пол.
     Я-то, конечно, в ножички уже не играю, но на Луне это очень здорово
получается.  Нож сам парит в воздухе, и с ним можно проделывать все, что
угодно. Мы выдумали массу новых правил.
     Папа сказал:
     - Планы меняются,  мои  дорогие.  Мы  сию минуту едем в  Резерфорд.
Давайте-ка собираться. Мама сказала:
     - Ах,  Боже мой, кажется, - я не могу. Поезжайте вы с Дикки, а мы с
Бэбинькой побудем здесь денек и отдохнем.
     Бэбинька - это шкет.
     Я всегда говорил ей,  что это неверный подход.  Он мне чуть глаз не
выколол ножом и начал канючить:
     - Куда? Что? И я поеду. Давайте поедем!
     Мама сказала:
     - Ну,  Бэбинька,  не огорчай свою дорогую мамочку. Мы с тобой лучше
сходим в кино.
     Шкет на семь лет младше меня,  но уж если нужно от него чего-нибудь
добиться, нечего его называть Бэбинькой. Он принялся реветь:
     - Ты же говорила, что мне можно поехать!
     - Нет, Бэбинька. Я тебе так не говорила. Я...
     - Папа говорил, что можно!
     - Ричард, разве ты говорил Бэбику, что ему можно ехать?
     - Да нет же, дорогая, я этого не помню. Возможно, я...
     Шкет завелся еще сильней:
     - Вы говорили, что мне можно туда же, куда и Дикки. Вы мне обещали,
вы мне обещали, вы мне обещали...
     Приходится иногда отдавать шкету должное: он таки заставил их нудно
и  без толку выяснять,  кто ему что обещал.  Короче говоря,  минут через
двадцать  мы  все  вчетвером вместе  с  мистером  Лэтемом  были  уже  на
ракетодроме и садились в резерфордский "шаттл".
     Дорога  отнимает  всего-то  минут  двадцать,  ничего  толком  и  не
увидишь, разве краешек Земли, когда "шаттл" еще неподалеку от Луна-Сити,
а  потом и  этого не видать,  пока на обратной стороне Луны не покажутся
атомные заводы. В "шаттле" было человек десять туристов, и почти все они
начали страдать космической болезнью,  как только мы  вышли в  свободный
полет.  И  мама  тоже.  Некоторые никогда так  и  не  могут привыкнуть к
"шаттлам".
     Но  стоило нам прилуниться и  оказаться внутри,  "под землей",  как
маме сразу же полегчало.  В Резерфорде все не так,  как в Луна-Сити: там
нет  туннеля,  который  подходит  к  самому  кораблю.  Вместо  этого  на
поверхность посылают  специальную герметично  закрытую  машину,  которая
стыкуется прямо со шлюзом ракеты,  потом в  этой машине проезжаешь около
мили назад,  ко входу в подземелье.  Мне это понравилось,  и шкету тоже.
Папе нужно было ехать по делу с мистером Лэтемом,  а маму,  шкета и меня
он решил оставить с  группой туристов,  которая отправлялась осматривать
лаборатории.
     Там  было  довольно интересно,  но  ничего такого,  чтобы поднимать
из-за  этого шум.  Я  убедился,  что  все  атомные заводы на  один  лад.
Резерфорд  вполне  мог  бы   сойти  за   какой-нибудь  крупный  завод  в
окрестностях Чикаго. То есть я хочу сказать, что все хоть сколько-нибудь
стоящее  бывает  прикрыто футлярами и  щитками  и  не  подлежит осмотру.
Разрешают смотреть только на всякие циферблаты и  доски с приборами,  да
на  персонал,  который  за  ними  наблюдает.  Устройство  дистанционного
управления такое же,  как на заводе в Окридже.  Гид кое-что рассказывает
об идущих экспериментах,  да несколько роликов после показывают -  вот и
все.
     Наш  гид  мне понравился.  Похож на  Тома Джерема из  фильма "Армия
космоса".  Я  спросил,  не  космонавт ли  он,  а  он  поглядел  на  меня
насмешливо и  сказал,  что нет,  он  просто рядовой Колониальной Службы.
Потом он спросил,  где я учусь и состою ли скаутом.  Он сам когда-то был
командиром скаутов Первого отряда, Резерфорд-Сити, Лунный патруль.
     Похоже,  там только один патруль и  есть -  не так уж много на Луне
скаутов, я полагаю.
     Папа и  мистер Лэтем подошли как  раз тогда,  когда мы  заканчивали
экскурсию и  мистер  Перрин -  это  наш  гид  -  объявлял о  прогулке на
поверхность.
     - В  экскурсионный  маршрут  по  Резерфорду,  -  вещал  он  голосом
диктора, - входит прогулка в космическом скафандре на поверхность Луны -
без  дополнительной оплаты.  Вы  осмотрите Дьявольское Кладбище и  место
Великой  Катастрофы 1984  года.  Прогулка  не  включена  в  обязательную
программу маршрута. Опасности практически нет, у нас еще ни с кем ничего
не  случалось,  но Компания требует от всех желающих пойти расписаться в
том,  что  всю ответственность за  свою безопасность они берут на  себя.
Прогулка  продолжается  около  часа.  Кто  хочет  остаться,  может  пока
посмотреть кино или перекусить в кафе.
     Папа потер руки:
     - Вот это для меня, - сказал он. - Мистер Лэтем, как мы вовремя! Ни
за что на свете не хотел бы ее пропустить.
     - Вам понравится,  -  согласился мистер Лэтем. - И вам тоже, миссис
Логан. Мне самому очень хотелось бы пойти.
     - Так за чем же дело стало? - спросил папа.
     - Нет,  я хочу к вашему возвращению подготовить документы, чтобы вы
и директор подписали их до вашего отлета из Луна-Сити.
     - Ну зачем же так загонять себя?  -  убеждал папа. - Уж если нельзя
положиться на  слово человека,  что толку от подписанного контракта?  Вы
можете выслать мне эти бумаги в Нью-Йорк почтой.
     Мистер Лэтем покачал головой:
     - Дело не только в этом.  Я ведь был на поверхности десятки раз. Но
я вас провожу и помогу надеть скафандры.
     Мама сказала:
     - О, Боже!
     Ей  кажется,  лучше бы  не  ходить,  для  нее совершенно невыносимо
сознавать,  что  она заточена в  скафандре,  кроме того,  палящее солнце
всегда вызывает у нее головную боль.
     Папа сказал:
     - Не    говори    глупости,    милочка,    такой    случай   бывает
один-единственный раз в жизни.
     Мистер Лэтем  объяснил ей,  что  в  шлеме имеются фильтры,  которые
защищают  от  палящего солнца.  Мама  всегда  сначала  возражает,  потом
уступает.  Я  считаю,  что  у  женщин нет  никакой силы  характера.  Еще
позавчера вечером -  то есть я хочу сказать, что по-земному был вечер, а
не в Луна-Сити, - она купила себе классный лунный костюм, чтобы выходить
в нем к обеду в зал со смотровой площадкой, откуда можно наблюдать Землю
прямо не выходя из отеля. Но после она застеснялась и пожаловалась папе,
что слишком толстая для такой одежды.  Еще бы, когда со всех сторон одно
только неприкрытое тело. Папа сказал:
     - Чепуха,  милочка, ты выглядишь восхитительно. И она надела костюм
и прекрасно провела время,  особенно когда какой-то пилот пытался за ней
приударить.
     Вот и  на этот раз было так же.  Она пошла.  Нас провели в комнату,
где надевали скафандры, и я все разглядел, пока мистер Перрин по очереди
пропускал туда всю компанию и давал расписываться.  В дальнем конце этой
комнаты был  ведущий в  шлюз люк,  а  в  нем довольно большой глазок.  В
глазок был виден еще один люк,  а  в нем -  такой же глазок.  Можно было
посмотреть через два  этих  глазка и  увидеть поверхность Луны,  которая
казалась  горячей,   яркой  и  какой-то  неправдоподобной,  несмотря  на
мутно-желтые стекла.  А наверху висел двойной ряд скафандров, похожих на
пустые оболочки от людей.  Я шнырял везде, пока мистер Перрин не подошел
к нам.
     - Можно  договориться с  хозяйкой кафе,  чтобы  она  присмотрела за
малышом,  -  сказал он маме,  наклонился и взъерошил шкету волосы.  Шкет
попытался укусить его, и он поспешил убрать руку.
     - Спасибо,  мистер Перкинс,  - сказала мама, - думаю, что так будет
лучше всего - хотя мне, наверно, лучше остаться с ним.
     - Моя   фамилия  Перрин,   -   спокойно  поправил  тот.   -   Такой
необходимости нет. Хозяйка как следует за ним присмотрит.
     Почему это  взрослые говорят при детях так,  будто те  ни  слова не
понимают по-английски?  Будто его не могли просто спихнуть в это кафе. А
теперь шкет понял, что его хотят провести. Он воинственно огляделся.
     - Я тоже пойду, - громогласно заявил он. - Вы мне обещали.
     - Нет,  Бэбинька,  -  мама попробовала его  унять.  -  Твоя дорогая
мамочка вовсе не говорила тебе...
     Еще  бы,  говорила она  только себе:  шкет  пустил в  ход  звуковые
эффекты.
     - Вы мне говорили,  что я могу ходить туда же, куда и Дикки, вы мне
обещали,  когда я болел. Вы мне обещали, вы мне обещали... - затянул он,
при этом голос его с каждой секундой делался все выше и громче.
     Мистер Перрин вроде бы растерялся. Мама сказала:
     - Ричард, попробуй-ка успокоить своего ребенка. В конце концов, это
же ты ему обещал...
     - Я,  милочка?  - удивился папа. - Да я вообще тут никакой проблемы
не вижу.  Положим,  мы ему даже и обещали,  что позволим делать все, что
делает Дикки, - так возьмем его с собой, да и все.
     Мистер Перрин прочистил горло:
     - Боюсь,  что  нет.  Вашего  старшего я  могу  отправить в  женском
скафандре,  он для своих лет довольно высокий. Но у нас нет костюмов для
маленьких детей.
     Ну,  тут уж  у  нас все окончательно запуталось.  Шкет всегда может
заставить  маму  бегать  вокруг  него  кругами,   а  мама  то  же  самое
проделывает с  папой.  Папа сразу багровеет и  начинает сваливать все на
меня.  Получается вроде цепной реакции,  которая заканчивается на  мне -
дальше ее некому передать.  Они приняли очень простое решение:  я должен
остаться и присматривать за этим шкетом!
     - Папа, но ведь ты же говорил... - начал я.
     - Мало ли что я говорил. Я не хочу семейных скандалов при людях. Ты
уже слышал, что тебе сказала мама. Я был в отчаянии.
     - Слушай,  папа,  - я старательно произносил слова потише, - если я
вернусь на Землю,  так ни разу и не надев скафандра и не высунув носа на
поверхность,  придется тебе искать для меня другую школу.  Не  вернусь я
больше в Лоренсвилд - меня же все засмеют!
     - Мы об этом поговорим, когда вернемся домой.
     - Нет, папа, ты же дал честное благородное слово...
     - Хватит, молодой человек. Вопрос закрыт. Мистер Лэтем стоял рядом,
внимательно слушая,  но  рта не раскрывал.  При этих словах он приподнял
бровь и очень спокойно сказал папе:
     - Как, Р.Дж., а я-то думал, что ваше слово - ваш вексель!
     Предполагалось,  что я ничего не слышу,  да и все остальные тоже, и
прекрасно,  потому что не стоит,  чтобы папа знал, что кто-то знает, что
он неправ.  От этого с ним еще тяжелее иметь дело.  Я поспешно переменил
тему:
     - Слушай,  папа,  может,  мы все сможем пойти?  Вон, что это там за
скафандр? - и показал на вешалку внутри какой-то загородки. На загородке
висел замок.  На вешалке болталось десятка два скафандров,  а на дальнем
ее  конце  я  заметил  совсем  маленький скафандр  -  его  ботинки  едва
доставали до пояса соседнего.
     - Ага,  - просиял папа, - это как раз то, что нужно! Мистер Перрин!
А,  мистер Перрин?  На минуточку!  Я-то понял так,  что у вас вообще нет
маленьких скафандров, а тут висит как раз такой, который будет впору!
     Папа  уже  возился с  замком  на  перегородке.  Мистер  Перрин  его
остановил:
     - Этот скафандр брать нельзя.
     - Да? Это почему?
     - Все скафандры за этой перегородкой -  частная собственность,  они
напрокат не выдаются.
     - Что?  Чушь какая -  Резерфорд же общественное предприятие.  А мне
нужен скафандр для моего ребенка...
     - Но он не выдается.
     - Я поговорю с директором.
     - Думаю,  что  придется.  Этот скафандр изготовлен по  специальному
заказу для его дочери.
     Они так и  сделали.  Мистер Лэтем поймал директора на  линии.  Папа
поговорил с  ним,  потом директор поговорил с  мистером Перрином:  потом
опять с папой.  Директор не возражал одолжить скафандр,  тем более папе,
но не хотел приказывать мистеру Перрину брать на поверхность ребенка.
     Мистер Перрин не поддавался, и я его не осуждал, но папа потихоньку
успокоил его и  уговорил,  и  в  конце концов мы все влезли в скафандры,
проверили  давление  и  кислородное  снабжение,   настроили  портативные
передатчики.  Мистер Перрин устроил перекличку по радио и напомнил,  что
мы  все  на  одной волне,  поэтому лучше предоставлять ему большую часть
переговоров и  не отпускать вслух посторонние замечания,  потому что это
будет мешать всем слушать. Потом мы остановились у шлюзовой камеры, и он
предупредил,  чтобы мы держались все вместе и  не пробовали,  как быстро
можно  бегать  и  как  высоко прыгать.  У  меня  прямо  сердце из  груди
выскакивало.
     Наружная дверь открылась,  и  мы гуськом вышли прямо на поверхность
Луны.  Это было так же здорово,  как я  представлял в  мечтах,  но я так
сильно волновался,  что плохо соображал в ту минуту. Солнце сверкало так
ослепительно ярко -  ничего ярче я  в жизни не видел,  а тени были такие
чернильно-черные,  что в  них с  трудом можно было что-нибудь разобрать.
Слышно  ничего не  было,  кроме  голосов по  радио,  но  их  можно  было
выключить.
     Мягкая пыль,  как дым,  обволакивала ноги и  медленно оседала вниз.
Больше не  двигалось ничего.  Это  было самое безжизненное пространство,
какое только можно себе представить.
     Держась тесной  группой,  мы  не  сходили с  тропинки,  только  мне
пришлось дважды бегать за шкетом, когда он обнаружил, что может прыгнуть
на  двадцать  футов.  Я  хотел  было  его  отшлепать,  но  вы  пробовали
когда-нибудь отшлепать человека в скафандре? Это бесполезно.
     Мистер Перрин велел всем остановиться и начал:
     - Мы  находимся  на  Дьявольском Кладбище.  Каменные  пики-близнецы
позади нас  поднимаются на  пять тысяч футов над  поверхностью.  На  них
никто еще  не  поднимался.  Эти  пики,  или монументы,  названы в  честь
апокрифических или мифологических персонажей,  потому что фантастический
пейзаж  напоминает  гигантское кладбище.  Вельзевул,  Тор,  Шива,  Каин,
Сет...  -  он водил указкой вокруг. - Селенологи расходятся в объяснении
этих странных образований.  Некоторые утверждают,  что  на  них  заметно
воздействие воздуха или воды,  а  не  только вулканической деятельности.
Если так, эти пики простояли здесь немыслимо долгий период, потому что в
настоящее время, как видите, Луна...
     Об  этом  можно было  и  в  "Космическом журнале" почитать,  только
большая разница, скажу я вам, когда своими глазами видишь.
     Эти пики напомнили мне скалы в Саду Богов в Колора-до-Спрингс, куда
мы  ездили  прошлым летом,  только здешние были  гораздо выше  и  вместо
синего неба над головой была сплошная чернота и  холодные резкие звезды.
Довольно жутко!
     С  нами был  еще один рядовой Колониальной Службы с  фотоаппаратом.
Мистер Перрин еще что-то  пытался сказать,  но тут шкет завопил,  и  мне
пришлось отключить его радиосвязь, пока никто не услышал. Так я и держал
ее выключенной, пока мистер Перрин не закончил.
     Он велел нам выстроиться для снимка на фоне пиков и черного неба.
     - Наклоните голову к  стеклу шлемов,  чтобы было видно лицо.  Так -
великолепно.  Давай, - скомандовал он, и солдат щелкнул фотоаппаратом. -
Карточки будут готовы, когда вернемся, десять долларов штука.
     Я  задумался.  Одна  карточка мне  нужна,  чтобы повесить у  себя в
комнате в школе,  еще одна,  чтобы подарить -  не важно,  кому.  Словом,
нужна еще одна.  У  меня оставалось еще восемнадцать долларов из  денег,
подаренных на день рождения, остальные можно выпросить у мамы. Так что я
заказал две.
     Подъем был долгим, и вот мы таращились на кратер, на роковой кратер
- все,  что осталось от первой лаборатории.  Он простирался далеко, миль
за двадцать,  поверхность его была покрыта блестящим пузырчатым стеклом,
а не пылью. На постаменте я прочитал:

     ЗДЕСЬ. РЯДОМ С ВАМИ, ПОКОЯТСЯ ОСТАНКИ
     Курта Шаффера,
     Мориса Файнштейна,
     Томаса Дули,
     Хейзл Хайакава,
     Дж. Вашингтона Слэппи,
     Сэма Хьюстона Адамса.
     ОНИ ПОГИБЛИ В БОРЬБЕ ЗА ЗНАНИЕ,
     КОТОРОЕ ДЕЛАЕТ ЧЕЛОВЕКА СВОБОДНЫМ.
     В одиннадцатый день августа 1984.

     Это