Аннек, но на этот раз то, что она хотела ему сказать и что  наконец
выпалила, лишь окончательно  взбесило  его.  Занятая  своими  собственными
думами, Аннек даже не заметила, что причинила отцу почти физическую боль.
     Но тем самым вопрос разрешился, поскольку это касалось  Уингейта.  Он
отделался от этого смутьяна. С резкостью, с какой он никогда не  обращался
с Аннек, Ван-Хайзен велел ей идти спать.
     Разумеется, все это только его собственная ошибка,  сказал  он  себе,
ложась в постель. Ферма на Венере не место для воспитания молодой девушки,
лишившейся матери. Его Аннекхен - теперь уже почти взрослая  женщина,  как
может она найти мужа здесь, в этой глуши? Что она будет делать,  когда  он
умрет? Она ведь не знает, что после него ничего не останется, ничего, даже
на обратный билет до Земли. Нет, она не будет женой  рабочего!  Нет,  пока
останется хоть капля крови в его старом, усталом теле.
     Что ж, Уингейту придется уехать и тому, кого они  называют  Сэтчелом,
тоже. Но он не продаст их на Юг. Нет, нет, он никогда не поступал так ни с
одним из своих людей. Он с отвращением подумал об  огромных,  напоминающих
фабрики плантациях в нескольких милях к югу  от  полюса,  где  температура
всегда  на  двадцать-тридцать  градусов  выше,  чем  на  его  болотах,   и
смертность  среди  рабочих  составляет  нормальную  статью  в  калькуляции
стоимости урожая. Нет, он отвезет их и продаст на вербовочной станции. Кто
их там купит - уже не его дело. Но он не продаст их прямо на Юг.
     Ему пришла на ум новая мысль. Он стал что-то вычислять и  решил,  что
ему, быть может, удастся за контракты этих двух не выдохшихся еще  рабочих
получить достаточно денег, чтобы купить для Аннек билет на Землю.  Он  был
уверен, что его сестра  примет  Аннек,  вернее,  почти  уверен,  хотя  она
поссорилась с ним из-за его женитьбы на матери Аннек. Время от времени  он
мог бы посылать дочери немного денег. И, может быть, она сумеет там  стать
секретаршей или  получит  еще  какую-нибудь  превосходную  профессию,  как
другие девушки на Земле.
     Но как тоскливо будет на ферме без Аннекхен! Он был  так  погружен  в
свои тяжелые думы, что не услышал, как  его  дочь  выскользнула  из  своей
комнаты и вышла во двор.
     На следующее утро, собираясь на работу, Уингейт и Хартли притворились
удивленными, когда их оставили в бараке. Джимми было приказано  явиться  в
Большой дом; они увидели его несколькими минутами позже - он выкатывал  из
сарая "Ремингтон". Джимми захватил их с  собой,  затем  подкатил  назад  к
Большому дому и стал ждать патрона. Вскоре вышел Ван-Хайзен и,  не  сказав
никому ни слова и ни на кого не взглянув, влез в свою кабину.
     "Крокодил" взял направление на Адонис, тяжело  и  шумно  двигаясь  со
скоростью десять миль в час. Уингейт и Сэтчел беседовали  вполголоса  и  с
любопытством чего-то ждали. После томительно долгого ожидания Джимми вдруг
остановил "крокодил". Ван-Хайзен поднял окошко кабины.
     - Что случилось? - спросил он. - Машина испортилась?
     Джимми ответил ему с усмешкой: - Нет, я сам остановил ее. - Зачем?  -
Выйдите, тогда узнаете.
     - Я так и сделаю, черт возьми! - Окошко захлопнулось: Ван-Хайзен стал
протискиваться своим жирным телом в узкие  двери  кабины.  -  Это  что  за
дурацкие  штуки?  -  Лучше  вылезайте  и  идите  пешком,  патрон.   Вашему
путешествию - конец.
     Ван-Хайзен, казалось, лишился дара речи, но выражение его  лица  было
достаточно красноречиво.
     - Я говорю серьезно, - продолжал Джимми. - Это  -  конец  путешествия
для вас. Я всю дорогу держался твердой почвы,  чтобы  вы  могли  вернуться
назад пешком. Идите по следу, который я  проложил.  Вы  сможете  проделать
этот путь за три-четыре часа, хоть вы и такой жирный.
     Патрон перевел глаза с Джимми на других. Уингейт и  Сэтчел  наступали
на него, их глаза были недружелюбны.
     - Лучше ступайте, папаша, -  сказал  Сэтчел  мягко,  -  пока  вас  не
выкинули головой вперед.
     Ван-Хайзен прижался спиной  к  перилам  машины,  схватившись  за  них
руками.
     - Я не покину моего собственного судна, - прохрипел он.
     Сэтчел поплевал на ладонь, затем стал потирать руки.
     - Ладно, Хэмп, он хотел этого...
     - Постой минутку. - Уингейт обратился к Ван-Хайзену.
     - Послушайте, патрон Ван-Хайзен, мы не хотим обойтись с  вами  грубо,
если не будем к этому вынуждены. Но нас трое, и мы полны решимости.  Лучше
вылезайте без скандала.
     С лица старика градом лил пот и, очевидно,  не  только  от  удушающей
жары. Его грудь бурно поднималась, казалось,  он  готов  к  сопротивлению.
Вдруг внутри у него будто что-то погасло. Все его тело обмякло,  выражение
лица, до этого вызывающее, стало настолько пришибленным, что на него  было
неприятно смотреть.
     Не говоря больше ни слова,  Ван-Хайзен  перелез  через  борт,  ступив
прямо в грязь, которая была ему по щиколотку. Он долго стоял там, сутулый,
с согнутыми коленями...
     Когда они были уже далеко  от  места,  где  бросили  своего  хозяина,
Джимми повернул "крокодил" в другом направлении.
     - Дойдет он, как ты думаешь? - спросил Уингейт.
     - Кто? Ван-Хайзен? Вероятно... Конечно, дойдет...  -  Он  был  теперь
всецело поглощен машиной. Она  сползла  вниз  по  склону  и  шлепнулась  в
судоходный водоем. Через несколько минут болотная трава сменилась открытой
водой; Уингейт увидел, что они находятся в широком озере,  дальние  берега
которого терялись в тумане. Джимми взял курс по компасу.
     Далекий берег  оказался  песчаной  отмелью,  скрывавшей  заболоченный
рукав. Некоторое время Джимми следовал по рукаву, затем остановил машину и
неуверенно произнес:
     - Это должно быть где-то здесь. - Он пошарил под брезентом, сложенным
в углу пустого трюма, и вытащил широкое плоское  весло.  Затем  подошел  к
перилам и, высунувшись,  сильно  ударил  веслом  по  воде.  Шлеп!..  Шлеп,
шлеп... Шлеп!.. Он ждал.
     Плоская голова амфибиеобразного туземца рассекла воду вблизи  берега;
он смотрел на Джимми светлыми веселыми глазами.
     - Алло! - окликнул его Джимми. Туземец сказал что-то на своем  языке.
Джимми отвечал на том  же  говоре,  вытягивая  губы,  чтобы  воспроизвести
странные клохчущие звуки. Туземец выслушал, а затем снова нырнул  в  воду.
Он вернулся - по-видимому, следовало бы  сказать,  что  она  вернулась,  -
через несколько минут, и с нею еще одна.
     - Тигарек? с вожделением сказала вновь прибывшая.
     - Тигарек, когда прибудем на  место,  голубушка!  -  Джимми  старался
выиграть время. - Вот... влезай! - Он протянул руку, туземка  приняла  ее,
не человеческая, но все же странно приятная фигурка грациозно взвилась  на
борт. Она легко уселась на перила, рядом с механиком. Джимми пустил машину
полным ходом.
     Как долго вел их маленький лоцман, Уингейт не знал - часы  на  пульте
управления  были  испорчены,  но  его  желудок  подсказал  ему,  что   это
продолжается уже слишком долго. Он  порылся  в  кабине  и  вытащил  оттуда
скудный рацион, который поделил с Сэтчелом и Джимми. Предложил немного еды
и туземке, но она понюхала ее и отвернула голову.
     Вскоре после этого вдруг раздался свистящий звук, и  в  дясяти  ярдах
впереди них поднялся столб дыма. Джимми сразу остановил судно.
     - Не стреляйте! - крикнул он, - Это мы, ребята!
     - Кто вы такие? - раздался невидимый голос.
     - Путешественники!
     - Вылезайте, чтобы мы могли вас видеть!
     - Хорошо.
     Туземка толкнула Джимми в бок.
     - Тигарек! - заявила она твердо.
     - А? Да, конечно. - Он стал отсыпать ей табак, пока она  не  признала
количество достаточным, затем прибавил пачку сигарет.
     Туземка вытащила из-за левой щеки веревку,  завязала  свою  добычу  и
скользнула за борт. Они увидели, как она поплыла, подняв пакет высоко  над
водой.
     - Живей, покажитесь! - торопили их из зарослей.
     - Мы идем! - Они вылезли в воду, которая была им  по  пояс,  и  пошли
вперед, держа руки над головой. Отряд в составе четырех человек  вышел  из
укрытия и осмотрел их, держа оружие наготове.  Старший  разведчик  обыскал
карманы их рабочих штанов и послал одного из солдат осмотреть "крокодил".
     - У вас строгая охрана, - заметил Уингейт.
     Старший разведчик взглянул на него.
     - И да и нет, - сказал он. - Этот маленький народец сообщил нам,  что
вы плывете. Они стоят всех сторожевых псов на свете!
     Они снова  отправились  в  путь.  Теперь  машиной  управлял  один  из
разведчиков.  Их  конвоиры  не  были  недружелюбны,   но   и   не   желали
разговаривать.
     - Подождите, пока вас примет Начальник, - отвечали они на вопросы.
     Местом  их  назначения  оказалась  широкая  полоса  довольно   высоко
расположенной  равнины.  Уингейт  был  поражен,  когда  увидел   множество
строений и массу народа.
     - Как же они могут сохранить  такое  место  в  тайне?  -  спросил  он
Джимми.
     - Если бы штат Техас был покрыт вечным туманом,  а  жителей  было  бы
столько, сколько в Уокегана или в Иллинойсе, вы тоже могли бы  там  многое
скрыть!
     - Но разве все это не обозначено на карте?
     - На карте Венеры? Не будьте наивным.
     На основании нескольких слов, которыми он раньше обменялся с  Джимми,
Уингейт  ожидал  увидеть  лагерь  беглых  рабочих,  которые  скрываются  в
зарослях и находят  случайное  пропитание  в  окружающих  болотах.  Но  он
обнаружил здесь культуру и  энергичную  администрацию.  Правда,  это  была
примитивная   поселенческая   культура   и   несложное    административное
устройство, с малым числом законов и неписаной конституцией, но  зато  тут
действовала система правил общежития. Нарушители  подвергались  наказанию,
не более несправедливому, чем на Земле.
     Хэмпфри Уингейта поразило, что беглые  рабы  -  пена,  выброшенная  с
Земли человеческим прибоем, - были способны создать общество. Его  предков
удивляло,  когда  ссыльные  уголовники  с  Ботани  Бэй   развили   высокую
цивилизацию в Австралии. Уингейта феномен Ботани Бэй, конечно, не удивлял:
это принадлежало истории, а история никогда не  вызывает  удивления,  если
она уже свершилась.
     Успех этой колонии стал понятнее Уингейту, когда он  больше  узнал  о
характере Начальника, который был вдобавок и генералиссимусом, и верховным
судьей, избираемым  всей  общиной.  В  качестве  судьи  Начальник  выносил
решения, не скрывая своего отвращения к системе свидетельских показаний  и
к  теории  права,  что  напоминало  Уингейту  рассказы,  слышанные  им  об
апокрифическом старом судье Бине: но общине это, как видно, нравилось.
     Чаще  всего  Начальнику  приходилось  выносить  решения   по   поводу
инцидентов, вызываемых большим недостатком женщин в колонии  (мужчин  было
втрое больше). Уингейту пришлось признать, что тут действительно возникала
ситуация, в которой традиционный обычай мог быть только источником бед: он
восторгался проницательностью,  здравым  смыслом  и  знанием  человеческой
природы, с какой Начальник разбирался в сильных  человеческих  страданиях,
создавая  условия  для  терпимого   сосуществования.   Человек,   которому
удавалось  сохранить  мир  при  таких  обстоятельствах,  не   нуждался   в
юридическом образовании.
     Начальник избирался всеобщим голосованием,  а  его  советниками  были
члены выборного совета. Уингейт был убежден, что Начальник мог бы стать во
главе  любого  общества.  Этот  человек  обладал  беспредельной  энергией,
большой жизненной силой, у него был громогласный смех, смелость  и  умение
выносить решения. Он был "натурализованным" жителем Венеры.
     Трем беглецам  было  предоставлено  несколько  недель  отдыха,  чтобы
прийти в себя и найти себе занятие, которое было бы полезно для  общины  и
обеспечило бы их самих. Джимми оставался при своей машине,  конфискованной
для общины. По молчаливому согласию, существовавшему в  общине,  тот,  кто
привел машину, имеет право ею  управлять.  Сэтчел  получил  назначение  на
работу в поле и делал  почти  то  же,  что  у  Ван-Хайзена.  Он  признался
Уингейту, что теперь ему приходится трудиться больше, но  все  же  он  был
доволен, потому что, как он выразился, "здесь как-то свободнее".
     Мысль о том, чтобы вернуться к сельскому хозяйству, внушала  Уингейту
отвращение, хотя для этого у него  не  было  никаких  разумных  оснований.
Однако на этот раз его опыт в области радио сослужил ему  хорошую  службу.
Община  имела  временную  маломощную   радиостанцию,   которая   постоянно
использовалась для перехватов, но редко для передач из  опасения,  как  бы
община не была обнаружена. Прежде лагери беглых рабов нередко уничтожались
полицией Компании вследствие неосторожного пользования  радио.  Поэтому  в
общине осмеливались  включать  радиопередатчик  только  в  случае  крайней
необходимости.
     Но без радио им  обойтись  было  трудно.  Помощь  маленького  народца
давала им возможность поддерживать контакт с другими общинами беглецов, но
это была крайне ненадежная связь, и обычно сообщения, кроме самых простых,
искажались до неузнаваемости.
     Когда обнаруживалось, что у Уингейта были соответствующие технические
познания, ему была доверена радиоаппаратура общины. Предыдущий радиотехник
пропал без вести в зарослях. Помощником Уингейта был  приятный  старик  по
кличке Доктор, который  мог  слушать  сигналы,  но  ничего  не  понимал  в
эксплуатации и ремонте радиоаппаратуры.
     Уингейт горячо взялся за исследование устаревшей установки. Проблемы,
возникавшие у него из-за нехватки оборудования, и необходимость пустить  в
ход  радиостанцию,  доставляли  ему  такое  удовольствие,  какого  он   не
испытывал с тех пор, как был мальчишкой.
     Он с увлечением пытался сделать радиосвязь безопасной. Его  захватила
идея, заимствованная из какого-то описания эпохи первых шагов  радио.  Его
радиоустановка, как и все другие, действовала на основе модуляции  частот.
Он где-то нашел чертеж передатчика совершенно устаревшего  типа.  Не  имея
почти никаких деталей, чтобы продолжать свои опыты,  он  выработал  схему,
которая,  как  ему  казалось,  должна  будет  действовать  и  сможет  быть
присоединена к имеющемуся у него аппарату.
     Он попросил у Начальника разрешения проделать необходимые опыты.
     - Почему же нет? - прогремел в  ответ  Начальник.  -  Я  не  имею  ни
малейшего представления о вещах, о которых вы говорите, голубчик, но  если
вы  считаете,  что  можно  построить  радиостанцию,  которую  Компания  не
обнаружит, возьмитесь за это. Вам бы не надо и спрашивать меня, это - ваше
дело!
     Проблема была более сложной, чем Уингейт себе представлял. Он работал
над ней, пользуясь неловкой, но беззаветной помощью Доктора. Первые  схемы
соединений Уингейту не удались; но пять недель спустя, после сорок третьей
попытки,  схема  уже  действовала.  Доктор,  находившийся  в  зарослях  на
расстоянии нескольких миль, сообщил, что ему удалось услышать передачу при
помощи маленького специально сконструированного приемника.
     Одновременно Уингейт работал над своей книгой. Он не мог бы  сказать,
зачем он ее пишет. Пожалуй, ее можно было назвать  политическим  памфлетом
против  колониальной  системы.  Но  здесь  ему  некого  было  убеждать   в
правильности своих тезисов; не мог  он  также  ожидать,  что  когда-нибудь
предложит книгу вниманию читающей публики. Теперь его родиной была Венера.
Он знал, что у него нет никаких шансов вернуться; единственный путь  лежал
через Адонис, а там  его  ожидал  ордер  на  арест  за  все  преступления,
значащиеся в кодексе, - нарушение контракта, хищение, увод, заговор.  Если
бы полиция Компании его поймала, она заточила бы  его  в  тюрьму  на  веки
вечные.
     Нет, книга возникла не потому, что он надеялся  ее  опубликовать,  но
вследствие полуосознанной потребности привести в порядок  свои  мысли.  Он
произвел  полную  переоценку  ценностей,  которыми  прежде  жил;  для  его
душевного  покоя   было   необходимо   сформулировать   новые.   Для   его
педантичного,  лишенного  особенного  воображения  ума  было  естественным
желание изложить на бумаге все свои соображения и заключения.
     Несколько неуверенный в себе, он показал рукопись Доктору.  Он  знал,
что прозвище этого человека связано с его  прежней  профессией  на  Земле.
Доктор был профессором экономики и философии в одном из  университетов,  и
он рассказал ему кое-что о том, как он попал на Венеру.
     - Маленькая история, в которой была замешана одна из моих  студенток,
- признался он. - Моя жена заняла неблагожелательную позицию в этом  деле,
и так же поступило правление университета. Правление давно уже расценивало
мои воззрения как слишком радикальные.
     - А это так и было?
     - О боже, нет! Я был твердокаменным консерватором,  но  у  меня  была
неудачная манера выражать консервативные принципы  скорее  реалистическим,
чем аллегорическим языком.
     - Сейчас вы, вероятно, радикал?
     Доктор слегка поднял бровь.
     - Отнюдь нет! Радикал или консерватор - все  эти  термины  существуют
для эмоциональных позиций, а не для социологических воззрений.
     Доктор взял рукопись, прочитал ее до конца и возвратил  Уингейту  без
всяких замечаний. Но Уингейт настаивал, чтобы он сказал ему свое мнение.
     - Ладно, если вы требуете, мой друг...
     - Да.
     - Я сказал  бы,  что  вы  впали  в  самое  распространенное  из  всех
заблуждений относительно социальных и экономических факторов - уверовали в
"дьявольскую теорию"!
     - Как вы сказали?
     - Вы приписываете экономической подлости создание условий, являющихся
просто следствием человеческой глупости. В колониальном рабстве нет ничего
нового;  это  -   неизбежный   результат   империалистической   экспансии,
естественный результат устарелой финансовой системы.
     - Я подчеркиваю в моей книге роль, которую играют банки.
     - Нет, нет и нет. Вы полагаете, что банкиры негодяи. Вовсе  нет.  Так
же, как и служащие Компании, или патроны,  или  правящие  классы  там,  на
Земле, не являются негодяями. Людей вынуждает  необходимость,  и  вот  они
вводят разные усовершенствования, которые оправдывали бы их действия.  Это
даже не алчность. Рабство экономически невыгодно, непродуктивно,  но  люди
втягиваются в эту систему, как только обстоятельства вынуждают их к этому.
Другая финансовая система... но это уже второй вопрос.
     - Я все же думаю, что все это  коренится  в  извращенности  людей,  -
сказал Уингейт упрямо.
     - Не извращенность, а просто глупость. Я не могу доказать вам, но  вы
убедитесь сами.
     Ввиду успеха "тихого  радио"  Начальник  послал  Уингейта  в  большую
поездку  по  другим  лагерям  Свободной  Федерации,  чтобы  и  им   помочь
установить новое оборудование и научить, как  с  ним  обращаться.  Уингейт
провел в поездке месяц, много работал и получил огромное удовлетворение от
своей работы: свою поездку он закончил с приятным  сознанием,  что  сделал
для свободных людей в борьбе против их врагов больше, чем это  могло  быть
достигнуто в результате кровавого сражения.
     Когда он вернулся в свою общину, то нашел  там  ожидавшего  его  Сэма
Хоустона Джонса. Уингейт бросился к нему.
     - Сэм! - крикнул он. - Сэм! Сэм! - Он схватил его за руку, колотил по
спине и осыпал его ласковыми ругательствами, как все сентиментальные люди,
когда пытаются таким образом скрыть свои чувства. -  Сэм!  Ах  ты,  старый
негодяй! Когда ты прибыл сюда? Как тебе удалось бежать? И как это ты, черт
тебя побери, сумел проделать весь путь от Южного полюса? Или тебя перевели
до того, как ты бежал?
     - Здорово, Хэмп, - сказал Сэм, - А теперь спрашивай по порядку  и  не
так быстро!
     Но Уингейт продолжал возбужденно тараторить:
     - Господи боже мой, как приятно видеть такого урода, старина!  Как  я
рад, что ты приехал  сюда,  это  замечательное  место.  У  нас  тут  самое
предприимчивое  маленькое  государство  во  всей   Федерации.   Оно   тебе
понравится. Здес