Мак-Киннон
ехал по ней не  потому, что  ему  нравилось  по ней ехать, а потому, что это
была единственная дорога, которая вела его из опостылевшего общества.
     Дорога была безлюдна Это его устраивало у него не было никакого желания
встречаться  с другими людьми до тех пор,  пока он не найдет  подходящий для
жилья  участок  земли  и  не застолбит его.  Но холмы не были  лишены  жизни
несколько раз  он  замечал  на  скалах  маленькие темные  фигурки  с  яркими
бусинками глаз.
     Вначале  Давиду  не  приходило  в  голову,  что  эти  робкие  маленькие
животные, скрывающиеся при его приближении, могли бы пополнить его кладовую,
-  его просто  развлекало и  согревало их  присутствие. Когда же он все-таки
подумал, что этих  зверюшек можно было бы использовать в качестве пищи, то в
первый момент  испытал  отвращение, обычай  убивать ради "спорта"  прекратил
свое существование задолго до рождения Мак-Киннона, а поскольку производство
дешевых синтетических белков в последней четверти предыдущего века привело к
экономическому краху компаний, занимавшихся разведением  животных  на  убой,
было более чем невероятно, что он вообще не пробовал животной пищи.
     Но логическим  продолжением мысли было действие. Дэвид рассчитывал жить
тем,  что даст ему природа, хотя на ближайшее будущее у него было достаточно
пищи, не мешало пока приберечь ее. Он подавил  свое эстетическое неприятие и
этические опасения и решил застрелить одно из маленьких животных при  первой
же возможности.
     Мак-Киннон вытащил винтовку, зарядил ее и положил возле  себя. Но,  как
назло,  в  течение  ближайшего получаса  никакой  добычи не  появлялось.  Он
проезжал мимо  скалистого выступа,  когда наконец  увидел свою  жертву.  Она
выглядывала   из-за   маленького    валуна,   рассматривая   его   трезвыми,
озабоченными, но не  встревоженными глазами. Мак-Киннон остановил "черепаху"
и  тщательно прицелился, поставив  и  закрепив винтовку на краю кабины.  Его
жертва помогла ему, выскочив из-за валуна.
     Он  нажал на  спуск - при  этом его мускулы непроизвольно напряглись, а
глаза прищурились. Естественно, пуля ушла слишком высоко и вправо.
     Но он этого даже не  заметил.  Ему  показалось, что весь мир взорвался.
Правое плечо онемело, ощущение во рту было такое, словно по нему ударили,  а
в ушах стоял какой-то странный и неприятный звон. Он удивился, что ружье все
еще в его руках и нисколько не пострадало при выстреле.
     Мак-Киннон положил его, выбрался из машины и бросился к тому месту, где
видел - маленькое существо.  Но там и следов не было. Он обыскал все кругом,
но ничего не нашел  Озадаченный, он вернулся  к  своему экипажу,  решив, что
винтовка в чем-то дефектна и что  ему следует тщательно осмотреть ее, прежде
чем снова стрелять.
     Его недавняя  цель, при звуке  выстрела удравшая  в  укрытие, осторожно
следила за Мак-Кинноном с  расстояния  в несколько ярдов. Она была не меньше
озадачена удивительными  событиями,  ибо  с  огнестрельным  оружием,  как  и
Мак-Киннон, сталкивалась впервые.
     Прежде  чем  снова  завести  "черепаху",  Мак-Киннону пришлось заняться
верхней  губой,   которая  опухла,  покраснела  и  кровоточила  от  глубокой
царапины. Это  еще  больше  убедило  его в том, что ружье  было неисправным.
Нигде  в   романтической  литературе  девятнадцатого  и   двадцатого  веков,
приверженцем  которой  он  был,  не  предупреждалось,  что  при стрельбе  из
тяжелого  ружья нельзя держать правую  руку так, что отдача отбросит большой
палец правой руки и ноготь ударит по губам.
     Он  посыпал  ранку  антисептиком и наложил нечто вроде повязки, а потом
продолжил свой путь. Лощина, по которой он ехал, несколько  расширилась,  на
холмах по сторонам стала  появляться зелень.  За одним из  крутых  поворотов
перед ним  раскинулась широкая плодородная долина. Дальний край ее терялся в
дымке теплого дня.
     Большая часть долины вспахана, виднелись и  людские жилища. Мак-Киннона
обуревали смешанные чувства. Люди здесь есть - это означало, что  жить будет
легче.  А вот с заявкой на земельный участок, очевидно, будет труднее, хотя,
конечно, в Ковентри места много.
     У въезда  в долину двое мужчин преградили ему путь. В руках они держали
какое-то оружие. Один из них крикнул:
     - Стой!
     Мак-Киннон остановился и удивленно спросил.
     - Что вам нужно?
     - Таможенный досмотр.  Подъезжайте к конторе. - Он указал на  маленькое
здание, расположенное  в  нескольких  футах от  дороги,  которое  Мак-Киннон
раньше не заметил.
     Взглянув на него, он снова посмотрел на говорившего и почувствовал, что
весь трясется от ярости.
     -  Что  за идиотские шутки? - рявкнул он. - Отойдите в  сторону и дайте
мне проехать.
     Тот, который молчал, поднял  оружие и нацелил его в  грудь Мак-Киннону.
Второй схватил его за руку.
     - Не стреляй в этого дурака, Джо, - сказал он раздраженно. -  Ты всегда
торопишься. - Затем, обращаясь к Мак-Киннону: -  Вы оказываете сопротивление
закону. Выполняйте указание, да поживее!
     - Закон! - Мак-Киннон горько усмехнулся и схватил винтовку с сиденья.
     Но она так  и не  коснулась  его  плеча,  говоривший  выстрелил как  бы
невзначай, не  целясь. Винтовка Мак-Киннона вырвалась  из его рук, взмыла  в
воздух и упала в придорожную канаву позади "черепахи".
     Мужчина,  который все  время  молчал,  проследил  за  полетом  ружья  и
заметил.
     - Прекрасный выстрел. Черныш, ты даже не задел его.
     - О, просто повезло, - возразил второй, но ухмыльнулся от удовольствия.
- Хорошо, что я не зацепил его, а то пришлось бы писать объяснительную. - Он
снова принял официальный вид и обратился к Мак-Киннону: - Ну, непокорный! Вы
будете вести себя как подобает или нам придется вытащить вас силой?
     Мак-Киннон сдался.  Он подвел "черепаху" к  указанному месту  и  угрюмо
стал ожидать дальнейших указаний.
     - Начинайте разгружаться! - было приказано ему.
     Когда, Мак-Киннон свалил свое драгоценное  имущество на землю, человек,
которого  называли Чернышом, разделил  все вещи  на  две кучи,  а  Джо  стал
записывать их  на бланке. Вскоре Мак-Киннон заметил, что Джо перечислил вещи
только из  первой  кучи.  Он  понял,  в чем дело, когда Черныш приказал  ему
загружать  "черепаху"  вещами  из  этой кучи,  а сам  начал  переносить  все
остальное в здание Мак-Киннон громко возмутился.
     Джо ударил его по лицу - хладнокровно и  без злобы. Мак-Киннон упал, но
снова  поднялся и  бросился  в  бой.  Он был  в таком  гневе,  что казалось,
справится с носорогом. Джо очень точным движением снова ударил его.  На этот
раз Мак-Киннон поднялся не сразу.
     Черныш  подошел к  умывальнику  в одном из углов конторы  Он вернулся с
мокрым полотенцем и сунул его Мак-Киннону.
     -  Оботри-ка лицо, приятель,  и садись  на  свою каракатицу.  Нам нужно
ехать.
     Когда  Мак-Киннон  отвозил Черныша  в  город,  у него  было  достаточно
времени, чтобы серьезно обо всем подумать. Он спросил только, куда они едут,
узнал, что в "третейский суд", и больше не пытался разговаривать. Рот болел,
голова болела  и  он уже  не  стремился  ускорить  ход событий необдуманными
речами.
     Мак-Киннон  ожидал найти в Ковентри полнейшую  анархию, но  обманулся в
своих ожиданиях. Здесь  было, очевидно, своего рода  правительство, но очень
непохожее на то,  к какому он  привык. Он представлял себе страну, в которой
царит благородный  независимый  дух, где  люди  делают  все,  что  хотят,  и
оказывают  друг  другу  взаимное уважение.  Конечно,  там  тоже должны  быть
мерзавцы, но с ними обходятся быстро и беспощадно, как только они  проявляют
свои отвратительные  качества. У  него было сильное, хотя и подсознательное,
убеждение, что добродетель обязательно восторжествует.
     Но поскольку правительство  есть,  Мак-Киннон невольно ожидал, что  оно
будет соответствовать образцу,  к которому  он  привык за  свою жизнь, - оно
будет  честным,  добросовестным,  разумно эффективным и,  разумеется,  будет
строго соблюдать все права и свободы граждан. Он сознавал, что правительство
не всегда  было таким, но ему  никогда не приходилось с иным сталкиваться, -
сама идея неразумного правительства была для него столь же непостижимой, как
каннибализм или система рабского труда.
     Задумайся Мак-Киннон над этим, возможно, он бы  и понял, что служащие в
Ковентри  никогда не  подвергались  психологическому  обследованию  с  целью
определения  их  профессиональной  пригодности,  и поскольку  каждый  житель
Ковентри был выслан туда - как и он сам - за то или  иное нарушение закона и
отказ от лечения, то само  собой подразумевалось,  что большинство из них не
соответствует занимаемой должности.
     Мак-Киннона  очень  утешало то,  что они направляются  в  суд. Если  он
расскажет свою историю судье, все, конечно, сразу наладится.
     Мак-Киннон не  замечал,  какая  парадоксальная  возникла  ситуация.  Он
совсем недавно отказался от общества, правительства,  судов, но  по-прежнему
незыблемо верил в юридическую процедуру. Что же это было - сила привычки или
нечто  большее?  Он  мог  проклинать  суд,  который  подверг  его  унижению,
приговорив к выбору Альтернативы, но тем не менее  был убежден, что  в судах
торжествует справедливость. Он мог бороться за свою жалкую независимость, но
при этом ожидал, что люди, с которыми он столкнется, будут  вести себя  так,
словно  они  связаны  Заветом,  -  с  людьми  другого  сорта  он  просто  не
встречался. Он  так же не  мог отделаться от своего прошлого, как  от своего
собственного тела.
     Но этого он еще не знал.
     Мак-Киннон  забыл встать, когда  судья  вошел в зал  суда,  но судебные
исполнители  быстро  поставили его на ноги. Внешний  вид и манера  поведения
судьи  не вселяли больших надежд. Это был хорошо упитанный мужчина, высокий,
с  лицом  садиста.  Вначале  он   стал  разбирать   дела  нескольких  мелких
нарушителей, уделяя каждому самый  минимум времени.  У Мак-Киннона сложилось
впечатление, что все происходящее имеет мало общего с законностью.
     Тем не менее он почувствовал облегчение, когда  произнесли его имя.  Он
вышел  и  приготовился  сразу  же рассказать  свою историю.  Молоточек судьи
оборвал его.
     -  В  чем  суть этого  дела?  -  требовательным  голосом спросил судья,
хмурясь.  -  Напился  и  учинил беспорядок, конечно.  Я  положу  конец этому
безобразию среди молодежи, даже если мне придется отдать все свои силы! - Он
повернулся к секретарю: - Раньше нарушения были?
     Секретарь  что-то  прошептал ему в  ухо. Судья  бросил  на  Мак-Киннона
взгляд, в  котором  смешались  чувства  обиды  и  подозрения, затем приказал
таможеннику дать Показания.  Черныш  рассказал простую и  правдивую  на  вид
сказку с легкостью  человека,  привыкшего к даче показаний. Дело Мак-Киннона
сводилось к тому, что он оказал сопротивление  служащему  при исполнении  им
служебных  обязанностей.  Он  представил список  вещей,  подготовленный  его
коллегой, но забыл упомянуть о множестве изъятых предметов.
     Судья повернулся к Мак-Киннону.
     - Хотите ли вы сказать что-нибудь в свое оправдание?
     -  Конечно, хочу,  доктор,  -  с готовностью начал он. -  Здесь нет  ни
слова...
     Бум! Молоточек оборвал его. Судебный исполнитель поспешил к Мак-Киннону
и  попытался втолковать ему принятую форму обращения в суде. Это  объяснение
озадачило   его.  По   собственному  опыту  он  знал,  что   "судья"  -  это
представитель  медицины,  психиатр, специализирующийся в  области социальных
проблем. Он никогда не  слышал также  об употреблении каких-либо специальных
форм речи в суде. Но он стал говорить так, как его проинструктировали.
     - Не  будет ли  угодно  услышать Достопочтимому  суду, что этот человек
лжет? Он и его товарищи напали и ограбили меня. Я просто...
     -  Пойманные  контрабандисты  всегда  утверждают,  что  таможенники  их
ограбили,  - злобно усмехнулся судья. -  Вы отрицаете, что пытались помешать
таможенному досмотру?
     - Нет, Ваша Честь, но...
     -  Достаточно.  Штраф  пятьдесят  процентов  в  дополнение  к  обычному
таможенному сбору. Уплатите секретарю.
     - Но, Ваша Честь, я не могу...
     - Не можете уплатить?
     - У меня совсем нет денег. У меня есть только мое имущество.
     - Ну  что ж, - судья  повернулся  к секретарю, -  тюремное  заключение.
Конфискуйте  его  вещи.  Десять дней  за  бродяжничество.  Община  не  может
позволить,  чтобы эти нищие  иммигранты  шатались  на свободе  и нападали на
добропорядочных граждан. Следующее дело!
     Его  торопливо  вывели.   И   только  звук  поворачивающегося  ключа  в
зарешеченной двери за его  спиной заставил Мак-Киннона понять,  в какую беду
он попал.
     - Привет, приятель, как там погода на улице? В тюремной камере оказался
еще  один  обитатель,  маленький,  плотно  сбитый человек. Перед  появлением
Мак-Киннона он раскладывал  пасьянс,  сидя верхом на скамейке. Он  поднял на
вошедшего спокойные яркие маленькие глаза.
     -  На улице ясно, да вот в суде слишком пасмурно, - ответил Мак-Киннон,
пытаясь принять такой же добродушно-шутливый тон, но это  ему плохо удалось.
Губы болели, и это портило его ухмылку.
     Человек перекинул ногу через скамейку и подошел к нему легким неслышным
шагом.
     - Послушай,  приятель, тебе, должно быть,  перепало при  задержании,  -
прокомментировал он, осматривая рот Мак-Киннона. - Болит?
     - Чертовски, - признался Мак-Киннон.
     - Придется кое-что сделать. - Он подошел к двери и забарабанил по ней -
Эй! Лефти! Дом горит! Беги скорей?
     Надзиратель неторопливо прошествовал по коридору и остановился напротив
двери их камеры.
     - Че те надо, Сгиня? - лениво спросил он.
     - Мой старый школьный товарищ наткнулся на разводной ключ, и теперь ему
больно. У тебя будет возможность оправдаться перед Богом, если ты смотаешься
в аптеку и захватишь бинт и немножко йода.
     Надзиратель кисло поморщился. Сгиня обиженно выпятил губы.
     - Ну, Лефти, -  сказал  он,  -  я  думал, ты ухватишься  за возможность
оказать такую маленькую услугу. - Он подождал с минуту, затем добавил. - Вот
что  я тебе скажу: если ты  это  сделаешь, я покажу тебе, как решить загадку
"Сколько лет Анне". Идет?
     - Вначале покажи.
     - На это потребуется много времени. Я напишу ответ и отдам тебе.
     Когда  надзиратель  вернулся,  товарищ  Мак-Киннона  по  камере искусно
перебинтовал его раны, потом сказал.
     - Меня называют Сгиня Мэги. А как твое имя, приятель?
     - Дэвид Мак-Киннон. Извините, я не совсем расслышал ваше имя.
     - Сгиня. Это, - объяснил он с ухмылкой,  - не  то имя, которое дала мне
мать. Это скорее профессиональная дань моей скромной и ненавязчивой натуре.
     Мак-Киннон очень удивился.
     - Профессиональная дань? А какова ваша профессия?
     Мэги скривился как от боли.
     -  Ну, Дэйв,  -  сказал он,  - я  ведь тебя  не  спрашиваю.  Однако,  -
продолжал он, - вероятно, та же, - что и у тебя, - самосохранение.
     Мэги  оказался  внимательным  слушателем,  и  Мак-Киннон  ухватился  за
возможность рассказать хоть кому-нибудь о своих бедах. Мэги кивал головой.
     - Меня все это не удивляет, - заметил он. - Здесь иначе и не бывает.
     - Но что станет с моими вещами?
     - Их продадут с аукциона, чтобы оплатить судебные издержки и таможенный
сбор.
     - Интересно, а сколько же останется мне?  Мэги внимательно посмотрел на
него.
     -  Останется?  Ничего  не  останется.  Тебе,  вероятно,   придется  еще
доплатить за комиссионные услуги.
     - А что это такое?
     - Это  такой метод  согласно  которому осужденный платит  за исполнение
приговора, - несколько туманно объяснил Мэги. - В твоем случае это означает,
что, когда ты отсидишь свои десять дней,  ты все  еще будешь должен  суду. И
тогда ты отправишься на каторгу, друг мой, и отработаешь по доллару в день.
     - Сгиня... ты шутишь.
     - Поживем - увидим. Тебе предстоит еще многое узнать, Дэйв.
     Ковентри  оказался   гораздо  более  сложной  страной,  чем  мог   себе
представить Мак- Киннон. Мэги  объяснил ему, что фактически Ковентри поделен
на  три  суверенных,   независимых  государства.   Тюрьма,  в  которой   они
находились,  была  расположена на  территории так  называемой Новой Америки.
Здесь  имелись  некоторые  формы  демократического правительства,  но прием,
который  был  оказан  Мак-Киннону,  являлся  ярким  образцом  того, как  эта
демократия претворялась в жизнь.
     -  Здесь еще рай по сравнению  со  Свободным Государством,  - продолжил
Мэги. - Я был там.
     Свободное Государство было абсолютной диктатурой,  глава правящей клики
назывался Освободителем. Ключевыми словами там были "долг" и "покорность", а
деспотическая  дисциплина  навязывалась с  такой жестокостью, что  места для
свободы мнений не  оставалось. Правительственная теория отдаленно напоминала
старые функционалистские доктрины. Государство мыслилось как единый организм
с  единой  головой,  едиными мозгами и единой целью.  Все,  что  не являлось
обязательным, Запрещалось.
     - Клянусь  честью, - воскликнул Мэги, - там даже в  собственной постели
можно обнаружить агента из проклятой тайной полиции. Однако, - продолжал он,
- там жить все-таки легче, чем с Ангелами.
     - Ангелы?
     - Вот именно. Здесь и эти  чудики есть. После  Революции две-три тысячи
из  них предпочли  отправиться  в Ковентри  -  ну, ты  об  этом  знаешь. Они
основали  колонию на  холмах к  северу, у них там есть даже живой  Пророк  и
прочие прелести -  полный комплект! Они не такие уж плохие ребята, но  могут
уморить своими молитвами до смерти.
     Все три государства, в общем, имели одну интересную черту  - каждое  из
них  считало  себя  единственным  законным правительством  всех  Соединенных
Штатов, и каждое с нетерпением  ожидало того  дня, когда сможет присоединить
"неосвобожденную"  часть  страны,  то есть выйти за пределы Ковентри. Ангелы
считали, что это произойдет, когда Первый Пророк вернется  на землю  и вновь
поведет их за  собой.  В  Новой  Америке  это было  не  чем иным, как весьма
удобным пунктом предвыборной  кампании, о котором забывали после выборов. Но
в Свободном Государстве это было целенаправленной политикой.
     На этой почве вспыхнула целая серия войн между Свободным Государством и
Новой Америкой. Освободитель  утверждал, вполне логично, что Новая Америка -
всего  лишь  неприсоединившаяся  часть  его  государства  и  что  необходимо
подчинить ее Свободному Государству  еще до того, как  все  преимущества  их
культуры можно будет распространить за пределы Ковентри.
     Слова  Мэги  окончательно разрушили мечту  Мак-Киннона об  анархической
утопии за Барьером, но он не мог допустить, чтобы его любимая иллюзия умерла
без боя.
     - Послушай, Сгиня, -  настаивал он,  -  разве здесь  нет  какого-нибудь
места,  где  человек   может  жить  спокойно,   сам  по  себе,  без  всякого
вмешательства извне?
     - Нет... - задумался Сгиня, - нет... разве что уйдешь в  горы. Тогда ты
обретешь покой, если, конечно, будешь держаться подальше от  Ангелов. Но это
чертовски трудно - жить в одиночестве. Когда-нибудь пробовал?
     - Нет... не приходилось... но я читал классиков:
     Зэйна Грэя, Эмерсона Хоу и прочих.
     - Ну что  ж... возможно, тебе это  и удастся. Но  если ты действительно
хочешь уйти и быть отшельником, тебе лучше попробовать это там, за Барьером,
где свободы все-таки больше.
     - Нет, - Мак-Киннон сразу как-то сжался, -  нет, никогда! Я  никогда не
соглашусь  на  психологическую реориентацию только  для того, чтобы получить
возможность  оставаться в  покое. Если  бы я мог вернуться в то время, когда
меня  еще  не  арестовали, возможно,  я  бы и поискал где-нибудь заброшенную
ферму...  Но после того, как мне поставили этот  диагноз...  после того, как
мне сказали, что  я  непригоден для  человеческого общества  и не могу в нем
жить до тех пор, по