что дело ограничится  только
этим.
     -  Наверное,  потому  вы и согласились здесь работать?  -  спросил
Ленц.
     Прежде чем ответить, Кинг долго возился с бумагами на столе.
     -  Да,  -  сказал  он  наконец. - Я не мог  от  этого  отказаться,
доктор,  понимаете - не мог! Если бы я отказался, они  бы  нашли  кого-
нибудь другого, а такая возможность выпадает один раз в жизни.
     Ленц кивнул:
     -  И  к  тому  же они могли найти кого-нибудь менее компетентного.
Понимаю.  У  вас,  доктор  Кинг,  типичный  комплекс  "поиска  истины",
свойственный  ученым. Вы должны находиться там, где  эту  истину  можно
найти,  даже если она вас убьет. А что касается этого Дестрея,  то  мне
его выкладки никогда не нравились: он слишком много предполагает.
     -  В  том-то и беда! - согласился Кинг. - Его работа блистательна,
но  я  не  уверен,  стоят ли все его предсказания хотя  бы  бумаги,  на
которой  они  написаны.  И  мои инженеры,  видимо,  думают  так  же,  -
признался он с горечью.
     Кинг  рассказал  Ленцу о трудностях работы  и  о  том,  как  самые
проверенные люди в конце концов не выдерживают постоянного напряжения.
     -  Вначале  я  думал,  что  на них угнетающе  влияет  какая-нибудь
нейтронная   радиация,   проникающая   сквозь   щиты.   Мы   установили
дополнительную экранировку, ввели индивидуальные защитные  панцири,  но
это  не  помогло - Один юноша, который пришел к нам уже после установки
экранов,  однажды вечером за обедом вдруг сошел с ума: он  кричал,  что
свиной окорок сейчас взорвется. Я боюсь думать, что было бы, если бы он
взбесился во время дежурства!
     Система  постоянного  психиатрического  контроля  намного  снизила
опасность  внезапных  помешательств  у  дежурных  инженеров,  но   Кинг
вынужден  был  признать,  что  эта система  была  неудачна:  количество
неврозов даже увеличилось.
     -  Вот  так обстоят дела, доктор Ленц, - закончил он. - И с каждым
днем они идут хуже. Вы можете нам помочь?
     Но Ленц не имел готовых рецептов.
     -  Не  так  быстро!  - предупредил он. - Вы нарисовали  мне  общую
картину,  но  у  меня  пока нет точных данных,  нет  фактов.  Мне  надо
осмотреться,  самому  разобраться  в  ситуации,  поговорить  с   вашими
инженерами,  может  быть,  даже  выпить с  ними,  чтобы  познакомиться.
Надеюсь,  это  возможно? Тогда через несколько  дней  мы,  может  быть,
сообразим, что делать.
     Кингу оставалось только согласиться.
     -  И  очень  хорошо,  что ваши инженеры не  знают,  кто  я  такой.
Предположим, для них я ваш старый друг, такой же физик, который приехал
вас навестить, - вы не возражаете?
     - Конечно, почему бы и нет! Я сам им так скажу.

     - Так мы ничего не добьемся, Густав!
     Харпер отложил логарифмическую линейку и нахмурился.
     -  Похоже  на то, - мрачно согласился Эриксон. - Но, черт  возьми,
должен  же  быть какой-то путь к решению этой проблемы! Что нам  нужно?
Концентрированная  и  управляемая энергия ракетного  горючего.  Что  мы
имеем?  Энергию  атомного  распада.  Должен  отыскаться  способ,   как:
удержать  эту энергию и использовать по мере надобности. И  ответ  надо
искать где-то в одной из серий радиоактивных изотопов. Я уверен!
     Он  сердито оглядел лабораторию, словно надеялся увидеть ответ  на
одной из обшитых свинцовыми листами стен.
     -  Только  не вешай носа! - сказал Харпер. - Ты убедил? меня,  что
ответ  должен быть. Давай подумаем, как его найти. Прежде всего  -  три
серии естественных изотопов уже проверены, так?
     -  Так.  Во  всяком  случае,  мы исходили  из  того,  что  в  этом
направлении все уже проверено-перепроверено.
     -  Прекрасно.  Остается  предположить,  что  другие  исследователи
испробовали  все, что зафиксировано в их записях, -  иначе  ни  во  что
нельзя верить и надо все проверять самим, начиная с Архимеда и до наших
дней. Может быть, так оно и следовало бы сделать, но с такой задачей не
справился бы даже Мафусаил. Значит, что нам остается?
     - Искусственные изотопы.
     -  Совершенно верно. Давай составим список изотопов,  которые  уже
получены,  и тех, которые возможно получить. Назовем это нашей  группой
или  нашим полем исследования, если ты за точные определения. С  каждым
элементом  этой  группы  и с каждой из их комбинаций  можно  произвести
определенное количество опытов. Запишем и это.
     Эриксон   записал,   пользуясь  странными   символами   исчисления
состояния. Харпер одобрительно кивнул:
     - Хорошо, теперь расшифруй.
     Эриксон  несколько  минут  вглядывался в  свои  построения,  потом
спросил:
     -   Ты  хотя  бы  представляешь,  сколько  величин  получится  при
расшифровке?
     - Не очень. Несколько сот, а может быть, и тысяч.
     -  Ну,  ты слишком скромен! Речь идет о десятках тысяч, не  считая
будущих изотопов! С таким количеством опытов ты не справишься и за  сто
лет.
     Эриксон  угрюмо  отбросил  карандаш.  Харпер  посмотрел  на   него
насмешливо, но доброжелательно.
     - Густав, - сказал он, - похоже, эта работа и тебя доконала.
     - С чего ты взял?
     -  Ты еще никогда ни от чего так легко не отказывался. Разумеется,
мы  с  тобой  никогда не перепробуем всех комбинаций и в худшем  случае
только  избавим кого-нибудь другого от повторения наших ошибок. Вспомни
Эдисона - шестьдесят лет бесконечных опытов по двадцать часов в день, а
ведь он так и не нашел того, что искал! Но если он мог это выдержать, я
думаю, мы тоже сможем.
     Эриксон немного стряхнул уныние.
     -  Наверное,  сможем,  - согласился он. -  Может  быть  даже,  нам
удастся  придумать какое-нибудь приспособление, чтобы ставить несколько
опытов одновременно.
     Хароер хлопнул его по плечу:
     -   Узнаю  старого  бойца!  А  кроме  того,  нам  ведь  совсем  не
обязательно   проверять  все  комбинации,  чтобы  отыскать   подходящее
горючее. Насколько я понимаю, на наш вопрос должно быть десять, а может
быть, и сто правильных ответов. И мы можем натолкнуться на любой из них
хоть сегодня. Во всяком случае, если ты будешь мне помогать в свободное
время, я не выйду из игры, пока не поймаю черта за хвост!

     За  несколько  дней  Ленц  облазил весь завод  и  административные
службы и успел примелькаться. Все привыкли к нему и охотно отвечали  на
вопросы.   На  него  смотрели  как  на  безобидного  чудака,   которого
приходится  терпеть, потому что он друг генерал-директора.  Ленц  сунул
свой  нос даже в коммерческий отдел предприятия и выслушал подробнейшие
объяснения  о том, как энергия реактора превращается в электричество  с
помощью  усовершенствованных  солнечных  батарей.  Одного  этого   было
достаточно,  чтобы  отвести от него последние  подозрения,  потому  что
психиатры  никогда  не  обращали внимания на  прошедших  огонь  и  воду
техников  отдела превращения энергии. В этом не было нужды: даже  явная
психическая  неуравновешенность этих людей ничем не угрожала  реактору,
да  они и не испытывали убийственного гнета ответственности перед родом
человеческим.  Здесь  шла обычная работа, конечно,  опасная  для  самих
техников, но к такому люди привыкли еще в каменном веке.
     Так,  совершая свой обход, Ленц добрался и до лаборатории изотопов
Кальвина  Харпера.  Он позвонил, подождал. Дверь открыл  сам  Харпер  в
защитном  шлеме  с откинутым забралом, - казалось, он напялил  на  себя
какой-то дурацкий колпак.
     -  В  чем  дело?  - спросил Харпер. - О, это вы, доктор  Ленц.  Вы
хотели меня видеть?
     -  Собственно,  и  да,  и  нет,  - ответил  толстяк.  -  Я  просто
осматривал экспериментальные корпуса, и мне захотелось узнать,  что  вы
здесь делаете. Но может быть, я помешаю?
     - Нисколько, заходите. Густав!
     Эриксон  вышел  из-за  щита, где он возился  с  силовыми  кабелями
лабораторного   триггера  -  скорее  видоизмененного   бетатрона,   чем
резонансного ускорителя.
     - Хэлло! - сказал он.
     - Густав, это доктор Ленц. Познакомьтесь - Густав Эриксон.
     -  Мы  уже знакомы, - отозвался Эриксон, стаскивая перчатки, чтобы
поздороваться:  он  раза два выпивал с Ленцем в  городе  и  считал  его
"милейшим стариком". - Вы попали в антракт, но подождите немного, и  мы
покажем вам очередной номер. Хотя смотреть, по совести, нечего.
     Пока  Эриксон  готовил опыт, Харпер водил Ленца по  лаборатории  и
объяснял  смысл  их исследований с такой гордостью, с какой  счастливый
папаша  показывает своих близнецов. Психиатр слушал, время  от  времени
вставлял  подходящие  замечания,  но главным  образом  приглядывался  к
молодому  инженеру,  пытаясь обнаружить признаки неуравновешенности,  о
которых говорилось в его деле.
     -   Видите  ли,  -  с  явным  увлечением  объяснял  Харпер,  -  мы
испытываем радиоактивные изотопы, чтобы вызвать такой же их распад, как
в  реакторе, но только в минимальных, почти микроскопических масштабах.
Если  это нам удастся, можно будет использовать нашу Большую Бомбу  для
производства безопасного, удобного атомного горючего для ракет и вообще
для чего угодно.
     Он объяснил последовательность экспериментов.
     -  Понимаю,  -  вежливо сказал Ленц. - Какой элемент  вы  изучаете
сейчас?
     -  Дело не в элементе, а в его изотопах, - поправил его Харпер.  -
Мы  уже  испытали изотоп-два, и результат отрицательный.  По  программе
следующим идет изотоп-пять. Вот этот.
     Харпер  взял  свинцовую  капсулу и показал  Ленцу  образец.  Потом
быстро  прошел  за  щит, ограждающий бетатрон. Эриксон  оставил  камеру
открытой,  и  Ленц  видел, как Харпер, предварительно  опустив  забрало
шлема, раскрыл капсулу и манипулировал с помощью длинных щипцов.  Через
минуту он завинтил камеру и опустил заслонку.
     - Густав, как там у тебя?! - крикнул он. - Можно начинать?
     -  Пожалуй,  начнем,  - проворчал Эриксон. Он  выбрался  из  хаоса
аппаратуры,  и они зашли за толстый щит из многослойного металлобетона,
который заслонял их от бетатрона.
     - Мне тоже надеть защитный панцирь? - спросил Ленц.
     -  Незачем,  -  успокоил его Эриксон. - Мы носим эти латы  потому,
что  крутимся  возле  этих  штуковин каждый день.  А  вы...  Просто  не
высовывайтесь из-за щита, и все будет в порядке.
     Эриксон  посмотрел на Харпера - тот утвердительно кивнул и  впился
взглядом  в  приборы.  Ленц увидел, что Эриксон  нажал  кнопку  посреди
приборной доски, потом услышал щелканье многочисленных реле там, по  ту
сторону щита. На мгновение все стихло.
     Пол  затрясся  у  него  под  ногами  в  судорожных  конвульсиях  -
ощущение  было такое, словно вас с невероятной быстротой лупят  палками
по  пяткам. Давление на уши парализовало слуховой нерв, прежде  чем  он
смог  воспринять немыслимый звук. Воздушная волна обрушилась на  каждый
квадратный дюйм его тела как один сокрушающий удар. И когда Ленц пришел
наконец  в  себя, его била неудержимая дрожь - первый раз  в  жизни  он
почувствовал, что стареет.
     Харпер  сидел  на  полу. Из носа у него текла кровь.  Эриксон  уже
поднялся - у него была порезана щека. Он прикоснулся к ране и  с  тупым
удивлением уставился на свои окровавленные пальцы.
     - Вы ранены? - бессмысленно спросил Ленц. - Что бы это могло?..
     -  Густав!  -  заорал  Харпер.  -  Мы  нашли,  нашли!  Изотоп-пять
сработал!
     Эриксон посмотрел на него с еще большим удивлением.
     -  Пять?  -  недоуменно переспросил он. - При чем здесь пять?  Это
был изотоп-два. Я заложил его сам.
     -  Ты  заложил?  Это  я  заложил образец. И это  был  изотоп-пять!
Понятно?
     Все  еще оглушенные взрывом, они стояли друг против друга, и, судя
по выражению их лиц, каждый считал другого упрямым тупицей.
     -  Постойте, мальчики, - нерешительно вмешался Ленц. - Может быть,
вы оба правы. Густав, вы заложили в камеру изотоп-два?
     -  Ну  конечно!  Я был недоволен результатом предыдущего  опыта  и
решил его повторить.
     -  Джентльмены,  значит, во всем виноват я! -  радостно  признался
Ленц.  -  Я  пришел,  отвлек вас, и вы оба зарядили камеру.  Во  всяком
случае,  я  знаю, что Харпер это сделал, потому что сам видел,  как  он
закладывал изотоп-пять. Прошу меня извинить.
     Лицо  Харпера  осветилось,  и он в восторге  хлопнул  толстяка  по
плечу.
     -  Не  извиняйтесь! - воскликнул он, хохоча. - Можете приходить  в
нашу  лабораторию и вот так отвлекать нас сколько угодно! Ты  согласен,
Густав? Вот мы и нашли ответ. Доктор Ленц подсказал его.
     -  Но  ведь  вы  не  знаете,  какой изотоп  взорвался,  -  заметил
психиатр.
     -  А,  пустяки!  -  отрезал Харпер. - Может быть, взорвались  оба,
одновременно. Но теперь мы это узнаем. Орешек дал трещину, и теперь  мы
расколем его!
     И он со счастливым видом оглядел разгромленную лабораторию.
     Несмотря   на  все  настояния  Кинга,  Ленц  все  еще  отказывался
высказать свое мнение о сложившейся ситуации. Поэтому, когда  он  вдруг
сам  явился в кабинет генерал-директора и заявил, что готов представить
свой отчет, Кинг был приятно удивлен и испытал истинное облегчение.
     -  Ну  что ж, я очень рад, - сказал он. - Садитесь, доктор. Хотите
сигару? Итак, что вы решили?
     Но  Ленц  предпочел сигаре свои неизменные сигареты.  Он  явно  не
спешил.
     -  Прежде  всего,  насколько важная продукция вашего  реактора?  -
спросил он.
     Кинг мгновенно понял, куда он клонит.
     -  Если  вы  думаете о том, чтобы остановить реактор на длительное
время, то из этого ничего не выйдет.
     -   Почему?   Если   полученные  мной   сведения   правильны,   вы
вырабатываете не более тринадцати процентов всей энергии,  потребляемой
страной.
     -  Да,  это  верно,  но мы обеспечиваем выработку  еще  тринадцати
процентов  энергии,  поставляя наш плутоний атомным электростанциям,  и
вы, наверное, не учли, что это значит в общем энергетическом балансе. А
наша энергия, которую мы вырабатываем прямо или косвенно, предназначена
для  самых  важных  отраслей тяжелой индустрии - стальной,  химической,
станкостроительной, машиностроительной, обрабатывающей. Лишить их  тока
- все равно что вырезать у человека сердце.
     -  Но ведь пищевая промышленность от вас, по существу, не зависит!
- настаивал Ленц.
     -  Нет.  Сельское  хозяйство... Хотя  мы  поставляем  определенный
процент  энергии  обрабатывающим предприятиям. Я вас  понимаю  и  готов
признать,  что  производство, а также транспорт, то есть  распределение
пищевых  продуктов, могут обойтись без нас. Но подумайте,  доктор,  что
будет, если мы лишим страну атомной энергии. Всеобщая паника! Ведь  это
же краеугольный камень всей нашей индустрии!
     -   В  нашей  стране  и  раньше  бывали  всеобщие  паники,  но  мы
справились даже с нефтяным кризисом, когда нефть начала иссякать.
     -  Да,  справились, потому что на смену нефти пришла  солнечная  и
атомная энергия. Вы не представляете, что это будет, доктор. Это почище
войны.  В  нашей  системе все взаимосвязано. Если вы  сразу  остановите
тяжелую промышленность, все остальное полетит кувырком.
     -  Не важно. Все равно вы должны остановить реактор! Кинг невольно
взглянул  на  застекленное  реле в стене кабинета.  Он,  как  и  каждый
дежурный инженер, мог бы укротить реактор.
     Уран   в   реакторе  находился  в  расплавленном   состоянии   при
температуре  выше  двух тысяч четырехсот градусов по Цельсию,  и  чтобы
остановить   реактор,  достаточно  было  разлить  уран   по   небольшим
контейнерам.  Масса урана в каждом таком контейнере  была  недостаточна
для поддержания цепной реакции.
     -  Нет, я не могу этого сделать, - сказал Кинг. - Вернее, могу, но
реактор  недолго будет стоять. Совет директоров просто пришлет  другого
человека, который меня заменит.
     - Да, вы правы.
     Некоторое время Ленц молча обдумывал положение, потом сказал:
     - Прошу вас, закажите мне место, я хочу вернуться в Чикаго.
     - Вы нас покидаете?
     - Да.
     Ленц   вынул  изо  рта  мундштук,  и  лицо  его,  впервые  утратив
благодушное  выражение  олимпийского божества, стало  серьезным,  почти
трагичным.
     -  Если нельзя остановить реактор, мне здесь нечего делать.  Иного
решения проблемы я не вижу, да его и не может быть!
     -  Я  должен  объяснить вам все до конца, -  продолжал  он.  -  Вы
имеете  здесь  дело с локально обусловленными неврозами. Грубо  говоря,
симптомы  их  проявляются как нервная неустойчивость, или  своего  рода
истерия.  Частичное  выпадение  памяти у  вашего  секретаря  Штейнке  -
хороший пример этому. Штейнке можно вылечить шоковой терапией,  но  это
вряд  ли  будет  гуманно, поскольку сейчас он избавлен  от  постоянного
напряжения,  которого  он не смог бы вынести.  Другой  ваш  юнец,  этот
Харпер, из-за которого вы послали за мной, - пример неустойчивости  из-
за повышенного чувства ответственности. Как только его избавили от этой
ответственности,  он моментально стал вполне нормальным  человеком.  Но
вот его друг Эриксон - за ним нужен глаз да глаз...
     Но  главное - это причина всех подобных неврозов, и мы  говорим  о
том,  как  их устранить, а не о том, в какой форме они выражаются.  Так
вот, такого рода неврозы возникают всегда, когда обстоятельства сильнее
человека,  когда он не в силах вынести постоянной тревоги и  страха.  В
конце-то  концов он так или иначе сходит с ума. А здесь  обстоятельства
именно  таковы.  Вы  набираете интеллигентных,  чутких  молодых  людей,
втолковываете   им,  что  малейшая  их  ошибка  или   даже   случайное,
неподвластное их контролю изменение в реакторе приведет  к  гибели  Бог
знает  скольких  тысяч  человек, и после этого  хотите,  чтобы  они  не
сходили с ума! Это же просто нелогично, немыслимо!
     -  Ради Бога, доктор, неужели нет никакого выхода? Кинг вскочил  и
забегал  по кабинету. Ленц с горечью отметил про себя, что сам генерал-
директор  стоит на грани того самого нервного состояния, о котором  они
говорили.
     -  Нет, - сказал он медленно. - Выхода нет. Позвольте, я продолжу.
Вы  не можете доверить управление реактором менее чувствительным, менее
ответственным людям. Это все равно, что доверяться безмозглому  идиоту.
А ситуационные неврозы лечатся только двумя способами. В первом случае,
когда  невроз возникает из-за неправильной оценки ситуации,  достаточно
помочь  больному  правильно  оценить  обстоятельства.  Все  его  страхи
исчезают. Для них никогда и не было реальных оснований. Больной  просто
их вообразил. Во втором случае больной правильно судит об окружающем  и
справедливо  оценивает  ситуацию  как  угрожающую.  Его  страх   вполне
нормален  и обоснован, но он не может преодолевать его до бесконечности
-  и  сходит  с  ума.  В этом случае единственное лечение  -  изменение
обстановки.  Я  пробыл у вас достаточно долго, чтобы  убедиться:  здесь
дело  обстоит  именно так. Вы, инженеры, правильно оцениваете  страшную
опасность вашей Большой Бомбы, и это сознание неизбежно сведет  всех  с
ума. Единственный выход - остановить реактор.
     Кинг продолжал метаться по кабинету, словно стены были клеткой,  в
которой он был заперт со своей неразрешимой дилеммой.
     -  Неужели  ничего нельзя сделать?! - воскликнул он, на  мгновение
остановившись.
     - Вылечить - нельзя. Облегчить болезнь, пожалуй, возможно.
     - Каким образом?
     -  Ситуационные  психозы  возникают из-за  недостатка  адреналина.
Когда  человек испытывает нервное напряжение, железы, чтобы ему помочь,
усиленно  выделяют  адреналин.  Но  если  напряжение  слишком   велико,
адреналиновые  железы  не  справляются  со  своей  задачей  и   человек
заболевает.  Это  и  происходит  здесь.  Адреналиновая  терапия   может
отдалить   душевное  расстройство  всего  организма.  С  точки   зрения
общественной  безопасности  второе,  конечно,  предпочтительнее,  но...
тогда у вас скоро не останется физиков.
     - И больше вы ничего не можете посоветовать?
     -  Нет.  Пусть ваши психиатры займутся профилактикой.  Они  у  вас
люди способные.