о  уйду сам. Вы хороший человек, шеф, несмотря ни на  что.  И  я
рад, что работал у вас, - прибавил он. - Прощайте!
     Кингу  удалось справиться со своим голосом - боль пряталась только
в глазах.
     -  Подождите,  -  сказал  он. - Мы еще  не  кончили.  Забудьте  об
отпуске.   Я   перевожу  вас  в  лабораторию  изотопов.  Как-никак   вы
исследователь,  и  никто  вас  от этой работы  не  освобождал.  Если  я
назначил  вас  на  дежурство, то лишь потому,  что  у  нас  не  хватает
первоклассных специалистов. Что касается психологического  контроля,  -
продолжал  он?  - то мне он так же неприятен, как и вам.  Полагаю,  вам
неизвестно, что за мной они следят вдвое пристальнее, чем за  дежурными
инженерами?
     Харпер  вопросительно уставился на Силарда, но  тот  лишь  коротко
кивнул.
     -  Однако  такой  контроль необходим... Вы помните Маннинга?  Хотя
нет,  он был здесь до вас. Тогда мы не вели психологических наблюдений.
Маннинг  был блестящим инженером, очень способным. И к тому  же  всегда
спокойным,  безмятежным, словно ничто его не волновало.  Я  с  радостью
доверил  ему  реактор,  потому  что он  был  внимателен  и  никогда  не
нервничал,  даже наоборот: чем дольше он оставался в контрольном  зале,
тем  безмятежнее  и счастливее выглядел. Я должен был  знать,  что  это
очень  скверный признак, но я не знал, и здесь не было психиатра, чтобы
мне  подсказать.  И однажды ночью помощник Маннинга  вынужден  был  его
оглушить...  Он  застал  его  в  тот  момент,  когда  Маннинг  разбирал
предохранитель  кадмиевой защиты. Бедняга Маннинг так  от  этого  и  не
оправился - у него до сих пор приступы буйного помешательства. Но после
того  как  он свихнулся, мы работаем по теперешней системе -  в  каждой
смене  два квалифицированных инженера и одна психиатр-наблюдатель.  Это
было единственное, что мы могли придумать.
     -  Может  быть,  оно  и так, шеф, - задумчиво  проговорил  Харпер;
злость  его прошла, но выглядел он по-прежнему несчастным. - Все равно,
шеф, нам чертовски неприятно.
     -  Смотри  на это проще! - Кинг встал и протянул Харперу  руку.  -
Послушай,  если  ты  до  утра не решишь окончательно  нас  покинуть,  я
надеюсь  утром увидеть тебя в лаборатории. И еще одно - я не часто  это
советую, но сегодня, по-моему, тебе не мешает хорошенько выпить.
     Кинг   знаком  попросил  Силарда  задержаться.  Когда   дверь   за
инженером закрылась, он повернулся к психиатру:
     - Ушел еще один, и один из лучших. Доктор, что будет дальше?
     -  Не  знаю, - ответил Силард, потирая щеку. - Бредовая  ситуация,
Харпер совершенно прав. Зная, что за ними наблюдают, они нервничают еще
больше...  А наблюдать за ними необходимо. Наши психиатры,  кстати,  не
очень-то хорошо с этим справляются. Мы сами нервничаем рядом с  Большой
Бомбой, тем более что ничего в ней не понимаем. А ведь именно нам нужно
бороться  со  страхом  и нервозностью других. Научная  работа  в  таких
условиях невозможна. Тут недолго и самому спятить.
     Кинг  перестал  расхаживать по комнате и посмотрел  на  Силарда  в
упор.
     - Но ведь должен быть какой-то выход! - сказал он твердо.
     Силард покачал головой:
     -  Это  выше моих сил, генерал-директор. Как психиатр  я  не  вижу
выхода.
     - Не видите? Хм, послушайте, доктор, кто у вас самый главный?
     - То есть?
     - Ну, кто в вашей области является специалистом номер один?
     -  Трудно  сказать.  В  нашей  области  нет  такого  единственного
лучшего  в  мире психиатра, - мы слишком узко специализированы.  Но  я,
кажется,  знаю,  кто  вам подойдет. Вам нужен не просто  специалист  по
промышленной  психометрии, вам нужен лучший психиатр,  разбирающийся  в
редких нетравматических и профессиональных психозах. Значит, вам  нужен
Ленц.
     - Продолжайте.
     -  Так  вот,  Ленц занимается всем кругом вопросов, относящихся  к
влиянию  среды на психику. Он связывает теорию оптимального раздражения
с  искусственным  торможением, технику которого Корджибский  разработал
опытным  путем.  Кстати, сам Ленц когда-то, еще  студентом,  работал  у
Корджибского,  и  это,  кажется,  единственное,  чем  он  по-настоящему
гордится.
     -  В  самом  деле?  Но  ведь  он, должно  быть,  уже  староват,  -
Корджибский-то когда умер?
     -  Я просто хотел вас сориентировать, поскольку работы Ленца имеют
отношение к инженерно-математической психологии.
     -  Ага, это нам и нужно! Значит, Ленц? Но я никогда не думал о нем
как о психиатре!
     -  Вполне  естественно, это не ваша область. Однако мы  ценим  его
хотя  бы  за  то,  что  он сделал для изучения и лечения  заразительных
неврозов,  свирепствовавших в сумасшедшие года, а он тогда сделал  все,
что мог.
     - Где он теперь?
     - Наверное, в Чикаго, в институте.
     - Доставьте его сюда.
     - То есть как это?
     -  Притащите  его сюда! Садитесь вот за этот видеофон  и  разыщите
его.  Потом скажете Штейнке, чтобы позвонил в Чикаго и заказал для него
стратоплан. Я хочу его видеть как можно скорее, еще до вечера.
     Кинг  опустился  в  кресло с видом человека, которые  снова  обрел
веру  в  себя  и  чувствует себя хозяином положения. Он  ощущал  внутри
приятную теплоту, наполнявшую его лишь тогда, когда он принимал решение
и начинал действовать. Лицо его снова стало уверенным.
     Зато Силард был в смятении.
     -  Но  послушайте, шеф, - попробовал он возразить. - Доктора Ленца
нельзя просто вызвать, как младшего клерка. Ведь это... Ведь он - Ленц!
     -  Конечно.  Поэтому он мне и нужен. Но ведь  и  я  не  истеричная
дамочка,   нуждающаяся  в  утешении.  Он  прилетит.  Если  понадобится,
заставьте на него нажать из Вашингтона. Пусть его вызовет Белый Дом. Но
он должен быть здесь, и сегодня же. За дело!

     Окончив  свое  дежурство, Эриксон попробовал  отыскать  Харпера  и
узнал,  что  тот  отправился в город. Поэтому он наскоро  перекусил  на
базе,  облачился в "кабацкий костюм" и влез в капсулу подземной дороги,
которая и доставила его в Парадиз.
     Парадиз,  или  Рай  штата  Аризона, представлял  собой  забубенный
маленький  городишко,  существовавший  только  благодаря  промышленному
реактору. Его обитатели были заняты единственным и весьма важным делом:
они  всемерно  старались избавить служащих реактора  от  их  повышенных
заработков. В этом сами служащие охотно шли им навстречу, потому что  в
каждую получку им выдавали раз в десять больше, чем где бы то ни  было.
Nни  никогда  не  были  уверены, что доживут до следующей  зарплаты,  а
потому  не  откладывали денег на старость. К тому же компания открывала
для  своих  работников солидные счета в банках Манхэттена - так  что  ж
было скряжничать?
     Поговаривали,  и не без оснований, что в Парадизе  можно  получить
за  свои  деньги  все  или почти все, что имелось  в  самом  Нью-Йорке.
Местные  коммерсанты взяли на вооружение рекламный лозунг городка  Рено
штата  Невада  и  называли Парадиз "Самым Большим Маленьким  Городом  в
Мире".  Разобиженные  кабатчики Рено отвечали на  это,  что,  поскольку
любой  город,  расположенный по соседству с атомным заводом,  неизбежно
вызывает представление о смерти, гораздо более подходящим названием для
Парадиза было бы "Врата Ада".
     Эриксон,  не  теряя времени, начал обход злачных  мест.  На  шесть
кварталов  главной улицы Парадиза приходилось двадцать семь  заведений,
торговавших крепкими напитками. Он рассчитывал найти Харпера в одном из
них  и надеялся, зная мужские привычки и вкусы коллеги, что найдет  его
во втором или третьем по счету.
     Эриксон  не  ошибся.  Харпер одиноко сидел  за  столиком  бара  де
Лансея  "Сан-Суси".  Это  был  их излюбленный  бар.  Здесь  все  дышало
старомодным  комфортом, хромированная стойка и красные  кожаные  кресла
нравились им куда больше феерической роскоши ультрасовременных кабаков.
Де Лансей был консерватором: он предпочитал рассеянный полумрак и тихую
музыку, а от дам требовал, чтобы они были одеты даже по вечерам.
     Пятая  рюмка  виски перед Харпером была еще на  две  трети  полна.
Эриксон показал ему три пальца:
     - А ну, сколько?
     - Три, - отозвался Харпер. - Садись, Густав.
     -  Правильно,  -  одобрил Эриксон, умещая свое долговязое  тело  в
низком кресле. - Ты в порядке... пока. Что стряслось?
     -  Выпей.  Нет,  не это. Здесь виски ни к черту. Наверное,  Лансей
его разводит. А я совсем спекся.
     -  Нет,  Лансей этого делать не станет, и если ты так думаешь,  то
уползешь  отсюда на четвереньках. Но как ты мог сдаться? Мне  казалось,
ты решил наконец высказаться и разделать их под орех.
     -  Я  и высказался! - проворчал Харпер. - Э, все это чушь, Густав.
Шеф прав. Если специалист по мозгам говорит, что ты рехнулся, он должен
его поддержать и снять тебя с дежурства. Шеф не имеет права рисковать.
     -  Да, может быть, шеф и прав, но наши милые психиатры от этого не
становятся  мне  милее. Знаешь что? Давай найдем кого-нибудь  одного  и
проверим на чувствительность! Я буду его держать, а ты лупи!
     - Оставь, Густав! Выпей лучше.
     -  Мысль христианская, но только не виски. Предпочитаю мартини,  -
скоро ужин.
     - Я тоже возьму мартини.
     -  Вот  и хорошо. - Эриксон поднял свою белокурую голову и заорал:
- Израэль!
     Высокая черная фигура склонилась к его локтю:
     - Мистер Эриксон? Слушаю, сэр.
     - Иззи, два мартини. Мне - с итальянским вермутом.
     Он повернулся к Харперу.
     - А что ты будешь делать теперь?
     - Лаборатория изотопов.
     -  Ну  что  ж,  не  так  плохо. Я и сам  хотел  заняться  ракетным
горючим. У меня есть одна мысль.
     Харпер посмотрел на него с насмешливым удивлением:
     -  Ты  имеешь  в виду атомное горючее для межпланетных  перелетов?
Эта  проблема достаточно изучена. Нет, брат, с Земли нам не  вырваться,
пока   мы  не  придумаем  что-нибудь  получше  ракет.  Конечно,   можно
смонтировать  в корабле реактор и придумать какую-нибудь штуковину  для
превращения  части его энергии в движение. Но что это даст?  Все  равно
остается  огромная масса реактора. Огромная из-за защитных покрытий.  А
использовать  можно будет не более одного процента мощности.  Я  уж  не
говорю  о  том, что компания вряд ли одолжит тебе реактор  для  опытов,
которые не сулят дивидендов.
     Эриксон был невозмутим.
     -  Я  не считаю, что ты предусмотрел все возможности. Что было  до
сих  пор?  Первые ракетчики занимались только своим делом  и  старались
усовершенствовать ракеты, твердо надеясь, что к тому времени, когда они
построят  ракету,  способную  слетать  на  Луну,  у  них  будет   новое
усовершенствованное  горючее. И они построили  такие  корабли  -  любой
рейсовый  стратоплан, летающий к антиподам, можно было бы отправить  на
Луну,  если бы у них было подходящее горючее. Но его нет. А почему  его
нет?  Потому что мы не помогли ракетчикам. Потому что они  до  сих  пор
зависят от молекулярного топлива, от энергии химических реакций,  в  то
время как мы сидим здесь на атомном горючем. Ракетчики не виноваты: они
давно  ждут  от нас концентрированного ракетного горючего и  строят  на
этом  все  свои  расчеты. А что мы для них сделали? Ни черта!  Компания
прямо  помешалась  на  дивидендах  и коммерции,  а  ракетного  атомного
горючего до сих пор нет.
     -  Ты  не  совсем прав, - возразил Харпер. - Мы можем использовать
две  формы  атомной энергии: радиоактивный распад и атомный распад.  Но
первая  слишком медленна - энергия есть, однако не станешь же ты  ждать
годами,  пока она проявится, особенно в межпланетном корабле. А  второй
тип энергии мы можем контролировать только в больших реакторах. Так что
выхода нет.
     -  По-настоящему  мы  еще  не  пытались  его  найти,  -  отозвался
Эриксон.  -  Энергия  есть,  и мы обязаны создать  подходящее  ракетное
горючее.
     -  Что  ты  называешь "подходящим горючим"? Эриксон начал загибать
пальцы:
     -  Небольшая  критическая масса, чтобы вся или почти  вся  энергия
могла  отбираться  теплоносителем, хотя бы просто водой.  Тогда  защита
сведется к свинцовым или кадмиевым костюмам. И чтобы все это можно было
контролировать с высокой точностью.
     Харпер рассмеялся:
     -  Тебе  останется  только заказать пару  ангельских  крылышек,  и
тогда  все будет в порядке! Ты не сможешь даже доставить такое  горючее
на ракету, оно взорвется, еще не дойдя до камеры сгорания.
     Упрямый скандинав уже готовился выдвинуть новое возражение,  когда
появился  официант с подносом. Он поставил рюмки на стол и расплылся  в
торжествующей улыбке:
     - Прошу вас, все готово!
     - Не хочешь кинуть кости в счет выпивки, Иззи? - спросил Харпер.
     - Это можно.
     Негр  достал  из кармана кожаный стаканчик, и Харпер кинул  кости.
Он  тщательно  выбирал комбинации, и за три раза ему  удалось  выкинуть
двадцать четыре очка. Потом стаканчик взял Израэль. Он выбрасывал кости
в  лучшем стиле, раскачивая стаканчик в гибкой кисти и далеко закидывая
его  назад.  После  третьего  раза, набрав двадцать  пять  очков,  негр
любезно  спрятал в карман стоимость шести рюмок. Харпер пощупал пальцем
костяные кубики.
     - Иззи, а это те же самые кости? - спросил он.
     - Мистер Харпер! - Лицо негра приняло обиженное выражение.
     -  Ну  ладно, забудь, - вздохнул Харпер. - Зря я вздумал  с  тобой
тягаться.  За шесть недель я не выиграл еще ни разу. Так что  ты  хотел
сказать, Густав?
     -  Я  хотел сказать, что должен быть другой, более надежный способ
получения энергии из...
     Но   тут   их   опять  прервали.  На  сей  раз  это  было   весьма
соблазнительное  существо в вечернем платье, которое словно  стекало  с
пышной  фигуры.  Существу  было лет девятнадцать-двадцать,  не  больше.
Опустившись в кресло, оно промурлыкало:
     - Скучаете, мальчики?
     -  Спасибо  за внимание, но мы не скучаем, - терпеливо  и  вежливо
ответил  Эриксон. Потом, указав пальцем на одинокую фигуру за столом  у
другой  стены, предложил; - Поди-ка поболтай с Ханнинганом! Видишь,  он
один.
     Существо скосило глаза и недовольно фыркнуло:
     -  Этот? От него никакого толку! Он так сидит здесь третью неделю.
И  ни  с  кем ни словечком не перемолвился, Если хотите знать,  он  уже
тронулся.
     -   В  самом  деле?  -  равнодушно  проговорил  Эриксон,  доставая
пятидолларовую бумажку. - Вот, пойди пока выпей. Может быть, мы позовем
тебя позднее.
     -  Спасибо,  мальчики!  -  Деньги исчезли  где-то  под  струящимся
платьем, и она встала. - Спросите Элит, и я приду.
     -  Ханнинган и в самом деле плох, - согласился Харпер, отметив про
себя мрачный взгляд и апатичное выражение лица одинокого посетителя.  -
И  последнее время он что-то слишком самоуверен. Это на него не похоже.
Как думаешь, мы должны об этом сообщить?
     -  Не  беспокойся, - ответил Эриксон. - Здесь уже есть соглядатай.
Видишь?  -  Проследив за его взглядом, Харпер узнал  доктора  Мотта  из
психологического отдела. Он сидел в дальнем углу бара,  вертя  в  руках
высокий  бокал, чтобы не бросаться здесь в глаза. Со своего  места  ему
было  очень удобно наблюдать не только за Ханнинганом, но и за Харпером
и Эриксоном.
     -  Да,  ты прав, - пробормотал Харпер. - И он следит за нами тоже.
О  дьявольщина, почему, когда я вижу кого-нибудь из них, у  меня  прямо
мороз по коже?!
     Вопрос был чисто риторический, и Эриксон на него не ответил.
     -  Пойдем  отсюда, - предложил он. - Закусим где-нибудь  в  другом
месте.
     - Пойдем.
     У выхода их перехватил сам де Лансей.
     -  Вы уходите так рано, джентльмены? - спросил он, и по его голосу
можно  было догадаться, что после их ухода ему останется только закрыть
бар.  -  Сегодня у нас превосходные омары. Если они вам не  понравятся,
можете за них не платить. - Он широко улыбнулся.
     -  Нет, Лансей, сегодня никаких даров моря! - объяснил ему Харпер.
- Скажите мне лучше другое: какого черта вы здесь околачиваетесь, зная,
что  реактор в любую минуту может отправить вас к праотцам? Неужели  вы
не боитесь?
     Хозяин бара удивленно вскинул брови:
     - Бояться реактора? Да ведь это же мой лучший друг!
     - Делает вам деньги, не так ли?
     -  О, об этом я даже не думаю. - Де Лансей доверительно наклонился
к  ним.  - Пять лет назад я приехал сюда, чтобы быстро подработать  для
моей  семьи,  пока  меня  не изгрыз рак желудка.  Но  в  клинике  новые
изотопы,  которые  вы,  джентльмены, создаете в  своей  Большой  Бомбе,
излечили  меня,  и  я вновь живу. Нет, я не боюсь реактора,  мы  с  ним
хорошие друзья.
     - А что, если он взорвется?
     -  Господь  Бог призовет меня, когда я ему понадоблюсь, -  ответил
он и быстро перекрестился.
     Когда они уже уходили, Эриксон тихо сказал Харперу:
     -  Ты слышал? Вот тебе и ответ. Если бы все инженеры могли так  же
верить, наша работа была бы куда легче.
     Но Харпер не был в этом убежден.
     -  Не  думаю,  -  проворчал он. - Не думаю, чтобы это  была  вера.
Просто недостаток воображения. И знаний.

     Ленц  не  оправдал  самоуверенности  Кинга  и  прибыл  только   на
следующий  день. Его внешность невольно поразила генерал-директора:  он
представлял себе выдающегося психолога эдаким длинноволосым  старцем  с
черными-  пронизывающими глазами и в рединготе. Но перед  ним  предстал
крепко сколоченный, почти толстый мужчина хорошего роста, который с тем
же  успехом мог бы сойти за мясника. Маленькие поросячьи глазки блекло-
голубого цвета добродушно посматривали из-под кустистых белесых бровей.
Больше  на  его огромной голове не было ни волоска, даже  круглый,  как
яблоко, подбородок был гладким и розовым. Одет он был в мятый костюм из
небеленого  полотна.  Длинный мундштук постоянно  торчал  из  угла  его
широкого  рта,  казавшегося еще шире от неизменной  улыбки,  выражавшей
бесхитростное удивление перед всем злом, которое творят люди.  В  Ленце
определенно был свой смак.
     Оказалось, что договориться с ним не составляет труда. По  просьбе
Ленца Кинг начал с истории вопроса.
     Был   только   один  способ  экономически  выгодного  производства
плутония  -  с  помощью высокого напряжения в реакторе  с  неустойчивой
реакцией природного, слегка обогащенного урана. При энергиях в  миллион
с    лишним   электронвольт   уран-238   начинал   расщепляться.    При
незначительном  уменьшении напряжения он превращался в плутоний.  Такой
реактор  сам поддерживал в себе "огонь" и вырабатывал больше "топлива",
чем   сжигал.  Он  мог  поставлять  "топливо"  для  множества   обычных
энергетических реакторов с устойчивой реакцией.
     Но  реактор  с  неустойчивой реакцией представлял собой,  по  сути
дела, атомную бомбу. Что может произойти в таком реакторе - этого никто
не  знал. Он будет вырабатывать большое количество плутония, ну а  если
он взорвется?
     Инженерам-атомщикам   пришлось   пережить    мучительный    период
неуверенности.  Может быть, неуправляемая реакция все-таки  управляема?
Или  в  крайнем случае пря взрыве будет уничтожен только сам реактор  и
этим все кончится? Может быть, он даже взорвется, как несколько атомных
бомб,  но не причинит особого ущерба? Но могло быть - и эта возможность
оставалась, - что вся многотонная масса урана взорвется одновременно.
     -  Выход  из  тупика  подсказала дестреевская механика  бесконечно
малых величин, - продолжал Кинг. - Ее уравнения доказывали, что если бы
такой  атомный взрыв произошел, он начал бы разрушать окружающую  массу
молекул  с  такой  скоростью,  что утечка нейтронов  из  частиц  тотчас
замедлила  бы  цепную  реакцию и взрыва всей  массы  все  равно  бы  не
произошло.  Такие вещи действительно случаются даже в  атомных  бомбах.
Для  нашего  реактора уравнение предсказывает силу  возможного  взрыва,
равную  одной  седьмой процента взрыва всей массы урана. Однако  этого,
разумеется,  больше  чем  достаточно - такой взрыв  опустошит  половину
штата.  Но  я лично никогда не был уверен,