ь все - замечательные ребята!
     - А ты у  них  кем  будешь?  -  спросил  Джонс,  разглядывая  его.  -
Президентом местной торговой палаты?
     Уингейт взглянул на него, затем рассмеялся.
     - Я понял. Но серьезно, тебе здесь понравится.  Разумеется,  тут  все
иначе, чем на Земле, но Земля - это дело прошлое. Не  лучше  ли  забыть  о
том, чего не вернешь, а?
     - Погоди минуту,  тут  явное  недоразумение,  Хэмп.  Послушай,  я  не
бежавший раб. Я здесь для того, чтобы увезти тебя домой.
     Уингейт открыл рот, закрыл его, потом снова открыл.
     - Но, Сэм, - сказал он, - это невозможно. Ты не знаешь!..
     - Думаю, что знаю.
     - Но ты ошибаешься. Для меня  не  может  быть  возврата.  Если  бы  я
вернулся, мне пришлось  бы  предстать  перед  судом,  и  они,  несомненно,
воздали бы мне по заслугам. Даже если бы я отдался на милость суда и сумел
бы отделаться легким приговором, то прошло бы двадцать лет, прежде  чем  я
был бы свободным человеком. Нет, Сэм, это невозможно. Ты  не  знаешь  всех
обвинений, которые мне предъявят.
     - Я-то не знаю, а? Это обошлось мне в кругленькую сумму, пока  я  все
распутал.
     - Как?
     - Я знаю, как ты бежал. Я знаю, что вы похитили "крокодил" и высадили
своего патрона, что ты уговорил  двух  других  батраков  бежать  вместе  с
тобой. Мне пришлось действовать самой тонкой лестью и дать,  уже  не  буду
говорить сколько отступного, чтобы  уладить  все  дело.  Господи  помилуй,
Хэмп, почему ты не совершил что-нибудь более невинное, например, убийство,
изнасилование или ограбление почтовой конторы?
     - Ну что ж, Сэм, то, что я совершил, я  сделал  не  для  того,  чтобы
причинить тебе  хлопоты.  Я  совсем  выкинул  тебя  из  моих  расчетов.  Я
действовал на собственный страх и  риск.  Мне,  право,  очень  жаль  твоих
денег...
     - Забудь об  этом.  Деньги  не  имеют  для  меня  значения.  Мне  они
достаточно опротивели; у меня их много просто потому, что я был  осторожен
в выборе родителей. Я пошутил, но, видно, это получилось не совсем удачно.
     - Ладно, извини. - Смех Уингейта был несколько  искусственный.  Никто
не любит благотворительности. - Но расскажи мне, что случилось. Я все  еще
пребываю в неизвестности.
     - Хорошо.
     Джонс был так же поражен и расстроен разлукой со своим  другом  после
высадки в Адонисе, как и  Уингейт.  Но  он  знал,  что  ничего  не  сможет
сделать, пока не получит  помощь  с  Земли.  Он  много  недель  работал  в
качестве рабочего-металлиста на Южном полюсе в  беспрестанном  ожидании  и
ломая себе голову, почему сестра не отвечала на его обращения. Он  написал
ей несколько писем в дополнение к первой  радиограмме,  так  как  это  был
единственный род связи, который он  мог  себе  теперь  позволить.  Но  дни
тянулись за днями, а ответа не было.
     Когда он получил, наконец, радиограмму от сестры,  все  разъяснилось.
Сестра не могла сразу  получить  его  радиограмму,  потому  что  она  сама
находилась не на Земле, а на борту той же самой "Вечерней Звезды", в каюте
первого класса, под именем своей горничной.  "Это  -  обычай  моей  семьи,
чтобы избежать публичности, - пояснил Джонс. - Если бы я радировал не  ей,
а нашим поверенным, или если бы на корабле  было  известно  настоящее  имя
сестры, мы бы встретились с ней в первый же день".
     Радиограмма не была ей передана также и на Венере, потому что к  тому
времени планета проходила по другую сторону Солнца. Примерно на протяжении
шестидесяти земных дней не было связи между Землей и Венерой.  Радиограмма
оставалась в  конторе  фирмы  до  тех  пор,  пока  поверенным  не  удалось
связаться с его сестрой.
     Получив радиограмму, она подняла целую бурю.  Джонс  был  освобожден,
неустойка по его контракту уплачена,  и  достаточно  крупная  сумма  денег
переведена на его имя на Венеру менее чем за двадцать четыре часа.
     - И это все, -  закончил  Джонс,  -  за  исключением  того,  что  мне
придется по возвращении объяснить сестрице, как я попал в эту историю.  Уж
и задаст она мне трепку!
     Джонс нанял ракету на Северный полюс и там сразу  же  напал  на  след
Уингейта.
     - Если бы ты задержался еще хоть на один день, я бы тебя  застал.  Мы
нашли твоего бывшего хозяина примерно в одной миле от ворот его фермы.
     - А, старая каналья все же добрался. Я очень рад.
     - И слава богу, а то бы я не нашел тебя. Он был страшно  изможден,  и
сердце его бешено колотилось. А ты знаешь, что на Венере бросить  человека
на произвол судьбы считается  уголовным  преступлением  и  с  обязательным
смертным приговором, если жертва умирает?
     Уингейт кивнул.
     - Да, я знаю. Правда, я никогда не слышал, чтобы какой-нибудь  патрон
был  наказан,  если  находили  труп  рабочего.  Но  это  -  между  прочим.
Продолжай.
     - Ну вот. Он был ужасно обижен.  Я  его  не  виню,  хотя  и  тебя  не
осуждаю. Никто не хочет быть проданным на Юг,  а  я  догадываюсь,  что  ты
ожидал именно этого. Итак, я заплатил ему за твой контракт  -  погляди  на
меня, я теперь твой новый владелец! - и за контракты  двух  твоих  друзей.
Все же он не был удовлетворен. Мне, наконец,  пришлось  добавить  к  этому
билет первого класса на Землю для его дочери и пообещать найти ей  работу.
Полагаю, что наша фирма может себе позволить еще одну служащую. Как бы  то
ни было, старина, ты  теперь  свободный  человек.  Единственный  вопрос  -
разрешит ли нам Начальник уехать отсюда. Это как будто не полагается.
     - Да, в том-то и дело. Кстати, я  и  забыл:  как  же  ты  нашел  нашу
общину?
     - Пришлось заняться сыском, но это долго рассказывать. Вот  потому-то
я так и задержался. Рабы не любят болтать.  Во  всяком  случае,  Начальник
назначил нам прием на завтра.
     Уингейт долго не мог уснуть. После первого взрыва бурной  радости  он
начал размышлять. Действительно ли он хочет вернуться? Вернуться к закону,
к специфической терминологии, к действиям в интересах той стороны, которая
его нанимает, к бессмысленным светским обязанностям, к пустой, бесплодной,
полной всякого вздора  жизни  богатого,  преуспевающего  класса,  в  среде
которого он родился и которому служил? Хотел  ли  он  этого,  он,  который
боролся и трудился среди настоящих людей?  Ему  казалось,  что  устаревшее
маленькое  "изобретение"  в  области  радио  представляло  собой   большую
ценность, чем все, что он когда-либо делал на Земле.
     Затем он вспомнил о своей книге. Может быть, он мог  бы  добиться  ее
опубликования?  Не  исключено,  ему  удалось  бы   разоблачить   позорную,
бесчеловечную систему продажи людей и законное рабство? Сон разом слетел с
него. Вот где его ожидало настоящее дело! Он должен вернуться на  Землю  и
защищать  права  рабочих-эмигрантов.   Возможно   все   же,   что   судьба
предопределяет жизнь человека. Может  быть,  он  как  раз  тот  избранник,
которому удастся это сделать:  подходящее  социальное  положение,  большой
опыт... Он может заставить себя слушать!
     Уингейт заснул, и ему снился прохладный, сухой ветерок, ясное голубое
небо, лунный свет...
     Сэтчел и  Джимми  решили  остаться  на  Венере,  хотя  Джонс  мог  бы
договориться с Начальником и об их отъезде. "Да ведь дело в том, -  сказал
Сэтчел, - что нас там, на Земле, ничего не ожидает, не  то  мы  просто  не
уехали бы оттуда. И, кроме того, нельзя же вам взять  на  себя  содержание
еще  двух  безбилетных  пассажиров!  Да  здесь  вовсе  не  так  уж  плохо.
Когда-нибудь тут будет замечательно. Мы  останемся  здесь  и  будем  расти
вместе с общиной!"
     Они повезли Джонса и  Уингейта  в  Адонис.  В  этом  теперь  не  было
опасности, ибо Джонс официально стал их владельцем. "Крокодил" возвратился
из Адониса в общину, нагруженный различными товарами, которые, как настоял
Джонс, должны были считаться их выкупом. В  сущности,  разрешение,  данное
Начальником,  никогда  не  рисковавшим  тайнами  своих  доверителей,  было
получено именно потому, что его привлекла возможность послать надежного  и
не вызывающего подозрения властей агента за  запасами,  в  которых  община
сильно нуждалась. Начальник отнюдь не был заинтересован в планах  Уингейта
начать борьбу за отмену работорговли.
     Прощание с Сэтчелом и Джимми оказалось для Уингейта более  тяжелым  и
грустным, чем он мог ожидать.
     В первые дни и недели по возвращении на Землю Уингейт  и  Джонс  были
слишком заняты, чтобы часто встречаться. За  время  обратного  путешествия
Уингейт обработал свою рукопись и теперь проводил целые дни,  знакомясь  с
приемными издателей. Только один из них проявил к  нему  больший  интерес,
чем того требовало формальное письмо с отказом.
     - Мне очень жаль, мой друг, - сказал ему этот издатель.  -  Я  охотно
опубликовал бы вашу книгу, несмотря на ее спорный характер,  если  бы  она
имела хоть малейший шанс на успех. Но, откровенно  говоря,  она  не  имеет
никаких литературных достоинств. Я охотнее прочитал бы краткое резюме.
     - Я вас понимаю, - ответил Уингейт сердито.  -  Крупная  издательская
фирма не может себе позволить  печатать  то,  что  вызовет  раздражение  у
сильных мира сего.
     Издатель вынул сигару изо рта и взглянул на молодого человека, прежде
чем ответить.
     - Я, очевидно, должен был бы обидеться, но я не обижаюсь. Все  это  -
широко распространенное  недоразумение.  Сильные  мира  сего,  как  вы  их
называете, не прибегают к насилию  в  нашей  стране.  Мы  издаем  то,  что
публика будет покупать,  для  этого  мы  и  занимаемся  изданием  книг.  Я
предложил бы вам, если вы меня послушаетесь, один способ привлечь к  вашей
книге внимание читающей публики. Вам  нужен  соавтор,  человек,  владеющий
искусством писать книги, он сделает вашу книгу интересной.
     Как раз в тот день, когда Уингейту вернули от  его  тайного  соавтора
переработанную рукопись, его посетил Джонс.
     - Сэм, - обратился к нему Уингейт. - Погляди, что эти грязные пачкуны
сделали  с  моей  книгой!  Слушай:  "...Я   снова   услышал   свист   бича
надсмотрщика.  Хилое  тело  моего  товарища  покачнулось  от   удара.   Он
закашлялся и медленно соскользнул в воду, доходившую ему до пояса; цепи на
ногах потянули его вниз".  Честное  слово.  Сэм,  ты  когда-нибудь  слышал
подобный вздор? И взгляни  на  новое  название  книги:  "Я  был  рабом  на
Венере!" Это звучит как признание в суде. Джонс молча кивнул.
     - Послушай-ка это, - продолжал Уингейт.  Рабыни,  "битком  набитые  в
тесном помещении, как скот в загоне, с обнаженными телами, блестевшими  от
пота, отпрянули от..." - о черт, я не могу читать дальше!
     - Да ведь на них ничего и не было надето, кроме рабочих штанов!
     - Да, но это не имеет никакого  отношения  к  делу.  Костюм  работниц
Венеры - это необходимость в тех  климатических  условиях.  Нет  оснований
ухмыляться по этому поводу. Этот человек превратил мою книгу  в  идиотскую
эротическую писанину, и у него хватает наглости защищать  свой  текст!  Он
утверждает, что полемическую брошюру на социальную тему надо писать сочным
языком.
     - Ну что  ж,  он,  может  быть,  и  прав  в  некотором  отношении.  В
"Путешествиях Гулливера" имеется несколько колоритных  эпизодов,  а  сцены
бичевания в "Хижине дяди Тома" отнюдь не подходящее чтение для  детей,  не
говоря уже о "Гроздьях гнева".
     - Будь я проклят, если прибегну к такого  рода  дешевой  сенсации.  Я
борюсь за честное дело, которое каждый может понять.
     - Так ли это? - Джонс вынул трубку  изо  рта.  -  Интересно,  сколько
пройдет времени, пока у тебя откроются глаза. Что представляет собой  твое
дело? В нем нет ничего нового; то же самое происходило на  Старом  Юге,  а
затем в Калифорнии, в Мексике, в Австралии, в Южной Африке. Почему? Потому
что в условиях свободного предпринимательства, когда денежная  система  не
может удовлетворить  его  нужды,  использование  капитала  метрополии  для
развития колоний неизбежно приводит к снижению жизненного уровня в  стране
и к рабскому труду в колониях.  Богатые  становятся  богаче,  а  бедные  -
беднее. Любая добрая воля гак называемых правящих классов не изменит этого
положения,  потому  что  основная  проблема  требует  научного  анализа  и
математического ума. Ты полагаешь,  что  сможешь  объяснить  эти  проблемы
широкой публике? - - Я могу попытаться.
     - А чего я достиг, когда пытался разъяснить это тебе, до того, как ты
своими глазами увидел последствия? А ты ведь - малый не дурак. Нет,  Хэмп,
эти вещи слишком трудно объяснить людям;  они  слишком  абстрактны,  чтобы
заинтересовать кого бы то ни было. Ты ведь  на  днях  выступал  в  женском
клубе?
     - Да.
     - И что же, ты имел успех?
     - Да, вот...  Председательница  позвонила  мне  заранее  и  попросила
ограничить мое  выступление  десятью  минутами,  так  как  должна  прибыть
президентша и у них будет мало времени в запасе.
     - Хм... Ты видишь теперь, с чем конкурируют твои  великие  социальные
откровения!  Но  это  не  беда.  Десяти  минут  вполне  достаточно,  чтобы
объяснить  эту  проблему  человеку,  если  он  способен  ее   понять.   Ты
кого-нибудь убедил?
     - Да... Я не уверен.
     - Ты меня не убеждай, что не уверен! Может быть, они тебе и  хлопали,
но сколько человек подошли к тебе после  выступления  и  выразили  желание
подписать чеки? Нет, Хэмп, благоразумные рассуждения  никуда  не  приведут
тебя в этом развращенном мире. Для того чтобы заставить себя  слушать,  ты
должен быть демагогом или политическим проповедником, вроде этого  типа  -
Нехемии  Скэддера.  Мы  весело  и  с  треском  несемся  на  всех  парах  в
преисподнюю, и это не прекратится, пока все не провалится ко всем чертям!
     - Но... О черт, что же мы можем сделать?
     - Ничего. Все должно стать гораздо хуже,  прежде  чем  стать  немного
лучше. Давай выпьем!



     Роберт Хайнлайн.
     Долгая вахта


Robert Heinlein. The Long Watch (1949)



     Девять  кораблей  взметнулись  с  Лунной  Базы.  Вскоре  восемь  из них
образовали круг, в центре которого был девятый - самый маленький. Этот строй
они сохраняли на всем пути до Земли.
     На маленьком корабле виднелась эмблема адмирала, однако на нем не  было
ни  одного  живого  существа.  Это  был  даже  не  пассажирский  корабль,  а
радиоуправляемый самолет, предназначенный для радиоактивного груза.  В  этом
рейсе  он  имел  на  борту  один лишь свинцовый гроб и гейгеровский счетчик,
который ни на минуту не утихал.
     Из передовой статьи "Десять  лет  спустя",  пленка  38,17  июня  2009г.
Архивы "Нью-Йорк Таймс"

     I
     Джонни  Далквист  выпустил  на  гейгеровский счетчик струю дыма. Горько
усмехнулся и снова выпустил дым. Все его тело было теперь радиоактивно. Даже
его дыхание, дым его сигареты могут заставить взвыть гейгеровский счетчик.
     Как долго он здесь находится? На Луне время почти  не  имеет  значения.
Два  дня?  Три?  Неделю?  Он  мысленно  оглянулся  назад:  последнее, что он
запомнил, был момент, когда его  вызвал  заместитель  начальника,  сразу  же
после утреннего завтрака...
     - Разрешите доложить. Лейтенант Далквист.
     Полковник  Тауэрс  поднял  глаза.  -  А,  Джон  Эзра! Садитесь, Джонни.
Сигарету?
     Джонни сел, заинтригованный и  польщенный.  Он  восхищался  полковником
Тауэрсом - его выправкой, умением командовать, боевыми заслугами. Сам Джонни
не  имел  боевых заслуг, он был произведен в офицеры после того, как получил
степень доктора ядерной физики. Теперь он состоял младшим бомбардиром Лунной
Базы.
     Полковник заговорил о политике; Джонни это  озадачило.  Наконец  Тауэрс
дошел  до  существа  вопроса:  небезопасно,  сказал  он,  оставлять  в руках
политиков руководство миром. Власть должна  принадлежать  избранной  группе.
Короче говоря, Лунному Дозору.
     Далквиста  удивили  не  столько  эти  слова,  сколько  сам  факт такого
разговора между ним и полковником.  Сама  по  себе  мысль  Тауэрса  казалась
разумной.  Лига  наций  распалась  -  разве не может случиться то же самое с
Организацией Объединенных Наций? А что тогда? Новая  мировая  война.  Но  вы
ведь знаете, Джонни, как ужасна была бы такая война?
     Далквист  с  этим  согласился. Тауэрс был доволен. Он так и сказал, что
Джонни понял, о чем идет речь. Старший бомбардир и сам мог бы справиться, но
лучше, если в таком деле будут участвовать оба специалиста.
     Резким движением Джонни  выпрямился.  -  Вы  действительно  собираетесь
что-то  сделать  в  этом отношении? - Он полагал, что начальник хотел только
побеседовать. Тауэрс улыбнулся.
     - Мы не политики, мы не занимаемся разговорами, мы действуем!
     Джонни свистнул.
     -Когда это начнется? - спросил он. Тауэрс щелкнул выключателем.  Джонни
был  ошеломлен,  услышав  свой  собственный  голос:  то  была запись беседы,
происходившей в столовой для младших офицеров. Политический спор, в котором,
как он вспомнил, ему пришлось участвовать... Это было  очень  интересно!  Но
то,  что  за  ним шпионили, его возмутило. Тауэрс выключил аппарат. - Мы уже
действуем, - сказал он. -  Мы  знаем,  кто  надежен,  а  кто  нет.  Возьмите
Келли...  -  Он  указал  рукой  на  громкоговоритель.  -  Келли  политически
неблагонадежен. Вы заметили, что его не было за завтраком?
     - О! Я думал, что он на вахте.
     -Для Келли вахты кончились. Успокойтесь, он невредим.
     Джонни немного подумал. - А в каком списке значусь я? - спросил он. - Я
надежен или ненадежен?
     - Рядом с вашим именем стоит знак вопроса. Но я все время говорил,  что
на  вас можно положиться. - На его устах играла покоряющая улыбка. - Вы ведь
не предадите меня, Джонни?
     Далквист не отвечал; тогда Тауэрс сказал резко:
     - Ну, так как же - что вы думаете об этом? Говорите!
     - Что ж, по-моему, вы переоценили свои силы.  Если  это  и  верно,  что
Лунная  База  может  держать  Землю в своей власти, то сама Лунная База тоже
очень удобная мишень. Одна бомба - и бац!
     Тауэрс взял со стола радиограмму и протянул ее  Джонни;  там  было:  "У
меня ваше чистое белье. Зак".
     - Это  означает,  -  сказал  Тауэрс,  -  что  все  бомбы на "Трюгве Ли"
выведены из строя. Мною получены рапорты со всех кораблей, которые могли  бы
нам  угрожать.  -  Он  поднялся.  - Подумайте об этом и зайдите ко мне после
завтрака.  Майору  Моргану   понадобится   ваша   помощь,   чтобы   изменить
стабилизацию частот у бомб.
     -Стабилизацию частот?
     - Разумеется.  Чтобы  не  допустить  их  срабатывания  до того, как они
достигнут своих объектов.
     - Что? Но ведь вы сказали, что ваша цель - предотвратить войну?  Тауэрс
сделал отрицательный жест
     - Не  будет  никакой  войны - всего лишь психологическая демонстрация -
один-два незначительных города.  Маленькое  кровопускание,  для  того  чтобы
избежать всеобщей войны. Простая арифметика.
     Он положил руку на плечо Джонни.
     - Вы  ведь  не щепетильны, иначе вы не были бы бомбардиром. Смотрите на
это как на хирургическую операцию. И подумайте о вашей семье.
     Джонни Далквист думал о своей семье.
     - Прошу вас, сэр, я хотел бы видеть командующего.
     Тауэрс нахмурился.
     - Коммодора нельзя видеть. Вы  знаете,  что  я  говорю  от  его  имени.
Зайдите ко мне после завтрака.
     Коммодора  действительно  нельзя  было  видеть:  коммодор был мертв. Но
Джонни этого не знал.
     Далквист вернулся в столовую, сел и закурил сигарету. Впрочем,  он  тут
же  встал, смял окурок и направился к западной воздушной камере Базы. Там он
надел свой космический комбинезон и подошел к часовому. - Откройте, Смитти!
     На лице моряка отразилось удивление. - Я никого не  могу  выпустить  на
поверхность  без  разрешения  полковника  Тауэрса,  сэр.  Разве  вы этого не
знаете?
     - О да! Дайте мне вашу приказную книгу.  -  Далквист  взял  книгу,  сам
выписал  себе  пропуск  и  подписал  его  "по приказу полковника Тауэрса". -
Позвоните начальнику и проверьте, - добавил он.
     Часовой прочи