то на него, то на костюм, то в открытое окно.
     За окном  внизу был, в  сущности, чудесный субботний вечер, и  в теплых
спокойных  сумерках  плыли  женщины, словно  цветы, брошенные в  тихие  воды
ручья. Печальный стон вырвался из груди мужчин.
     -  Гомес,  у  меня  предложение.  -  Вильянасул  смочил  языком  кончик
карандаша и на листке  блокнота  составил расписание. -  Ты носишь  костюм с
девяти  тридцати  до  десяти, Мануло - до  десяти  тридцати,  Домингес  - до
одиннадцати, я - до половины двенадцатого, Мартинес - до двенадцати, а...
     - Почему я должен быть последним? - недовольно воскликнул Ваменос.
     Мартинес быстро нашелся и сказал с улыбкой:
     - А ведь после двенадцати самое лучшее время, дружище.
     - Это верно, - согласился Ваменос. - Я не подумал об этом. Ладно.
     Гомес вздохнул.
     - Хорошо. Каждый по полчаса. Но с завтрашнего дня, запомните, каждый из
нас  надевает  костюм только раз в неделю. А в воскресенье мы тянем  жребий,
кому надеть его еще раз.
     - Мне! - со смехом воскликнул Ваменос. - Я везучий.
     Гомес крепко ухватился за Мартинеса.
     - Гомес, ты первый. Надевай же, - подтолкнул его Мартинес.
     Гомес не мог оторвать  глаз от  злополучного  Ваменоса. Наконец  жестом
отчаяния он сорвал с себя сорочку.
     - Э-эх!

     Тихий шелест полотна - чистая сорочка.
     - Ох!..
     Как приятна на  ощупь чистая  одежда,  думал  Мартинес,  держа наготове
пиджак. Как она приятно шуршит, как приятно пахнет!
     Позвякивание  пряжек  -  брюки;  шелест -  галстук,  подтяжки.  Шорох -
Мартинес набросил пиджак, и он ловко сел на податливые плечи Гомеса.
     - Ole!
     Гомес повернулся, как матадор, в чудесном, излучающем сияние костюме.
     - Ole, Гомес, ole!
     Гомес отвесил поклон и направился к двери.
     Мартинес впился  глазами  в  циферблат  своих часов. Ровно  в десять он
услышал
     чьи-
     то  неуверенные  шаги в коридоре, словно человек заблудился.  Он открыл
дверь и выглянул.
     По коридору бесцельно брел Гомес.
     У  него  больной  вид,   подумал  Мартинес.  Нет,  у  него  потерянный,
потрясенный, удивленный вид.
     - Сюда, Гомес, сюда!
     Гомес круто повернулся и наконец нашел дверь.
     - О, друзья, друзья, - сказал он. - Друзья, вы не представляете!.. Этот
костюм, этот костюм!..
     - Расскажи нам, Гомес! - попросил Мартинес.
     -  Не могу,  не могу! - Гомес возвел глаза к небу, поднял кверху широко
раскинутые руки.
     - Расскажи, Гомес!
     - Нет  слов, нет  слов. Вы должны  увидеть сами. Да,  да,  сами... - Он
молчал,  тряся головой,  пока  не  вспомнил, что все  стоят  и  ждут.  - Кто
следующий? Мануло!
     Мануло в одних трусах выскочил вперед.
     - Я готов!
     Все засмеялись, закричали, засвистели.
     Мануло,  надев костюм,  ушел.  Его  не  было двадцать  девять  минут  и
тридцать секунд. Он  вошел  в комнату, не отпуская ручку  двери, он держался
руками за стену, он ощупывал собственные руки, проводил ладонями по лицу.
     - Дайте  мне рассказать вам,  - наконец промолвил он.  -  Compadres,  я
зашел в бар.  Нет, я не заходил в бар,  слышите? Я не пил. Потому что пока я
шел  туда,  я уже  начал смеяться и петь. Почему? Почему? - спрашивал я  сам
себя. Потому, что от этого костюма мне стало веселее, чем от вина.  От этого
костюма я стал пьян, пьян, пьян! Поэтому я зашел в закусочную "Гвадалахара",
играл там на гитаре и спел четыре  песни очень высоким голосом. Этот костюм,
ах, этот костюм!
     Домингес - теперь была его очередь - ушел и вернулся.
     Черная  записная книжка с телефонными номерами,  подумал  Мартинес. Она
была у него в руках, когда он уходил. А теперь руки его пусты. Что это? Что?
     - На улице, - сказал Домингес с широко открытыми глазами, переживая все
заново, - когда я шел, одна женщина воскликнула: "Домингес, неужели это ты?"
А другая сказала:  "Домингес? Нет, это сам Кетсал-коатл,  Великий Белый Бог,
пришедший  с  Востока". Слышите?  И  мне  сразу же  расхотелось  встречаться
одновременно  с шестью, с  восемью женщинами. Должна быть  одна,  подумал я,
одна! И кто знает, что я скажу ей, этой одной. "Будь  моей". Или: "Выходи за
меня замуж". Caramba! Этот костюм  опасен.  Но мне плевать на это. Я живу, я
живу! Гомес, с тобой тоже такое творилось?
     Гомес, все  еще  ошеломленный тем, что  пережил в этот  вечер,  покачал
головой.
     - Не надо, не говори. Слишком много всего. Потом. Вильянасул!
     Вильянасул смущенно вышел вперед.
     Вильянасул  смущенно  покинул  комнату.  Вильянасул  смущенно  вернулся
обратно.
     -  Представьте,  -  сказал он, ни на кого не глядя, опустив глаза вниз,
словно обращался к половицам. - Зеленая площадь, группа пожилых коммерсантов
и дельцов под открытым звездным небом  - они говорят, кивают головами, опять
говорят. Потом один из  них что-то шепчет, все поворачиваются, расступаются,
и  через образовавшийся  проход, словно  сноп света  сквозь льдину, проходит
белое  видение, а внутри  него -  я. Я делаю глубокий вдох, в животе у  меня
словно  желе, голос мой еле слышен,  но вот он становится громче. Что  же  я
говорю? Я  говорю: "Друзья,  вы читали "Sartor  Resartus"  Карлейля?  В этой
книге мы находим изложение его философии одежды..."
     Наконец  пришла   очередь  Мартинеса  надеть  костюм  и  отправиться  в
неизвестность.
     Четыре раза он обошел квартал, четыре раза  останавливался под балконом
дома и  глядел вверх на освещенное окно: там двигалась  тень - за этим окном
была прекрасная девушка,  она  появлялась и исчезала.  Лишь на  пятый раз он
увидел ее на  балконе - летняя жара  выгнала ее  из комнаты подышать  ночной
прохладой. Она посмотрела вниз. Она сделала знак.
     Вначале ему  показалось,  что она  машет ему.  Ему  показалось, что  он
привлек  ее внимание, словно белый гейзер. Но она никому не махала. Еще жест
- и пара очков в темной оправе украсила ее переносицу. Девушка посмотрела на
Мартинеса.
     "Ага, вот  оно что, - подумал он.  -  Ну что ж, даже слепые  видят этот
костюм". Он улыбнулся ей. Ему уже не надо было махать ей рукой. Наконец-то и
она улыбнулась в ответ. И ей тоже  не  надо было махать ему  рукой. А потом,
возможно, потому, что  он не  знал, как ему  быть дальше и как избавиться от
улыбки, которая растянула его рот до ушей, он бросился наутек и завернул  за
угол, чувствуя на себе  взгляд девушки. Когда он  обернулся,  она уже  сняла
очки  и следила близоруким взглядом за тем, что  ей,  должно  быть, казалось
движущимся  белым пятном в  темноте.  Затем, чтобы прийти в себя,  он  снова
завернул  за  угол  и  зашагал  через  весь  город, ставший  внезапно  таким
прекрасным, что ему захотелось кричать, смеяться и снова кричать.
     Возвращаясь, он шел медленно, словно во сне, с полузакрытыми глазами; и
когда  он  появился  в  дверях,  все  увидели  не  Мартинеса,  а самих себя,
возвращающихся домой. И все вдруг поняли, что с ними что-то происходит...
     -  Ты  опоздал! -  воскликнул Ваменос,  но  тут  же умолк.  Нельзя было
разрушать чары.
     - Скажите мне, кто я? - сказал Мартинес.
     Медленно он сделал круг по комнате.
     Да,  думал он, это сделал костюм  и все, что связано с ним, то, как они
пошли все вместе в магазин, смеющиеся и, как сказал Мануло, без вина пьяные.
По мере того  как  сгущалась  темнота и каждый по  очереди  натягивал брюки,
балансируя на одной ноге и держась рукой за плечи  других, чувства их росли,
становились теплее,  лучше;  один за другим они выходили  за  дверь, один за
другим возвращались, пока снова  не пришел черед  Мартинеса  стоять  во всем
великолепии и белизне, так, словно он готовился отдать какое-то приказание и
все должны были умолкнуть и расступиться.
     - Мартинес, пока тебя не было, мы достали три зеркала. Посмотри.
     В зеркалах, поставленных,  как в магазине, отражалось три  Мартинеса, а
за ним тени и  эхо тех,  кто  надевал костюм до  него  и  ходил  глядеть  на
сверкающий мир.  В блестящей глади зеркал Мартинес увидел  огромность  того,
что они переживали, и глаза его наполнились  слезами. Другие тоже заморгали.
Мартинес коснулся зеркал.  Они задрожали. Мартинес  увидел  тысячу,  миллион
Мартинесов в белоснежных  одеяниях, проходящих через вечность, еще и еще раз
отраженных в ней, не исчезающих и нескончаемых.
     Он поднял  белый  пиджак  в воздух.  В  оцепенении  остальные  не сразу
сообразили, чья грязная рука протянулась к нему.
     А затем:
     - Ваменос!
     - Свинья!
     -  Ты  даже не умылся!  - закричал  Гомес -  И не побрился, пока  ждал.
Compadres, в ванну его!
     - В ванну! - закричали все.
     - Нет! - завопил Ваменос. - Ночной воздух, я заболею!
     Кричащего Ваменоса поволокли в ванну.

     Ваменос   был  почти   неправдоподобен   в  белом   костюме,  побритый,
причесанный, с чистыми ногтями.
     Его друзья мрачно взирали на него.
     Ибо  разве  не верно, думал Мартинес, что, когда идет  Ваменос,  лавины
низвергаются  с  гор,  а  когда  он  проходит по тротуару, обитателям  домов
хочется плеваться из окон, или выливать помои, или еще хуже. Сегодня, в этот
вечер,  Ваменос пройдет под  тысячами  раскрытых окон,  балконов, по глухим,
темным переулкам. Мир  жужжит от мух, а Ваменос  похож  на свежезамороженный
торт.
     - Ты действительно здорово выглядишь в этом костюме, Ваменос, - грустно
сказал Мануло.
     -  Спасибо.  - Ваменос передернул плечами, чтобы поудобнее  чувствовать
себя  в костюме, в  котором только  что  перебывали  все  его друзья.  Тихим
голосом он спросил: - Теперь я могу идти?
     - Вильянасул! - сказал Гомес - Запиши-ка ему правила.
     Вильянасул послюнил огрызок карандаша.
     - Во-первых, - диктовал  Гомес, -  ты не  имеешь  права падать  в  этом
костюме, Ваменос.
     - Не буду.
     - Прислоняться к стенам домов.
     - Никаких стен.
     - Ходить под деревьями, где гнездятся птицы. Курить. Пить...
     - Пожалуйста, - взмолился Ваменос, - можно мне садиться в этом костюме?
     - Если стул не шибко чистый, снимай брюки и вешай на спинку стула.
     - Пожелайте мне счастья, - сказал Ваменос.
     - С богом, Ваменос.
     Он вышел и захлопнул за собой дверь. И вдруг все услышали звук рвущейся
материи.
     - Ваменос! - завопил Мартинес.
     Он бросился  к  двери, распахнул ее Ваменос  держал  в руке разорванный
надвое носовой платок и хохотал.
     - Тр-р-р!  Видели  бы вы  свои рожи!  Тр-р-р! - Он  разорвал  платок  в
клочья. - Ну и рожи! Вот умора. Ха-ха-ха!
     С  громоподобным хохотом Ваменос захлопнул дверь перед  обескураженными
друзьями и ушел.
     Гомес схватился за голову и отвернулся.
     - Бейте меня, бросайте в меня камнями. Я продал наши души дьяволу.
     Вильянасул  сунул  руку в карман, вытащил  серебряную монетку  и  долго
глядел на нее.
     - Вот мои  последние пятьдесят центов. Кто еще может дать деньги, чтобы
выкупить у Ваменоса его часть костюма?
     -  Бесполезно. - Мануло показал десять центов. - Этого хватит  выкупить
лишь борта да петлицы.
     Гомес,  стоявший  у  открытого  окна,  внезапно  высунулся  из  него  и
закричал:
     - Нет, Ваменос, нет!
     Внизу  на  улице испуганный Ваменос погасил  спичку  и швырнул на землю
где-то  подобранный  сигарный  окурок. Он сделал  странный  жест  приятелям,
глядевшим в окно, затем небрежно помахал им рукой и зашагал прочь.
     Пятеро друзей  теснили  и толкали  один другого, не  в  силах отойти от
окна.
     - Клянусь,  он  в  этом костюме будет есть шницель  по-гамбургски,  - с
тоской прошептал Вильянасул. - Я думаю о горчице.
     - Перестань! - воскликнул Гомес. - Не может этого быть! Не может!
     Внезапно Мануло очутился у двери.
     - Мне необходимо промочить горло.
     - Мануло, вино в бутылке на полу.
     Но  Мануло был  уже  за  дверью.  Через  минуту  Вильянасул  с  деланно
безразличным видом потянулся и прошелся по комнате.
     - Пожалуй, пойду прогуляюсь до площади, друзья.
     Не  прошло  и  минуты  после его  ухода, как Домингес, помахав  друзьям
записной книжкой, подмигнул и взялся за дверную ручку.
     - Домингес! - окликнул его Гомес.
     - Что?
     - Если  случайно  увидишь Ваменоса,  скажи  ему, чтобы  не ходил к Мики
Мурильо в "Красный петух". Там драки не только на экране телевизора.
     - Он не посмеет пойти к Мурильо, - сказал Домингес. -  Ваменосу слишком
дорог этот костюм. Он не сделает ничего такого, что может  причинить костюму
вред.
     - Он скорее убьет родную мать, - добавил Мартинес.
     - Уверен,  что  он способен  на это,  - сказал  Гомес. Мартинес и Гомес
остались  одни  в  комнате,  прислушиваясь  к  торопливым  шагам  Домингеса,
сбегавшего по лестнице. Они обошли вокруг голого манекена. Затем Гомес долго
стоял  у раскрытого окна и  глядел  вниз, покусывая  губы.  Рука  его дважды
касалась нагрудного  кармана сорочки, и каждый раз он отдергивал ее. Наконец
он вынул что-то из кармана и, даже не взглянув, протянул Мартинесу.
     - Возьми, Мартинес.
     - Что это?
     Мартинес глядел на сложенную вдвое розовую  бумажку с какими-то цифрами
и словами. Глаза его расширились от удивления.
     - Билет на автобус, отходящий в Эль-Пасо через три недели?
     Гомес кивнул.  Он не смотрел на Мартинеса. Он смотрел в окно на  летнюю
ночь.
     -  Верни  его в кассу и получи  обратно деньги,  -  сказал он. - Купи к
нашему костюму хорошую  белую  панаму  и бледно-голубой галстук. Сделай это,
Мартинес.
     - Гомес...
     - Молчи. Ну и духота же здесь. Мне надо подышать свежим воздухом.
     - Гомес! Я тронут, Гомес...
     Дверь комнаты зияла пустотой. Гомес ушел.

     "Красный петух", кафе и коктейль-бар Мики Мурильо был зажат между двумя
высокими кирпичными домами и поэтому,  будучи узким по  фасаду, вынужден был
вытянуться вглубь. Снаружи шипел, гас и  снова загорался  неоновый серпантин
вывески.  Внутри проплывали  мимо окон и  снова исчезали в глубине бурлящего
ночного бара туманные тени.
     Мартинес,  приподнявшись   на  носках,  заглянул   в   светлый   глазок
размалеванного красной краской окна.
     Он почувствовал  чье-то  присутствие слева  от  себя  и чье-то  дыхание
справа. Он посмотрел налево, потом направо.
     - Мануло! Вильянасул!
     - Я пришел к выводу, что мне  совсем не хочется пить, - сказал Мануло -
Я решил просто прогуляться.
     - Я  шел в  сторону площади,  - сказал Вильянасул, - но мне  захотелось
пройти этой дорогой.
     Словно сговорившись, все трое тут же умолкли и, встав на цыпочки, стали
смотреть в бар через глазки в размалеванном окне.
     Спустя  несколько мгновений они  почувствовали за спиной чье-то  частое
дыхание.
     - Что, наш белый костюм там? - услышали они голос Гомеса.
     - Гомес! - воскликнули все трое удивленно. - Хэй!
     -  Да!  - сказал Домингес, который только сейчас нашел удобный глазок в
окне. - Вот он! И, хвала господу, он все еще на плечах у Ваменоса.
     - Я не вижу! - Гомес прищурился и приложил ладонь козырьком к глазам. -
Что он там делает?
     Мартинес тоже посмотрел. Да, там, в глубине  бара, белое снежное пятно,
идиотская ухмылка Ваменоса и клубы дыма.
     - Он курит! - сказал Мартинес
     - Он пьет! - сказал Домингес.
     - Он ест тако, - сообщил Вильянасул
     - Сочное тако, - добавил Мануло.
     - Нет! - воскликнул Гомес. - Нет, нет, нет!..
     - С ним Руби Эскадрильо!
     - Дайте-ка мне взглянуть! - Гомес оттолкнул Мартинеса.
     Да,  это Руби -  сто  килограммов жира,  втиснутые в расшитый блестками
тугой черный шелк;  пунцовые ногти  впились  к  плечи  Ваменоса,  обсыпанное
пудрой, измазанное губной помадой тупое коровье лицо наклонилось к его лицу.
     -  Эта  гиппопотамша! -  воскликнул Домингес.  -  Она  изуродует  плечи
костюма. Посмотрите, она собирается сесть к нему на колени!
     -  Нет,  нет, ни за что!  Такая  намазанная и накрашенная!  -  застонал
Гомес. - Мануло, марш  туда! Отними у него стакан. Вильянасул, хватай сигару
и  тако!  Домингес, назначь  свидание Руби  Эскадрильо  и  уведи ее  отсюда.
Andale, ребята!
     Трое исчезли, оставив ахающих  от ужаса Гомеса и Мартинеса подглядывать
в окно.
     - Мануло отнял стакан, он выпивает вино!
     - Ole! А вон Вильянасул, он схватил сигару, он ест тако.
     - Хэй, Домингес отводит в сторону Руби! Вот молодец!
     Какая-то тень скользнула с улицы в дверь заведения Мурильо.
     - Гомес! - Мартинес схватил Гомеса за руку. - Это Бык Ла Джолья, дружок
Руби. Если он увидит ее с  Ваменосом, белоснежный костюм будет залит кровью,
кровью!..
     - Не пугай меня! - воскликнул Гомес. - А ну быстрее!
     Оба  бросились в бар. Они  были  около Ваменоса как  раз  в тот момент,
когда Бык Ла Джолья сгреб своими ручищами лацканы прекрасного  костюма цвета
сливочного мороженого.
     - Отпусти Ваменоса! - закричал Мартинес.
     - Отпусти костюм, - уточнил Гомес.
     Бык Ла Джолья  и приподнятый вверх и приплясывающий на цыпочках Ваменос
злобно уставились на непрошеных гостей.
     Вильянасул застенчиво вышел вперед. Вильянасул улыбнулся.
     - Не бей его. Ударь лучше меня.
     Бык  Ла  Джолья ударил  Вильянасула в лицо.  Вильянасул, схватившись за
разбитый нос, с глазами полными слез отошел в сторону.
     Гомес схватил Быка за одну ногу, Мартинес за другую.
     - Пусти  его, пусти,  peon, coyote, vaca! - Но Бык Ла Джолья еще крепче
ухватился  ручищами  за  лацканы костюма, и все  шестеро друзей застонали от
отчаяния. Он то отпускал лацканы, то снова мял их в кулаке. Он готовился как
следует рассчитаться с Ваменосом, но к нему снова  приблизился Вильянасул  с
мокрыми от слез глазами.
     - Не бей его, бей меня.
     Когда  Ла Джолья снова  ударил  Вильянасула, на его собственную  голову
обрушился сокрушительный удар стулом.
     - Ole! - воскликнул Гомес.
     Бык  Ла   Джолья  пошатнулся,  заморгал   глазами,  словно  раздумывая,
растянуться ему на полу или не стоит, однако не отпустил Ваменоса.
     - Пусти! - закричал Гомес. - Пусти!
     Один за другим толстые,  как сосиски, пальцы Быка разжались и отпустили
лацканы костюма. Через секунду он уже неподвижно лежал на полу.
     - Друзья, сюда!
     Они вытолкнули Ваменоса на улицу; там с видом оскорбленного достоинства
он высвободился из их рук.
     - Ладно, ладно,  мое  время  еще не  истекло. У  меня  еще две минуты и
десять секунд.
     - Что?! - возмущенно воскликнули все.
     -  Ваменос, - сказал Гомес,  - ты позволил, чтобы гвадалахарская корова
села  тебе на колени, ты  затеваешь  драки,  ты куришь, пьешь, ешь  тако,  а
теперь еще осмеливаешься говорить, что твое время не истекло!
     - У меня еще две минуты и одна секунда.
     - Эй, Ваменос,  ты  сегодня  шикарный,  -  донесся  с  противоположного
тротуара женский голос.
     Ваменос улыбнулся и застегнул пиджак.
     - Это Рамона Альварес. Эй, Рамона, подожди!
     Ваменос ступил на мостовую.
     - Ваменос! - умоляюще крикнул вдогонку  Гомес. - Что  можешь ты сделать
за одну минуту... - он взглянул на часы, - и сорок секунд?
     - Вот увидите. Рамона!
     Ваменос устремился к цели.
     - Ваменос, берегись!
     Удивленный Ваменос  круто  обернулся и  увидел  машину, услышал скрежет
тормозов.
     -  Нет!  -  завопили  пятеро друзей на тротуаре.  Услышав глухой  удар,
Мартинес содрогнулся. Он поднял голову  - казалось,  кто-то швырнул в воздух
охапку белого белья. Он закрыл глаза.
     Теперь он  слышал  каждый звук.  Кто-то с шумом  втянул в себя  воздух;
кто-то громко выдохнул. Кто-то  задохнулся,  кто-то застонал, кто-то  громко
взывал к милосердию, а кто-то закрыл руками лицо. Мартинес почувствовал, что
сам он колотит себя кулаками в грудь. Ноги его словно приросли к земле
     - Я не хочу больше жить, - тихо сказал Гомес. - Убейте меня кто-нибудь.
     Тогда, неуклюже покачиваясь, Мартинес взглянул на свои  ноги и приказал
им двигаться. Он наткнулся на  кого-то из друзей -  они все теперь двинулись
впер